Роб Рой.
Глава XIII

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Роб Рой. Глава XIII (старая орфография)

ГЛАВА XIII.

-- Поздравляю вас, мистер Франсис Осбальдпетоп, начала мис Вернон, желая по видимому доказать мне интонацией своего голоса, что считает себя в полном праве относиться ко мне иронически. - Ваш характер много выиграл в последнее время, сер; я никогда не подозревала в нем таких прекрасных сторон. Вчера вы защищали свои права на звание действительного члена Осбальдистонской корпорации, и защитили их блистательно!

-- Я искренно сознаю свою вину, мис Вернон, и могу привести только одно оправдание: мне сообщили вчера несколько фактов, которые в высшей степени раздражили и взволновали меня. Я глубоко раскаиваюсь в своем поведении, - оно было дерзко и нелепо.

-- Вы очень несправедливы в отношении к себе, продолжала безжалостная Диана: - насколько я сама видела и слышала от других, вы успели в течение одного вечера блистательно выказать разнообразные достоинства, которые отличают всех ваших двоюродных братьев: вы безспорно доказали, что обладаете тихим, кротким правом великодушного Рашлея, - умеренностью Перси, - стойкой храбростью Торнклифа, - мускульной силой Джона, - азартными вкусами Дика; все это выказал один мистер Франсис, который выбрал место, время и обстоятельства состязания с умом и тактом, достойными мудрого Вильфреда.

-- Будьте милостивее, мис Вернон, отвечал я; - мне кажется, что строгость выговора соответствует размерам проступка, принимая во внимание лице, которое меня распекало; но позвольте мне заметить, продолжал я, что похвальные обычаи Осбальдистон-Галля должны немного оправдывать мою вчерашнюю неумеренность, тем более что я редко бываю в ней повинен. Не думайте, чтобы я хотел одобрить пьянство; я желаю только напомнить вам слова Шэкспира, сказавшого, что вино - доброе, ласковое существо, и что всякий человек может рано или поздно соблазниться им.

-- Я вам в свою очередь напомню, мистер Франсис, что Шэкспир влагает эти слова в уста величайшого из негодяев. Я бы могла воспользоваться вашей цитатой, и привести вам слова, которыми несчастный Кассио отвечает на предательскую речь Яго; но я этого не сделаю. Я желаю только предупредить вас, что в Осбальдистонском замке найдется личность, которая будет сожалеть о том, что даровитый молодой человек погрузился в трясину, где прозябают его родственники.

-- Я только ушел по пятку в этой трясине, мис Вернон; уверяю вас, что больше не пойду в нее.

-- Вы поступите очень благоразумно, сказала она. - Я была сильно огорчена всем что слышала о вашем поведении, мистер Франк, и отодвинула на второй план вопрос, касающийся меня лично. Вчера за обедом ваше поведение в отношении меня было более чем странно; я уверена, что вам сообщили какие нибудь сведения обо мне, которые уронили меня в ваших глазах. - Я позволяю себе предложить вам вопрос, какого рода эти сведения?

Я был поражен её вопросом. Он был поставлен прямо, категорически, и сказан решительным, добродушным тоном, каким мужчины требуют обыкновенно друг от друга какие нибудь необходимые объяснения. Мис Вернон не хотела приискивать слов; она не воспользовалась ни намеками, ни околичностями, ни перифразами, ни другими вспомогательными средствами, к которым прибегают в высшем обществе, когда хотят смягчить резкое объяснение между двумя особами различного пола.

Я был поставлен в очень затруднительное положение, тем более что сведения, сообщенные мне Рашлеем, не только не могли унизить мис Вернон в моих глазах, по должны были напротив привлечь к ней мое сочувствие. Но допустив даже, что в моих глазах разговор с Рашлеем мог служить вполне достаточным оправданием моего резкого поведения в отношении к мис Вернон, мне было крайне затруднительно и щекотливо объяснить ей, или хотя бы намекнуть, на те причины, которые возбудили во мне обидную для нея вспышку. Диана вероятно заметила мою нерешительность, и с вежливой настойчивостью продолжала прерванную речь:

-- Я надеюсь, что мистер Осбальдистон не будет оспаривать у меня права требовать от него объяснения. - У меня нет родственников, которые могли бы заступиться за меня, и я по неволе должна сама себя защищать.

Я сделал очень нерешительную попытку объяснить свое нелюбезное поведение болезненным настроением, неприятными известиями, полученными из Лондона. Мис Вернон слушала меня с недоверчивой улыбкой, и безжалостно позволила мне запутаться в невероятных оправданиях.

-- Вы очень неискусно прочли пролог, мистер Франсис, сказала она; - это впрочем обыкновенная участь всех прологов; теперь вам остается поднять занавес, и показать мне то что я желаю видеть; - другими словами, рассказать мне что вы узнали от Рашлея; не даром же он считается главным и единственным руководителем всего что совершается в Осбальдистонском замке.

-- Допустим, что это справедливо, мис Вернон; по какого наказания заслуживает человек, который узнав тайну одной державы сообщает ее другой, союзной? - Вы мне сказали сами, что Рашлей перестал быть вашим другом, но остался союзником.

-- Я не расположена в настоящую минуту к шуткам, мистер Франк, и не желаю уклоняться от главного предмета нашего разговора. Рашлей не может... не должен... не смеет говорить обо мне, Диане Вернон, пи одного слова, которого бы он не мог повторить в моем присутствии. У нас есть общия тайны, я этого не отрицаю; но он не мог вам говорить об них, да оне, к тому же, не имеют никакого отношения к моей личности.

Я успел в это время оправиться от смущения, и решил ничего не говорить мис Вернон о сведениях, сообщенных мне Рашлеем. Я считал неблаговидным пересказывать частный разговор, тем более что он не только не мог принести никакой пользы Диане, но должен был непременно огорчить ее. Поэтому я ответил очень серьезно, что мой разговор с Рашлеем касался незначительных подробностей о семейном быте Осбальдистонов, что он нисколько не поколебал моего глубокого уважения к мис Вернон, и что я, как джентльмен, не считаю позволительным для себя передавать совершенно частную беседу.

Она вскочила с кресла подобно Камилле, готовой броситься в битву.

от вас объяснения, которого всякая женщина в моем положении имеет право ожидать от порядочного человека; я не имею ни родителей, ни друзей; я брошена одна на произвол судьбы, и должна искать поддержки в самой себе. Вот почему я заклинаю вас именем Бога, определившого мужчинам наслаждаться, а женщинам страдать, помочь мне в моем безвыходном положении. Вы не захотите, вы не способны отвернуться от меня, прибавила она, торжественно поднимая глаза к небу; - божественное правосудие покарает вас, если вы не протянете мне руки помощи!

Я был в высшей степени поражен такой пламенной вспышкой, и понял что мне следует отказаться от своей излишней деликатности. Я повторил Диане кратко но определению все что Рашлей сообщил мне накануне.

Она уселась в кресло, и очень спокойно вслушивалась в мои рассказ; когда я случайно останавливался, приискивая более мягкое или деликатное выражение, она нетерпеливо перебивала меня словами: продолжайте - пожалуйста продолжайте. Не затрудняйтесь формой выражения; чем проще скажете правду тем лучше. Не бойтесь оскорбить меня; говорите со мной как бы выговорили с третьим, непричастным к делу лицом.

Ободренный такими просьбами, я передал мис Вернон ту часть нашего разговора с Рашлеем, где упоминалось о её брачном договоре и о её отвращении к монастырской жизни. На этом месте я хотел остановиться, по Диана заметила мое желание скрыть от нея кое-что и даже отгадала что именно.

-- Не хорошо было со стороны Рашлея рассказывать вам это, сказала Диана. - Я похожа на бедную девушку в волшебной сказке, которая в колыбели была обручена с Черным Норвежским медведем, и очень обижалась когда её школьные приятельницы называли ее "Мишенькиной невестой". Рашлей вероятию говорил вам также о своих отношениях ко мне? - Не правда ли?

-- Да? Вот как! заметила она. - Он готов был снизойдти до этого; какая честь для его покорной слуги, Дианы Вернон. Она, разумеется, могла бы ответить только радостным согласием на такое милостивое желание.

-- Он действительно выразился в этом смысле, мис Вернон; он даже намекнул на...

-- На что? Пожалуйста, договаривайте; я хочу все знать! воскликнула она раздражительно.

-- Он намекнул на то, что умышленно порвал свои прежния дружеския отношения к вам, опасаясь раздуть в вас чувство, на которое он не мог бы ответить, еслибы сделался служителем церкви.

сообщили, не новость для меня; я ожидала это услышать, потому что все это на самом деле правда, за исключением одной подробности. Несколько капель сильного яда нередко отравляют целый источник воды; Рашлей вставил в свой рассказ только одну ложь, но её достаточно, чтобы осквернить всю правду. Эта гнусная ложь касается моего мнимого желания сделаться со временем его женой; я слишком хорошо знаю Рашлея Осбальдистона, и ничто в мире не могло бы меня заставить связать свою участь с его жалким существованием. Нет! воскликнула она, вздрагивая всем телом от сильного отвращения. Я на все соглашусь, только не на это! - По моему мнению в тысячу раз лучше выдти замуж за идиота, за пьяницу, за игрока, чем за Рашлея! Но лучше их всех шестерых - монастырь... тюрьма... могила!

Печально, тоскливо звучал голос несчастной молодой девушки, горькая участь и безвыходное положение которой придавали ей трогательный, романтичный интерес. Пусть мои слова не покажутся тебе метафорой, любезный Трошам; по сердце мое обливалось кровью, когда я смотрела, на бедную Диану, - на прелестную неопытную девушку, знавшую над собою только одну свою волю, никогда не имевшую на своем веку подруг и лишенную даже той ничтожной защиты, которую всякое цивилизованное общество уделяет слабому полу в форме почтительного внимания и предупредительности. Диана Вернон возбуждала во мне не одно чувство сожаления; я восхищался её простыми манерами, в которых достоинство было соединено с пренебрежением к условным светским приличиям; я восхищался её благородной откровенностью, её глубокой ненавистью к неправде, её непоколебимой твердостью в борьбе с окружавшими ее опасностями. Она являлась в моем воображении царицей, лишенной власти и покинутой подданными, но все еще гордой, взирающей с презрением на мелкие будничные интересы, созданные для дюжинных людей; не смотря на тяжелую участь, Диана твердо веровала в свои собственные силы и в неисповедимую благость Творца.

Я хотел высказать ей волновавшия меня чувства симпатии и восторга, но она приказала мне замолчать.

-- Я когда-то говорила вам в шутку, заметила она, - что не люблю комплиментов. Теперь я объявляю вам серьезно, что не требую ни от кого сочувствия, и презираю слова утешения. То что я перенесла уже прошло, и я съумею терпеливо перенести испытания, которые мне предстоят в будущем. Слова сострадания не могут облегчить тяжелой ноши, которую раб должен нести на своих плечах: одно только лице могло помочь мне, но оно усугубило мои страдания, - я говорю о Рашлее Осбальдистоне. Да! было время, когда я могла полюбить этого человека. Но, Боже мой, как я должна была разочароваться в нем! Он воспользовался моим доверием для самых гнусных целей; он из году в год неуклонно и настойчиво преследовал эти цели, без малейшого раскаяния и сожаления; для успеха своих темных дел он был готов обратить в смертельный яд духовную пищу, которую доставлял мне. - Боже! Что бы сталось со мною на этом свете и в будущем, если бы я попала в руки этого гнусного злодея.

Слова Дианы открыли мне глаза на вероломное поведение моего двоюродного брата: я вскочил с своего места, и не отдавая себе отчета в своих поступках взялся за мечь, чтоб с оружием в руках отомстить несчастному, который сделал столько зла мис Вернон. Но Диана задыхаясь от волнения загородила мне дорогу, выражение негодования и презрения исчезло с её лица, и вся фигура её изображала безпокойство.

шопотом: его жизнь заколдована: вы не можете убить его, не подвергнув гибели многих несчастных жертв и не накликав больших бедствий. Иначе моя слабая рука давно бы нашла случай поразить его. Я уже сказала вам, прибавила она, толкая меня к моему креслу, что не нуждаюсь в утешении, знайте также, что я не нуждаюсь и в мстителе.

Я машинально опустился на свое прежнее место, размышляя о её словах и о том, что в сущности я не имел ни малейшого права быть защитником мис Вернон. Когда мы оба несколько успокоились, Диана прервала молчание:

-- Я вам говорила уже, что с именем Рашлея соединена страшная, роковая тайна. Хотя он большой негодяй, и я говорю ему это почти в глаза, однакоже я не могу, не смею начать с ним открытой борьбы. Вы, мистер Осбальдистон, должны с своей стороны терпеливо смотреть на его интриги, и противополагать им не насилие, но осторожность; старайтесь в особенности избегать повторения вчерашней сцены, чтобы не давать Рашлею опасного превосходства над собою. Приглашая вас в библиотеку я имела главнейшим образом в виду предупредить вас об этом, но я простерла свою откровенность гораздо далее.

Я поспешил ее уверить, что я окажусь достойным этой откровенности.

-- Я вам верю, заметила она, - в вашем лице и манерах есть что-то внушающее доверие. Итак, мы остаемся по прежнему друзьями. Не бойтесь, продолжала она ровным, спокойным голосом, улыбаясь и краснея немного, - не бойтесь этого слова; ему не придется маскировать иного, более глубокого чувства. По своим привычкам и образу мыслей, я более похожа на мужчину, и сохранила в себе очень мало женственности. К тому же, меня еще в колыбели покрыли роковым монашеским покрывалом; я ведь никогда не соглашусь на условия, ценою которых могу освободиться от монастыря. Но срок окончательного решения моей участи еще не наступил, и пока я наслаждаюсь, насколько могу, чистым воздухом и дикой свободой наших лесов. А теперь, Франк, вы можете уйти из библиотеки; мы доискались смысла в непонятном отрывке из Данте, и вам пора собираться на барсучью охоту; у меня болит голова, и я останусь дома.

вещи. В семействе Дюбура (принадлежавшем к реформатской церкви) я слышал много рассказов про католических патеров, пользовавшихся дружбой, гостеприимством и самыми священными узами общественной жизни, чтобы безнаказанно предаваться страстям, которые их религия так строго осуждала. Но хитрый план Рашлея, разоблаченный негодующими устами оскорбленной жертвы, превосходил своим цинизмом самые возмутительные рассказы, слышанные мною в Бордо: он вкрался в доверенность молодой девушки знатного рода, воспользовался её безпомощным положением круглой сироты, и с притворным участием занялся её воспитанием, имея одну только цель, одно желание - увлечь и соблазнить ее. Я со страхом ожидал появления Рашлея, не зная, съумею ли я достаточно искусно скрыть свою ненависть к нему. А это было безусловно необходимо: я должен был помнить таинственный совет, данный мне Дианой, да и кроме того не имел ни малейшого повода ссориться с моим двоюродным братом.

Я решился поэтому следовать примеру Рашлея, и отвечать на его притворство притворством, пока мы будем жить вместе в Осбальдистон-Галле. Кроме того я решился перед отъездом Рашлея в Лондон написать письмо к Овену, с краткой характеристикой моего будущого преемника, чтоб он мог вовремя принять необходимые меры предосторожности и предупредить отца. Я был уверен, что скупость и честолюбие в такой же мере доступны Рашлею Осбальдистону, как и грубая чувственность. Его энергичный характер и необыкновенное искуство притворяться могли снискать ему доверие других людей, а он разумеется по поцеремонился бы злоупотребить им. Задача моя была однакож очень нелегка, так как мой неблагоприятный отзыв о Рашлее могли приписать зависти, с которой я смотрел на водворение на моем месте посторонняго лица. Но я все-таки считал своей обязанностью предостеречь благоразумного Овена, с тем чтобы он мог воспользоваться по собственному усмотрению составленною много характеристикою, а потому я привел в исполнение свой план, и при первом случае отправил к Овену длинное письмо.

Встретившись с Рашлеем, я тотчас заметил что он держит себя очень осторожно в отношении меня, и по видимому старается избегать всякого повода к столкновению. Он догадался вероятно, что мис Вернон сделала мне неблагоприятный отзыв о нем, хотя не мог предположить, что она открыла мне его преступные замыслы. При наших дальнейших встречах мы ограничивались краткими разговорами о мало интересных предметах. После описанных мною событий, Рашлей не долго оставался в Осбальдистон-Галле, и в этот промежуток я обратил внимание только на два обстоятельства. Вопервых, его деятельный, проницательный ум усвоивал с удивительной быстротой разнообразные сведения, необходимые для будущого негоцианта. Он усиленно работал, подготовляясь к новому поприщу, и несколько раз хвастал приобретенными познаниями, желая вероятно показать мне, как он легко поднимет ношу, от которой я отказался по неспособности. Второе замечательное обстоятельство заключалось в том, что Рашлей имел несколько таинственных свиданий с мис Вернон, не смотря на то, что она при всех относилась к нему чрезвычайно неблагосклонно.

Когда наступил день отъезда, сер Гильдебранд простился с сыном довольно равнодушно; братья проводили Рашлея как школьники, радующиеся отъезду учителя, по которые вместе с тем боятся громко выразить свое веселье; я пожал ему руку с холодной вежливостью. Когда Рашлей подошел проститься с мис Дианою Вернон, она презрительно откинулась назад, но потом протянула ему руку и сказала:

-- Прощайте, Рашлей; да наградит вас Бог за добро, которое вы мне сделали, и да простит вам зло, замышлявшееся вами.

безследно погибли в их зародыше.

Таковы были его последния слова.

-- Ловкий лицемер! сказала мне мис Вернон, когда за Рашлеем захлопнулись двери. - Как иногда бывает сходно по внешности то что мы всего более почитаем, с тем что мы всего сильнее презираем!

Я отправил с Рашлеем письмо к отцу и записку к Овену, кроме того конфиденциального послания, о котором я уже говорил, и которое я не решился отправить с самим обвиняемым. В письме к отцу и в записке к другу я мог очень естественно коснуться своего настоящого положения и указать на невозможность научиться чему бы то ни было в Осбальдистон-Галле, кроме охоты и дресировки соколов; я мог с другой стороны указать на возможность отвыкнуть от порядочных манер в обществе конюхов и собачников и пожаловаться на скучную, тяжелую жизнь в семействе, где все находили удовольствие только в охоте и в пьяных пирушках, и где трезвым людям приходилось выносить разные оскорбления; я мог привести в пример сера Гильдебранда, который серьезно злился на меня, когда я отказывался от попоек. Мне лично было бы даже очень выгодно затронуть тему о пьянстве в письме к отцу, человеку в высшей степени воздержному, так как он вероятно пожалел бы о том, что поместил меня в такое безпутное семейство, и поспешил бы выписать меня обратно из Осбальдистон-Галля, или по крайней мере назначил бы мне другое место ссылки.

В мои соды и с моими привычками мне было очень невесело оставаться в Осбальдистон-Галле, и я должен был весьма естественно ухватиться за первый удобный случай, чтобы ознакомить отца с невыгодными сторонами моей теперешней жизни и получить от него позволение выехать из замка. Однакоже, любезный Грешам, я не упомянул ни одного слова об этом в своих письмах к отцу и к Овену. Если бы Осбальдистон-Галль превосходил блеском древние Афины, если бы в нем жили исключительно герои, мудрецы и поэты, я и тогда не мог бы иметь более сильного желания остаться у сера Гильдебранда.

её поэтическое и загадочное положение в замке и опасности, окружавшия ее, раздражали мое любопытство и возбуждали воображение. Наконец, её откровенное, безцеремонное обращение, оправдываемое высокой нравственной чистотой, и очевидное предпочтение, оказываемое мне перед другими обитателями замка, действовали на мое самолюбие и затрогивали лучшия мои чувства. Я не смел признаться самому себе, как сильно я интересовался мис Дианой и какое почетное место отводил ей в своих мыслях. Мы читали вместе, вместе гуляли, сидели вместе, вместе, ездили верхом. Мис Вернон возобновила научные занятия, которые прекратила было после размолвки с Рашлеем, и нашла во мне наставника, хотя и менее даровитого, по более искренняго и преданного ей.

Я не мог, правда, помочь ей в некоторых начатых ею с Рашлеем специальных научных исследованиях, более полезных по моему мнению для богослова чем для молодой девушки. Для меня так и осталось загадкой, зачем он вздумал посвящать Диану в хаос казуистики, называвшейся философией, и в отвлеченные истины математики и астрономии; я допускал только одно предположение: он хотел окончательно убить в ней всякую женственность, усыпить сознание о естественном различии полов, приучить её ум к тонкой диалектике, и с её помощью научить ее придавать злу вид добра.

Мне было понятно желание Рашлея вселить в мис Вернон ненависть к той сдержанности обращения, которая отличает женщину в цивилизованном обществе. Его гнусная цель прямо высказывалась в этом случае. Правда, Диане не откуда было научиться порядочным манерам, у нея не было ни одной знакомой молодой девушки, и она с малолетства жила в кругу грубых и необразованных мужчин; но я уверен, что врожденная скромность и сознание различия добра от зла непременно удержали бы ее от слишком бойкого и непринужданного обращения, если бы Рашлей не постарался убедить ее, что такое обращение служит признаком умственного превосходства и нравственной чистоты. Он конечно хорошо понимал что делал, и с расчетом удалил все внешния преграды, защищающия женскую добродетель. Но оставим его! Он давно ответил перед Высшим Судиею за все свои преступления.

Пытливый, разносторонний ум Дианы не ограничивался отвлеченной областью знаний; я убедился, что она прекрасно знакома с литературой и языками. Большие таланты развиваются тем быстрее, чем меньше им помогают; это всем известная истина. Ею можно было объяснить невероятные успехи мис Вернон, казавшиеся еще поразительнее в сравнении с её полнейшим незнанием действительной жизни. Она не обращала никакого внимания на то что происходило вокруг нея, и относилась с наивным равнодушием к будничным интересам. Такое оригинальное направление её тонкого, проницательного ума придавало особенную прелесть её разговору, и приковывало внимание слушателя к каждому её слову; - я никогда не знал вперед, будет ли отличаться глубиной мысли или наивной простотой её будущая фраза, или её будущий поступок. Все, которым памятны еще дни молодости, легко поймут опасное положение впечатлительного молодого человека, которого судьба поставила в постоянные, близкия отношения с такой милой, очаровательной молодой девушкой, как Диана Вернон.