Роб Рой.
Часть третья.
Глава пятая

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Скотт В., год: 1817
Категории:Историческое произведение, Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Роб Рой. Часть третья. Глава пятая (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА V.

"Вашей чести угодно ли принять мои покорные услуги? Вы не побалуетесь на нашего слугу и я сделаю для вас за тридцать шиллингов то, чего другой не сделает за тридцать ефимков."

Грин.

Я не забыл наставлений главного Судьи, данных мне на прощанье; но не счел за большой грех поцеловать Матию, присоединив к этому пол-кроны в награду за её труд. - Перестаньте, сударь, сказала она мне таким голосом, который не означал большого неудовольствия. Я? начал стучать в двери Мистрис Флейтер, моей хозяйки, и разбудил сим средством двух или трех собак, кои начали лаять; вслед за тем в ближайших окнах показались две или три головы в ночных колпаках, чтоб узнать, кто дерзнул нарушить святость воскресной ночи и поднять такую тревогу. Между тем как я боялся, чтоб они из ревности к своему долгу не оросили меня таким дождем, какой Ксантиппа, говорят, излила на главу своего супруга, Мистрис Флейтер проснулась сама и начала ругать голосом, достойным жены. Сократовой, двух или трех слуг, бывших на кухне, для чего не отперли они дверей при первом ударе, чрез что такая сумятица, была б отвращена.

Сии достойные особы были: верный Андрей Ферсервис и друг его Гамморган, третье лицо был публичной городской крикун, что я узнал после. Они осаждали горшок с пивом, который спросили на мой счет, занимаясь Между тем составлением прокламации, долженствовавшей провозгласиться на другой день по всем улицам, дабы получить какое нибудь известие о несчастном молодом человеке: так им угодно было меня величать.

Нужно ли сказывать, что я не скрывал своего негодования на Андрея, который так дерзко осмеливался вмешиваться в мои дела; но радостный восторг его, коему он предался увидев меня, не позволил ему слышать моих восклицаний. Может быть, здесь было более притворства, нежели натуры, и слёзы, которые он проливал, истекали, вероятно, из другого источника чувствительности - горшка с пивом.. Как бы то ни было, эта шумная радость, которую он ощущал, или старался ощущать, спасла его от палочного наставления, назначенного ему во первых за те выражения, кои он позволил себе делать на мой счет, а во вторых за глупую историю, рассказанную обо мне Г. Гервею. Я удовольствовался тем, что затворил ему дверь в самой нос, когда он хотел войти за мною в мою комнату, поблагодарив на лестнице двадцать раз небеса за мое возвращение и столько же раз посоветовав мне вперед не выходишь без него. Утомившись до крайности, я бросился в постель, решившись, на другой же день прогнать от себя самолюбивого педанта, который гораздо более расположен был исправлять должность педагога, нежели слуги.

В самом деле по утру я позвал к себе Андрея и спросил, что ему нужно за то, что проводил меня до Гласгова. Г. Ферсервис побледнел при этом вопросе, увидев что он был предшественник его отставки.

-- Ваша честь, сказал он мне после нескольких минут величайшого смущения, думаете..., не думаете... что... это...

-- Говори, негодной, или я переломаю тебе кости.

Но Андрей, находясь между страхом умножить гнев мой неумеренным требованием и опасением потерять часть прибыли, попросив менее, нежели сколько я намеревался ему дать, был в величайшем затруднении и делал про себя вычисления.

Наконец угроза моя вынудила из него ответ, подобно как спасительный удар между плечь освобождает глотку от остановившейся в оной кости.

-- Восемнадцати Английских копеек per diem, то есть в день, будет достаточно.

-- Это вдвое против обыкновенной цены и втрое более, нежели ты заслужил. Но быть так; вот тебе гинея. Теперь ты можешь заняться своими делами, а да моих тебе нет более никакого дела.

-- Прости Господи! вскричал Андрей: вы с ума сошли!

-- Ты сведешь меня с ума! Я даю тебе втрое, нежели сколько нужно; а ты смотришь на меня, как будто бы я не дал тебе должного! Возьми деньги и ступай.

-- Но, прости Господи! чем же я оскорбил вашу честь?.... Столько же, как полевой цветок. Но вспомните, что Андрей Фср сервис также необходим для вас, как грядка с ромашкою в аптекарском саду! Ни за что в свете вы не должны со мною разлучаться. Я не могу на это решиться.

-- По чести, я не знаю, более ли ты плут, нежели дурак. И так ты намерен остаться со мною против моего желания?

вы решительно неприказывали мне оставить мое место.

-- Что называешь ты своим местом? Ты никогда не был моим постоянным слугою. Мне нужен был проводник, и я нанял тебя только до этого места.

-- Знаю, сказал он догматическим тоном, что я необыкновенный слуга; это правда. Но ваша честь знаете, что я ни убеждению вашему оставил место мое в один час времени. Я мог честно и совестливо приобретать двадцать фунтов стерлингов в год в саду Осбалдистон-Гальском, и потому очень странно оставить его за одну гинею. Я всегда воображал, что и после расчета останусь при вас и не потеряю понапрасну моего пропитания и выгод, кои я имел.

-- Толкуй, толкуй! Эти глупые разсуждения ни к чему тебе не послужат, и если ты не прекратишь их, то я докажу, что из фамилии Осбалдистонов не один Торнклиф умеет расправляться собственными руками.

Вся эта сцена была для меня так смешна, что я едва мог удержаться от смеха, не смотря на гнев мой. Чудак, вероятно, по физиогномии моей увидел впечатление, которое он на меня сделал, и это его ободрило. Но он разсудил переменить тон и прибегнуть к моей чувствительности.

-- Положим, продолжал он, что наша честь можете обойтись без верного слуги, который служил вам и вашим двадцать лет, я уверен, сердце ваше не позволит вам бросить меня в чужой земле: вы не захотите оставить в затруднении бедняка, который своротил с своей дороги на сорок, пятьдесят, или, может быть, и на сто миль единственно для того, чтоб сопутствовать вам, и который ничего не имеет, кроме того, что вы мне пожаловали.

Кажется, ты когда-то говорил мне, Трешем, что я был упрямец, из которого иногда можно сделать что угодно. Но в самом деле одно противоречие заставляет меня упорствовать. Когда же можно обойтись без спору, то я всегда готов согласиться, чтоб только избежать труда спорить. Я знал, что Андрей любил деньги, был утомителен и набит глупым самолюбием; но мне нужен был слуга, и я до того привык к его обращению, что очень часто оно меня забавляло. Занимаясь сими размышлениями, я спросил Андрея, знает ли он дороги северных деревень Шотландии, куда мне надобно ехать по делам моего отца с владетелями тамошних лесов? Мне кажется, еслиб я спросил у него дорогу в земной рай, то в эту минуту он взялся бы проводить меня туда. По крайней мере я рад был, что он хотя несколько знал то, что предполагал знать очень хорошо. И так я согласился принять его в услуги, но с тем, что имею право разсчитаться с ним., когда мне будет угодно.

В заключение всего дал я ему сильную гонку за вчерашнее поведение его и он оставил меня с видом, который выражал нечто среднее между смущением и торжеством, без сомнения для того чтоб в кухне, за горшком пива, рассказать другу своему дьячку, как он провел молодого Англичанина.

Потом, по обещанию моему, отправился я к Г. Гервею. Хороший завтрак был поставлен в зале, которая также служила почтенному Судье столовою и аудиенц залою. Он сдержал свое слово. Я нашел у него друга моего Ойна, который, посредством бритвы, щетки и воды, превратился совершенно в другой вид и ни мало не похож был на Ойна в темнице, унылого и запачканного. Но горесть и заботы, постигшия дом Осбалдистон и Трешем, наложили и на него печать свою; дружеский поцелуй его сопровождался глубоким вздохом. Его неподвижные глаза и задумчивый вид возвещали, что он занят был изчислением чисел, часов и минут, кои должны протечь, прежде нежели настанет критическое время, которое решит судьбу огромного торгового дома; он перебирал в уме своем все возможные случаи, могущие поддержать его или уронить. Но мне должно было сделать честь завтраку нашего хозяина, его настоящему Китайскому чаю, полученному им в подарок от одного Ваппнигского арматора, Ямайскому кофе, Английскому пиву, соленой Шотландской семге и Локфинским сельдям. Скатерть была сделана собственными руками покойного родителя его, достойного, великого Диакона. Похвалив все и видя его в хорошем расположении духа, я в свою очередь старался узнать от него некоторые нужные и любопытные для меня подробности. До сего времени мы не вспоминали о приключениях прошлой ночи; но видя, что он не весьма, расположен говорить об оных, я воспользовался паузою, которая последовала за историею скатерти, сделанной его отцем, и прямо спросил, не может ли он уведомить меня, кто этот Г. Роберт Кампбель, с которым мы вчера виделись?

Сей вопрос поразил Судью. Вместо того, чтоб отвечать, он повторил его:

-- Кто, этот Г. Роберт Кампбель?... Как!... Кто этот Г. Роберт Кампбель?

-- Да, кто он и какое его звание?

-- Он... он... гм!... он... Но гдеж вы познакомились с Г. Робертом Кампбелем, как вы то называете?

-- Несколько месяцев назад я случайно встретил его в Северной Англии.

-- И так, Г. Осбалдистон, вы его знаете также хорошо, как и я.

-- Это не возможно, Г. Гервей, ибо вы его друг и родственник.

-- Да, между нами точно есть, какое-то родство, сказал он мне с видом человека, говорящого против воли; но с тех, пор, как Роб перестал торговать скотом, я видал его очень редко. Бедняжку дурно трактовали люди, имевшие на это причины; гораздо былоб лучше, еслиб они поступили иначе; но они не раскаяваются, хотя и ничего из этого не выиграли. Потому, что приятнее видеть его на хвосте трех-сот быков, нежели в голове тридцати бездельников.

-- Но все это, любезнейшей мой Г. Гервей, не даст мне никакого понятия о звании Г. Роберта Кампбеля в свете, его привычках и способе существования.

-- Его звание? сказал Г. Гервей; он дворянин Шотландских гор. Там никого нет его благороднее. Его привычки? Он носит одежду Горцевь в горах, а штаты в Гласгове. Чтож касается до способов его существования, то какое нам до них дело, если ему ничего от нас не надобно? По мне нет времени с вами толковать. Дела вашего отца требуют теперь всего нашего внимания.

и благоразумны; для отдания ему полной справедливости, я должен прибавить здесь, что оне в то же время выражали чувствования благородные и свободные. Несколько раз принимался он чесать голову, что его счеты с домом отца моего приходят в равновесие.

-- Это, может быть, потеря, важная потеря для негоцианта Салт-Маркетской улицы в Гласгове, потеря, о коей пусть что хотят думают ваши денежные купцы Ломбард-Стрита в Лондоне. Не смотря на это, я не буду подражать вранам Галловгетским. Думаю, что от того путь мой будет также прям. Если я чрез вас потеряю, то вспомню, что чрез вас я выигрывал.

Не смотря на то, что я не очень хорошо понял последнюю пословицу, я видел, что Г. Гервей принимал живейшее участие в делах моего отца. Он отвергал и принимал различные предложения Ойна и наконец не много разсеял мрачное облако, покрывавшее чело верного поверенного моего отца.

Коллегии.

-- Вы найдете там, сказал он мне, людей, которые будут вам говорить по Латински и по Гречески; по крайней мере издержали довольно золота на этот предмет. Далее, вы можете там читать стихи, на пример перевод Св. Писания, достойнейшим Г. Захарием Бойдом. Он самой лучший из всех, и это говорили мне люди, которые знают, или должны знать в них толк. Но самое главное, приходить ко мне обедать ровно в час. У нас будет телячья и, может быть, баранья голова; не забудьте, ровно в час. В это время всегда обедал отец мой, Великий Диакон я следую его примеру и ни для кого не отложу моей трапезы ни на минуту.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница