Роб Рой.
Часть третья.
Глава седьмая

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Роб Рой. Часть третья. Глава седьмая (старая орфография)

ГЛАВА VII.

"Железное племя живет с сих горах, как в надежном убежище свободы. Суровые воины, бичи сел наших, безнаказанно сходят в наши долины, принося гибель богатому земледельцу, - опустошение полям его."

-- Для чего вы так опоздали? вскричал Г. Гервей, когда я вошел в столовую честного Банкира: знаете ли - довольно пяти минут, чтоб испортишь лучшее блюдо в обеде? Матия уже два раза хотела ставишь его на стол. Вы счастливы, что это телячья голова: она не потеряет своего вкуса", но переваренная баранья голова, есть совершенный яд, как говорил мой отец. Более всего он любил в ней уши, достойный человек!

Я извинился, и мы сели за столь, Г. Гервей с величайшим старанием нагружал наши тарелки всеми Шотландскими лакомствами, приготовленными нарочно для нас, кои не очень показались вкусными нашим Английским ртам. В этом случае я следовал светским обычаям, которые позволяют освободиться от полной тарелки, притронувшись к оной. Но участь Ойна была другая: учтивость его была точнее моей; забавно было видеть, какие употреблял он усилия, чтоб победить свое отвращение проглотить все, чем угощал его хозяин, и, сверх того, приправлять каждый кусок похвалами, которые удвой вали его мучения. Судья, радуясь его аппетиту, всякую минуту нагружал его тарелку.

Когда сняли скатерть, Г. Гервей сам приготовил пунш с водкой: в первый раз я это видел.

-- Лимоны идут из моей маленькой фермы, оттуда, сказал он, показывая плечом на зад, чтоб означить Вест-Индию. Искуство составлять это питье я узнал от старого Капитана Коффинкея, который, как меня уверяли, прибавил он понизив голос, выучился оному от Американских морских разбойников. Напиток этот весьма хорош и доказываете", что из дурной лавки выходит иногда хороший товар, чтож касается до Капитана Коффинкея, то я не знал человека честнее его, еслиб он только не бранился; так, что волосы станут дыбом на головы. Но он умер и пошел сдать счеты, которые, вероятно, найдены в порядке.

Мы нашли пунш очень вкусным и он подал повод к разговору между Ойном, и хозяином о торговле, которая, чрез присоединение Шотландии к Англии, открылась для Гласгова с Вест-Индиею и Английскими колониями в Америке. Г. Ойн предполагал, что сей город не может производить значительного торга, не покупая товаров в Англии.

-- Ни мало, сударь, ни мало! вскричал Г. Гервей с жаром: мы не имеем нужды в наших соседях; надобно только порыться в карманах. Разве не имеем мы Стирлингской саржи, Абердинских чулок, льняных изделий Муесельбургских и Единбургских? Мы имеем всякого рода полотна, кои лучше и дешевле ваших; а наши бумажные изделия, ни чем не уступают Английским.. Нет, нет, сударь, сельдь не берет в займы у соседки плавательных перьев, баран ходишь на своих собственных ногах, и Гласгов не нуждается ни в чьей помощи; Но все это не весьма для вас занимательно, Г. Осбалдистон прибавил он, видя, что я безмолвствую с некоторого времени; вы знаете: садовник не может удержаться, чтоб не поговорить о своем заступе.

Для извинения, я рассказал странные обстоятельства, в коих находился, и новые приключения, случившияся со мною утром. Таким образом, по желанию моему, я нашел случай рассказать оные в полне, без остановки. Одно, что я пропустил, как вещь ненужную, была полученная мною легкая рана. Г. Гервей слушал меня с величайшим вниманием и участием, устремив на меня свои маленькие, серые, огненные глаза, и прерывая меня однеми восклицаниями или нюханием табаку. Когда я дошел до поединка, который был следствием встречи моей с Ралейгом, Ойн поднял глаза и руки к небу, не могши произнести ни одного слова; а Г. Гервей прервал меня восклицанием! - Дурно! очень дурно! биться на шпагах с родственником! Это запрещено всеми законами Божескими и человеческими! Биться в средине Королевского города! За это наказывают арестом и заключением...

Земля Коллегии не привилегированная. Напротив, мне кажется, там более, нежели где нибудь, должны царствовать мир и тишина. Разве для того, думаете вы, отданы Коллегии земли, которые некогда приносили Епископу шестьсот фунтов чистого и верного дохода, чтоб безмозглые на них резались? Довольно того, что ученики бьются там снежными шарами, так что когда Матия и я проходим по той стороне, то всегда подвергаемся опасности получить несколько комьев в голову"... Но продолжайте вашу историю.

Когда я сказал, каким образом поединок наш был прерван, Гервей вскочил с видом изумления, и, прошедши по зале большими шагами, вскричал: - Еще Роб! Он еще здесь!... И так он дурак, ничего нет вернее, а что всего хуже, он заставит себя повесить, к стыду своих родственников. От этого ему не избавишься... Отец мой, Великий Диакон, сделал для него первую пару чулок, а Диакон Триплий, веревочной мастер, сделает ему последний галстук, . Он находится на большой дороге к виселице: ни что не может быть вернее... Но, продолжайте, Г. Осбалдистон; для чего вы не продолжаете?

Я окончил мой рассказ, и, не смотря на все старания мои придать оному всю возможную ясность, Г. Гервей нашел некоторые места непонятными, кои объяснились тогда только, как я рассказал всю историю Мориса и встречу мою с его братом у Судьи Инглевуда. Он внимательно слушал, не перерывая меня ни одного раза, и даже молчал и тогда, как я окончил свое повествование.

-- Теперь вам все известно, Г. Гервей, сказал я; остается мне просишь вашего мнения о делах моего отца и моих собственных делах чести.

-- Хорошо сказано, молодой человек, очень хорошо сказано! Всегда спрашивайте совета у людей, кои старее и. опытнее вас. Не делайте так, как нечестивый Ровоам, который советовался с молодыми безбородыми головами, пренебрегая старых советников отца своего Соломона, мудрость коего, как справедливо заметил Г. Мейкижон, объясняя это место Библии, разлилась отчасти и на них. Но дело идет здесь не о чести, а о кредите. Честь есть кровожадный убийца, возмутитель всеобщого спокойствия; кредит, напротив того, есть создание честное, такое, которое не любит шума и ссор.

-- Без сомнения, Г. Гервей, сказал наш друг Ойн, кредит есть капитал, который должно беречь для всякого случая.

-- Вы правы, Г. Ойп, вы правы; вы говорите хорошо, благоразумно, и я надеюсь, что стакан ваш придет к концу, как он ни длинен. Но, дабы перейти к Робу, я скажу, что он услужит этому молодому человеку, если будет иметь средства. Бедный Роб одарен добрым сердцем и хотя один раз я потерял с ним двести Шотландских ливров, и не весьма надеюсь получить тысячу фунтов, которые дал ему после того, но это не помешает мне отдать ему должное.

-- И так я должен почитать его человеком честным, Г. Гервей? сказал я ему.

-- Но... гм... кашлянув несколько раз: без сомнения.... он.... имеет горскую честность, некоторого рода свою честность, как говорится. Покойный отец мой, Великий Диакон, много смеялся, объясняя мне эту пословицу. Некоторый Капитан Костлет хвалился приверженностью своею к Королю Карлу. Писарь Петигрев, о котором, вероятно, вы слыхали много историй, спросил у него: что сталось с его приверженностью, что он сражался против Короля при Ворстере, в армии Кромвеля? Но у Капитана Костлета на все был ответ. Он отвечал, что служил ему по своему, и слово это сохранилось. Честный отец мой всегда смеялся, рассказывая сию историю.

-- Но думаете ли вы, что тот, кого называете вы Робом, услужит мне по ? Можно ли явиться на свидание, которое он назначил?

-- Смело и безбоязненно, ибо, мне кажется, это стоит того. К томуж вы сами подвергаетесь здесь некоторой опасности. Этот негодяй Морис имеет место при таможне в Греноке, гавани, лежащей не далеко отсюда, на устье Клида. Всякой знает, что это двуногое животное с гусиною головой и куриным сердцем, который прохаживается по набережной и мучит бедных людей различными притеснениями. По к концу счета, если он на вас пожалуется, Судье надобно исполнять свою должность; вы можете быть запечатаны в четырех стенах, в ожидании объяснений, а это не поможет делам вашего отца.

-- Все сие справедливо; помогу ли удалиться из Гласгова, когда, по моему мнению, этот город есть театр злобных дел Ралейга? Могу ли положиться на весьма подозрительную честность человека, о котором я только и знаю, что он боится правосудия, имея на то, вероятно, важные причины, и которого тайные и, может быть, преступные планы связали с виновником моего несчастий - Вы строго судите бедняжку Роба, слишком строго; но вы точно не знаете нашей страны, обитаемой людьми, коих мы называем Горцами, потому что она вообще покрыта горами. Это племя вовсе на нас не похоже. У них нет ни судей, ни полицейских, кои держат мечь правосудия, как покойный отец мой. Великий Диакон, или как я. Приказ Лерда делает все; когда он говорит, все повинуются и не знают других законов, кроме конца кинжала. Их сабля есть то, что вы называете в Англии истец, а щиты их - ответчик. Вот как ведутся тяжбы у наших Горцев.

Ойн со вздохом поднял руки к несу; и я, признаюсь, после такого описания почувствовал не очень большую охоту посетить страну, где законы вовсе не были известны.

-- Мы не часто входим в сии подробности, во первых потому, что они нам свои, а во вторых, что не должно осуждать своей стороны, особенно перед чужеземцами. Одна только негодная птица оскверняешь свое гнездо.

-- Очень хорошо, Государь мой; до так как я спрашиваю вас не из одного пустого любопытства, то надеюсь, что вы простите меня, если я потребую от вас изъяснений самых подробных. Мне нужно поговоришь о делах моего отца со многими особами, живущими в сих горах и в окрестности оных, и я чувствую, что ваша опытность и знание принесут мне величайшую пользу.

Эта небольшая лесть не была потеряна.

-- Моя опытность! сказал Судья; да, я не без опытности, и в жизнь мою делал кое-какие разсчеты. Между нами сказать, я даже узнал некоторые вещи посредством Андрея Виллия, моего прежнего писаря, который служит теперь у Маквития, Макфена и Компании; но не смотря на это" охотно приходит ко мне по Субботам выпить вместе стакан вина; если вы хотите следовать советам Гласговского фабриканта, то скажу вам, что я не из числа тех людей, которые отказывают сыновьям своих старинных корреспондентов; отец мой также не сказал бы вам: нет. Мне приходило в голову открыть все это Герцогу Аргильскому или брату его Лорду Гею; ибо, за чем светильник держать под спудом? Но сии большие господа обратят ли внимание на то, что говорит им бедной фабрикант? Они гораздо более думают о звании того, кто им говоришь, нежели о вещах, которые им сказывают. 11е то, чтоб я хотел говорить худо об этом Ma ъ-Калум-Море. Не кляни богатого в спальне твоей, сказал сын Сидраха, ибо птица принесет к нему слова твои.

Я прервал сии предуведомления, которые составляли пространнейшую часть речей Судьи, для уверения его, что он совершенно может положиться на скромность Ойна и мою.

-- Это не то, возразил он, это не то. Я не опасаюсь ничего; чего мне опасаться? Я не говорю ни об ком дурного. Эти горцы имеют длинные руки, а так как я проезжаю иногда мимо их гор к некоторым родственникам моим, то не хочу быть между ними в дурной славе. Но как бы то ни было, чтоб продолжать.... Ах! надобно сказать вам, что все замечания мои основаны на соображениях, на цыфрах: Г. Ойн скажет вам, что это единственный источник и вернейшее доказательство всех знаний человеческих.

Ойн поспешил сделать утвердительный знак, ожидая любопытного для него рассказа, и оратор наш продолжал:

-- Сия верхняя страна {Так называют гористую часть Шотландии. - На Руском нет слова, которое вполне выражало бы Английское: Highland's. Прим. Перев.}, как мы ее называем, есть некоторого рода дикой мир, наполненный утесами, пещерами, лесами, реками и горами столь высокими, что крылья самого диавола утомятся, пока достигнут их вершины. В этой стране и островах от тиед зависящих, кои ничем не лучше, или, говоря правду, еще хуже оной, находится до двухсот тридцати приходов, вместе с Оркадскими островами, в коих жители говорят, незнаю, Гальским, ли языком, или нет; но весьма далеки от просвещения. Теперь, господа, я полагаю население каждого прихода средним числом, вычитая девятилетних детей, до 800 человек, прибавив к этому числу четверть для детей, итог населения будет.... Прибавим четверть к 800, чтоб получить множителя, 230 есть множимое.

-- Произведение, сказал Ойн, с величайшим удовольствием входивший в статистическия исчисления Г. Гервея, будет 230,000.

-- Верно, Г. Ойн, совершенно верно! Теперь: число всех Горцев, кои могут поднять оружие, от восьмнадцати до пятидесяти лет, есть по крайней мере четверть населения, то есть.... 57,500 человек. Но, господа, скажу вам печальную истину, что страна эта не может доставить занятий даже половине из сего числа, то есть: земледелие, скотоводство, рыбная ловля, и всякого рода честные труды, не могут занимать рук половины; три части из них не делают совершенно ничего, как будто заступ и плуг жгут им пальцы. 11 так эта половина населения без занятий, простирающаяся до...

-- 115,000 душ, сказал Ойн.

-- Справедливо, Г. Ойн, совершенно справедливо!... И так эта половина населения, из коей половину предполагали мы способною носить оружие, может представить нам 28,700 человек, Кои лишены всех средств к честному пропитанию.

-- Возможноли, Г. Гервей! вскричал я, чтоб эта была верная картина столь значительной части Великобритании?

-- Вернейшая, сударь, я это докажу вам очень ясно... Положим, что всякой приход употребляет 50 плугов; слишком еще много для негодной почвы, которую сии несчастные обработывают; сверх того я полагаю, что лошади и рогатой скот их найдут довольно для себя пропитания. Теперь, к плугам и скоту причислим 75 семейств из шести человек каждое, прибавим 50 для круглого счета, и мы получим 500 человек, то есть половину населения, которая будет не совсем без работы и пропитаются кислым молоком и овсяным хлебом. Но что вы сделаете с остальными 500?

-- Но ради Бога скажите, Г. Гервей, какое же их занятие? Я трепещу, помышляя об их участи!

-- Выб трепетали еще более, если бы судьба назначила вам быть их соседом... Предположим теперь, что половина этой половины честным образом достает себе пропитание, работая для жителей ближайших долин, на жатве, сенокосах и проч. Сколько же остается сотен и тысячь, кои не хотят ни работать, ни умереть с голоду, нищействуют и крадут, или живут на счет, своего предводителя, исполняя все его приказания, какие бы то ни было! Они сотнями сходят в ближния долины, грабят всех и каждого, и уносят с собою добычу. Вещь плачевная в стране Христианской тем более, что они поставляют это себе в честь; но их мнению гораздо благороднее завладеть стадом скота с саблею в руках, нежели наняться работать в поле. Самые начальники их ничем не лучше. Если они не приказывают им воровать и грабить, то и не запрещают, а напротив дают им убежище или позволяют им укрываться в своих горах, лесах и крепостях, когда они сделают неудачное предприятие. Всякой начальник имеет довольно большое число лентяев своего имени и клана, коим он дает жалованье, не считая тех, которые сами могут содержать себя каким бы то ни было образом. Вооруженные саблями, ружьями, пистолетами, они готовы нарушить спокойствие страны по первому знаку своего вождя. Вот каковы, уже несколько веков, сии горцы, презренные негодяи, у коих Христианского одно только имя; они держат во всегдашнем безпокойстве и страхе мирное, спокойное свое соседство.

-- И этот Роб, спросил и, ваш родственник, а мой друг, есть, без сомнения, один из сих вождей, имеющих у себя толпы негодяев, о коих вы говорите?

древних Гленстреев, кои были первейшими людьми в своей стране. Я не почитаю это очень важным: это образ месяца в ведре воды; но я могу показать вам письма его отца к моему отцу, Великому Диакону, да будет мир его душе! о деньгах, кои отец мой дал ему взаймы; письма сии хранил он, как нужные бумаги. Он был человек старательной!

-- Но если он не принадлежит к числу тех начальников, о коих вы упоминали, то по крайней мере пользуется большою доверенностию и некоторою властию в своих горах?

-- О! вы не ошибаетесь. Нет имени более известного между Ленноксом и Бреадальбаном. Роб вел прежде трудолюбивую жизнь и торговал рогатым скотом. Приятно было видеть, как он приходил на рынки наши, в горской одежде своей, с саблей на боку, пистолетами за полсом и ружьем в руке, последуемый дюжиною своих слуг; он пригонял большие стада быков столь же суровых на вид, как их проводники. Все дела его были честны и справедливы; и если он видел, что покупщик его торговал несчастливо, он делал большие уступки. Один раз я был свидетелем его уступки по пяти шилингов на ливр.

-- Двадцать пять на сто! вскричал Ойн: это значительный учет!

-- Да, но он делал это, как я вам говорю, особенно когда покупщик был человек бедной, который не в силах выдержать убытка. Но пришли тугия времена и Роб на многое отважился. Это была не моя вина! не моя, вина! Не льзя упрекнуть меня, что я ему не советовал. Он понес убытки имел дела с заимодавцами, с безжалостными соседями. Во время отсутствия его взяли земли, стада, все, что у него было и выгнали из дому жену. Стыд! срам! Я человек тихой, я Судья; но еслиб такия обиды сделаны были моей служанке Матие, то сабля отца моего Великого Диакона, которая была с ним в сражении при Ботвельском мосте, снова бы увидела свет. Роб возвратился домой, где он оставил изобилие и нашел нищету и отчаяние. Он посмотрел на север и на юг, на запад и на восток, и не увидел ни пристанища, ни надежды. Что делать? Он надвинул на глаза свою шапку, взял свой пояс и оружие, и стал отчаянною головою.

Голос доброго банкира прервался невольно. Хотя он не гордился родством с горцем, но видно было, что не мог без смущения говорить о его несчастиях и тщеславился его добрыми качествами; картина прошлых злополучий трогала его гораздо более, нежели страдания последующия.

-- И так, сказал я Г. Гернею, видя, что он был не в состоянии продолжать, отчаяние заставило вашего родственника сделаться одним из тех опустошителей, о коих вы говорили?

-- Нет, нет, не совсем, не совсем! Он начал собирать черные дани во всем Ленноксе и Мантейте, до самых ворот замка Стирлингского.

-- Черные дани? Что вы под этим разумеете?

в войнах против Короля, Парламента и против Епископской церкви. Мать моя была из фамилии Мак-Грегоров. Мне нет дела, знают ли это или нет: я не стараюсь скрывать истины. Таким образом Роб сделался начальником многочисленной толпы отважных людей. Он сказал им, что стыдно видеть опустошения, совершаемые на юге их гор и предложил им обезпечишь всех мызников и владельцев, которые должны за это платить четыре процента с своих доходов. Сие-то самое называем мы черною данью. Это, без сомнения, маловажная жертва для обезпечения себя от воровства и грабежа, и Роб старался всеми силами исполнять условие. Если у кого нибудь из них пропадал хотя баран, стоило только пожаловаться Робу, и баран возвращался, или вместо оного деньги. Роб свято держал свое слово: ни кто не может в этом на него пожаловаться.

-- Это весьма странное страховое условие, сказал Ойн.

-- Я не спорю, сказал Г. Гервей, что оно незаконно. Нет, незаконно. Напротив, законы налагают наказание на тех, кои платят черные дани, как и на тех, кто оные собирает. Но если закон не может защитить своего дома и стал, почему не прибегнуть мне к горцу, который в состоянии это сделать? Что скажут мне на это?

-- А! а! молодой человек, сказал Судья положив свой указательный палец вдоль носа. Без сомнения, я буду советовать друзьям моим условиться с Робом, ибо очень трудно оберегать, брать предосторожности в долгия ночи, весьма трудно... Грагамы и Кргуны сперва не хотели принять сих условий; чтож вышло из этого? В первую зиму они лишились всех своих стад. Таким образом большая часть приняла условия Роба. Это безценный человек, когда с ним поладят; но кто хочет ему противиться, тот лучше свяжись с диаволом.

-- Такими-то подвигами он вооружил против себя законы своего отечества?

-- Вооружил против себя? Да, вы можете это сказать, ибо еслиб его поймали, то его шея узнала бы тяжесть тела. Но он имеет друзей между сильными людьми, и я мог бы назвать вам одну большую фамилию, которая покровительствует его всею своею властию, чтоб только он колол другого. Притом он имеет много вспоможений. Он сделал столько разных дел, что их не льзя поместить в книге, в толстой книге. С ним было столько же приключений, как с Робом Гудом или Виллиамом Валласом; из оных можно составишь бесконечную историю и рассказывать ее в зимние вечера перед огнем. Но вот что странно, господа! я человек тихой, сын человека также тихого, ибо Великий Диакон, отец мой, ни с кем не ссорился, кроме разве в Совете; это странно, говорю я, что когда мне их рассказывают, то горская кровь, мне кажется, кипит во мне, и я нахожу в них более удовольствия, да простит меня Господь! нежели в поучительных наставлениях. Но все это суета, грешная суета, преступление против закона, против Евангелия!

-- Но этот Г. Роберт Кампбель какое влияние может иметь на дела моего отца?

Г. Осбалди стон. Король Вильгельм роздал им добрых двадцать тысяч фунтов стерлингов, и даже, говорят, что старый Граф Бреадальбан, коему это было поручено, утаил значительную часть оных. Наконец покойная Королева Анна дала начальникам пенсионы, так что они были в состоянии помочь тем, Тюи не имели работы, как я вам сказывал, и потому они были спокойны, изключая некоторые грабежи в долинах, от коих они вдруг не могут отвыкнуть, и несколько стычек между собою, коими образованные соседи их мало занимаются. Но со вступлением на престол Короли Георга, да будет над ним благословение Божие нынешняго Короля, они не получают более ни денег, ни пенсионов; начальники не в состоянии поддерживать свои кланы, ибо человек, на свист коего сбегутся от 12 до 1500 человек, готовых исполнять все его приказания, должен найти средства для прокормления их. И потому некоторого рода царствующее спокойствие не может быть продолжительно. Вы увидите, - тут он еще понизил голос, - вы увидите, что будет возмущение в пользу Стуартов. Горцы, подобно потоку, сбегут в наши долины, как в несчастную вомну Монтроза; вы услышите это прежде года.

-- Но еще раз позвольте сказать вам, Г. Гервей, что я не вижу в этом ни малейшого отношения с делами отца моего.

я подозреваю, что ему поручены сношения горских начальников с некоторыми господами северной Англии. Мы слышали о покраже общественных денег у Мориса, кои вез он в Шевиотския горы; и, сказать правду, Франк, слух разнесся, что один из Осбалдистононь сделал это воровство вместе с Робом; подозрения падали на вас... Молчите, позвольте мне кончить; я знаю, что это неправда. Но от молодого человека, сделавшагося комедиянтом, можно было всего ожидать, и я жалел о сыне вашего отца, ко"пиорый вел такую жизнь. Но теперь я ни мало не сомневаюсь, что это сделал Ралейг или другой кто из ваших братьев, ибо они все из одного дерева, все Паписты, Якобиты и думают, что деньги и бумаги правительства хорошая находка. Этот Морис подл и низок до крайности, и хотя знает, что Роб его обокрал, но не имеет смелости, или не хочет объявить этого публично; ибо дьяволы горцы наделают ему таких бед, от коих не спасут его все Английские таможенные служители.

-- Я это давно подозревал, Г. Гервей, и мы в этом совершенно сошлись; по чтож касается до дел моего отца...

-- Подозревали, говорите вы? Я в этом твердо уверен. Я знаю людей, кои видели некоторые бумаги, бывшия в чемодане Морисовом. Безполезно будет, если я скажу вам, кто, где и как. Но чтоб возвратиться к делам вашего отца, вы должны знать, что давно уже горцы не теряли из вида его выгод. Отец ваш купил леса Глен-Диссерсйския, Глень-Киссохские, Глен-Келзихатские и многие другие, заплатя на оные векселями; и так как дом Осбалдистон и Трешом пользовался большим кредитом, скажу это за глаза и в глаза Г. Ойну, до несчастия, которое с ним случилось, не было ни одного дома надежнее и честнее; то начальники горские, получившие сии билеты вместо наличных денег, взнесли их ко взысканию в Единбурге и Гласгове. Я должен бы сказать в одном Гласгове: ибо в Единбурге более гордости, нежели денег. Таким образом... Вы теперь ясно видите ₃

Я признался в моей недогадливости и просил его продолжать.

-- Как! вскричал он: если билеты не уплачены, то банкиры и негоцианты Гласговские примутся за горских начальников, кои небогаты наличными деньгами, а дьявол не возвратит им того, что они съели. Видя, что их преследуют и не зная к чему прибегнуть, они сделаются оглашенными; пятьдесят вождей, сидевших спокойно дома, примут участие в самых отчаянных предприятиях; и так отсрочька в платеже вашего отца ускорит предполагаемое возмущение.

-- И так вы думаете, сказал я, пораженный новою тонкою зрения, которую он мне представил, и которая показалась мне очень странною, что Ралейг для того только сделал обиду моему отцу, дабы ускорить возмущение горцев, приведя в затруднение их начальников, получивших векселя вместо денег за проданный лес?

кои он унес, годятся ему разве закурить трубку; ибо, я думаю, Г. Ойн воспрепятствовал платежу, по оным.

-- Вы правы, отвечал Ойн.

-- Он старался сделать, чтоб Макитий, Макфен и компания уплатили но оным. Я узнал это за тайну от Андрея Видия. Но сии хитрые лисицы не так скоро попадутся в сети: они не пошли на приману. Ралейга слишком хорошо знают в Гласгове и никто не доверит ему. В 1707 году он хотел здесь что-то затеять с Папистами и Якобитами, и уезжая, оставил довольно много долгу. Нет, нет, ему не поверят шилинга за все его билеты, сомневаясь, законно ли они ему принадлежать и можно ли получить по оным деньги. Я знаю, что пакет находится в каком нибудь уголке в горах и брат Роб может его достать, если захочет.

-- Не думаете ли вы, что он окажет нам эту услугу, Г. Гервей? Вы представляли мне его, как агента партии Якобитов, принимающого живейшее участие в их интригах; по захочет ли из любви ко мне, или если, вам угодно, из любви к справедливости, сделать какой либо поступок, который, как должно предполагать, будет противен его замыслам?

-- Я не могу отвечать вам на это решительно, ни как не могу..

Бреадсльбана; ибо между фамилиею последняго и Робом была старинная вражда. Но теперь он за него; еслиб дьявол сделался господином, то он привязался бы к его хвосту, и по совести, можно ли его в этом объвинить? Всему причиною обстоятельства. Но есть против вас одна вещь: у Роба на конюшне упрямая кобыла.

-- Упрямая кобыла? а что она монет мне сделать?...

-- Я говорю о жене его, молодой человек, о его жене, ужасной женщине. Она ненавидит все негорное, и тем более Английское. Одно средство, чтоб ей понравиться, надобно кричать: Да здравствует Король Иаков! чорт возьми Короля Георга!

-- Мне кажется странным, сказал я, что коммерческия выгоды граждан Лондонских зависят от возмущения, затеваемого в уголке Шотландии!

-- Совсем нет, Г. Осбалдистон, совсем нет! Это предразсудок с вашей стороны. Во время долгих ночей я читал в летописях Бекера, что негоцианты Лондонские принудили некогда Генуезский банк не сдержать слова и не заплатить Королю Испанскому значительной суммы, а это самое замедлило целым годом отъезд славной Что вы об этом думаете, Государь мой?

-- Что они оказали услугу своему отечеству, услугу, о коей оно должно воспоминать с честию.

-- Я то же думаю и думаю еще кроме того, что можно теперь оказать услугу государству и человечеству, не допустив некоторых начальников горских разориться с их людьми, единственно потому, что они не имеют средств уплатить денег, на кои они должны смотреть как паевою законную собственность; все сие можно сделать посредством спасения кредита вашего отца и суммы, должной мне домом Осбалдистон и Трешем. Без сомнения, кто исполнит это, тот заслужит милость Короля, хотелб он был последний из его подданных.

-- Я не могу сказать, сколько прав имел бы он на общественную признательность., Г. Гервей; но наша благодарность былаб соразмерна оказанной нам услуге.

есить оную, сказал Ойн, как скоро Г. Осбалдистон возвратится из Голландии.

-- Я не сомневаюсь, я не сомневаюсь! Это человек основательной, и с моими советами он сделал бы прекрасные дела в Шотландии. И такь, Господа, еслиб можно вырвать сии билеты из рук Филистимлян! Это славные бумаги, когда находятся в хороших, руках, то есть: в. ваших, Г. Ойн. Я найду вам трех особ в Гласгове, - чтоб вы не думали об нас, Г. Ойн, - Шанги Стинсона, Джона Пирия и еще третьяго, которого не хочу называть теперь по имени, кои возмут на себя взыскать должные суммы, необходимые для поддержания кредита вашего дома, не требуя других залогов.

Глаза Ойна блистали светом надежды при виде способов выдши из затруднений; но он вскоре принял свой заботливый, размышляющий вид, вспомнив о том, что почти нет возможности достать нужные бумаги.

его душе! Когда я предпринимаю что нибудь для друга, то оканчиваю будто мое собственное дело. И так, завтра утром, я надеваю мои сапоги, сажусь на мою клячу и отправляюсь с Г. Франком, вот и все. Если не образумлю Роба и даже его жену, то я не знаю, ктож в состоянии это сделать? Я много раз им услуживал, не говоря о прошлой ночи; одно имя его, сказанное мною, отправило бы его к виселице. Может быть, я услышу несколько слов об этом деле в нашем совете, со стороны Судьи Грагама, Маквития и других. Они не раз скалили мне зубы и толковали о родстве моем с Робом. Я сказал им, что не прощаю ни чьих ошибок, по что поставив в стороне все сделанное Робом в противность законам государства, как то: некоторые похищения стад, сбор черных даней и несчастное убийство нескольких человек в ссорах, - изключив это, он был честнейший человек из всех, ходящих на ногах. И к чему занимался бы я их враньем? Если Роб есть изгнанник, пусть они скажут ему об этом! Нет закона, который воспрещал бы видеться с изгнанником, как во времена последних Стуартов. Во рту моем Шотландский язык, я съумею отвечать на их слова.

Мне весьма приятно было видеть, - что добрый Судья ступил наконец на границу благоразумия, благодаря влиянию его общественного духа, участию, которое доброе сердце его принимало в делах моих, и невинному тщеславию. Сии причины, соединясь вместе, принудили его решиться ехать со мною для отыскания бумаг моего отца. Слова его внушили мне мысль, что если в самом деле он пользуется хорошим расположением этого горного бродяги, то может убедить его отдать бумаги, кои не принесут ему ни малейшей пользы. И потому я немедленно согласился на предложение Г. Гервея ехать на другой день, и благодарил его сердечно.

Как продолжительна была его решимость, так напротив поспешно исполнение оной. Призвав Матию, он велел ей просушит свой сертук, чтоб в нем не было ни малейшей сырости, намазать жиром сапоги, дать лошади овса, которая должна быть оседлана ровно в пять часов; ибо этот час он назначил для нашего отъезда. Ойна просил подождать в Гласгове нашего возвращения; присутствие его в предприятии нашем былоб не нужно. Я оставил этого ревностного друга моего, встречею с которым я обязан случаю. Поместив Ойна в соседственной с моею комнате и приказав Андрею приготовить лошадей к назначенному часу завтрашняго утра, я лег спать с некоторыми надеждами, кои давно уже меня оставили.