Роб Рой.
Часть четвертая.
Глава вторая

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Роб Рой. Часть четвертая. Глава вторая (старая орфография)

ГЛАВА ВТОРАЯ.

Не знаю почему один безчеловечный и жестокия поступок производит на душу впечатление и тягостнее и живее, нежели несколько подобных поступков. За минуту, я видел как храбрые мои товарища пали на поле сражения; но мне казалось, что они заплатили только обычную дань человечества. Сердце сожалело о их утрате, но не терзалось такою тоскою и таким ужасом, как при виде несчастного Морриса, коего хладнокровно предали смерти. Я взглянул на моего товарища в несчастий, на Г. Жарви, и увидел из его глаз, что и он волнуется теми же чувствами. Его чувствительность превозмогла даже всегдашнюю осторожность; и он в полголоса, отрывисто произнес:

-- Клянусь... торжественно клянусь быть всегда против этого преступления!... Это убийство.... ужасное убийство... Бог отмстит за него в определенное время и в назначенном месте.

-- Не хочешь ли и ты туда же? услышав это, сказала ему свирепая Героиня, бросая на него взоры орла, когда он готовится схватить добычу.

-- Сестра, отвечал он хладнокровно, кто захочет добровольно перерезать ниш жизни, когда на вертене сколько нибудь остается. Если мне оставят жизнь, у меня много найдется дел на этом свете: публичные, свои собственные дела, отправление судейской должности, торговля, да сверх того во мне нуждаются несколько человек, как на пример: бедная сирота Матти, троюродная сестра Лерда Лиммерфильда. Да впрочем, что такое смерть? конец жизни! как бы ни было, а когда нибудь да надож умирать

-- Но если я тебе позволю жить, то как назовешь ты это дело, что я бросила купаться собаку Саксонца?

-- Гм! гм! сказал судья, кашлянув в несколько приемов, гм! гм! я бы не стал много об этом толковать. Меньше говоришь, меньше вздору врешь

-- Но если бы тебя спросил Уголовный суд, как вы его называете, чтобы ты сказал?

Бальи подумал с минуту, посмотрел на право и на лево и напомнил мне положение человека, который в сражении хочет убежать; но не видя никакого средства вырваться, берет намерение храбро и отчаянно сражаться.

-- Я вижу, сестра, что ты решительно на меня наступаешь, но я буду говорить по совести. Хотя твои муж, которого я хотел бы видеть здесь для общей нашей пользы, и скажет тебе, вместе с храбрым горцем Дугалом, что Николь Жарви, подобно покойному великому диакону, умеет под час глядеть сквозь пальцы на поступки своих друзей, но я уверяю тебя, сестра, что язык мой никогда не скажет против серд-? ца, и пускай меня бросят к этому несчастному, хотя я думаю, кроме тебя, ни одна Голандка не поступит так с ближним родственником своего мужа, - но никогда не скажу, что Морисс осужден и предан смерти законным порядком. Вероятно твердость, с какою говорил Г. Жарви, лучше всех прозьб могла смягчить сердце неумолимой его сестрицы; так стекло противится усилиям всех металлов, но легко режется под острием алмаза. Она велела поставить нас перед себя.

-- Ваша фамилия Осбалдистон? сказала она; я слышала так называла вас негодная собака, которую мы в ваших глазах утопили.

-- Да, отвечал я, моя фамилия Осбалдистон.

-- А зовут вас Ралейгом?

-- Зовут меня Франком.

-- Но вам знаком Ралейг? Если не ошибаюсь, он вам брат, или по крайней мере родственник, большой друг?

-- Он мне родственник, но не друг. Дни два назад как мы с ним дрались и ваш же супруг нас рознял. Посех пор его шпага обагрена моей кровью и не зажила еще рана, которую он нанес мне в бок. Из всех людей на свете, его последняго назову своим другом.

-- Но когда вы не участвуете в замыслах Ралейга, то не задержат ли вас, если вы придете к Галбрейту с поручением от Мак-Грегоровои жены?

-- Я не знаю, почему бы в милиции графства Леннокского могли задержать меня и не боюсь явиться к её начальнику. Я готов взять на себя ваше поручение и отправиться сей час же, если вы примете под свое покровительство моего друга и моего слугу, которые у вас в плену. Я воспользовался случаем и объяснил ей, что пришел к ним по приглашению её мужа, который обещался помогать мне в одном важном деле и что по сему же делу пришел и Г. Жарви.

-- Желал бы я, вскричал великий Бальи, чтоб сапоги Г. Жарви были, наполнены кипятком, когда он затеял проклятое путешествие; верно бы тогда он не надел их на ноги.

-- Из словах молодого Англичанина, сказала Елена, обращаясь к сыновьям, вы можете узнать своего отца. Он только и умен, что под шапкою, да с саблею в руках; но как скоро скинет плад и наденет платье, то и пойдет мешаться во все сплетни жителей долин, и сколько он ни потерпел, а все делается их орудием, их игрушкой, их невольником.

-- И, можете прибавить, сударыня, их благодетелем, сказал я.

спросите начальника и скажете ему от меня, от жены Мак-Грегора, что если они хоть один волос сорвут с головы, если не освободят его в течении двенадцати часов, то во всем Леннокском графстве, отсюда и до Ноеля, ни одной не останется женщины, которая б не оплакивала отца или сына, брата или мужа; ни у одного откупщика не уцелеет стадо и не спасутся житницы, ни один помещик не ляжет в постель с надеждою увидеть поутру свет солнечный, и что, если я не вижу своего мужа в назначенный срок, то для начального исполнения моих угроз пошлю ему Гласговского Бальи, Английского Капитана и прочих пленников, изрубленных во столько кусков, сколько в тартане клеток.

Лишь только она кончила, Капитан Торнтон, бывший при этой сцене, примолвил с величайшим хладнокровием:

-- Засвидетельствуйте начальнику почтение Торнтона, Капитана Королевской гвардии и скажите ему, чтоб он исполнял свою должность и не безпокоился о участи пленников. Если я был так глуп, что позволил плутам горцам занести себя в засаду, то буду так умен, что умру с твердостью и не обезславлю себя низким поступком. Я жалею только о бедных своих товарищах, жалею, что они попались в руки мясников и палачей.

-- Молчите, молчите! вскричал Г. Жарви; если вам жизнь надоела, так я Г. Осбалдистон, засвидетельствуйте мое почтение Г. Начальнику,... почтение от великого Бальи, Николя Жарви, преемника своего почтенного отца, великого для кона. Скажите ему, что он и другие честные люди находятся в большей опасности, которая может сделаться еще больше; что для общого блага должно позволить Робу возвратиться в свои горы. И без того много случилось несчастий. Да не худо будет, если вы ни слова не скажете о таможенном приставе.

Получив два столь различные поручения, от двух особ всех более принимавших участия в успехе моего посольства, и приняв наставления Елены Мак-Грегор, которая просила меня незабывать ни слова из того, что она сказала, я наконец услышал повеление отправиться и взять с собою Андрея, вероятно для того, чтоб избавиться от его жалоб. Но, или боясь, чтоб я не убеждал от проводников, или хотели оставить у себя что нибудь в добычу, но только мне сказали, что я пойду пешком под прикрытием Гамиша Мак-Грегора и двух горцев, как для показания мне дороги, так и для узнания силы и положения неприятеля. Дугала назначили для последней должности, но он нашел средство отказаться. После ужь я узнал, что оставаясь он имел в виду наблюдать за безопасностию Г. Жарви, потому что служив у него ключником в Гласговской тюрьме, в следствие своих понятий о верности, он почитал обязанностью защищать его.

С час мы тли чрезвычайно скоро; наконец прибыли к покрытому кустарником холму, который возвышался над окрестностью и с которого мы могли обозреть положение Леннокской милиции. Отряд сей большею частию состоял из кавалерии и потому не зашел в проход, где разбит был Торнтон. Они выбрали хорошую позицию: стан расположили на скате холма, посреди маленькой Оберфоильской долины, где бежал извиваясь Форт, не далеко от своего истока. Она была окружена цепью высоких гор и так широка, что конница не могла бояться нечаянного нападения. Везде поставили аван-посты и часовых, так что при малейшей тревоге солдаты могли схватить оружие и построиться в боевой порядок. Правда, тогда еще не думали, чтоб горцы осмелились напасть на каваллерию в открытом поле, хотя с этих пор и узнали, что они могут сражаться с ней и очень удачно. В то время горцы суеверно боялись конницы: они думали, что лошади сами сражаются ногами и зубами.

Привязанные к кольям или бродившия по долине лошади; солдаты, которые то сидели в веселых кружках, то пестрыми толпами гуляли по берегу реки; голые утесы, живописные скалы, замыкавшия с боков этот живой ландшафт, составляли первый план очаровательной картины, а далее к востоку виднелось озеро Мейнтейтское, замок Стирлинг и синия горы Охильския, заключавшия перспективу.

Мои спутники вместе со мною остановились поглядеть на эту сцену, но они смотрели с другой точки зрения. Я любовался красотою природы, а они занимались исчислением неприятельских сил. Но скоро Гамишь велел мне приступить к исполнению поручения, сойти с горы и приближиться к первому караулу; в то же время, он сказал мне с грозным телодвижением, чтоб я не объявлял своих проводников и не говорил где их оставил. Получив последнее наставление, я подошел к страже, а за мной и Андрей, который в Английской рубашке и в исподнем платье, покрытый ветхим пладом Дугала, как будто вырвался из Бедлама и играл роль горца. Караул нас приметил и, прицелясь из карабина, велел остановиться. Я повиновался, и когда подошел солдат, я просил его проводить меня к начальнику. Меня ввели в кружок офицеров, сидевших на траве; между ими был замешен один, по видимому, их начальник" На нем были гладкия стальные латы, с изображением знаков старинного Шотландского ордена Св. Андрея, в просторечии называемого орденом волчеца (du chardon), В этой толпе я узнал и Маиора Галбрейта: ему отдавали какой-то приказ, а с ним и другим Офицерам, одетым в мундир или в простое платье, но хорошо вооруженным. В нескольких шагах стояли лакеи в богатых ливреях.

Поклонясь начальнику с тем уважением, какого требовал сан его, я сказал, что случай сделал меня невольным свидетелем истребления Королевского войска, под начальством Капитана Торнтона, в узком Лох-Едском проходе - так называлось место сражения - что этот офицер, многие из его солдат и мой товарищ Гласговский Бальи остались во власти горцев, и что сии последние угрожают умертвить без милосердия всех пленников и опустошить в конец все графство Леннокское, если им не выдадут их начальника.

Герцог, ибо так называли господина, с коим я говорил, прослушал меня внимательно и отвечал, что он жалеет, подвергая несчастных пленников жестокости варваров, в руки которых они имели несчастие попасть, но ни зачто не согласится отпустить начинщика всех безпорядков и не станет ободрять его к продолжению грабительства. - Вы можете воротиться к пославшим вас и уведомить их, что завтра же на разсвете повешу Роб-Роя Камбелля, прозванного Мак-Грегором, как мятежника поднявшого оружие и тысячу раз приговоренного к смерти; что я был бы не достоин занимаемого мною места, еслиб поступил иначе; что у меня есть средство помешать исполнению их угроз на графство Леннокское; и что если они как нибудь обидят пленников, то я постараюсь им отмстить так, что и камни утесов их целый век стонать будут.

Я ему почтительно представил, какой неизбежной опасности подвергаюсь с таким лестным для меня поручением; на что он отвечал, что я могу возложить его на своего лакея"

Но Андрей лить только услышал эти слова, то не удержался чувством почтения, не стал дожидаться моего ответа, а в ту же минуту вскричал:

-- Нет! нет! избави Господи! я позволяю отрубить себе ноги, но ни за что на свете не пойду в проклятые горы! Ведь я не найду в кармане другой шеи, когда собаки горцы отрежут эту, не поплыву лягушкой, когда они бросят в озеро, связав ноги и руки? Нет! нет! всяк за себя, а Бог за всех. Кто сердит на Роб-Роя Или у кого есть дело с ним, тот пускай и идет. А в Дрип-Деллейском приходе он не бывал, семян и грушь никогда не крал у меня.

С трудом я принудил его замолчать, и тогда живо представил Герцогу, какой опасности подвергались Капитан Торнтон, его солдаты и Г. Жарви; просил его спасти их жизнь и мне поручить это известие; уверял, что я ничего не боюсь, когда нужно оказать им услугу; но после того, что я видел, не остается никакого сомнения, что горцы, услышав о смерти Шефа, умертвят их без жалости.

Герцог, казалось, был сильно огорчен. Он встал, подумал минуту и сказал мне:

-- Да, это положение затруднительно! мне очень прискорбно. Но я не могу нарушить должности и Роб-Рой умрет.

Я без огорчения не мог услышать смертного приговора Кампбелю, оказавшему мне столько услуг, и не я один был недоволен: многие милицейские Офицеры защищали его пред Герцогом. Гораздо лучше, говорили они, послать в замок. Стирлинг и содержать его там, пока горцы не разойдутся. Неужели нам подвергать целой округ опустошению, а в теперешния длинные ночи трудно помешать им и не возможно охранять все пункты; горцы же нападают только на те, в которых не надеются найти большого сопротивления. Не ужели мы предадим несчастных пленников свирепости горцев, когда нет никакого сомнения, что они исполнят свои угрозы и смертию их утолят жажду мщения.

Галбрейт не остановился и на этом, полагаясь на честь того, с кем говорил, хотя и знал, что у него есть свои причины ненавидеть Роб-Роя.

-- Правда, он невыгодный сосед для жителей долин, особенно для вашей чести, и никто больше его не грабит; однако прежде Роб-Рои был умный и разсудительной человек. Его-то кое как еще можно убедишь, но жена его и дети сущие дьяволы! ничего не боятся, ни чего не щадят и под их начальством эта шайка разбойников нанесет такой вред здешней стране, какого и сам Роб-Рой никогда не наносил.

-- Хорошо! хорошо! отвечал Герцог, но умом-то своим так долго и держался этот бездельник. Для усмирения другого, обыкновенного горского разбойника нужно было бы столько недель, сколько употреблено лет на поймание этого злодея. Но потеряв Шефа, и шайка его не будет страшна. Это оса без головы: она сохраняет на минуту прежнюю силу уязвлять своим жалом, но вскоре должна умереть.

Галбрейта не легко было принудить к молчанию.

-- Без сомнения, Милорд, возразил он, я не одобряю Роба: не хочу быть его другом, также как он не хочет быть моим: вот он уже два раза опустошал мои конюшни, не говоря о конюшнях моих откупщиков, а однако...

-- Однако, Галбрейт, отвечал Герцог с выразительной улыбкой, вы думаете, что эту маленькую вольность можно простить другу ваших друзей; ибо слух носится, что Роб не враг друзьям Галбрейта на твердой земле.

-- Если это правда, Милорд, отвечал Галбрейт, то оно не служит к его безчестию. Но мне бы хотелось что нибудь услышать а кланах западных горцев, которых мы ждем, не дождемся. Дай Бог, чтоб они сдержали слово, а мне что-то худо верится: медведи не кидаются на медведей.

ли они. А без них мы не можем напасть на узкой проход, столь гибельный Капитану Торнтону, и в котором, право, десять пехотинцев легко устоят против лучшого конного полка во всей Европе. А между тем, велите-ка раздавать паек солдатам.

Я воспользовался этим полезным, и приятным приказанием, ибо со вчерашняго ужина ничего еще не ел, а солнце ужь клонилось к концу своего дневного поприща. Посланные возвратилисьне встрета ожидаемых союзников, но в ту же минуту пришел горец из их кланов и принес письмо, которое почтительно подал Герцогу.

-- Бьюсь об целой кварте самой лучшей водки, сказал Галбрейт, это письмо уведомляет, что проклятые горцы, которых мы с таким пожертвованием, с такими трудами привлекли к себе, покидают нас, предоставляя самим выпутаться из беды.

-- Да, господа, точно так, вскричал Герцог, покраснев от досады, когда прочел письмо, написанное на дрянном клочке бумажки, но с соблюдением обыкновенного церемониала светлейшему и высокому Герцогу.... Да, господа, союзники оставили нас и заключили мир с неприятелем.

-- Вот так-то бывает во всех союзах, сказал Галбрейт. Голландцы верно бы сыграли с нами такую штуку, еслиб их не предупредили в Утрехте.

-- Вы любите шутить, сударь, сказал Герцог таким тоном, который показывал, что шутка ему не понравилась; - а кажется вас занимает довольно важное дело. Господа, я не думаю, чтоб кто нибудь из вас посоветовал мне подвигаться вперед без помощи пехоты.

Всяк поспешил отвечать, что это было бы совершенное безумие.

допросить Роб-Роя и показать вам, как безразсудно отдавать свободу человеку, который сделается после ужасом и бичем здешней страны.

Он Приказал представить к себе пленника и два сержанта привели. Роб-Роя, в сопровождении шести солдат, вооруженных ружьями и штыками. Руки у него были связаны по самые локти и прикручены к телу лошадиной подпругой.

Я его никогда не видал в национальном костюме. Лес рыжих волос на голове, которые, выхода из гор, он скрывал под париком, оправдывал прозвание Роя или рыжого, данное ему жителями долин и, верно, посих, пор не забытое, а взглянув на обнаженные его члены, я более уверился в справедливости прозвания; его ноги, а особливо колена, были совершенно покрыты рыжею шерстью, короткою и густою, как у тамошних быков. От перемены платья и от уверенности в настоящем его характере, он показался мне таким диким и свирепым, каким никогда не казался прежде, и еслиб меня не предварили, то я бы не узнал его.

Хотя он был в цепях, но вошел с поднятою головою, с гордым видом и величавой поступью. Он поклонился Герцогу, кивнул головою Галбрейту и несколько удивился, увидя меня между ними.

-- Мы давно с вами не видались, г. Кампбель, сказал Герцог.

одолжения. Но нечего делать, стану уповать на будущее.

-- Для вас существует одно настоящее, Г. Кампбель; не много часов осталось вам жить, и те летят очень быстро; и так устройте поскорее ваши дела в этом мире. Я говорю это не в посмеяние вашим несчастиям; но сами должны чувствовать, что приближались к концу поприща. Я даже признаюсь, что иногда вы делали вреда менее, чем другие горные Шефы, что в иных случаях показывали признаки способностей и подавали лучшую надежду; но так долго были ужасом и бичем нашего мирного околотка, таким множеством своевольных поступков утверждали, распространяли и везде употребляли свою власть, что сами на свою голову накликали мщение Правительства. Словом, вы знаете, что давно заслужили смерть и так готовтесь к ней.

-- Часть этих упреков, Милорд, я мог бы отложишь и на вашу долю; однако вас никогда не назову прямым и добровольным виновником моих несчастий, а еслиб я так думал" Милорд, то не слыхать бы мне вашего приговора. Три раза вы, гоняясь за ланью, были от меня на выстрел карабина, а всяк знает даю ли я промах, если намечу в кого. Чтож касается до тех, которые вас обманули и озлобили против самого мирного человека в наших горах, которые сделали ваше имя причиною моего отчаяния и моей гибели, то часть долгов давно им отплачена и, еще раз повторяю, Милорд, надеюсь когда нибудь найти средство заплатить и остальную часть.

-- О, я знаю, вскричал разгневанный Герцог, что ты дерзкий и решительный злодей, и если захочешь сделать зло, то верно исполнить клятву; но будь уверен, что я постараюсь помешать тебе. Твои враги - собственные преступления.

-- Вы об них поменьше бы говорили, еслиб меня звали не Кампбелем, а Греемом.

-- Одни враги мои, Милорд, могут сказать, что я кровожаден. Еслиб при мне были мои люди, то пять сот вооруженных горцев скорее бы и удобнее исполнили мои приказания, чем восемь или десять ваших слуг. Но если ваша честь решилась подрубить корень семейства, то не уцелеть и ветвям. Как бы ни было, а там есть мой родственник: он человек честный и я не желаю ему зла. Кто хочет оказать услугу Мак-Грегору? Он хорошо заплатит, хоть у него и связаны руки.

-- Говори, Мак-Грегор, вскричал горец, который принес письмо, если нужно, я готов идти в ваши горы.

Он подошел к нему и получил изустное поручение к его воинственной супруге. Но как Роб-Рой изъяснялся на своем языке, то я не мог понимать его, но был уверен, что он старается о безопасности Г. Жарви.

-- Как покажется вам наглость этого бездельника? вскричал Герцог, что принес письмо, так и думает быть посланником. А впрочем этот поступок достоин поступка его господина, который пригласил нас вооружиться общими силами на разбойников, а помирясь с ними, оставил нас. Правду говорят про них, что лукавому горцу не известны правила чести: он завсегда готов изменять и Государю и друзьям своим.

начать.

-- Молчи, Галбрейт, молчи! ты не можешь этак говоришь ни с кем, а особенно со мною; хоть я и знаю, что ты себя почитаешь важною особой. Веди свой отряд в Гартеранпь; а пленника я сам провожу в Дюхрей; завтра получите дальнейший приказ. Да ни под каким видом не позволяй отлучаться солдатам,

-- Да, теперь пошол давать приказы, да отменять их, проворчал Галбрейт сквозь зубы. Но постой, дождемся Короля, тогда-то доиграем в жмурки.

Оба конные отряда построились и готовы были отправишься в назначенные места, пользуясь слабым светом сумерек Меня не пригласили, а почти приказали следовать за отрядом Герцога и я заметил, что со мной хоть обращались не как с пленником, однако почитали подозрительным и не выпускали из вида. И то правда, что опасность со всех сторон окружала. Дух раздора между Якобитами и Ганноверцами, поселявший во всех и ко всем подозрение, ненависть между жителями долин, обитателями гор, неизъяснимые причины наследственной вражды, в следствие коей все лучшия Шотландския фамилии были смертельными врагами между собою, словом, все было страшно бедным путешественникам, и неизвестный, беззащитный странник редко свершал свой путь без какой нибудь неприятности. Я же покорился своей участи как нельзя равнодушнее и утешал себя надеждою, что в продолжение похода что нибудь и узнаю от пленника касательно Ралейга и его замыслов. Однако я не отдам себе справедливости, если скажу, что у меня были одне самолюбивые надежды. Я принимал большое участие в судьбе несчастного Роб-Роя и желал ему оказать все возможные в моем положении услуги.