Роб Рой.
Введение. (1829 г.)

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Роб Рой. Введение. (1829 г.) (старая орфография)

Введение.
(1829 г.)

Задумав еще раз во зло употребить терпение публики, автор долго колебался на счет названия своего нового произведения; в литературе хорошее имя также важно, как и в жизни. Заглавие Роб-Рой предложил мне мистер Констабль, который благодаря своему опыту и дальнозоркости предвидел, что оно заключает в себе задаток популярности.

Самым лучшим введением к настоящему роману может служить очерк странной личности, имя которой выставлено на заглавном листе, и которая с хорошей и дурной стороны сохранила значительное место в народной памяти. Это удивительное явление нельзя приписать знатному происхождению Роб-Роя, который, хотя и родился джентльменом, но не имел никаких особых прав на повиновение своего клана. Точно также не смотря на его деятельную, безпокойную и полную приключений жизнь, его подвиги уступали подвигам других менее известных грабителей. Главным образом он был обязан своей славой тому, что жил на самом рубеже горной Шотландии и позволял себе в начале XVIII столетия такия проделки, которые обыкновенно приписывают средневековому герою Робину Гуду, и то в сорока милях от Глазго, большого торгового города с университетом. Таким образом этот человек, соединявший в себе дикия добродетели, хитрость и распущенность американского индейца, процветал в Шотландии в золотой век королевы Анны и Георга I. По всей вероятности Адисон и Поп чрезвычайно изумились бы узнав, что на одном с ними острове жил такой чело: век как Роб-Рой. Этот странный контраст между образованной и утонченной жизнью с одной стороны рубежа горной Шотландии и дикими, противозаконными выходками обитателей другой стороны этой вымышленной границы, (только усиливает интерес, возбуждаемый именем Роб-Роя, которое до сих пор вселяет ужас вблизи и вдали, на горах и в равнинах.

Роб-Рой пользовался несколькими преимуществами, дозволявшими ему с успехом поддерживать избранную им роль. Самым важным из этих преимуществ было его происхождение из клана Мак-Грегор, столь известного ⁴ I своими несчастиями и энергичным, неукротимым духом, дозволявшим его представителям сохранять все узы клана, не смотря на жестокие законы, применяемые с неслыханною строгостыр в отношении всех носивших это запрстеипое имя. (История мак-грегорцев походит на историю некоторых других древних кланов горной Шотландии, которые были уничтожены более могучими соседями, то есть или совершенно истреблены или доведены до того, что они отказывались от своего родового имени и принимали имя своих победителей. Главная характеристическая черта в истории мак-грегорцев заключается в том упорстве, с которым они удерживали единство и независимость своего клана при самых трудных обстоятельствах. Мы изложим вкратце историю этого племени; но мы должны заметить, что так как она основана на преданиях, то все те события, которые не подтверждены письменными документами должны считаться сомнительными.

Мак-грегорцы выводят свое происхождение от Грегора или Грегориуса, как говорят, третьяго сына Альпина, короля шотландского, который жил около 787 года. Поэтому они первоначально назывались мак-альпинцами, а их клан Альпином. Одно отдельное племя до сих пор сохранило это название. Они считаются одним из самых древних кланов горной Шотландии, без всякого сомнения кельтского происхождения, и владели некогда многочисленными землями в Пертшире и Аргайльшире, которые они очень упорно отстаивали, считая своею собственностью по праву оружия. Их соседи, графы Аргайль и Бридалбэн, между тем внесли земли, занятые мак-грегорцами, в свои хартии, которые они легко приобретали от казны, и таким образом не обращая внимания на справедливость узаконили свои нрава на чужия владения. Пользуясь всеми удобными случаями теснить и изгонять соседей, они мало по малу распространили свои владения, прикрывая грабеж королевскими хартиями. В этих подвигах, жертвами которых были несчастные мак-грегорцы, особенно отличался сер Дункан Камбел из Лохо, известный во всей Шотландии под названием Черного Дункана в Клобуке, от носимого им головного убора.

Постоянно и несправедливо лишаемые своих владений, мак-грегорцы защищали свои права силою, и по временам одерживали верх, причем жестоко пользовались победой. Подобное поведение, хотя совершенно согласно времени и месту, объяснялось в столице врожденной дикой жестокостью, который нельзя было уничтожить иначе как истребив с корнем весь клан.

Актом Тайного Совета в Стирлинге от 22 сентября1563 года, в царствование королевы Марии, было предписано могущественным дворянам и вождям кланов пребледо! вать мак-грегорцев огнем и мечем. Такое же постановление в 1563 году не только дает подобные же права серу Джону Камбелю из Гленорхи, потомку Дункана в Клобуке, но и воспрещает васалам принимать или оказывать помощь каким бы то ни было образом клану Грегору, а также доставлять его представителям, под каким бы то ни было видом, пищу, питье или одежду.

Жестокое убийство мак-грегорцами в 1589 году Джона Друмонда, лесника королевского Гленартнейского леса, рассказано в другом месте со всеми его страшными подробностями. Клан поклялся на отрубленной голове несчастного, принять на всех своих членов ответственность за этот поступок. Вследствие того издан был новый акт Тайного

Совета о крестовом походе против "нечестивого клала Грегор, так долго промышляющого кровью, убийствами и грабежем". Читатели найдут подробный рассказ об этом факте в предисловии к "Монтрозской Легенде".

Другие многочисленные случаи ясно доказывали, что мак-грегорцы презирали законы, которые часто их карали, но никогда им не покровительствовали. Хотя они мало по малу были лишены своих владений и всех обычных средств к жизни, по конечно нельзя было ожидать, что они умрут с голода, когда им было легко отнять у других то что считали своей собственностью. Поэтому они предавались постоянным грабежам и привыкли к пролитию крови. Их пламенные страсти было очень легко возбудить во всякое время, чем и пользовались могущественные соседи, которые, спуская, по шотландскому выражению, мак-грегорцев на своих врагов, извлекали пользу из грабежей и насилий, тогда как на несчастных мак-грегорцев падала вся вина и судебная кара. Этот обычай нарушения спокойствия страны набегами диких горцев и порубежников считается историками одной из самых мрачных черт той эпохи.

Не смотря на жестокия преследования, некоторые члены клана сохранили свои владения, и в 1592 году его вождем был Аластер Мак-Грегор из Гленстрэ. Это был, говорят, мужественный, энергичный человек, и судя по его сознанию пред смертью, он принимал участие во многих кровавых набегах, которые окончились роковым образом для него и многих из его сторонников в знаменитой битве при Гленфруине, близ юго-западной оконечности Ломондского озера, в окрестностях которого мак-грегорцы продолжали пользоваться некоторой властью, основанной на праве сильного.

С давних пор существовала кровавая вражда между мак-грегорцами и лэрдом Луссом, главы рода Колькун, могущественного на южных берегах Ломолда. По преданиям, эта вражда началась от самого незначительного обстоятельства. Однажды двое мак-грегорцев, застигнутые ночью на пути, попросили ночлега в доме, принадлежавшем слугам Колькуна, и получили отказ. Тогда они поместились на ночь в сарае, взяли из овчарни барана и изжарив съели, а на другое утро предложили заплатить за свой ужин. Колэрд приказал их схватить, и пользуясь своими феодальными правами, немедленно присудил их к смерти и казнил. Мак-грегорцы в справедливости этого предания ссылаются на свою поговорку, которая проклинает минуту, когда "черный баран с белым хвостом сделался агнцем". Чтоб отмстить за эту кровную обиду вождь мак-грегорцев собрал свой клан в числе 300 или 400 человек и направился на Лусс с берегов озера Лонга, через ущелье, известное под названием "Прохода Горцев".

под начальством Тобиаса Смоллета, городского судьи и предка знаменитого писателя.

Противники встретились в долине Гленфрупп, т. е. Грусти; это название по видимому предсказывало роковые последствия битвы, не только для побежденных, но и для победителей, так как нерожденному еще сыну Альпинского клана суждено было горько поплатиться за эту сечу. Мак-грегорцы были поражены многочисленностью своих врагов, но смело бросились в бой, побуждаемые своим чудодеем или предсказателем, который уверял что видел на предводителях противной стороны белые саваны. Большая часть клана атаковала фронт неприятеля, а Джон Мак-Грегор сделал неожиданное фланговое движение. Главная сила Колькуна состояла в кавалерии, которая не могла свободно действовать на болотистой почве, и хотя его воины мужественно боролись, по вскоре были обращены в бегство, причем пало от `200 до 300 несчастных под ударами безжалостных победителей. Если действительно, как говорит предание, мак-грегорцы лишились только двух человек убитых в деле, то они не имели никакого основания предаваться такой кровавой резне, так как уверяют, что они не пожалели даже группы богословских студентов, которые имели неосторожность явиться зритеаями на поле битвы. Впрочем этот факт подлежит большому сомнению, потому что о нем не упоминается ни в обвинительном акте против вождя клана, ни в истории Джопстопа, ни в описании этой битвы професором Россом, который напечатал его двадцать девять лет спустя. Не смотря на это, местные предания подтверждают это обстоятельство, также точно как камень, находящийся на месте этой кровавой сечи и прозванный "Студентским Камнем". Макъгрегорцы, по преданию оказавшемуся неверным, приписывали подобный жестокий поступок бешенству одного Дугальда Киара Мора, т. е. Великана Мышиного Цвета, известного своим высоким ростом и силою. Он был молочным братом Мак-Грегора, и вождь отдал юных студентов под его охрану до окончания битвы. Опасаясь чтоб они не спаслись бегством, разгневанный их насмешками над его кланом или просто побуждаемый жаждой крови, этот Дикий горец, во время преследования врагов его товарищами, хладнокровно умертвил безпомощных узников. Когда вождь по своем возвращении спросил у Дугальда где юноши, он отвечал указывая на окровавленный кинжал: "Спроси у чего, Господи помилуй меня грешного!" Последния слова были повторением отчаянных восклицаний его несчастных жертв перед их преждевременной смертью. Таким образом, этот ужасный рассказ по видимому основан на факте, хотя вероятно число убитых юношей преувеличено жителями нижней Шотландии. В народе доселе говорят, что кровь несчастных жертв Киара Мора никогда не изгладится с камня, служащого памятником этого злодейства. Узнав о их судьбе Мак-Грегор выразил глубокое отвращение, и осыпал упреками своего молочного брата за преступление, которое могло повести к погибели не только его, но и весь клан. Этот предполагаемый убийца был предком Роб-Роя и всего рода, от которого он произошел. Дугальд Киар; Мор похоронен в Фортингальской церкви, где доселе показывают его надгробную плиту, а его мужество и сила составляют предмет многих преданий, сохранившихся до наших дней {См. Прил. IV, Дугальд Киар Мор.}.

Между немногими убитыми мак-грегорцами находился брат вождя, похороненный на поле битвы, и его могилу доселе означает большой камень, известный под названием Серого Камня Мак-Грегора {См. Прил. V, Серый камень Мак-Грегора.}.

Сер Гумфрей Колкун, имея под собою отличного коня, бежал с поля битвы и укрылся в замке Банохар, где однако он вскоре был убит мак-грегорцами, как уверяют семейные предания, или мак-фарлэнцами, судя по другим известиям.

Королю Иакову VI было донесено о Гленфруинской битве и жестоком преследовании побежденных в самом неблагоприятном виде для мак-грегорцев, которые и без того пользовались известностью разбойников, хотя храбрых и мужественных. Чтобы яснее доказать Иакову всю громадность резни, вдовы убитых, числом 220, в глубоком трауре и с окровавленными рубашками своих мужей на остриях пик явились на белых копях в Стирлинг, требуя мести от монарха, чрезвычайно склонного подвергнуться впечатлению подобной мрачной, грозной сцены.

и всем носившим его предписано избрать себе другое под опасением смертной казни. Этому наказанию подвергались не только те, которые стали бы впредь называться именами своих отцов, Грегорами или Мак-Грегорами, но и все участвовавшие в Гленфруинской битве, или в других разбойничьих набегах, указанных в постановлении королевского совета, если на них будет найдено оружие кроме тупого ножа для резания мяса. Последующим определением совета от 24 июня 1613 года была назначена смертная казнь членам бывшого Мак-Грегорского клана, которые составили бы сборище более четырех человек. Наконец, парламентским актом в 1617 году, сила этих постановлений была подтверждена и распространена на новое поколение в виду того, что многочисленные сыновья лиц, против которых приняты означенные меры, приближались к совершеннолетию, и если бы им было дозволено носить имя предков, то клан сделался бы еще могущественнее прежнего.

Исполнение этих жестоких постановлений было поручено на западе графу Аргайлю и сильному клану Камбель, а на востоке горной Шотландии графу Атолю и его последователям. Мак-грегорцы выказали энергичное, мужественное сопротивление, и во многих долинах в западных и северных частях горной Шотландии сохраняется доселе память о кровавых сечах, в которых преследуемый клан одерживал иногда временный успех и всегда дорого продавал свою независимость. Наконец, гордость вождя Аластера Мак-Грегора была так унижена страданиями его клана, что он решился положить оружие с большинством своих последователей, под тем условием, что граф Аргайль удалит их из Шотландии. Если верить словам этого несчастного вождя, он имел основание ожидать милости от Аргайля, который втайне побуждал его на многие из тех поступков, за которые он теперь так дорого платил. Но Аргайль, как выражается Впредь, дал Мак-Грегору слово горного шотландца, обязательное по букве, но не по смыслу: Мак-Грегор был отправлен под многочисленным эскортом на английскую границу, и когда таким образом было исполнено обещание удалить его из страны, Аргайль приказал тому же эскорту отвезти его обратно в Эдинбург.

Мак-Грегор из Гленстрэ был отдан под суд и 20 января 1604 года признан виновным. По видимому, тотчас же после произнесения приговора, его казнили, так как Бирель рассказывает, что в тот же день он был повешен в Кроссе, и для отличия виселица его была поднята на человеческий рост выше соседних двух виселиц, на которых были преданы смерти его родственники. 18 февраля было казнено еще несколько Мак-Грегорцев, а последние из арестованных, после долгого тюремного заключения, повешаны в начале марта.

Великая услуга графа Аргайля, усмирившого дерзкий нечестивый клан мак-грегорцев, известных низких преступников, и взявший в плен Мак-Грегора с значительным количеством начальствующих лиц клана, достойно преданных смерти за их преступления, была торжественно с благодарностью признана парламентским актом 1607 года, и в награду ему пожаловано двадцать мер съестных припасов с Кинтайрских земель.

Не смотря на преследование мак-грегорцев огнем и мечем, на военные экзекуции, посылаемые постоянно шотландскими властями, потерявшими но видимому всякое достоинство, так как они не могли без брани произносить ненавистного им имени - этот клан нисколько не выказал готовности исключить себя из ряда шотландских племен. Правда, мак-грегорцы исполняя закон, приняли имена соседних родов, среди которых жили; но называясь друмондцами, камбельцами, грэамцами, бухананцами, стюартцами и т. д., они во всем что касалось общих интересов, оставались кланом Грегор, соединенным для добрых и злых целей, угрожавшим общей местью всякому, кто оскорбил бы отдельного члена их племени.

Перт, Стирлинг, Клакманап, Монтейт, Ленокс, Ангус и Мэрис) клана Грегора, который был усмирен и уничтожен великими заботами блаженной памяти короля Иакова, возобновлены карательные законы против этого нечестивого, мятежного племени и приняты новые меры для применения означенных законов.

Не смотря на чрезмерно жестокия преследования Иаковом I и Карлом I несчастных мак-грегорцев, которые доведенные до отчаяния возставали против властей и потом подвергались каре за поступки, вызванные жестокостью преследований - они все поголовно остались верными своему монарху во время междоусобной войны. Их барды объясняли это обстоятельство врожденным уважением мак-грегорцев к шотландской короне, которую некогда носили их предки, в доказательство чего ссылались на герб клана, представлявший ель, пронзенную мечем, поддерживающим на своем острии корону. Не оспаривая значение подобных побудительных причин, мы полагаем, что война, открывавшая доступ мак-грегорцам в нижнюю Шотландию, должна была иметь для них гораздо более прелести, чем союз с ковенанторами, который побудил бы их вступить в борьбу с такими же дикими, ничего не имевшими горцами, как они сами. Вождем их в то время был Патрик Мак-Грегор, сын известного вождя Дункана Абараха, которого Монтроз считал своим верным, близким другом и которому обещал, что за все несправедливые преследования мак-грегорцы будут вознаграждены, как только восторжествует правое дело его величества.

В последующую эпоху этого мрачного периода мак-грегорцы требовали себе тех же прав, как и другие кланы. Когда шотландский парламент взывал ко всем горцам возстать против республиканской армии, вторгнувшейся в страну в 1651 году, 31 марта того же года Калум Мак-Копдахи Них-Эйн и Эйн-Мак-Копдахи-Эйн от имени своего и всего клана подали прошение королю и парламенту, в котором изъяснили, что они, повинуясь парламентскому акту, повелевавшему всем кланам выступить под начальством своих вождей на поддержку веры, короля и королевств, стянули свои силы для защиты горных проходов на верховьях реки Форты, но им противодействовали граф Лтоль и лэрд Буханап, требовавшие многих из членов клана в ряды своих отрядов. Это вмешательство посторонних лэрдов вероятию объясняется переменой имени мак-грегорцев, что и давало право графу Атолю и лэрду Буханапу призвать их под знамена мурейцев и бухананцев. По видимому просьба мак-грегорцев о дозволении им вести войну в целом составе, как все другие кланы, осталась без ответа; но после восшествия на престол Карла II, первый шотландский парламент его царствования, в 1661 году, уничтожил все акты против клана Грегор и возвратил ему родовое имя и все права верноподданных, на основании того, что лица, некогда называвшияся мак-грегорцами, вели себя впродолжении последних безпорядков с такою преданностью и любовью к особе его величества, что загладили все прежние свои про ступки и заслужили уничтожения всех признаков кары за означенные проступки.

Странно сказать, что пресвитерья не были приведены в бешенство отменою для бедных мак-грегорцев тех жестоких кар, несправедливость которых они столь часто испытывали сами на себе, и доказывали этим, что хорошие люди также как дурные не могут безпристрастно судить об однех и тех же мерах, примененных к ним и к другим. Их влиянию приписывают вскоре затем последовавшее возобновление законов, изданных против несчастных мак-грегорцев; формально же не приведено никаких причин для принятия подобных карательных мер и не указано, чтобы клан в чем либо провинился. Напротив постановление, лишавшее стольких шотландских подданных их законных прав, написано как бы нарочно в самых туманных выражениях, и на содержание этого парламентского акта 1693 года не указывает его название, так как он именуется актом о судебной власти в горной Шотландии.

Однако после революции законы против мак-грегорцев по видимому не были строго применяемы, а в последней половине XVIII века они вовсе не исполнялись. Имя Мак-Грегор встречается в парламентских актах, в судебных решениях и различных правительственных документах; по все же мак-грегорцы, пока эти законы существовали, не могли называться своим родовым именем, и несколько раз было предложено всему клану именоваться Мак-Алыиинским или Мак-Грантским. Однако, они не могли придти к соглашению, и по необходимости подчинялись своему грустному положению до тех пор, пока британский парламент не уничтожил окончательно карательных законов, так долго тяготевших над этим древним родом. Вследствие этого акта, вполне заслуженного услугами, которые оказали королю и отечеству многие из членов клана, мак-грегорцы стали действовать прежнем духе, благодаря которому они так жестоко чувствовали запрещение называться своим именем, что было бы сочтено за неважное обстоятельство большинством их сограждан.

и следовательно их "вождем во всех законных и прочих случаях". Этот документ подписан 826 лицами, носившими имя Мак-Грегор и способными владеть оружием. Многочисленные члены этого клана образовали в последнюю войну, в 1799 году, особый полк Альпинского клана, под начальством своего вождя и его брата, полковника Мак-Грегора.

Разсказав вкратце историю клана Грегора, которая представляет редкий и любопытный пример долговечности патриархальной системы, автор должен теперь привести несколько сведений о человеке, именем которого называется настоящий роман.

Говоря о горном шотландце, прежде всего надо обратить внимание на его родословную, и мы уже сказали, что Роб-Рой происходил от Киара Мора, Великана Мышиного Цвета, которого местные предания обвиняют в убийстве молодых студентов во время Гленфруинской битвы.

Не затрудняя себя и читателей исследованием всех сложных подробностей генеалогического древа горного шотландца, скажем только, что после смерти Аластера Мак-Грегора из Гленстрэ, клан, приведенный в отчаяние безжалостными преследованиями врагов, по видимому не имел возможности состоять под властью одного общого вождя. Каждый отдельный род, согласно своему происхождению и месту жительства, управлялся своим собственным предводителем, ибо так назывался в горной Шотландии глава отдельной отрасли клана, а вождем был только тот, кто начальствовал над всем кланом.

Потомки Дугальда Киара Мора жили преимущественно в горах между озерами Ломондом и Катрином, владея довольно значительными поместьями, хотя трудно сказать пользовались ли они этими землями на основании законных актов или по праву сильного. Впрочем исследование этого вопроса является совершенно излишним и безполезным; достаточно того, что они были владельцами в этой местности, и их дружбой чрезвычайно дорожили соседи, так как она одинаково была важна для поддержания спокойствия в стране во время мира и для более успешных действий во время войны.

в службе Иакова II), женатого на дочери Камбеля из Гленфалоха. Сам Роб-Рой назывался Мак-Грегором из Инверснайда, и по видимому имел какое-то право на собственность или пользование Крат-Гойстоном, поместием находившимся на восточной стороне озера Ломонда, где возвышаются лесистые Гленфалохския горы.

Время рождения Роб-Роя положительно неизвестно; но рассказывают, что он принимал участие в набегах и грабежах, следовавших за революцией, а по преданиям, он был предводителем в разбойничьем набеге на Кипенский приход, в графстве Ленокс, в 1091 году. Это предприятие не имело кровавого характера, так как убит был только один человек, но в виду громадного грабежа, оно известно под названием Кипенского Разорения {См. Statistical Account of Scotland, vol. XVIII, p. 332. - Parish of Kippen.}. Точно также не известно время его кончины, но так как он пережил 1733 год, и умер в старости, то вероятно ему было около двадцати пяти лет, в эпоху Кипенского Разорения, а следовательно он родился в половине XVII столетия.

В сравнительно спокойные времена, наступившия после революции, Роб-Рой или Красный Роберт посвятил свои способности, далеко необыкновенные, на скромну. деятельность оптового торговца скотом. Легко предположить, что в те дикия времена ни один нижнешотландский или английский торговец скотом не смел проникать в горную Шотландию. Скот, бывший тогда главным предметом сбыта в горах, пригонялся в пограничную страну вооруженными горцами, которые однако честно и добросовестно разделывались с своими южными покупателями. Конечно, иногда происходили стычки, и жители нижней Шотландии, преимущественно же порубежники, снабжавшие английские рынки шотландским скотом, вступали в бой, противопоставляя горным палашам свои тяжелые дубины, которыми они энергично действовали, предварительно завернув руку в шапку, намоченную в ручье. Я слыхал от пожилых людей, принимавших участие в подобных стычках, что горцы вели себя очень честно, не только не прибегая к помощи пистолетов и кинжалов, но даже по употребляя острия палаша, так что бой происходил с шумом и треском, но без большого вреда. По временам лишь наносили друг другу легкия раны, и так как торговля скотом приносила выгоду обеим сторонам, то подобные незначительные вспышки не могли прервать дружеских отношений. Действительно, эта торговля была чрезвычайно важна для горцев, для которых она составляла главную статью дохода, извлекаемого ими из своих поместий; таким образом опытный, ловкий торговец приносил пользу не только себе, по друзьям и соседям. Торговые предприятия Роб-Роя впродолжении нескольких лет были так успешны, что возбудили к нему доверие и уважение всего околотка, в котором он жил.

Его значение еще более увеличилось по смерти отца, когда он вступил в управление поместьями своего племянника Грегора Мак-Грегора из Гленгайля, и в качестве, опекуна стал пользоваться тем влиянием на весь клан, которое принадлежало представителю Дугальду Киару. Его власть была тем неограниченнее, что род Мак-Грегоров отказался от всякого повиновения Мак-Грегору из Гленкарнока, предку нынешняго ссра Эвана Мак-Грегора, и пользовался независимостью.

Около этого времени Роб-Рой купил или взял на аренду поместье Крайг-Ройстон, о котором мы уже упоминали. Впродолжении этого цветущого периода его жизни,, он находился в большой милости у своего ближайшого и могущественного соседа Джэмса, первого герцога Монтроза, который выказывал к нему самое лестное расположение. Герцог согласился признать права собственности как Роб-Роя, так и его племянника, на поместья Гленгайль и Инверснайд, которыми дотоле они пользовались в качестве арендаторов. С целью поддержать интересы страны и свои собственные герцог Монтроз давал также в займы нашему герою значительные суммы на ведение его торговых предприятий.

значительную сумму, привели его к банкротству. Он скрылся и не с пустыми руками, если верить объявлению о его поимке, в котором сказано, что в сто руках находилось до 1000 ф. ст., полученных от различных лэрдов и джентльменов на покупку коров в горной Шотландии. Это объявление появилось в июне 1712 г., и было несколько раз повторено. Оно положительно определяет эпоху, когда Роб-Рой переменил род своих занятий и вместо торговых спекуляций предался совершенно иным предприятиям {См. Приложение к введению No 1, стр. LXIX.}.

В этом году он по видимому впервые удалился из своего обычного места жительства в Инверснайде, и поселившись в горах на разстоянии 10 или 12 шотландских миль (вдвое больших чем английския) начал вести разбойничью жизнь, которую уже не покидал до самой своей смерти. Герцог Монтроз, считавший себя жестоко обманутым, употребил все законные средства для взыскания с Роб-Роя данных ему взаймы денег; его поместья были секвестрованы, а скот и движимое имущество проданы.

При этом судебные власти действовали с необыкновенной строгостью, и их агенты, вообще не отличавшиеся мягким обращением, позволили себе так жестоко оскорбить жену Мак-Грегора, что их поведение возбудило бы чувство мести и в человеке не столь пылком как Роб-Рой. Жена его отличалась гордым, пламенным характером и по всей вероятности, стараясь помешать чиновникам исполнять их обязанности, сама навлекла на себя их гнев, хотя для чести человечества мы надеемся, что народный рассказ об этом событии преувеличен. Достоверно только одно, что изгнание с берегов озера Ломонда сильно подействовало на нее, и она вылила всю свою грусть в прекрасной музыкальной пьесе для волынки, известной до сих пор любителям под названием "Плач Роб-Роя".

Беглец, говорят, прежде всего нашел убежище в Глеп-Дохарте под покровительством графа Бридалбэпа, так как семейство последняго возвратило некоторым из мак-грегорцев их прежния владения, хотя в старину Бридалбэпы участвовали в их безжалостном преследовании. Герцог Аргайль был также одним из покровителей Роб-Роя, т. е. по выражению горцев дозволял ему пользоваться деревом и водой, или иначе свободою лесов и озер, доступ к которым был почти невозможен;

Знатные горцы того времени всячески старались из честолюбивых видов поддерживать своих сторонников, обязанных им военною службою, а также любили иметь в своем распоряжении смелых, решительных людей, которые относясь недружелюбно к свету и его законам могли по малейшему знаку разорять страну и убивать арендаторов, их феодальных соперников, не навлекая никакой ответственности на своих патронов. Борьба между Камбелами и Грэамами, во время междоусобии XVII века, отличалась кровавой враждой и громадными взаимными потерями. Смерть великого маркиза Монтроза с одной стороны, а с другой поражение при Инверлохи и опустошение Лорна не могли быть скоро забыты. По этому Роб-Рой был уверен, что его хорошо примут в стране Камбелей, как человека принявшого их имя, родственника Гленфалохов по матери, и врага ненавистного им дома Монтрозов. Громадный объем владений Аргайля и возможность удалиться на его землю при каждой необходимости дали Роб-Рою повод создать смелый план мести.

секвестра его земли и продажи движимой собственности. Он решился всеми зависевшими от него средствами наносить всевозможный вред герцогу, его родственникам, друзьям и арендаторам; но хотя круг подобной деятельности был достаточно обширен, Роб-Рой этим не довольствовался, и считая себя иаковитом распространял свои действия на всех лиц, по его мнению сочувствовавших революционному правительству или неодобряемому им соединению королевств. Под предлогом, что его соседи в нижней Шотландии принадлежали к подобным людям, он делал набеги на их поместья, если они не соглашались платить ему ежегодную дань.

Страна, в которой должна была производиться эта правильная система грабежа, по имела в то время хороших, дорог и была в высшей степени удобна для подобной деятельности. Она делилась на многочисленные узкия долины, населенная часть которых была окружена со всех, сторон лесами, горами, пропастями, непроходимыми ущельями и болотами, известными только окрестным жителям, так что несколько отважных людей, хорошо знакомых с местностью, могли избегнуть преследований многочисленного неприятеля. Мнения и обычаи владетелей ближайших к границе горной Шотландии были вполне благоприятны замыслам Роб-Роя. Большинство этих владельцев принадлежало к клану Мак-Грегора, предъявлявшему свои права на Балькидер и другие округи верхней Шотландии, которые некогда принадлежали их племени и только вследствие жестоких преследований перешли в руки других семейств. Междоусобия XVII века приучили этих людей постоянно носить оружие, и вспоминая свои горькия бедствия они были чрезвычайно храбры и жестокосерды. Близость сравнительно богатой нижней Шотландии невольно возбуждала мысли о набегах. Многие из членов других кланов, привыкшие владеть оружием и презирать труд, поселялись подле границы, за которой можно было легко приобретать грабежом средства к жизни; а общее положение страны, ныне столь мирной и спокойной, подтверждало мнение, записанное с недоверием доктором Джонсоном, что самые безпокойные и мятежные округи горной Шотландии были пограничные с нижней страной. Таким образом Роб-Рою, потомку клана, распространенного по всей окрестной стране, было не трудно собрать вокруг себя столько товарищей, сколько ему требовалось для его предприятий.

Он сам по видимому был рожден для избранного им ремесла. Не очень высокого роста, но удивительно сильный и коренастый, он отличался широкими плечами и странными, непропорционально длинными руками, так что не нагибаясь мог завязывать подвязки на своих горпо шотландских чулках, которые как известно не достигают колен на два дюйма. Выражение его лица было открытое, мужественное, решительное в минуты опасности, и добродушное в минуты веселья. Густые, вьющиеся темнорыжие волосы окаймляли его чело, а одежда, конечно, оставляла обнаженными колени и часть бедр, которые своей мускулистой силой и покрывавшими их рыжими волосами напоминали горношотландского быка. К этим физическим достоинствам Роб-Роя надо прибавить, что он искусно владел палашом, чему много способствовали его длинные руки, и отлично знал как все уголки дикой страны, в которой он действовал, так и характеры друзей и недругов, с которыми имел дело.

Его нравственные свойства также соответствовали обстоятельствам, в которые он был поставлен. Хотя он и был потомком кровожадного Киара Мора, Роб-Рой не наследовал его жестокости, а напротив избегал всякого ненужного кровопролития, так что о нем не рассказывают ни одного кровавого дела, которого можно было бы избегнуть. Все его набеги с целью грабежа были задуманы и исполнены с замечательным умом и смелостью, а их почти постоянный успех зависел от искусного плана и быстроты, а также строгой тайны, с которыми они приводились в исполнение. Подобно английскому Робппу-Гуду, он был добрый разбойник, и отнимая у богатых щедро наделял бедных. Быть может он поступал так из политики, по местные предания приписывают подобное поведение более возвышенным побуждениям. Все, с которыми мне случалось говорить о нем, - а в юности я видал несколько человек, знавших лично Роб-Роя, - выражались о нем как о человеке добром и человеколюбивом "в своем роде".

Его нравственные идеи напоминали правила арабского шейха и были естественным последствием его дикого воспитания. Если когда-нибудь Роб-Рой разсуждал о своем образе жизни, то вероятно охарактеризовал себя храбрым человеком, который лишившись своих естественных прав несправедливыми законами, старался возвратить их себе естественной силою; таким именно он представлен в прекрасном стихотворении моего даровитого друга Вордсворта:

¹) И так он был умен и храбр, мудр в мыслях, смел в делах и в самой сущности вещей искал он нравственный закон.

"К чему нам книги, говорил благородный Роб, сожгите лее законы и полки, на которых оне стоят! Они лишь возбуждают нас против ближних и часто против самих себя.

Наши страсти создали закон, слишком несправедливый, чтоб руководить нами, и за этот закон мы боремся с горечью в сердце.

Смущенные, ослепленные, мы теряем ясное сознание того что запечатлело в нашем сердце и говорит пан как вести себя.

Создания, населяющия воду и землю, и носящияся по воздуху на крыльях ветра живут в мире и спокойствии; для них не мыслима долгая борьба.

И от чего? Им достаточно простого, золотого правила: бери лишь тот кто может взять, держи кто сможет удержать. Этот закон легко понятен всем, ему научиться не трудно, и ничто не побуждает сильного к ненужной жестокости.

Все земные существа живут и погибают силою ума и храбрости; такова уж воля Божия, одни должны повелевать, другие их волю исполнять".

"И вправе так поступать, прибавил Роб-Рой, и для достижения моих целей, для поддержания моих прав я изберу кратчайший путь, ибо самая долгая жизнь скоротечнее дня".

И так он жил среди своих утесов в летний зной и в холода зимы; вверху царил орел, внизу царил Роб-Рой.

Однако не следует предполагать, чтоб этот знаменитый грабитель был истинным героем и постоянно, последовательно действовал на основании тех нравственных правил, которые ему приписал поэт, вздумавший стоя у его гробницы оправдать его жизнь. Напротив, как всегда бывает с дикими вождями, Роб-Рой примешивал к своим нравственным принципам значительную долю хитрости и скрытности, что доказывается его поведением во время междоусобной войны. Также рассказывают и вполне справедливо, что хотя учтивость составляла его характеристическую черту, он иногда позволял. себе так надменно обращаться с людьми, стоявшими выше его, что навлекал на себя ссоры, из которых не всегда выходил с честью. Поэтому многие говорили, что Роб-Рой был скорее забияка, чем герой или по крайней мере, что он был храбр в известные дни. Пожилые люди хорошо его знавшие уверяли, что он вел себя лучше в домашней ссоре, чем в открытом, смертельном бою. Впрочем это обвинение опровергается всей его жизнью; к тому же надо признать, что положение, в котором он находился, заставляло его из чувства осторожности отворачиваться от ссор, которые могли привести только к драке и увеличению числа его прагов в стране, где месть считалась скорее долгом чем преступлением. Умение побороть свои страсти в подобных случаях не только не противоречило роли, разыгрываемой Мак-Грегором, но было необходимо для того, чтоб его деятельность не пресеклась неожиданно.

достоверных сведений о древней истории и обычаях Шотландии, рассказывал мне что по случаю какого-то общественного праздника в городе Доуне, Роб-Рой нанес оскорбление Джэмсу Эдмондстону из Ньютона, по несчастью замешанному в убийстве лорда Ролло {См. Maclaurin's Criminal Trials, No IX. Автор.}. Эдмондстон в ответ приказал ему немедленно удалиться из города, прибавив: "Я сломал вам ребро в прошлый раз, а если теперь, Роб, вы будете по прежнему меня раздражать, то я сверну вам шею". Роб-Рой повиновался, но не надо забывать, что Эдмондстон был значительный человек иаковитской партии (он нес королевское знамя Иакова в битве при Шерифмуире) и находясь вблизи своего дома был окружен друзьями и сторонниками. Однако слава Роб-Роя. пострадала оттого, что он молча удалился под гнетом подобной угрозы.

Другой вполне достоверный случай произошел с Куннигамом из Бокана.

Генри Кунингам из Бокана в Стирлингшире соединял в себе подобно многим франтам нашего времени благородство и мужество с изысканными манерами, доходившими до жеманства {Его мужество и жеманство были соединены с врожденной застенчивостью, что случается очень редко. Лорд Бининг в сатирической поэме Аудиенция Аргайля рисует следующим образом его портрет:

Три раза поклонился Гарри прежде чем подойти, наконец, герцог его увидел и с удовольствием сказал: "Вы верно были во Франции, я доселе никогда не встречал более учтивого и приятного джентльмена". Гарри поклонился, покраснел и с новым поклоном удалился (Collect of original Poems by Scotch Gentlemen, vol. II. p. 125). Автор.}. Однажды он находился в обществе Роб-Роя, который презирая его предполагаемую изнеженность или считая его неопасным человеком (враги Роб-Роя утверждали, что он всегда принимал в соображение опасность своего врага прежде чем вступал с ним в борьбу) оскорбил его так жестоко, что дело кончилось вызовом на поединок. Хозяйка дома спрятала шпагу Кунни гама, и пока он ее искал, Роб-Рой отправился на Шилингскую гору, где соперники должны были встретиться, и там с торжественным величием ожидал противника. Наконец, Кунингам отыскал какой-то старинный меч и поспешно явившись на место поединка, бросился так стремительно на Роб-Роя, что тот обратился в бегство и впродолжении долгого времени не смел показываться в селении. Мистер Мак-Грегор Стирлинг рассказывает в свел новом издании сочинения Ниммо "Стирлингшир" этот анекдот в более мягкой форме, но все же признает постыдное поражение Роб-Роя.

По временам знаменитый грабитель терпел большие неудачи и подвергался серьезным опасностям. Однажды он был спасен хладнокровием его помощника Маканалейстера или Флетчера, "Маленького Джона" его шайки, мужественного, смелого разбойника и искусного стрелка. Шайка Мак-Грегора была неожиданно настигнута правительственным отрядом, конным и пешим, который обратив грабителей в бегство преследовал их безпощадно. Каждый из товарищей Роб-Роя думал конечно только о себе и не заботился о своем предводителе. Его вскоре настиг один из драгун и нанес ему страшный удар палашем по голове, Роб-Роя спасла от смерти железная пластинка, зашитая в его шапке. Однако, удар был так силен, что он упал восклицая: "О Маканалейстер, неужели у тебя нет ничего?" (т. е. в ружье). В туже минуту, солдат замахнулся вторично с громким криком: "Чорт возьми! Не твоя мать шила твой колпак"; но пуля Маканалейстера пронзила сердце драгуна, прежде чем он успел опустить руку.

Вот как говорит о Роб-Рое и его деятельности человек умный и талантливый, живший в той местности, где он действовал, и конечно относящийся к нему не так снисходительно, как ныне к нему относятся, благодаря романтичному характеру его подвигов:

"Роб-Рой Мак-Грегор был человек сметливый, не лишенный хитрости и ловкости; предавшись всякого рода беззакониям, он во главе самых низких бродяг его клана производил постоянные набеги на западные части Пертского и Стирлингского графств, разоряя и опустошая страну. Очень немногие из бывших у него под рукою (т. е. живших на разстоянии ночного перехода) могли считать себя безопасными, не платя ему тяжелой постыдной дани. Наконец, он дошел до такой смелости, что производил открытый разбой, собирал контрибуцию и мстил своим врагам во главе значительного отряда вооруженных людей, среди белого дня и в глазах местных властей" {Mr. Grahame of Gartmore's Causes of the Disturbances in the Highlands; Jamieson's edition of Burt's Letters from the North of Scotland, Apendix. Vol. IT, p. 348. Автор.}.

силой.

Распространение скотокрадства было так всеобще, что даже лица высших класов смотрели на это преступление сквозь пальцы, а так как главный доход землевладельцев состоял в скоте, то их финансы находились в большом разстройстве. Указав на эти местные условия Грэам прибавляет:

"Подобными причинами объясняется то, что здесь не существует ни порядочной системы земледелия, ни улученных пастбищ, ни промышленности, ни торговли, одним словом нет никакой трудовой деятельности. Здешний народ чрезвычайно плодовит и потому так многочисленен, что при теперешнем положении страны не находится занятий и для половины населения. Каждое местечко кишит праздными людьми, привыкшими владеть оружием, и ленивыми на все кроме разбоя и грабежа. Питейные дома распространены повсюду, и в них эти люди проводят все время, пропивая свою незаконную наживу. Здесь законы никогда не исполняются, и власти не пользуются уважением; чиновники не смеют и часто не могут исполнять своих обязанностей, так как некоторые селения находятся в тридцати милях от ближайшого административного центра. Одним словом здесь нет ни порядка, ни властей, ни управления".

Возстание 1715 года уже застало Роб-Роя в полном разгаре его славы. Тогда ему пришлось выбирать между иаковитскими стремлениями и благодарностью к герцогу Аргайлю за его покровительство хотя не открытое, но очень полезное. Однако желание принять участие в общей войне побудило его присоединиться к войскам графа Мара, не смотря на то, что герцог Аргайль предводительствовал армией, посланной для усмирения мятежа.

Мак-грегорцы или по крайней мере многочисленная их отрасль, род Киара Мора, выступили в поход под предводительством не Роб-Роя, а одного из его племянников, Грегора Мак-Грегора, иначе называвшагося Джэмсом Грэамом из Гленгайля и еще более известного под прозвищем Глюн-Дгу, т. е. Черного Колена, потому что на одном из его колен было большое черное пятно, которое его горношотландская одежда не покрывала. Впрочем по может быть сомнения, что такой молодой человек, как Гленгайль действовал в большинстве случаев под руководством своего деда, столь опытного вождя.

перетащили их волоком на Инверснайд. Нижнешотландские виги, взявшиеся за оружие в защиту правительства и двинувшиеся по этому направлению, должны были остановиться за неимением переправы. Они немедленно предприняли экспедицию для отбития лодок. Их силы заключались в волонтерах из Пэсли, Кильпатрика и других городов, которые с помощью отряда матросов поднялись вверх по реке Левен, в больших лодках, с военных кораблей, стоявших в Кленде. В Луссе к ним присоединились сер Гумфрей Колькун и его зять Джэмс Грант с своими сторонниками в горношотландской одежде того времени, описанной чрезвычайно живописно историком мятежа {Ночью они достигли Лусса, где к ним присоединились сер Гумфрей Колькун из Дусса и его зять Джэмс Грант из Пласкандера, с сорока или пятидесятью красивыми сторонниками в коротких панталонах и клетчатых плэдах. Каждый из них был вооружен, ружьем, небольшим щитом с стальным остроконечием в средине, 1 палашом, длинным кинжалом, одним или двумя пистолетами, и ножем за поясом. - Rae's History of the Rebellion, p. 287. Автор. }. Весь отряд переправился в Крайг-Ройстоне, но мак-грегорцы не вступили в бой. Если верить описанию этой экспедиции историка Рэ, то виги выйдя на берег не увидали перед собою врагов, ибо их барабанный бой и ружейные выстрелы так перепугали мак-грегорцев, что они не показываясь неприятелю бежали из своей засады в главный лагерь горцев в Страт-Филан {См. Прил. VI. Лох-Ломондская экспедиция.}. Виги овладели таким образом лодками, не подвергаясь никакой опасности и без кровопролития.

После этого временного удаления с театра его обычных подвигов, Ро.б-Рой был отправлен графом Маром в Абердин с поручением вооружить часть мана Грегор, обитавшую в том графстве. Эти члены клана принадлежали к его собственному роду Киара Мора и были потомками трех сот мак-грегорцев, которых граф Мурей в 1624 году перевел из своего поместья в Монтейте, чтоб дать отпор Макинтошам, клану столь же мужественному, как и безпокойному.

Находясь в городе Абердине, Роб-Рой встретил родственника совершенно иного рода и характера, чем те, которых ему было поручено вооружить. Это был доктор Джэмс Грегори (по происхождению мак-грегорец), патриарх династии професоров, известных своими литературными и научными талантами, дед недавно умершого знаменитого эдинбургского доктора и ученого професора Грегори. Этот джентльмен был в то время професором медицины королевской коллегии в Абердине, а отец его доктор Джэмс Грегори прославился в науке изобретением телескопа с рефлектором. По видимому наш приятель Роб-Рой не мог иметь ничего общого с подобным семейством; но междоусобная война соединяет людей самых противоположных характеров и положений в свете. Доктор Грегори считал благоразумным в эту критическую эпоху открыто заявить свое родство с таким влиятельным, могущественным человеком; а потому он пригласил к себе Роб-Роя и принял его так любезно, что благородное сердце нашего героя преисполнилось благодарностью, но это едва не привело к роковым последствиям.

У професора был сын восьми или девяти лет, очень видный, бойкий и живой мальчик, который сильно понравился шотландскому Робину Гуду. Накануне своего отъезда из Абердина Роб-Рой, глубоко задумывавшийся в последнее время о том, как отблагодарить своего родственника за его радушное гостеприимство, отвел доктора Грегори в сторону и сказал ему: "Любезный родственник, я долго думал, как выказать вам мою благодарность за ваше гостеприимство. У вас славный, умный мальчик, которого вы губите безполезными книжными занятиями, и чтоб доказать мое расположение к вам и к вашему семейству я решился взять его с собою и сделать его человеком". Ученый професор был крайне поражен подобным предложением своего воинственного родственника, который казалось не сомневался, что это предложение будет принято с глубочайшей благодарностью. Объяснить причины отказа было чрезвычайно щекотливо, ибо не безопасно было дать почувствовать Роб-Рою, что поприще, для которого он хотел подготовить мальчика, считалось отцем прямой дорогой на виселицу. Сначала он выставил предлогом отказа нежелание стеснить своего друга такой обузой, как воспитание юноши; но подобный довод только усилил решимость горца оказать благодеяние своему юному родственнику, так как он полагал, что отец отказывался от его предложения лишь из скромности. Он не хотел слышать никаких отговорок и даже упомянул о том, что насильно увезет мальчика, если отец не согласится добровольно его отпустить. Наконец перепуганный професор стал уверять Роб-Роя, что его сын был слишком молод и болезнен чтобы перенести все трудности горной жизни; по через год или два, он надеялся, что его здоровье поправится, и мальчик будет в состоянии последовать за своим храбрым родственником на то блестящее поприще, которое он ему открывал. Заключив подобную сделку, родственники разстались; Роб-Рой поклялся увезти с собою в горы сына професора в следующее посещение Абердина, а доктор Грегори по всей вероятности молил Бога, чтоб ему никогда более не встретиться с Роб-Роем.

Джэмс Грегори, избегнувший таким образом карьеры грабителя, был впоследствии професором медицины в абердинском университете, и подобно всему своему семейству отличался научными достоинствами; но он был очень вспыльчив и упрям, так что при всяком проявлении этих недостатков, друзья его говорили: Ага! Вот что значит не получить воспитания у Роб-Роя.

вдруг раздался барабанный бой, и солдаты высыпали из соседних казарм. "Если эти молодцы выходят, сказал Роб-Рой, хладнокровно прощаясь с своим родственником, то мне пора подумать о своей безопасности. С этими словами он скрылся в каком-то переулке, и по словам Джона Буниана, продолжал путь, и его более никто не видал" {Первый из этих анекдотов о любопытном столкновении высшей ступени цивилизации с полудиким состоянием общества, я слышал от покойного доктора Грегори, а члены его семейства любезно сверили этот рассказ с своими собственными воспоминаниями и семейными бумагами. Второй анекдот основан на воспоминании одного старика, который сам видел, как Роб-Рой, услыхав барабанный бой, простился с своим родственником; это обстоятельство он впоследствии рассказывал Александру Форбесу, родственнику доктора Грегори, который еще доселе жив. Автор.}.

Мы уже сказали, что поведение Роб-Роя во время возстания 1715 года было очень двусмысленное. Лично он находился с своими сторонниками в горношотландской армии, но его сердце лежало к герцогу Аргайлю. Не смотря на это мятежники были принуждены вполне довериться ему, как единственному проводнику, когда они отправились из Перта в Дунблэн и хотели перейти через Форт.

Это движение мятежников на запад привело к битве при Шерифмуире, нерешительной по своим непосредственным результатам, по принесшей в конце концев пользу одному герцогу Аргайлю. Как известно, в этом сражении правое крыло мятежников разбило и уничтожило левое крыло Аргайля, а кланы, составлявшие левое крыло армии Мара, хотя тут были стюартцы, макензийцы и камеронцы были совершенно разбиты. Среди этого жаркого боя и преследования, Роб-Рой упорно сохранял свою позицию на горе, в центре мятежников, и хотя атака его отряда могла решить битву, нельзя было ничем заставить его двинуться вперед. Это обстоятельство было тем несчастнее для армии графа Мара, что предводительство над частью клана Макферсон было поручено Мак-Грегору, так как его престарелый, болезненный вождь не мог сам участвовать в битве и не желал чтоб его обязанность исполнил его наследник Макферсон из Норда. Пока таким образом проходило удобное время для атаки, Роб-Рой получил положительное приказание Мара двинуться вперед, но он отвечал хладнокровно: "Нет, нет, если они не могут сделать этого без меня, то не сделают и со мною". Один из макферсонцев, по имени Александр, такой же продавец скота, каким был прежде Роб-Рой, человек чрезвычайно сильный и энергичный, был приведен в бешенство бездействием своего временного начальника; бросив на землю свой плэд и выхватив меч, он воскликнул: "Не будем долее этого терпеть! Если он не хочет нас вести в бой, то я поведу". Роб-Рой отвечал с прежним хладнокровием: "Еслиб дело шло о том, как лучше гнать горный скот, то я преклонился бы перед твоим умением, Санди, по теперь надо вести людей, и я лучший судья". - "Конечно, еслиб Роб-Рой гнал глен-эйгаский скот, - заметил макферсонец, - а не предводительствовал людьми, то он был бы первым, а не последним". Взбешенный этими словами, Роб-Рой выхватил на лаш, и только друзья обоих противников удержали их от поединка. Между тем удобное время миновало, но

Роб-Рой не пропустил случая извлечь из битвы личную для себя выгоду. Пользуясь общим смятением он дозволил своему клану грабить мертвых с обеих сторон.

Прекрасная, старинная, сатирическая баллада о сражении при Шерифмуире клеймит позором поведение нашего героя в этот достопамятный день. "Стоял Роб-Рой на горе, говорится в ней, стоял он долго дожидаясь минуты грабежа; пришел он на гору лишь только для добычи и двинулся с места, когда смолкла битва".

сожжен лордом Кадогапом, который после усмирения мятежа послан был в горную Шотландию для обезоружения и наказания возставших кланов. Но отправившись в Инверари, с 40 или 50-тью сторонниками, Роб-Рой добровольной отдачей оружия приобрел милостивое расположение полковника Патрика Камбеля из Финна, который выдал ему и товарищам открытые листы для свободного пропуска. Находясь таким образом почти в совершенной безопасности от правительственных преследований, Роб-Рой поселился в Крайг-Ройстоне близ Лох-Ломонда среди своего клана, и не теряя времени немедленно возобновил свою частную распрю с герцогом Монтрозом. Для этой цели он окружил себя вооруженными людьми, и никогда не трогался с места без отряда в десять или двенадцать человек, а в случае необходимости мог довести его до пятидесяти или шестидесяти человек.

С своей стороны Монтроз старался всеми силами уничтожить такого безпокойного врага; но его просьбе генерал Карпентер, командовавший войсками в Шотландии, отправил против Роб-Роя три колонны солдат с различных сторон, из Глазго, Стирлинга и Финларига близ Киллина. Мистер Грэам из Киллэрна, родственник и доверенное лице герцога Монтроза, а также помощник шерифа Думбартона, сопровождал эти отряды для того чтоб они могли действовать по распоряжению гражданских властей и имели верного проводника, хорошо знакомого со всеми горными проходами. Цель этой экспедиции заключалась в том, чтобы неожиданно окружить жилище Роб-Роя и арестовать как его, так и его сторонников, но проливные дожди, дурные дороги и прекрасная система лазутчиков, которую устроил Роб-Рой, помешали успеху этого плана. Хотя птицы улетели из гнезда, по солдаты из мести уничтожили их гнездо, однако не безнаказанно. При сожжении дома Роб-Роя мак-грегорцы, спрятавшись за деревьями и утесами, стреляли в солдат, так что был убита, один гренадер.

Роб-Рой отмстил за понесенные им потери чрезвычайно смелой выходкой. В половине ноября 1710 года, названный выше Джон Грэам из Киллэрна, управляющий герцога Монтроза, отправился в местечко, называемое Эрокской часовней, куда созвал окрестных арендаторов. для платежа ренты. Арендаторы явились по его приглашению, и он уже собрал около 300 ф. ст., когда вдруг в комнату вошел Роб-Рой во главе вооруженного отряда. Грэам думал спасти деньги, бросив их также как и счетные книги на чердак, надеясь что в общей суматохе Роб-Рой этого не заметит; по ловкого грабителя нельзя было провести, когда дело шло о такой значительной добыче. Он. отыскал книги и деньги, занял место управляющого и стал преспокойно принимать арендные суммы, проверяя счеты и выдавая квитанции от имени герцога. Подобное поведение он хладнокровно объяснил тем, что вычтет полученные таким образом деньги из суммы, которую герцог Монтроз ему должен за убытки, понесенные им от распоряжений герцога, начиная от. сожжения его дома генералом Кадоганом и до последней экспедиции в Крэайг-Ройстон. Потом он просил мистера Грэама последовать за ним в горы, но очень учтиво, и вообще не позволял себе ни малейших грубых или насильственных против него действий, хотя объявил ему, что считает его заложником и угрожал жестокими истязаниями в случае если вознамерятся его отбить. Трудно себе представить что нибудь смелее этого разбойничьяго подвига. После продолжительного и быстрого путешествия (в течение которого Грэам мог жаловаться только на усталость), Роб-Рой привез своего пленника на небольшой остров, среди озера Катрин, и заставил его написать к Монтрозу, чтоб он прислал за него выкуп в 3400 марок, которые по расчету Роб-Роя он оставался ему должен сверх полученных арендных денег.

Однако, продержав Грэама пять или шесть дней на острове, который доселе называется Темницею Роб-Роя и где не очень приятно было жить в холодные, ноябрския ночи. Мак-Грегор отпустил его, вероятно не надеясь извлечь дальнейшую пользу из. своего смелого предприятия; при этом он дозволил ему увезти расчетные книги и все арендные документы, оставив себе только деньги {Читатель найдет два подлинные письма герцога Монтроза и одно письмо мистера Грэама, отправленное по приказанию Роб-Роя во время нахождения в плену, в введении к предисловию, No 2-й, стр. LXX. Автор.}.

Около 1717 года, наш герой случайно попал в руки герцога Атоля, который был таким же жестоким его врагом, как и Монтроз; по благодаря своей хитрости и мужеству, он избегнул верной смерти. В приложении No 5, стр. LXVII помещено современное описание этого любопытного события.

оружие своим арендаторам для защиты от нападений грабителя; но это оружие попало в совершенно иные руки. Мак-грегорцы в короткое время обезоружили всех арендаторов, причем действовали иногда с их согласия.

Большая часть ренты уплачивалась герцогу натурой, а потому были выстроены большие житницы в Мулине и в других местностях Бухананских поместий. К этим житницам от времени до времени неожиданно являлся Роб-Рой во главе значительного отряда и требовал известного количества зерна для себя, а иногда и для раздачи бедным соседям; в этих случаях он всегда выдавал от своего имени квитанции, уверяя что ведет правильные расчеты с герцогом.

Между тем правительство выстроило небольшое укрепление в бывшем некогда поместье Роб-Роя, в Инверснайде, на полупути между озерами Ломонд и Катрин; но гарнизон этого укрепления не мог обуздать безпокойного Мак-Грегора. Он неожиданно окружил маленький форт, срыл его и обезоружил солдат. Его затем опять возобновили, а перед возстанием 1745 года, вторично им овладели мак-грегорцы, под предводительством племянника Роб-Роя, Глюна Дгу. Наконец, Инверснайдский форт был выстроен вновь после усмирения мятежа, и начальником его находился одно время знаменитый генерал Вольф; теперь же он совершенно разрушен {Проезжая около 1792 года чрез Инверснайд, автор видел там гарнизон, состоявший из одного инвалида, который мирно косил ячмень и на просьбу не отказать в приюте отвечал: что ключ форта находится под дверью. Автор.}.

Строго говоря, Роб-Рой действовал не в качестве записного грабителя, а скорее как охранитель спокойствия окрестных жителей, или по шотландскому выражению собиратель черной дани. Характер этой дани был описан в романе "Вэверлей", и в примечаниях к нему; но все же мы приведем из книги Грэама описание этого обычая" "Безпорядок и смятение в стране были так велики, что в виду совершенного равнодушия правительства, степенные, благоразумные люди были вынуждены для охранения своей собственности вступать в постыдные договоры о плате черной дани. В силу этих договоров, человек, находившийся в близких отношениях с грабителями обязывался предохранять условленную землю от грабежей за известную ежегодную плату. Из этих денег он платил одним грабителям за возвращение угнанного скота, и другим за угон скота, так как иначе не было бы необходимости заключать договоров. Поместья тех джентльменов, которые отказывались поддерживать этот вредный обычай, подвергались постоянным грабежам с целью принудить их к покупке своей безопасности. Предводитель этих грабителей назывался начальником дозора, а его товарищи стражами. Эти титулы давали им как бы право на безпрепятственное путешествие по всей стране и представляли им возможность совершать всякого рода опустошения. Таких отрядов в горной Шотландии было очень много, и входившие в их состав люди, привыкнув с детства к усталости, могли при случае заменять солдат.

"Люди, отличающиеся невежеством и энтузиазмом, повинующиеся слепо своему вождю или землевладельцу, руководимые католическими патерами или нонконформистскими пасторами и неимеющие никакой собственности, легко могут принять какую угодно форму. Они не боятся никаких опасностей, так как им нечего терять, и охотно соглашаются на всякия предприятия. Ничто не может ухудшить их положения, а предаваясь грабежу они благодаря общим безпорядкам получают значительные выгоды {Letters from the North of Scotland, vole II, p. 341--345.}.

насильственного налога составляет преступление, наказуемое смертною казнью. Но необходимость прибегать к таким сделкам препятствовала исполнению этого строгого закона, и я полагаю, что он никогда не применялся на практике; люди по прежнему подвергались незаконным поборам из опасения рисковать своею собственностью; точно также в наше время очень трудно, почти невозможно, помешать лицами, обворованным на значительную сумму вступать в сделки с ворами для возврата части кражи.

Мне никогда не удавалось слышать какому размеру равнялась дань, собираемая Роб-Роем; но сохранился формальный договор, по которому его племянник в 1741 г. обязался возвращать украденный скот у некоторых землевладельцев в графствах Перт, Стирлинг и Думбартон, или уплачивать стоимость их в течение полугода после своевременного заявления о краже за плату пяти процентов с ежегодной ренты, что составляло небольшую страховую премию. Мелкия кражи не входили в условие, а страхование начиналось с одной лошади, одного быка или шести баранов.

Подобные договоры приносили Роб-Рою значительный доход деньгами и натурой, но он большею частью расходывал его на общественные дела и частные благотворительные случаи, ибо он были, очень щедр и благодетелен. Однажды пастор Балькидерского прихода, но имени Робертсон, требовал от прихожан прибавки содержания; Роб-Рой объявил ему, что всего лучше было отказаться от такого излишняго притязания, и пастор повиновался, зная что может дорого заплатить за отказ. Но в вознаграждение Мак-Грегор ежегодно присылал ему корову и барана, которых почтенный пастор принимал нисколько не заботясь о том, каким путем их приобретал Роб-Рой.

Следующий рассказ о действиях нашего героя, вследствие просьбы одного из землевладельцев, плативших ему дань, имеет для меня особый интерес, так как я его слышал от старого соотечественника из Ленокса, принимавшого участие в экспедиции. Но не отличаясь особыми приключениями и лишенный сопровождавшого его полуиспуганного, полуспущенного взгляда разскащика, анекдот этот быть может на бумаге потеряет большую часть своего эфекта.

Разскащик, по его словам, когда он пятнадцатплетний юноша жил у отца в поместье одного джентльмена, в Леноксе, имя которого я забыл, исполнял обязанность пастуха. В одно прекрасное утро, в конце октября, когда всего чаще случались подобные несчастий, оказалось, что горцы ночью угнали десять или двенадцать голов скота. Немедленно послали за Роб-Роем, и он явился в сопровождении семи или восьми вооруженных людей. Он серьезно выслушал все подробности набега и выразил уверенность, что скотокрады или безумные пастухи, как их иногда прозывали, не могли далеко увести добычу, и что он разыщет украденную скотину. Потом он пожелал, чтобы с ним были посланы два жителя нижней Шотландии для того, чтоб привести обратно отбитый у воров скот, так так никто из его джентльменов не возьмется за такое дело. Разскащик и его отец были посланы с Роб-Роем; им не очень улыбалось это путешествие, но все же взяв небольшой запас пищи и стадную собаку они отправились в путь. После дневного перехода по Бенвоирлихским горам они остановились на ночлеги, в полуразвалившейся хижине.. На другое утро они продолжали свое странствие по горам, причем Роб-Рой указывал путь по различным знакам в вереске, которые были совершенно непонятны разскащику.

"А вы и ваш сын, сказал он, обращаясь к отцу разскащика, ступайте смело на ту сторону горы; там, в небольшой долине, вы увидите скот нашего хозяина вместе с другими стадами; отберите свою скотину и приведите ее сюда не трогая тех, которые вам не принадлежат. Если кто нибудь нам скажет слово или станет вам угрожать, то ответьте, что я здесь с двадцатью людьми". - "Но если нас поколотят или убьют?" заметил отец разскащика, очень недовольный подобным поручением. - "Если они нанесут вам какой либо вред, произнес Роб-Рой, то я им никогда этого не прощу". Жители нижней Шотландии не разделяли уверенности вождя, но с ним нельзя было спорить.

Отец и сын перебрались через гору, и как предсказывал Роб-Рой увидали многочисленное стадо. Они осторожно выбрали пропавших у их господина коров и погнали их в гору; но не успели они сделать нескольких шагов, как услышали ужасный крик, и со страхом обернувшись увидали женщину, которая как бы выросла из земли и осыпала их бранью на гаэльском языке. Когда же они как умели передали по гаэльски слова Роб-Роя, то женщина немедленно умолкла и скрылась. Возвратясь к вождю без дальнейших препятствий, они рассказали о своих похождениях, и Роб-Рой с удовольствием указал на свое уменье улаживать подобные дела без всяких неприятностей. После этого маленький отряд отправился в обратный путь; опасности предприятия миновали, но предстояло еще перенести много усталостей.

До сумерек они шли без отдыха, а ночь Роб-Рой предложил провести на открытой поляне, покрытой вереском и за которой холодный северовосточный ветер заунывно тянул песнь страт-дирнской волынки {Так называют ветер, дующий в пустынных долинах Баденоха. Автор.}. Горцы преспокойно улеглись на земле завернувшись в свои плэды, а бедными, жителям равнин нечем было защищаться от холода. Заметив это Роб-Рой приказал одному из своих людей поделиться плэдом со стариком, а относительно юноши сказал: "молодчик может согреваться ходя взад и вперед всю ночь и карауля скот". Услыхав подобный приговор, разскащик грустно понурил голову; холодный ветер, от которого земля белела как от мороза, усиливался с каждой минутой, и молодому человеку казалось, что кровь в его жилах леденеет. По его словам, он привык к непогодам, но никогда не запомнит такого холода; доведенный до отчаяния, он проклинал ярко светившую на небе луну за то, что она только светила, а не грела. Наконец усталость и холод стали до того невыносимы, что он решился бросить вверенное ему стадо и приютиться хоть где нибудь на остальную часть ночи. С этой целью он лег подле самого рослого и дородного из горцев, помощника Роб-Роя; но не довольствуясь этим он мало по малу овладел частью его плода и завернувшись в него крепко заснул, считая себя сравнительно в раю. На разсвете он проснулся, и с ужасом увидал, что благодаря его проделке шея и плечи горца, лишенные защиты плэда, покрылись инеем. Юноша ожидал, что его непременно подвергнут строгому наказанию за подобный дерзкий поступок в отношении одного из главных лиц шайки; по добродушный горец, проснувшись и увидав на себе иней, преспокойно стер его плэдом и только проворчал: "какая холодная ночь". Утром они пустились снова в путь и возвратили скот его хозяину без дальнейших приключений. Этот случай едва ли можно назвать анекдотом или рассказом, но все же в нем кроются материалы, могущие вдохновить поэта и художника.

Около того времени когда случилось только что рассказанное происшествие, герцог Монтроз быстро двинулся в Балькидерския горы во главе отряда своих собственных фермеров, и напав в расплох на Роб-Роя взял его в плен. По приказанию герцога, его посадили на лошадь к одному из конных слуг по имени Джэмсу Стюарту, к которому для большей предосторожности он был привязан подпругой. Этот Джэмс Стюарт был дед сметливого человека того же имени, недавно умершого, который содержал гостиницу близ озера Катрина и служил проводником для посетителей этой великолепной местности; от него я слышал эту историю за много лет прежде, чем он сделался трактирщиком и когда он служил проводником только одним охотникам на тетеревей. Но возвратимся к самому рассказу. Уже вечерело, и герцог спешил запереть в сохранное место своего узника, которого он так долго и тщетно преследовал, но перебираясь в брод через реку Тейт или Форт, я хорошенько не помню, Роб-Рой стал умолять Стюарта, но имя их старого знакомства и соседства, дать ему случай к бегству, так как иначе его ожидала верная смерть. Стюарт был тронут его мольбами, и из сожаления, а может быть и страха растегнул пряжку подпруги; Роб-Рой упал в воду и доплыв до берега скрылся почти таким же образом, как описано в настоящем романе. Увидан Джэмса Стюарта одного на лошади, герцог гневно спросил: где узник? и не получив удовлетворительного ответа тотчас заподозрил Стюарта в участии в бегстве Роб-Роя; в ту же минуту он выхватил из-за пояса пистолет и ударил им плашмя несчастного с такой силой по голове, что он, по словам его внука, никогда не мог оправиться от понесенного повреждения.

Похваляясь своим замечательным искуством постоянно увертываться из рук могучого врага, Роб-Рой наконец стал нестерпимым фанфароном. Так он однажды написал герцогу вызов и распространил это письмо между своими друзьями, которые за бутылкой с удовольствием его перечитывали. Читатель найдет этот документ в приложениях к настоящему введению {Приложение No 3. стр. LXXIV.}. Он написан хорошим почерком и не отличается слишком большими граматическими ошибками. Читатели должны помнить, что это в сущности была только шутка, так как знаменитый грабитель был слишком сметлив, чтобы серьезно предложить такой поединок. Это письмо написано в 1719 году.

Вэду, которому в то время было поручено обезоружить кланы горной Шотландии и провести военные дороги по всей стране. Письмо это чрезвычайно странного характера; Роб-Рой с самого начала заявляет, что он по истине желал предложить свои услуги королю Георгу, но не мог этого сделать, потому что был бы непременно в таком случае заточен в тюрьму за долг герцогу Монтрозу. По этому не имея возможности сражаться за правое дело, он стал в ряды мятежников на основании принципа Фальстафа, что когда король нуждался в людях, а мятежники в солдатах, то было стыднее оставаться праздным среди всеобщей свалки чем помогать мятежу. Невозможность оставаться нейтральным в такой борьбе казалась ему безспорным фактом. В тоже время он утверждает, что хотя был вынужден обстоятельствами принять сторону лиц, возставших против короля, но всегда избегал открытых враждебных действий против войска его величества и даже посылал английским военачальникам все сведения, которые мог собрать, в справедливости чего ссылался на герцога Аргайля. Какое впечатление произвела эта защита Роб-Роя на генерала Вэда трудно сказать, потому что мы не имеем никаких сведений об этом предмете.

Роб-Рой по видимому в течение многих лет продолжал вести свою прежнюю жизнь. Между тем его слава распространилась далеко за узкими пределами той страны, в которой он обитал. При его жизни в Лондоне появилась его биография под заглавием "Горношотландский Мошенник". Это грошовое издание было украшено картинкой, изображавшей страшного великана-людоеда с бородою в аршин; а его похождения выставлены в таком же преувеличенном виде как и наружность. Некоторые из более известных подвигов нашего героя рассказаны довольно неточно, а большая часть памфлета представляет чистый вымысел. Очень жаль, что подобная тема для рассказа не попала в руки Де-Фо, который в то время сосредоточивал свое внимание на подобных предметах, хотя гораздо менее интересных и по столь достойных изучения.

Впрочем с годами Роб-Рой стал гораздо спокойнее и миролюбивее, а его племянник Глюн Дгу и большинство клана перестали поддерживать постоянные ссоры с герцогом Монтрозом, которыми он сам так прославился. К тому же в последнее время этот знаменитый род стал обращаться совершенно иначе с диким кланом, стараясь привлечь его на свою сторону добротою, а не запугать жестокими карами, как прежде. Многим мак-грегорцам, жившим в поместьях герцога, без всяких условии была отдана земля в аренду за очень низкую плату, а Гленгайль (или Черное-Колено), продолжавший исполнять свою обязанность сборщика черной дави умел соединить это место с званием начальника шотландской стражи, содержимой правительством. При этом, говорят, он строго воздерживался от открытых и беззаконных опустошений, которым предавался его родственник.

Но всей вероятности в эту эпоху временной тишины, Роб-Рой стал думать о своей душе. Воспитанный в протестантской вере, он долго ее исповедывал, но в последние годы своей жизни перешел в католичество, быть может по принципу мисис Коль, что эта религия самая утешительная для людей подобных ему. Он сам, говорят, утверждал что причиною перемены им религии было только желание сделать угодное благородному пертскому роду, члены которого были тогда строгими католиками. Приняв имя своего первого покровителя, герцога Аргайля, он не мог ничем лучше выразить свое уважение к графу Перту, как последовав его примеру в деле религии. Впрочем Роб-Рой никогда не защищал всех католических догматов и полагал что миропомазание было только излишним расходом масла.

В последние годы жизни Роб-Роя его клан был вовлечен в распрю с другим более могущественным кланом. Стюарт из Апина, вождь клана того же имени, владел фермою в Балькидерских горах, носившей название Инверненти, Мак-грегорцы из племени Роб-Роя имели притязание на эту землю на основании того, что они жили на ней гораздо ранее, и торжественно объявили, что не дозволят поселиться на ферме кому бы то ни было, не носившему их имени. Стюартцы явились тогда в количестве 200 хорошо вооруженных людей для утверждения своих прав на спорную землю. Мак-грегорцы взялись также за оружие, но не могли собрать равных сил, и Роб-Рой сознавая свою слабость вступил в переговоры, причем доказывал, что оба клана были друзьями короля, и соглашался возвратить Стюарту спорную землю, чтобы только не ослабить оба клана взаимной борьбой. Вследствие этого, Стюарт поселил в Инверненти, в качестве арендаторов, Мак-Ларснов, семейство зависевшее от его клана и которое, славясь своею силою и храбростью, могло отстоять свои права от нападения мак-грегорцев. Придя к такому миролюбивому окончанию в присутствии обопх кланов, выстроенных перед Валькидерской церковью, и боясь чтобы клав не упрекнул его в слишком большой уступчивости, Роб-Рой заявил, что было бы недостойным стольких вооруженных людей, стоявших друг против друга, разойтись не померившись силами. Поэтому он предложил поединок с кем-либо из стюартцов во славу их кланов. Зять Стюарта из Апина и вторый вождь клана, Аластер Стюарт из Инвернагиля принял вызов, и они сразились на палашах в виду обеих армий {По некоторым сведениям сам Стюарт из Апина сразился с Роб-Роем, но на сколько я помню рассказы самого Инвернагиля, это событие произошло так, как я рассказал его в тексте. Впрочем, прошло столько лет со времени моих бесед с Инвернагилем, что я мог и ошибиться. Инвернагиль был не высокого роста, но очень хорошо сложен, пользовался известностью атлета и прекрасно владел мечем. Автор.}. Бой продолжался до тех пор попа Роб-Рой не был ранен в руку, что считалось сигналом к окончанию поединка, так как соперники сражались из-за чести, а не на смерть. Роб-Рой бросил на землю меч и поздравил своего противника с победою, говоря что он первый пролил его кровь. С своей стороны победитель великодушно признал, что ему никогда не удалось бы побороть Роб-Роя, еслиб ему не помогли юность и прямое её следствие - большее проворство.

кончины, он выразил сожаление о некоторых событиях своей жизни. Жена его подняла на смех такие поздние укоры совести и просила его умереть таким же человеком, каким он жил; но он энергично упрекнул ее за её постоянные кровавые советы и прибавил:Ты всегда ссорила меня с лучшими людьми в стране, а теперь хочешь поссорить с Богом!"

Существует предание, нисколько не противоречащее истинному характеру Роб-Роя, что на смертном одре он узнал о предполагаемом посещении его человеком, с которым он находился в враждебных отношениях. Поднимите меня с постели сказал он: накиньте на меня плэд и дайте в руки палаш, кинжал и пистолеты; никто не скажет, что враг видел Роб-Роя Мак-Грегора беззащитным и невооруженным". Этот враг, по видимому один из Мак-Ларенов, вошел в комнату, и учтиво осведомился о здоровье своего страшного соседа. Роб-Рой вел себя с посетителем прилично, но холодно, и как только тот вышел из дома, наш герой сказал: Ну, теперь все кончено, пусть волынщик заиграет: "Мы не вернемся, не вернемся более". Прежде чем замерли последние звуки этой песни, его уже не стало в живых.

Этот странный и удивительный человек умер мирно, в постеле, в своем собственном доме, в Балькидерском приходе и погребен на кладбище того же прихода: плита на его могиле отличается от других только тем, что ей придали некоторый вид шотландского палаша.

Конечно характер Роб-Роя представляет много контрастов. Его сметливость, смелость и осторожность, столь необходимые качества для успеха в войне, становились некоторым образом недостатками в виду того, как он их применял. Впрочем, его воспитание может служить в большой мере извинением за его обычные нарушения закона; что же касается до перемены политических мнений, то он мог сослаться на подобное поведение людей, гораздо могущественнее его и которым гораздо непростительнее быть игралищем обстоятельств. С другой стороны, он постоянно выказывал такия добродетельные свойства, которые как бы не соответствовали его общему характеру. Исполняя роль горно шотландского вождя, или лучше сказать предводителя грабителей. Роб-Рой был очень умерен в своей мести и человеколюбив после победы. Его, не обвиняют ни в одном жестоком поступке или кровопролитии вне поля битвы. Точно также он был другом бедных и насколько возможно защитником вдов и сирот; он всегда держал свое слово и умер оплакиваемый его дикой родиной, в которой были сердца, чувствовавшия благодарность к его щедрости, но не доставало умов довольно образованных, чтоб сознать его недостатки.

Автору быть может на этом следовало остановиться, но судьба некоторых родственников Роб-Роя так необыкновенна, что продолжение этого и без того слишком длинного введения становится необходимым, тем более, что следующий рассказ представляет интересную главу, не только о древних обычаях горной Шотландии, но и о столкновении первобытного полуобразованного народа с нацией, дошедшей до высшей степени цивилизации.

перешел на плечи Робина Ойга, т. е. юного. Вскоре после смерти Роб-Роя, неприязнь, существовавшая между мак-грегорцами и мак-ларенцами, снова возгорелась, по наущению его вдовы, которая насколько известно заслуживала обвинение мужа в подстрекательстве к кровопролитию. Робин Ойг, побуждаемый матерью, дал клятву что как только получит ружье отца, чинившееся в Доуне, то убьет Мак-Ларена, дерзнувшого поселиться на земле его матери {Это ружье было отобрано у Робина Ойга, когда он был схвачен много лет спустя, и потом осталось во владении судей, разсматривавших его дело. Теперь же оно находится в небольшой коллекции древняго оружия, принадлежащей автору; это испанское ружье с буквами Р. М. К., то есть Роберт Мак-Грегор Камбель. Автор.}. Он сдержал свое слово и смертельно ранил Мак-Лареyа когда тот преспокойно пахал землю.

Семейство несчастного обратилось за помощью к местному лекарю, который изследовал рану зондом из кочарыжки капусты и отказался прописать что-либо, не зная какой пулей был ранен Мак-Дарен, но последний вскоре умер, а его имущество и скот были истреблены самым варварским образоагь.

После этого подвига, приписываемого одним из биографов Робина Ойга случайному выстрелу ружья, он удалился в дом своей матери, похваляясь что пролил первую каплю крови в возобновленной борьбе. При приближении отряда солдат и стюартцев, которые обязаны были заступиться за арендатора своего вождя, Робин Ойг, скрылся и все поиски за ним остались тщетными.

Выше указанный лекарь, по имени Каллум Мак-Пилейстер и братья убийцы, Джэмс и Рональд, были преданы суду; но они представили убийство, как безумное действие "сорванца Роба", в котором они не принимали никакого участия, и присяжные оправдали их на том основании, что обвинение не было доказано. Точно также было найдено недоказанным истребление скота Мак-Ларенов, но так как братья Рональд и Джэмс пользовались репутацией воров, то было определено потребовать от них двести фунтов стерлингов, как поручительство за их хорошее поведение впродолжение семи лет {См. Прил. VII, Экспедиция к Мак-Ларенам.}.

Дух кланства был в то время так силен, что благородная семья Перт согласилась явиться в суде открытым покровителем мак-грегорцев; причина этому вероятно была еще желание иметь своими сторонниками мужественных, воинственных и по шотландскому выражению прелестных людей. В справедливости этого факта мне ручался Роберт Мак-Интош адвокат, но он мог случиться позднее 1736 года, когда происходил упомянутый процес.

а впоследствии открыто поселился среди мак-грегорцев, не смотря на то что был объявлен вне закона, и женился на дочери Грэама из Друнки, которая однако умерла через несколько лет.

Возстание 1745 года снова призвало к оружию мак-грегорцев. Роберт Мак-Грегор из Гленкарноха, вообще считавшийся вождем всего клана, и дед сера Джона, которого клан признавал в этом звании, сформировал полк мак-грегорцев и присоединился к Карлу Эдуарду. Племя Киара Мора однако, поддерживая свою независимость, не присоединилось к этому полку, а под предводительством Глсигайля и его двоюродного брата, Джэмса Роя Мак-Грегора пристало к новобранцам герцога Перта, дожидаясь прибытия из Франции Вильяма Мак-Грегора Друмонда из Больгальди, который считался главою этой. отрасли Алышиского клана. В залог верности союза, по обычаю горной Шотландии, Джэмс перестал называться Камбслема. и принял имя Друмонда из уважения к лорду Перту. Он также назывался в честь отца Джэмсома. Роем и Джэмсом Мором, или Большим, но своему высокому росту. Его отряд, состоявший из остатков шайки Роб-Роя, действовала. чрезвычайно энергично, и он с двенадцатью людьми взял врасплох и сжег во второй раз Инверснайд, выстроенный для усмирения мак-грегорцев.

Какой чина. имел Джэмс Мак-Грегора. в армии претендента и какое занимал в ней положение нельзя точно определить. Он называла. себя маиором, а Джонстон говорит о нем как О капитане. По всей вероятности, он служила, под начальством своего родственника Г.люпа Дгу, но благодаря энергии и смелости он стояла, выше всех своих братьев. Многие из его товарищей были невооружены, и вместо ружей и саблей он дал им косы, предварительно выпрямив их.

В битве при Престонпансе, Джэмс Рой покрыл себя славою. "Его отряд, говорит Джонстон, произвел страшную сечу своими косами?.. Они подкашивали ноги лошадям и разрезали людей пополам. Мак-Грегор был удивительно храбр и неустрашим, но в тоже время он отличался некоторыми странностями и капризами. Находясь во главе своего отряда во время атаки, он получил пять ран, из которых две на пролет; упав на землю, он однако громко воскликнул: "Дети! Я не умер и увижу, если кто из вас не исполнит своего долга" 1 Весь отряда, бросился на неприятеля, и победа была одержана.

Из любопытных писем Джэмса Роя {Blackwood Magazine, Vol. II, p. 228.} оказывается, что в этом случае у него была сломана берцовая кость, что однако не помешало ему присоединиться к армии с шестью ротами и принять участие в Куллоденской битве. После этого знаменитого поражения клан Мак-Грегора не распадался до возвращения на родину, куда Джэмса Роя принесли на носилках. Там он и оставался жить с братьями не подвергаясь особым преследованиям.

письмах он упоминает о получении открытого листа от лорда Верховного Судьи в 1747 году, что послужило ему достаточной охраной. Это обстоятельство довольно смутно описано в письмах, но вместе с последующими событиями оно подтверждает подозрение, что Джэмс подобно отцу умела, служить и нашим и вашим. Когда страна успокоилась, мак-грегорцы, как лисицы, перехитрившия гончих, удалились в свои прежния берлоги и продолжали жить безнаказанно. Но вскоре ужасное преступление, в котором приняли участие сыновья Роб-Роя, навлекло на все его семейство справедливую месть правосудия.

Джэмс Рой был женат и имел четырнадцать детей, по его брат Робин Ойгь был вдовцом, и потому решился для обезпечения своей судьбы похитить в нижней Шотландии богатую наследницу и жениться на ней хоть силою.

Полуобразованные горцы не признавали особенно преступного характера за подобным насильственным поступком, хотя они в семейном кругу обращались с женщинами очень нежно; но все их взгляды были освещены одной идеей: что они жили в постоянной борьбе с соседями, а на войне со времен осады Трои, до "той минуты, как Превиза пала" {Child Harold's Pilgrimage, Canto II.} пленницы считались необразованными победителями самой важной частью добычи:

Богачей убивали, красавиц ласкали.

Нам нечего ссылаться на похищение сабинянок, или на подобное же событие, рассказанное в Книге Судей в доказательство, что такие насильственные поступки совершались на большую ногу. Действительно, этот обычай был до того общепринятым в горной Шотландии, что послужил источником множеству песней и баллад {См. Прил. No 6-й, стр. LXXVII.}. Летописи Ирландии, также как и Шотландии, доказывают, что этот вид преступления часто встречался в самых диких, необразованных частях обеих стран; (женщина, понравившаяся энергичному человеку, имевшему храбрых друзей и убежище в горах, не могла безопасно отказать ему в своей руке. Даже сами женщины, всего более заинтересованные в этом вопросе, смотрели в нижних классах на подобные браки очень снисходительно, называя их "свадьбой хорошенькой Фанни". Несколько лет тому назад почтенная женщина средняго сословия очень энергично выговаривала автору за его неодобрительный отзыв о поведении мак-грегорцев в этом случае. "Нечего давать невесте большой свободы выбора, говорила она: - чем скорее дело слажено, тем счастливее бывает брак. Моя мать, например, никогда не видала своего мужа прежде той ночи, когда он увез ее из Ленокса вместе с десятью головами скота, а не было счастливее четы во всей стране".

Джоане Ки или Райт, молодой двадцатилетней женщине, овдовевшей только два месяца. Все её состояние заключалось в 16.000 или 18.000 марок, но по видимому эта сумма была достаточна чтоб побудить их на преступление.

Бедная жертва преспокойно жила в собственном доме с своею матерью в Эдинбилли, в приходе Бальфроне, в Стирлингском графстве. Ночью 3-го декабри 1750 года, сыновья Роб-Роя под предводительством Джэмса Мора и Робина Онга ворвались в этот дом, навели страх на всех его обитателей своими ружьями, саблями и пистолетами и угрожали истребить всех, если не выдадут им Джеаны Ки, так как по словам Джэмса Рои, "его брат был молодой человек, решившийся во чтобы то ни стало составить себе счастье". Наконец, они нашли бедную Джеану, и вырвав ее из объятий матери увлекли с собою, посадив на лошадь перед одним из братьев; её крики и мольбы долго еще слышались в темноте ночи после того как вся шайка ускакала. Стараясь освободиться от своих похитителей, она бросилась с лошади на землю и тяжело ранила себе бок. Тогда ее перекинули через седло, и таким образом везли через болота и вересковые поляны, пока от жестоких страданий она не согласилась сидеть смирно верхом. Во время этого преступного похищения они останавливались во многих местах, но никто не смел помешать осуществлению их преступного замысла. Между прочими очевидцами этого события был известный ученый Вильям Ричардсон, професор в Глазго, который рассказывал, как страшный сон, шумное появление этих разбойников в его доме. Они наполнили маленькую кухню, размахивая саблями, и требовали все что им входило в голову, конечно не получая ни в чем отказа. По его словам Джэмс Мор был высокого роста, воинственный горец, а Робин Ойг красивый, смуглый дикарь с черными волосами. Что же касается до их жертвы, то она находилась в таком отчаянном положении, бледная, с распущенными волосами, в разорванном платье, что трудно было сказать живая она или мертвая.

Разбойники отвезли несчастную в Роверденан, где безсовестный пастор обвенчал ее не смотря на то, что Джэмс Мор держал ее насильно за руки во все время службы и она сама громко протестовала против гнусного поступка служителя алтаря. Как бы то ни было, она сделалась женою Робина Ойга и была принуждена подобными же насильственными мерами жить с ним. Он даже дерзнул отправиться с нею в Балькидерскую церковь, и когда пастор, получавший некогда пенсион от Роб-Роя, спросил их женаты ли они, то Роберт Мак-Грегор отвечал утвердительно, а запуганная Джоана промолчала.

Однако в то время страна была уже подчинена вполне власти закона, и такое преступное насилие не могло принести ожидаемой пользы. Военные отряды были посланы во все стороны для захвата братьев Мак-Грегоров, которые впродолжение двух или трех недель должны были скитаться в горах, волоча с собою несчастную Джоану. Между тем верховный гражданский суд секвестровал её имущество и тем помешал разбойникам воспользоваться плодами своего преступления. Тогда они пришли к тому убеждению, что бедная женщина была до того убита, что предпочтет остаться женою Робина Ойга, чем подвергнуться позору публичного суда. Попытка уговорить ее была очень сомнительна, по родственник Мак-Грегоров, Гленгайль {Гленгайль вообще считался враждебным всяким беззакониям, и когда похищая Джоану, Джэмс Мор объявил, что Гленгайль покровительствует этому предприятию и ждет их с сотнею приверженцев в соседнем лесу, то она прямо сказала что он лжет, так как Гленгайль никогда не одобрит подобного низкого поступка. Автор.}, требовал освобождения несчастной, и они боялись ослушанием потерять его покровительство.

Поэтому братья решились освободить бедную женщину, но предварительно приняли все меры, чтоб принудить е из страха или по какой другой причине признать действительным свой брак с Робином Ойгом. Старые шотландския знахарки заставляли ее пить снадобья, долженствовавшия иметь силу любовного напитка, по вероятно очень вредные для здоровья. Джэмс Мор то угрожал в случае непризнания ею брака убить её дядей, начавших пронес, то на коленях умолял ее пожалеть его многочисленное ни в чем не повинное семейство и ради его жены и детей не предавать их законной каре правосудия. Наконец братья заставили ее дать клятву, что она не будет преследовать их и взяли от нея свидетельство, что она сама добровольно согласилась на свое похищение.

не дозволяли одной выходить на улицу и даже подходить к окну. Суд в виду особенности этого случая, и считая Джоану Ки все еще под влиянием её похитителей, принял ее под свое непосредственное покровительство и поместил в семью мистера Вайтмана из Мальдслся, почтенного джентльмена, женатого на её родственнице. Два часовых постоянно днем и ночью караулили ее: предосторожность нисколько не лишняя, когда дело шло о Мак-Грегорах. Ей дозволяли ходить куда она хотела и принимать кого угодно, в том числе и адвокатов, которые вели дело с обеих сторон. Когда она явилась впервые в дом мистера Вайтмана, то была бледна и худа, как призрак, так что родная мать едва ее признала, а ум её был до того омрачен, что она долго не могла понять с кем имела дело. Но когда она мало по малу убедилась, что находится в безопасности, то дала подробное показание о всех претерпленных ею страданиях, приписала страху прежнее нежелание рассказать свою историю и выразила твердую решимость не преследовать Мак Грегоров в виду взятой с нея хотя и насильно клятвы. От подобного клятвопреступления она была однако освобождена благодаря шотландской системе судопроизводства, по которой все дела по крупным преступлениям производятся по инициативе и на счет казны, не подвергая никаким расходами. лиц потерпевших от преступления. Впрочем бедная жертва не дожила до того дня, когда она могла бы явиться в суде обвинительницею или свидетельницею против столь жестоко опозоривших и погубивших ее разбойников.

Джэмс Мор Друмонд немедленно уехал из Эдинбурга, как только его полумертвая жертва была освобождена из его когтей. Через несколько времени мисис Ки или Райт была отправлена в Глазго под присмотром того же мистера Вайтмана, который при переезде через Шотскую гору, заметил ей: - Это очень дикая страна, что мы сделаем, если на нас нападут Мак-Грегоры? "Боже избави! воскликнула она: - одно их появление меня убьет".

После этого она жила в Глазго не смея переселиться в свой прежний дом в Эдинбилли. Её муж несколько раз старался свидеться с нею, но она всегда отказывалась от подобного свидания. Наконец она умерла 4 октября 1751 года. На судебном следствии было между прочим заявлено, что её преждевременная смерть могла приключиться от жестокого обращения с нею Мак-Грегоров, но по общему мнению она умерла от оспы.

Между тем Джэмс Мор или Друмонд попал в руки правосудия. Он считался главным зачинщиком всего дела; даже согласно показанию покойницы, Робин Ойг в ночь её похищения, тронутый её воплями, согласился было отпустить свою жертву, но Джэмс подошел к нему с пистолетом в руках и заставил его продолжать смелое предприятие, говоря: "Неужели ты такой трус, что откажешься от дела, которое я устроил для твоего счастья". 13 июля 1752 года разсматривалось в суде дело Джэмса и оно вообще было ведено с замечательным безпристрастием. Несколько свидетелей, родственники Мак-Грегора, показали под присягою, что мисис Ки по видимому была совершенно согласна на свадьбу, а трое из них, в том числе помощник шерифа, утверждали, что она могла еслиб желала избегнуть венчания, потому что последний предлагал ей свое содействие. На вопрос же почему он не арестовал Мак-Грегоров, помощник шерифа отвечал в некотором смущении, что не имел для этого достаточной силы.

С другой стороны показание Джоаны Ки или Райт доказывало насилие, учиненное над лею братьями Мак-Грегор, а её частные разговоры, переданные на суде родственниками, еще более подтверждали обвинение. Несчастная женщина призналась, что она несколько раз выражала будто дала свое согласие на совершившееся насилие, но только потому так поступала, что по смела доверять лицам, предлагавшим ее спасти, даже самому помощнику шерифа. Вообще факт насильственного похищения был вполне доказана. безпристрастными свидетелями.

на подобное похищение. Но они нашли недоказанным факт насильственного. венчания и последующого жестокого обращения, а также признали, что Джоана Ки впоследствии примирилась с своим положением, что служило смягчающим обстоятельством для обвиняемого. Одинадцать присяжных от своего имени и от имени четырех отсутствовавших в заседании подписали заявление суду, в котором выражали желание своим приговором изъять дело подсудимого из ряда уголовных преступлений, наказуемых смертной казнью?--

Этот приговор присяжных чрезвычайно мягкий в виду обстоятельства дела, подвергался долгим ученым обсуждениям в верховном суде со стороны прокурора, мистера Гранта, и знаменитого мистера Локгарта, защитника подсудимого; но Джэмс Мор не дождался окончательного решения суда. Он содержался в Эдинбургском замке, так как носились слухи, что он старается бежать; но эта предосторожность не повела ни к чему, и он бежал даже из этой крепости. Его дочь с замечательной ловкостью проникла в тюрьму переодетая простым сапожником, под предлогом возвращения узнику сапог, отданных в починку. Джэмс Мак-Грегор быстро облекся в одежду мнимого сапожника и вышел через несколько минут из темницы, преследуемый бранью жены и дочери, громко упрекавших сапожника за его дурную работу. Таким образом он безпрепятственно вышел из замка и бежал во Францию. Впоследствии, он был объявлен вне закона, и верховный суд 15 января 1753 года приступил к разсмотрению дела его брата Дункана Мак-Грегора или Друмонда. Обвиняемый безспорно находился в шайке, похитившей Джеану Ки, но так как не было представлено прямых доказательств в совершении определенного преступления, то присяжные его оправдали, и о дальнейшей его судьбе ничего не известно.

Последующая жизнь Джэмса Мак-Грегора, который по своим способностям и деятельности, если не по праву первородства, считался главою семейства, была впродолжении долгого времени объясняема превратно. Судебные летописи и некоторые другие источники утверждали, что определение о признании его вне закона было отменено, и он возвратился в Шотландию, где и умер; по любопытные письма, напечатанные в Blackwood Magazine в 1817 году, в декабрьской книжке, вполне доказывают всю несправедливость этих сведений. Первый из означенных документов, петиция принцу Карлу Эдуарду, помечен 20 сентябрем 1753 года и передан чрез Мак-Грегора Друмонда пзи. Бохальди, которого, как мы уже сказали, Джэмс Мор считал споим главою. В этом прошении он ссылался на свои услуги Стюартам, и приписывал свое изгнание преследованиям гановерского правительства, не упоминая ни слова о деле мисис Ки.

Неизвестно имело ли это прошение какой нибудь результат, во по всей вероятности оно только привело к единовременному пособию. Вскоре после этого смелый искатель приключений принял участие в преступной интриге против другого изгнанника из его же отечества, находившагося почти в одинаковом с ним положении. Мистер Камбель из Гленюра, назначенный управителем от правительства секвестрованных поместий Стюарта из Ардшиля, был убит в Летерморском лесу. Джэмс Стюарт, незаконный брат Ардшиля, был подвергнут суду, признан виновным в убийстве и казнен, хотя прямых доказательств его виновности вовсе не было представлено, и самая тяжелая улика состояла в том, что он помог деньгами бегству после совершения преступления своему племяннику Алану Бреку Стюарта. Не довольствуясь этой местью, не делающей большой чести правосудию того времени, родственники убитого Гленюра желали поймать Алана Брека Стюарта, считавшагося настоящим убийцею, и обратились к Джэмсу Мору Друмонду с просьбою привести обманом Стюарта в Англию, где его ожидала верная смерть. Друмонд Мак-Грегор находился в родственных связях с убитым Гленюром, кроме того Мак-Грегоры были в последее время друзьями Камбелей и врагами Стюартов, наконец Гоберт Ойг находился тогда в Эдинбургской темнице и Джэмс желал спасти брата какой либо услугой правительству. Эти три причины оправдывали в глазах Джэмса предпринятое им коварное, низкое дело. Мак-Грегор потребовал выдачи ему открытого листа на возвращение в Англию и обязался привезти с собою Алана Брека; но последний был предупрежден двумя соотечественниками, подозревавшими истинное намерение Джэмса, и бежал с дороги, похитив по словам Мак-Грегора из его чемодана платье и четыре табакерки. Подобное обвинение, заметим мимоходом, могло быть предъявлено только в том случае, если стороны находились в очень дружеских отношениях, ибо иначе трудно допустить чтоб один мог рыться в чемодане другого.

Хотя Джэмс Друмонд не успел в своем предприятии, он воспользовался полученным открытым листом для поездки в Лондон и там виделся по его собственным словам с лордом Гольдернесом, который разспрашивал его о многом и предложил ему выгодное, казенное место. Но не смотря на громадность содержания эта служба, по мнению Джэмса Друмонда, была позором для его рода и источником несчастий для его отечества. Если это предложение правительства и отказ Мак-Грегора исторические факты, то вероятию они относятся к системе шпионства за иаковитами, которую правительство надеялось осуществить с помощью человека, выказавшого в деле Алана Брека полную готовность совершить всякую низость. Друмонд Мак-Грегор однако заявил, что он с удовольствием займет всякое место, на котором может служить благородный джентльмен, по далее идти он не согласен, что странно противоречило его прежней жизни. Не согласившись на предложение лорда Гольдерпеса (если верить его рассказу), он получил приказ немедленно уехать из Англии.

Прил. VIII, Алан Брек Стюарт.}. Клан Стюарт был в высшей степени недоволен им; его недавнее путешествие в Лондон было чрезвычайно подозрительно, особливо его свидание с лордом Гольдернесом, тем более что он сохранил все это в тайне от своего вождя Бохальди. Иаковиты, подобно Дону Бернарду-до-Кастель-Блазо в Жиль-Блазе, не сочувствовали людям, водившим дружбу с альгвазилами, и Мак-Доннел из Лохгари, человек чрезвычайно благородный, подал жалобу главному судье в Дюнкирхене, обвиняя Друмонда в шпионстве, так что он был принужден покинуть этот город и отправиться в Париж с тринадцатью фунтами в кармане.

Мы нисколько не желаем выставить Джэмса Друмонда, признанного вора, соучастника в убийстве Мак-Ларена и главного зачинщика в похищении мисис Ки, человеком достойным сожаления, по грустию смотреть на предсмертную агонию волка или тигра, хотя они враждебные нам создания; нельзя без сожаления говорить о бедствиях человека, все недостатки которого происходили быть может от дикой системы воспитания и врожденного высокомерия. В последнем своем письме к Бохальди от 25 сентября 1754 года, он говорит, что его положение совершенно отчаянное, и он согласился бы выезжать лошадей или служить охотником, еслиб только кто нибудь согласился дать ему подобное место. Англичанин конечно улыбнется прочитав последния слова письма, в которых он просит своего покровителя прислать ему на время волынку, чтобы он мог утешать себя заунывными песнями своей родины, по шотландцу это очень понятно. Влияние музыки зависит в большой степени от возбуждаемых в уме образов, и те самые звуки, которые неприятно подействовали бы на нервы жителя Лондона или Парижа, переносят обитателя горной Шотландии в его родные горы на берега его любимых озер и воскрешают в его памяти подвиги отцев. Чтобы доказать право Мак-Грегора на сострадание читателей, мы приведем Конец этого письма:

"По всей вероятности я рожден, чтобы вести на себе крест, и по видимому еще не настал конец моим действиям; я теперь нахожусь в таком несчастном положении, что не знаю куда броситься и чем поддержать свое бренное тело. Я привез с собою всего тринадцать фунтов и нанял комнату в прежнем отеле Св. Петра в улице Кордье. Я посылаю к вам подателя сего, и прошу вас уведомить будете ли вы скоро в городе, чем доставите мне удовольствие вас видеть, ибо мне не к кому обращаться кроме вас; а я прошу только найдти мне какое нибудь занятие, которое не допустило бы меня до нищенства. Конечно, это трудное дело, но еслиб оно было легче, то не заслуживало бы внимания могучей головы, которая привыкла справляться с гораздо труднейшими и важнейшими делами. Еслиб вы поговорили бы обо мне с вашим другом мистером Бутлером, то может быть он нашел бы мне подходящее занятие, так как я не уступлю никому во Франции в умении объездить лошадь и могу быть хорошим охотником, как верховым, так и пешим. Вы можете судить как и низко пал, потому что согласен на подобные занятия до лучших времен. Я сожалею, что вынужден причинять вам столько безпокойства, по надеюсь, что вы уверены в моей глубокой благодарности за все что вы для меня сделали. Предоставляя вам судить о моем отчаянном положении, я остаюсь, любезный вождь, всегда преданный и послушный вам Джэмс Мак-Грегор".

"P. S. Еслиб вы потрудились прислать с подателем сего вашу волынку со всеми её принадлежностями, то я привел бы ее в порядок и имел бы возможность утешать себя заунывными песнями родины. Простите что я не являюсь к вам лично, но я не желаю чтоб меля видели в этом несчастном положении друзья и знакомые".

В то самое время как Мак-Грегор писал это отчаянное письмо, смерть, грустный, но верный избавитель от всех земных зол и разрешитель всех сомнений, носилась над его головою. На обороте письма сделана пометка, что он умер неделю спустя, в октябре 1754 года.

и отправлен в Эдинбург 26 мая 1753 года. После некоторого промедления, вероятно по причине переговоров с Джэмсом о помиловании брата за выдачу Алана Брека, он явился перед верховным судом 24 декабря 1753 г.

Роберт Мак-Грегор, или Камбел, или Друмонд, или Гоберт Ойг, обвинялся в том же самом преступлении, как и его брат, но в его пользу говорило то обстоятельство, что хотя и главное лице в насильственном похищении мисис Ки, он выражал готовность отпустить ее, и только поддался угрозам Джэмса. С другой стороны со смерти бедной женщины прошло много времени, что всегда служит смягчающим обстоятельством для подсудимого, так как существует нечто в роде перспективы в преступлениях, и давно прошедшия злодейства кажутся не столь ужасными, как недавния. Однако, не смотря на все эти соображения, присяжные не выказали в деле Роберта такого же снисхождения, как в деле Джэмса, и признали его виновным в насильственном похищении мисис Ки {Отчет о судебном разбирательстве по обвинению сыновей Роб-Роя напечатан в Эдинбурге в 1818 г. вместе с собранием анекдотов о нем и его семействе. Автор.}.

Робин Ойг был приговорен к смерти и казнен 14 февраля 1754 года. У виселицы он вел себя чрезвычайно приличию, и признав себя католиком приписал все свои несчастья тому грустному факту, что он за три года перед тем переменил веру. Вместе с тем он сознался в насильственных действиях против мисис Ки и выразил надежду, что его смерть прекратит дальнейшее преследование его брата Джэмса {Джэмс умер три месяца перед тем, но его семейство долго этого не вняло. Автор.}.

По газетным известиям его тело было снято с виселицы после определенного времени и отдано его родственникам, которые отвезли его в горную Шотландию. Один старый приятель автора, в то время ученик Линлитгоской школы, рассказывал, что большой отряд мак-грегорцев вышел на встречу бренным останкам своего вождя и препроводил их со всеми эмблемами шотландского траура в Балькидср. Таким образом мы можем заключать этот длинный рассказ о Роб-Рое и его семействе классической фразой:

Ite, Cunclainatum est.

может также руководить языком и пером, как мечем и пистолетом; поэтому характер анекдотов значительно изменяется, смотря потому рассказан-ли он мак-грегорцем или камбельцем.