Роб Рой.
Часть четвертая.
Глава восьмая

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Роб Рой. Часть четвертая. Глава восьмая (старая орфография)

ГЛАВА VIII.

"Все мертво в запустелом замке! с его владетелем все погибло на веки; он один пережил всех и ждет конца в замке Иверском."

Ужасно и горестно глядеть на запустение тех мест, в которых мы некогда приятно и весело проводили время. Приближаясь к Осбалдистон-Галлю я встречал те же самые предметы, какие видел в тот незабвенный день, когда мы с Мисс-Вернон возвращались от судьи Инглевуда. Его воспоминание не оставляло меня во всю дорогу. Когда проезжал мимо того места, где в первый раз ее увидел, как и тогда, мне слышались лай собак, ржание лошадей и звуки рогов, и я невольно устремил взоры на холм, откуда она сошла, и как будто ожидал, не явится ли снова прежнее видение. Но в самом, замке глубокое молчание, затворенные окна, двор заросший травою, все представляло разительное несходство с шумною веселостью, когда отправлялись на охоту. Лай нетерпеливых собак, ржание лошадей, крики псарей, громкий хохот доброго Сир-Гильдебранда впереди многочисленной свиты, все изчезло... изчезло невозвратимо.

Обозревая безмолвно печальную картину, я вспомнил с сожалением о тех, о коих и не думал вспомнить в подобную минуту. Мысль, что столько крепких и здоровых молодых людей, в такое короткое время погибли насильственной смертью, так была тяжка и ужасна, что я без содрогания не мог на ней остановишься. Правда, я въезжал как полный обладатель в то место, откуда выехал, как беглец; но это все мало меня утешало. Не привыкнув себя видеть владетелем замка, я почитал себя за хищника или за дерзкого чужестранца, и малодушно боялся, что тень кого нибудь из братьев явится предо мною, как грозное привидение в романе, и станет защищать ворота замка. Но, между тем Андрей изо всей силы стучался в двери и кричал таким голосом, чтоб могли узнать, что он приехал камердинером у нового владетеля. Наконец Антоний Сейдалль, старый привратник и управитель дядюшки, показался из нижняго окна с железной решеткой, и спросил нас, чего мы желали.

-- Мы приехали тебя сменить, сказал Андрей. Ты можешь, любезный друг, отдать мне свои ключи; пришел и на нашей улице праздник. Коли хочешь, я тебя избавлю от труда смотреть за посудой и погребом. Ведь ты знаешь, нет боба без пятна и дороги без крапивы, так изволь-ка опростать мне свое место и занять мое.

Принудив замолчать болтуна, я объяснил Сейдаллю мои права и велел отпирать ворота. Старик смешался и хотя почтительно, однако неохотно повиновался. Я думал, что это произходит от любви к прежнему господину, и тем более полюбил его; однако приказывал отпирать скорее и в случае неповиновения угрожал прибегнуть к судье Инглевуду и просишь помощи у Полицейских.

-- Мы были нынче поутру у судьи Инглевуда, сказал Андрей, опираясь на мою угрозу, и встретили Полицейского Архия Рутледжа. Теперь и здесь повелевают законы, а не паписты и мятежники, Г-н Сейдалль.

Угроза прибегнуть к помощи правосудия устрашила старика; он чувствовал, что по своей религии, по любви к Сир Гильдебранду и его детям, придет в подозрение у Правительства. И так он, дрожа, отпер двери с железной решеткой и большими запорами, и сказал мне, что он надеется, что я не стану взыскивать за верное исполнение должности. Я его успокоил и отвечал ему, что тем более буду уважать его.

"Не верьте ему, сказал Андрей; ведь Сейдалль большой плут. Господи меня прости! он бы не бледнел, как полотно, и не щолкал бы зубами, еслиб не было много такого, чего он не хочет нам сказать.

-- Бог с вами, Г. Ферсервис, сказал старый управитель, что вы так говорите о прежнем товарище. Где прикажете развести для вас огонь? сказал он мне почтительно. Я боюсь, чтоб замок не показался вам слишком мрачным и скучным. Но вы не станете ли обедать у Г. Инглевуда.

-- Разведи огонь в библиотеке.

-- В библиотеке? Да в ней давно ни кто не бывал, к то муж она очень дымна... и прошедшею весною голуби свили там гнезда... да у меня и некому ее разчистить.

-- У нас пойдет лучше дым, сказал Андрей. Его милость любит библиотеки. Уж это не папист твой, он любит познания, Г. Сейдалль.

Сейдалль проводил меня в библиотеку, но видно было, что он вел меня против своего желания. Он отворил мне двери, и к моему удивлению, я нашел эту комнату в необыкновенной чистоте и порядке. Камин топился прекрасно и в комнате вовсе не заметно было дыма. Сейддаль взял щипцы помешать дрова, но более для того, чтоб скрыть свое замешательство.

-- Это странно, сказал он, теперь камин топится очень хорошо, а давича поутру полна комната была дыма.

Желая остаться один, пока утихнет волнение чувств, я велел Сейдаллю призвать ко мне того, кто заведывал доходами с поместья. Он жил в полмиле от замка и я снова заметил, что Сейдалль повиновался неохотно. Мне было известно, что Ралейг скрывался недалеко и зная на что он способен, я велел Андрею сыскать двух сильных и здоровых людей. Андрей взялся за поручение с удовольствием и обещался найти в Тринлей-Кнове двух пресвитерианцев, готовых драться с Папою, дьяволом и с претендентом. Мне и самому, примолвил он, не хочется остаться одному: помните, я вам рассказывал, как перед той ночью, когда мы уехали, в саду при лунном свете мучил меня нечистый дух? Вы не хотели верить; но пусть молния сожжет все цветы в саду, если дух не похож был на этот портрет. И он указал на портрет дедушки Дианы Вернон. Я всегда знал, что между Папистами много колдунов, но до тех пор не случалось видеть дьявола.

-- Ну, ступай скорей за людьми, да смотри не приведи таких же дураков, как сам, чтоб они не боялись своей тени.

-- О! сказал важно Андрей, все соседи знают, что я не трусливей других; но прости Господи! не берусь драться с нечистым духом.

Лишь только он вышел, Г. Уердлей, исполнявший должность поверенного у дядюшки, вошел в библиотеку.

Он был честный и благородный человек, и без его стараний дядюшка не удержался бы в своем поместье. Я ему показал завещание, а он признал его действительным. Для другого такое бы наследство было не очень выгодно, по причине большого количества долгов и закладных. Но мой отец заплатил большую часть векселей и другую также старался выкупить.

Долго я разговаривал о делах с Г. Уердлеем и удержал его обедать, но велел накрыть на стол в библиотеке, не смотря на прозьбы Г. Сейдалля, чтоб я сошел в столовую, которую он для меня приготовил. Между тем, как мы обедали, Андрей исправил свой рекрутский набор, привел мне двух пресвитерианцев, и тотчас начал разхваливать, уверять в их честности, трезвость правоверии, а главное в их львиной храбрости. Я велел их накормить и они все трое выпили. Старик Сейдалль, следуя за ними, качал головою; я приказал ему остаться и объяснить, что значат эти жесты.

-- Я знаю, сказал он, ваша милость мне не поверит; но это сущая правда. Антонии Уейнфильд честной малой, такой честной, какого надо поискать; но во всей нашей стороне нет плута подобного брату его Ленсею. Все знают, что он служит шпионом у писаря Жобсона. Сколько честных людей обнес он понапрасну, сколько пострадало от него невинных. Но он не Католик, а таких-то нынче и нужно.

Г. Уердлей пребыл у меня до вечера; потом, собрав бумаги, простился со мною и оставил меня в том состоянии, когда не знаешь что выбрать: уединение или чье нибудь сообщество. Но я не мог и выбирать: ибо сидел в такой комнате, где все приходили в голову печальные мысли. В ней-то я провел столько счастливых минут с Дианою, и с горестью вспоминал, что не увижу ее более.

День начал погасать, когда из за дверей показалась голова Андрея; он меня не спрашивал, нужно ли подавать огня, а советовал зажечь свечи для прогнания злых духов. Я с досадою велел ему удалиться и севши в кресла против большого готического камина, стал машинально в нем мешать и смотрел, как из дров делались уголья, а из угольев пепел.

-- И вот, вскричал я, вот верный образ и всегдашнее следствие человеческих желаний! Их воспламеняет безделица, питает надежда и что же после выходит из человека с его страстями и надеждами? Одна горсть пыли.

Едва я произнес эти слова, как услышал на другом конце" библиотеки глубокий вздох, как бы в ответ на мои размышления. Я поспешно оборотился... Диана Вернон, стояла предо мною. Она опиралась на руку человека, так похожого на портрет, о котором говорил Андрей поутру, что я невольно взглянул на рамку, не пропала ли картина. Я сперва подумал, что или волнение ума произвело удивительный призрак, или две тени вышли из мрака могилы. Посмотрев пристально, я уверился, что был в полном уме и предо мной стояли земные существа. Это была точно Диана, хотя необыкновенно бледная у худая, а спутник её был отец Воган или, правильнее говоря, Сир Фридерик Вернон, на котором, случайно, было такое же платье и такого покроя, как на портрете. Он первый нарушил молчание; Диана стояла, потупя глаза; я онемел от изумления.

-- Пред вами стоят, Г. Осбалдистон, сказал он, двое гонимых: они просят у вас покрова и защиты, пока не найдут средства продолжать путешествие, где темница и смерть грозят им на каждом шагу,

-- Без сомнения, отвечал я желая что нибудь сказать, Мисс-Вернон не может думать... вы не можете полагать, сударь, что я забыл ваши услуги; я не способен мы кому изменить, а всего менее вам. - Я в этом уверен, сказал Сир Фридерик; но между тем вы не поверите, с каким невыразимым чувством неудовольствия прошу у вас услуги, может быть не приятной и на верно опасной. Я бы охотнее попросил у кого нибудь другого; но судьба, целую жизнь окружая меня бедами, так стеснила теперь, что у меня не. остается друга? то средства.

Я бросился к дверям, надеясь, не помешаю ли ему разглядеть моих гостей. Я его сильно оттолкнул, запер двери и задвинул запором. Но зная его обыкновенную болтливость и вспомня двух товарищей в кухне и замечание Сейдалля, что один из них слыл за жобсонова шпиона, я поскорее сошел вниз и нашел всех троих вместе. Андрей что-то рассказывал громко, но увидя меня замолчал.

-- Что с тобою, дурак, сделалось? сказал я, ты как будто дьявола испугался.

-- Нет, нет, отвечал он: там нет никакого дьявола; а вы меня так толкнули, прости? Господи!

-- Да, ты разбудил меня, негодяй. Сейдалль сей час мне сказал, что у него нет постелей для этих добрых людей, да и Г. Уердлей говорит, что не надо отрывать их от работы. Наше, друзья, вот вам полкроны: выпейте за мое здоровье. Благодарю за услугу; вы можете удалиться.

, я дожидался пока они уйдут, чтоб не имели сообщения с честным. Андреем. Я так скоро за ним бежал, что мне казалось, он не успел сказать двух слов; но и два; слова могут причинишь большие не счастия и ты увидишь, что в этом случае они двум человекам стоили жизни.

Управясь таким образом, я на чал стараться о безопасности моих гостей. Полагая, что Сейдаллю известно их пребывание в замке, я велел ему всякой раз, как позвоню, являться в библиотеку, и сам пошел туда уведомить обо всем изгнанников.

Диана взорами благодарила за участие.

-- Теперь, сказала она, вам известны мои тайны. Вы, без сомнения, знаете, какими узами родства и любви я привязана была к несчастному, который нашел здесь убежище, и не удивляетесь, что Ралейг, проникнув тайну, смел управлять мною железным скипетром.

Я просил их стараться только о своей безопасности и уверил, что употреблю все для достижения той же цели; это заставило Сир Фридерика рассказать свои обстоятельства.

-- Я всегда подозревал Ралейга, сказал он; но его обращение с моею дочерью и злоупотребление доверенности вашего батюшки, заставили меня ненавидеть и презирать его. В последнее ваше свидание, я не скрыл от него своих чувств, хотя благоразумие требовало противного. Измена и отступничество довершили меру его злодеяний; но я всегда надеялся, что его потеря будет для нас нечувствительна. Граф де Марр стоял в Шотландии с войском, полным энтузиазма; Лорд Деруеи шустер, Кенмар, Форстер, Уйентон вооружили весь Нортумберланд; я должен был идти за горцами; они под начальством Генерала Мак-Инточа перешли Форт, миновали долины и соединились с армиею Инсургентов. Дочь моя разделяла все опасности и труды путешествий.

-- И никогда не оставит нежнолюбима гоотца, вскричала Мисс Вернон, опираясь на его руку.

-- Увидя моих друзей, я стал отчаяваться в успехе Предприятия. Силы наши не умножались; сообщниками были одни единоверцы, а Торрисы-Протестанты дожидались следствия первых сражений. Наконец в городке Престоне окружила нас превосходная сила. В первой день мы защищались храбро, во второй - горские Шефы почли всякое сопротивление безполезным и решились сдаться на капитуляцию. Согласиться на такия условия, значило положить голову на эшафот. Тридцать, человек со мною вместе думали, что лучше умереть, чем сдашься, в их числе был и ваш знакомец Мак-Грегор. Мы сели на лошадей, поместили мою дочь в середине и мои товарищи, удивлялся её мужеству и дочерней нежности, клялись скорее умереть, Чем ее оставить. Мы выехали скорою рысью по улице Фишергетской, а она привела нас к болоту: неприятели его не заняли, почитая непроходимым и зная, что оно окружено рекою Рибль, на которой не было моста. Мы встретили небольшой отряд Гоннейвудских драгунов, но я поехал с дочерью в Княжество Валлийское, где у меня было много единомышленников в политике и вере. Я надеялся найти средство переехать на твердую землю, но обманулся в моем ожидании. Английское правительство подозревая, что начальники мятежа удалились в Княжество Валлийское, делало строгие розыски и принудило меня снова бежать на Север. Я знал, что Осбалдистон-Галль необитаем и что в нем жил один старый Сейдалль, очень хорошо меня знавший; я решился ехать сюда и жить пока мои друзья не приищут в Солвайской гавани какой нибудь шлюбки и таким образом отправят меня на всегда во Францию. Сейдалль нас принял и мы с часу на час ожидали известия, что все гоню во к нашему отъезду; но ваш нечаянный приезд и выбор этой комнаты заставили нас прибегнуть к вашему великодушию.

Так Сир Фридерик Вернон кончил свою повесть, которую я слушал как рассказ чудесного минувшого сна. Я не мог себя уверить, что передо мной стоит прелестная Диана: так много от горестей и трудов утратила она красоты своей. Прежний веселый и живый взгляд заменился видом послушания и покорности, меланхолическим и твердым взором. Хотя отец боялся хвалить ее в моем присутствии" однако не мог противишься родительской нежности.

-- Она перенесла, сказал он, столько горьких и тяжких искушений Неба, что они. сделали ли бы честь всякому мученику. Она боролась с опасностями и видела вокруг себя тысячу смертей без робости. Она испытала такие труды и нужды, что они давно бы истощили терпение самого решительного человека. Она проводила дни во мраке, по ночам не знала сна и я никогда не слыхал от нее ропота. Словом Г. Осбалдистон, я принесу в моей дочери достойную жертву Богу, как все, что осталось лучшого и драгоценного у Фридерика Вернона.

Он замолчал и бросил на меня взор, который я понял совершенное цель его была уничтожить все мои надежды и, как в Шотландии, разрушить все связи между своею дочерью и мною.

-- Теперь, сказал он Диане, не станем отнимать нужного времени у Г. Осбалдистона, он знает положение несчастных, просящих у него помощи.

нашей чести.

-- И отдали мне должную справедливость, Сир Фридерик. Вы меня хорошо знаете, но я уверен, что Мисс Вернон вам скажет....

-- Я не имею нужды в свидетельстве моей дочери, сказал учтиво, но не позволяя относишься прямо к ней. Я всегда почитал и почитаю Г-на Франка Осбал ли стона за самого благородного человека. Но позвольте нам удалиться; покой нам очень нужен; мы редко им наслаждаемся и каждую минуту можем быть принуждены продолжать свой путь.

Говоря таким образом, он взял за руку свою дочь и разкланившись со мною, вышел в скрытую под обоями дверь --