Роб Рой.
Часть четвертая.
Глава седьмая

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Роб Рой. Часть четвертая. Глава седьмая (старая орфография)

ГЛАВА VII.

"Подите сюда, моих шесть сыновей: послушайте! но будьте откровенны. Все вы отважны и храбры, но кто из вас клянется стоять за отца и за Грифа? Пятеро единогласно отвечали, с отвагой в очах, с воинственным жаром: Клянемся, до смерти, клянемся стоять за отца и за Графа!"

На другой день по утру, когда мы сбирались ужь ехать, вдруг вбежал ко мне Андрей в испуге, стал разхаживать по комнате, махать руками, как безумный, и петь, или лучите сказать орать во все горло: В печи огонь! огонь в печи! берегись, красавица! огон в печи!

Я насилу его унял и принудил изъясниться. А он за самую радостную весть донес мне, что горцы все до единого человека вышли из гор, что Роб-Рои ведет большую шайку этих бешеных чертей и прежде двадцати четырех часов будет в Гласгове.

-- Молчи, бездельник! сказал я; ты пьян или без ума, а если правду говоришь, то чему рад, негодяй?

-- Пьян или без ума! возразил он. О! прости меня Господи, разумеется, когда людям говоришь неприятные вести, то вечно у них или без ума или пьян. А впрочем, пожалуй не верьте: увидите сами, что выйдет, если войдут в город; если мы, как пьяные или безумные, будем их дожидаться.

Хотя было очень рано, однако я по шел к батюшке. Он был одет Ойн сидел с ним и, казалось, оба были встревожены.

Новость Андрея была справедлива. Вспыхнул великий мятеж, как пожар объявший Великобританию в 1715 году; ужь несчастный Граф де Марр развернул знамя Сшуарщов. Бедственное возмущение, погубившее столько знаменитых фамилий в Англии и Шотландии! Измена некоторых Якобитов, между прочим Ралейга, и взятие под стражу нескольких мятежников, дали знать Георгу I му о существовании давно умышляемого заговора, коего отрасли глубоко пустили корни. Такое открытие ускорило бунт, хотя он вспыхнул на точке, так отдаленной от центра, что не мог иметь пагубных следствий для всего Государства, однако часть Англии и Шотландии сделались театром убийств и кровопролития.

Это великое событие объяснило непонятные для меня слова Мак-Грегора. Я увидел, почему западные кланы, сперва соединясь против него, наконец отложились: ясно было, что личная ненависть уступила желанию сражаться под одними знаменами, за одно общее дело. Наконец я вспомнил разные выражения Галбрейта; они казались темными, когда он говорил с Герцогом, по теперь я их понимал совершенно. Но всего горестнее была мысль, что Диана Вернон, супруга одного из мятежников, подвергается нуждам и опасностям, неразлучным с образом жизни её мужа.

Долго мы совещались, что нам делать; наконец согласились на план батюшки и решились ехать в Лондон. Я ему открыл свое желание предложить мои услуги Правительству и вступить в волонтеры, коих тогда набирали. Он согласился; и хотя военное звание было противно его правилам, но ни кто бы охотнее не отдал своей жизни за гражданскую свободу или за свободу мнения.

Быстро и с большой опасностью промчались мы по Графству Думфрейскому и по всем южным и северным Ляглинским Графствам. Все помещики со стороны Торнсов были давно вооружены и вооружили своих вассалов, а Виги собирались в главные города и готовились к войне междуусобной. Нас чуть было ни схватили мы должны были объезжать окольными путями сборные места. По приезде в Лондон, батюшка пристал к обществу банкиров и торговых людей и с ними согласился поддерживать Правительство, и не допускать казну до упадка; ибо заговорщики надеялись подорвать ее для успешного исполнения своих предприятии. Его сделали председателем страшного общества капиталистов, которого все члены единственно полагались на его способности, деятельность и усердие. Он сделался орудием сношений между ими и Правительством, и с помощию своих и общественных денег накупал множество билетов, которые по первому слуху о бунте поступили в биржу для уменьшения цены; но злой умысел не удался, благодаря старанием общества.

И я не был в бездействии; но собравши двести человек насчет батюшки, я отправился в армию Генерала Карпентера.

По пламя бунта успело разлиться почти по всей Англии. Граф Деруепшустер и Генерал Фостер приняли сторону Стуартов. Бедного моего дядю, Сир Гильдебранда, убедили пристать к бедственным знаменам мятежников, и хотя его поместье от безпечности, распутства детей и вечного безпорядка в доме совершенно разстроилось; однако, отправляясь в поход, он взял невероятную предосторожность: написал духовное завещание!

Замок Осбалдистон-Галль и все поместья оставлял он по духовной сыновьям и потомках их мужеского пола, начиная от старшого сына до Ралейга, которого ненавидел он от всей души за то, что он переменил свои политическия мнения и завещал ему один шиллинг; в случае же смерти пяти других сыновей без законных потомков мужеского пола, назначал меня полным наследником. Старик всегда любил меня; но имея пятерых, крепких и здоровых сыновей, он может статься и не думал, чтоб имение могло достаться мне, а сделал такое распоряжение из ненависти к Ралейгу. В последней статье племяннице покойной жены, Диане Вернон, которую называл Леди Дианою Вернон Ботам, завещал он теткины бриллианты и серебреную вазу с гербами Вернонов и Осбалдистонов

Но судьбам Вышняго угодно было, чтоб его потомство прекратилось раньте, нежели он думал. На первом смотре войска мятежников, в местечке Гран-Ринге, Торнклиф поссорился с одним Нортумберландским дворянином, с таким же бешеным и неукротимым, как и сам. Не слушая ни чьих убеждений, они доказали на опыте начальнику, какова была дисциплина в войске, подрались на саблях и Торнклиф лег на месте. Много. Сир Гильдебранд потерял с ним, ибо не смотря на буйный характер, у него двумя или тремя частицами здравого разсудка было больше против братьев, разумеется изключая Ралейга.

Персеваль погиб достойною смертию: он поспорил с одгеимь товарищем, знаменитым пьяницей, кто выпьет более водки, когда мятежники в Морпете провозгласят Королем Иакова. Я позабыл сколько он выпил рокового напитка, но знаю, что сделался болен горячкой и через три дни умерь, крича поминутно: воды! воды!

Дик сломил себе шею близь Уаррингтон-Бриджа. Желая подороже продать негодную лошадь своему товарищу, он хотел доказать, что она еще можешь и прыгать и скакать: попробовал перескочить через забор, но лошадь зацепилась, сбила всадника и он разбил голову о ближнее дерево.

Судьба слабоумного Вильфреда была завиднее всех. Его убили в Пруд-Престонском деле, под Ланкаширом, когда Карпентер осадил окопы. Он отчаянно бился; но меня уверяли, что ни когда не понимал настоящей причины войны и не мог вспомнить на чьей он стороне был. Брат его Жон участвовал в деле, храбро сражался, получил несколько опасных ран, но не имел счастия умереть на ноле битвы.

Армия мятежников сдалась на другой же день, и старый сир Гильдебранд перенеся вдруг столько несчастий, должен был перенесши самое ужасное: его вместе с Жоном отвели в Ньюгетскую тюрьму.

При первом удобном случае я поспешил утешить несчастных родственников. Доверенность Правительства к батюшке, сожаление к старику, потерявшему вдруг четырех сыновей, конечно бы избавили дядюшку и брата от суда; но их приговор произнесен в Всевышнем судилище. Жон умер от ран в Ньюгетской тюрьме и с последним вздохом препоручил мне двух соколов, им самим обученных, в Осбалдистон Галле и маленькую собачку Люцию.

Бедный дядюшка падал под бременем семейственных несчастий и политических обстоятельств; он мало говорил, но чувствовал мои услуги. Я не видал их свидания с моим отцом после такой многолетней разлуки, но из печального лица батюшки заключал, что оно было тягостно для обоих. О своем последнем сыне, о Ралейге, Сир-Гильдебранд всегда говорил с презрением; обвинял его во всех несчастиях и в смерти братьев, и говорил, что он с детьми замешались в политическия дела по внушению этого злодея, который им первым изменил. Он часто вспоминал о Диане и всегда с чувством любви. Однажды, когда я сидел у него на постеле, он сказал мне: - Ах, племянник! как мне жаль, что по смерти Торнклифа и прочих, ты не мог на ней жениться.

Эти слова и прочих сильно меня тронули, так обыкновенно выражался бедный баронет, когда весело сбирался с детьми на охоту. Своего любимца Торнклифа называл по имени, а братьев его означал вообще. - Эй! эй! кричал он в душевной, искренней радости, позовите и прочих! но те же слова с каким печальным, унылым видом сказал он.

равную доверенность, и я думаю, в то время у него хранилась по крайней мере половина Нортумберландских завещаний.

Последния минуты дядюшка употребил на исполнение обязанностей религии, и хотя с трудом, но мы получили дозволение от Правительства, чтоб Капеллан Сардинского посла принес ему утешения веры. Ни из собственных наблюдений, ни из ответов лкарей я не узнал имени болезни, прекратившей его дни. Охота и излишнее употребление вина разстроили сперва его здоровье, а горести довершили остальное; он не умер, а погас. Так точно корабль, игралище валов и бури, вбирает в себя воду сквозь тысячу неприметных щелей и быстро идет на одно без видимой причины. Но достойно замечания, что батюшка, отдав своему брату последний долг, нетерпеливо желал, чтоб я поскорее вступил во владение Осбалдистон-Галлем и сделался представителем фамилии его отца, чем он вовсе никогда не занимался и был до сих пор похож на лисицу, которая потому презирала виноград, что не могла его достать; но я думаю ненависть к Ралейгу (а тогда ужь Сир Ралейгу Осбалдистону) еще более увеличила это, желание, ибо он громогласно приносил на нас жалобу и называл завещание ложным.

-- Батюшка несправедливо меня лишил имения, говорил он, потому только, что я занялся торговыми делами. Мой брат загладил обиду, отдав тебе остатки разстроенного имения; но ты и без того был законным наследником, и я лучше вдесятеро издержу денег, но не позволю ни кому тебя лишить его.

Но Сир. Ралейгом не льзя было презирать в то время, и угроз его можно было боятлся. Он столько важных тайн открыл Правительству, так умел воспользоваться и поставить себе в заслугу пустые известия, что приобрел себе множество сильных покровителей между министрами. Мы имели с ним процесс о украденных билетах, но и в этой простой тяжбе мы так мало успевали, что не много имели надежды пережить решение нового дела.

Но я сокращу мой рассказе: батюшка по совету Адвоката купил на мое имя все закладные на поместье Осбалдистонское. Может быть он хотел воспользоваться сим случаем, и употребить часть доходов, собранных от приращения общественной казны, когда укротили мятежников. Как бы то ни было, а когда я снял мундир, оставил шпагу и готовился занять место в его конторе, ибо предался в его полную власть, он меня отправил в Осбалдистон-Галль, чтоб вступить во владение им, как представителю дома. Он мне велел побывать у Инглевуда, взять у него завещание и поскорее привести в действие.

Такая перемена участи не доставила мне большого удовольствия. С воспоминанием Осбалдистон-Галля соединялись у меня какие-то печальные мысли. Однако только там надеялся я что нибудь узнать о Диане Вернон, о её участи, которая верно была не сходна с моим желанием. Но до сих пор я ничего об ней не слыхал. Напрасно, посещая дядюшку в Ньюгетской темнице, разными услугами я старался приобресть любовь заключенных; недоверчивость к человеку противной стороны, к двоюродному брату изменника Ралейга связывала язык, заграждала им сердца и за мою услугу ли платили мне сухою и холодною благодарностью на словах. Многие падали под мечем правосудия, но пережившие убегали всех людей, как сообщников правительства; наконец не принимали никакого участия в роде человеческом и желали не иметь с ними сношении. Я всегда буду помнить ответ одного из них, по имени Едуарда Шафтона, когда я спросил, не желает ли он чего в замену грубой тюремной пищи:

-- Г. Франк Осбалдистон, сказал он, благодарю за ваше желание: оно происходит от доброго сердца; но, право неужьли вы думаете, что можно людей откармливать на убой, как гусей? А когда каждый день водят на казнь моих товарищей, то и мне должно ожидать той же участи?

Впрочем я был рад покинуть Лондон и подышать чистым воздухом Нортумберландским. Андрей, благодаря покровитильству и желанию батюшки, остался при мне. Его местные сведения могли быть полезны мне в Осбалдистон-Галле и я велел ему сбираться ехать со мною в надежде, что могу избавиться от него, пристава к прежней должности садовника. Я не понимаю, чем заслужил он доверенность батюшки; разве своим глубоким искуством оказывать притворную любовь к господину. Впрочем он любил ни одной теории, и не вменял за грех набивать своего кармана на счет моего; зато такой привиллегией он хотел пользоваться один и усердно защищал мои выгоды, когда оне были не противны его личной пользе.

в запустении и безмолвии замок, некогда веселый и шумный. Но желая отложить неприятную должност, я решился заехать на сушки к судье Инглевуду.

Как умный и разсудительный человек, во время смятений он сравнивал, чем был некогда и чем тогда был. Память прежнего былого ослабляла его деятельность, необходимо нужную в таких обстоятельствах. Но и это послужило ему в пользу: писарь Жобсон, наскуча такою леностью, оставил его и перешел к какому-то господину Стендишу, вновь назначенному мирному судье, который с такою пламенною ревностью стоял за Короля Георга и за Протестантскую династию, что сам Жобсон часто его останавливал в пределах умеренности, а не понуждал, как своего старого начальника.

Старик Инглевуд принял меня вежливо и без всяких затруднений отдал завещание дядюшки. Сперва обращался он принужденно, не зная как говорить со мной. Но когда увидел, что я, будучи по правилам ревностный защитник нового правления, не отказывал в сожалении тем, кои, ложно понимая правила чести и долга, увлеклись на противную сторону, он подробным и забавным образом рассказал мне, что сделал и чего не сделал, кому отсоветовал приставать к мятежникам и кому помогал укрыться по усмирении бунта.

Мы сидели одни, и судья, разговаривая, предлагал тост за тостом; но вдруг он велел наполнить стакан до краев, bona fide, и вы пить за бедную Диану Вернон, за розу пустыни, цветок Чевиотскии, пересаженный за высокия монастырския стены.

-- Да разве Мисс Вернон не замужем? вскричал я. А мне показалось, что Его Превосходительство...

не зная, существовал ли он на свете. Но вы верно видели его в замке., когда он играл ролю отца Вогана.

-- Отца Вогана! возможно ли? Сир Фридерик Вернон не отец ли Мисс Дианы?

-- Разумеется. Нечего скрываться теперь, когда он убежал, а не то бы мне надо было взять его под стражу. Ну, полон ли ваш стакан? Теперь за здоровье, за счастие любезной, невозвратно потерянной Мисс Дианы. Вы знаете песню;

Не пей вина в честь юной девы,

Колен своих непреклонив,

Не пей вина за счастье девы.

Ты легко поверишь, любезный Трением, что я не мог разделять веселости судьи, и долго не опомнился от такой вести; наконец сказал ему:

-- Я не знал что жив отец Дианы.

-- Жив, да не по милости нашего правительства, сказал Инглевуд. Чорт меня, возьми, коли, за чью нибудь голову дадут дороже. Он и прежде был осужден на смертную казнь за участие в умысле Фенуейка; да это ему не помешало вступить в заговор Нейт-Бриджа; потом женясь на родственнице Бридалбанского дома, он приобрел большое влияние над Шотландией. Молва носилась даже, что в одной статье Рисвикского договора именно хотели требовать его выдачи; да на ту пору он притворился больным и чрез Французскую газету разпустил слух о своей смерти. После он приехал сюда и мы, старые кавалеры {Прозвание Торнсов.}, легко узнали его, то есть, я узнал и не бывши кавалером; но не получая на каких доносов и потеряв память от частых подагрических припадков, я немогу утвердить под присягой, что это он. Понимаете?

-- Знали только дочь его, старик Барон, да Ралейг, который вместе с другими тайнами открыл и эту. Да впрочем в руках Ралейга она всегда была для Дианы, как петля нашею. Тысячу раз хотела она наплевать ему в рожу, но страх, что отец её не проживет пяти минут, если узнает об нем правительство, всегда ее удерживал. Но вы меня донимаете, Г. Осбалдистон, шло говоря о правительстве, я признаю его. справедливым, кротким и милосердым. Конечно, оно повесила много мятежников; жалко их бедняжек! но ктож не велел им сидеть смирно дома: оно бы их и пальцем не тронуло.

Не входя в политические споры, я обратил разговор на предмет более для меня важный, и узнал от него, что когда Мисс Вернон решительно сказала, что никто из братьев не получит её руки и когда начала оказывать явное презрение к Ралейгу, Ралейг стал равнодушнее к делу Претендента, к которому он пристал единственно из надежды открыть себе дорогу к почестям, будучи лукав, смел, на все способен и меньшей из братьев; но увидя другой путь к той же цели, он без дальних дум изменил своим товарищам, желая придти в милость у Англинского правительства. Вероятно также, что к тому его побудила и жажда мести, когда Сир Фридерик Вернон и горские Шсфы принудили его отдашь батюшке билеты. Г. Жарви говорил мне, что он выдавал свое воровство за политическую хитрость; но видно было, что он имел другие виды, ибо получив деньги по билетам присвоил их себе и даже предъявил в Гласгове другие ко взысканию. Но я думаю, одаренный от природы умом проницательным, он видел, что у заговорщиков не было ни сил, ни средств разрушить правительство благоустроенное и крепкое, и по своим правилам пристал к стороне более выгодной и сильнейшей. Но Сир Фридерик Вернон, или, как называли Якобиты, Его Превосходительство Граф Бошам, едва мог избавиться от последствии Ралейгова доноса.

Вот все, что я узнал от Инглевуда; он был уверен, что Сир Фридерик жил с своею дочерью в каком нибудь безопасном месте на твердой земле, не слыхать было, Верноном. Г. Инглевуд не мог мне хорошо объяснить причины такого странного обязательства; но утверждал, что "по род фамильного договора, чтоб перевести во владение Сир Фредерика часть имения, которая по конфискации досталась фамилии Осбалдистонов; в то время часто делали такие договоры и в них обыкновенно также мало обращали внимания на чувства и желания детей, как будто они принадлежали к числу скотины, им принадлежащей.

что нас разлучают не узы брака, а монастырская решетка. Я [впал в какос-то разсеяние, задумчивость и не мог продолжать разговора с Инглевудом. Он начал также зевать, и я попросил у него позволения удалиться и распрощаться с ним ввечеру, потому шлона другой день чем свет хотел ехать в Осбалдистон-Галль.

-- Я вам советую, сказал он, отправиться туда скорее, пока не разнеслась молва о вашем приезде. Я знаю, что Ралейг скрывается у нас. Он живет у Жобсона и верно затевает какой нибудь умысел Они сотворены друг для друга, и какой честной человек захочет быть в их обществе? Но такия две головы сойдутся ли без итого, чтоб не составишь против кого нибудь заговора.

Он заключил свою речь, советуя мне перед отъездом осушишь бутылку вина, которую он оставил на столе и убрать целый пирок, чтоб предохранить желудок от вредного действия утренняго холодного воздуха.