Роб Рой.
Глава XVI

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Роб Рой. Глава XVI (старая орфография)

ГЛАВА XVI.

Странное поведение мис Вернон возбуждало во мне любопытство и ревность; я стал так внимательно наблюдать за нею, взвешивая каждое её слово и каждый поступок, что она вскоре догадалась об этом с свойственною ей проницательностью. Ее по видимому смущала и огорчала мысль, что за ней наблюдают, или, говоря точнее, что я не спускаю с вся глаз. Иногда мне казалось, что она ищет случая упрекнуть оскорбительный образ действий, особливо в меня за такой виду её откровенного признания об окружавших ее опасностях. В другие дни она как будто собиралась сбросить передо мною маску таинственности. Но недостаток смелости, а может быть иное чувство, останавливало ее в критическую минуту. Объяснение замирало у нас на губах, а неудовольствие высказывалось в какой нибудь колкой шутке. Мы находились в это время в странных отношениях: проводя большую часть времени вместе, мы в то же время скрывали свои мысли и чувства, обижаясь друг на друга за недостаток откровенности. Между нами существовала внешняя дружба, но не было доверия; меня волновало чувство безнадежной любви и безразсудного любопытства; Диана находилась в постоянном смущении и сомнения, и порою не могла скрыть своего неудовольствия. Подобное неловкое положение заставляло нас постоянно думать друг о друге, и в конце концов (таковы странности человеческой природы) усиливало нашу взаимную привязанность, не смотря на то, что мы часто становились во враждебные отношения друг к другу. От моего самолюбия не укрылось то обстоятельство, что со времени моего пребывания в Осбальдистон-Галле, отвращение мис Дианы к монастырской жизни значительно усилилось, по с другой стороны я должен был сознаться, что чувство, которое она по видимому питала ко мне, было вполне подчинено таинственным обстоятельствам её судьбы. У мис Вернон был серьезный, решительный характер, и она никогда не пожертвовала бы чувством долга и благоразумия любви ко мне. И убедился в этом из одного разговора, который я имел с Дианой около этого времени.

Мы сидели вдвоем в библиотеке. Мис Вернон перелистывала мой экземпляр "Orlando Furioso", и выронила листок бумаги, который был заложен в книгу. Я хотел поднять его, но она предупредила меня.

-- Это стихи, сказала она, взглянув на листок, и развернула его, ожидая по видимому ответа. - Вы позволите прочесть? Постойте, постойте, вы краснеете, следовательно мне придется силой побороть вашу скромность.

-- Стихи не заслуживают вашего внимания, милая мис Вернон, отвечал я. - Это слабый опыт, неоконченный перевод! Вы так хорошо знакомы с оригиналом, что слишком строго отнесетесь к бледной копии.

-- Любезный друг, начала мис Вернон, - послушайтесь доброго совета, и не прибегайте к излишней скромности, чтобы вызвать меня на любезности; вы знаете, я люблю правду, - одну правду, и не сказала бы слово лести самому Аполлону, не смотря на его звонкую лиру.

-- У вас тут много написано, сказала она, пробегая глазами листок, и прерывая звуки, наиболее сладкие для человеческого слуха, - звуки любимого голоса, читающого перед молодым поэтом его собственное произведение.

-- Слишком много, чтобы злоупотреблять вашим вниманием, мис Вернон, возразил я несколько разочарованным тоном, и взял из её рук листок, который она не стала удерживать. Однакож, мис Диана, продолжал я, помолчав немного, - при моей уединенной, однообразной жизни, я находил большое удовольствие - заметьте, не более как удовольствие - переводить любимого моего автора, которым я зачитывался еще на берегах Гаронны.

-- Но, заметила Диана очень серьезно, - разве вы не могли найти себе лучшого занятия?

-- Вы думаете, мне следовало написать что нибудь оригинальное? сказал я, очень польщенный её замечанием. - По правде сказать, я искуснее подбираю слова и рифмы, чем мысли, а потому охотно пользуюсь чужими. Впрочем, мис Вернон, ваше поощрение....

-- Извините меня, Франк; я вас совсем не поощряю, и не желаю поощрять. Я не думала пи о переводах, ни об оригинальных произведениях, так как вполне убеждена, что вы более способны на другия дела. Мои слова огорчают вас, прибавила она, - мне это очень жаль.

-- Я не огорчен, я совсем не огорчен, возразил я, скрывая свое неудовольствие, и стараясь быть как можно любезнее, - я вам очень благодарен за участие, которое вы принимаете во мне.

вам сегодня огорчит вас, быть может, еще сильнее.

Я понял ребячество своего поведения и нравственное превосходство мис Вернон; мне стало совестно самого себя, и я поспешил уверить Диану, что не могу сердиться на строгий приговор, сделанный с добрым намерением.

-- Это честию сказано, возразила мис Вернон; - я была уверена, что ваша авторская раздражительность не долговечна. А теперь будемте говорить серьезно. Имели вы в последнее время известия от вашего отца?

-- Нет, не имел, ответил я; он не удостоил меня ни одним письмом со времени моего прибытия в Осбальдистон-Галль.

-- Странно! Впрочем, вас, Осбальдистонов, трудно понять. Вам следовательно ничего не известно о поездке вашего отца в Голландию, куда его потребовало какое-то спешное дело?

-- Я не слыхал об этом пи одного слова.

-- Для вас стало быть будет так же новостью, и неутешительною, что ваш отец, уезжая, предоставил безконтрольный надзор за всеми делами мистеру Рашлею Осбальдистону?

Я вскочил с своего места в сильном волнении.

-- Это очень тревожное известие, продолжала мис Вернон задумчиво. На вашем месте, Франк, я постаралась бы предупредить опасности, которые угрожают вам.

-- Как же я могу это сделать?

-- Все возможно для человека мужественного и деятельного, сказала она, бросая на меня взгляд, который напомнил мне средневековых героинь, воодушевлявших рыцарей в минуту опасности; - но трусливый и нерешительный человек никогда ничего не сделает, потому что ему все будет казаться невозможным.

-- Что вы мне посоветуете, мис Вернон? спросил я, с трепетом ожидая ответа.

Она помолчала немного, а потом сказала очень решительно:

вина. Теперь с вашей стороны будет преступлением потерять минуту, - да, преступлением. Я вам говорю без преувеличения; если Рашлей будет управлять делами вашего отца, он непременно разорит его.

-- Как же это может случиться?

-- Не предлагайте мне вопросов, отвечала она, - и верьте мне на слово. Рашлей не думает о распространении торговых дел; его планы простираются шире и дальше; и он незадумавшись воспользуется состоянием мистера Осбальдистона для достижения своих честолюбивых целей. Пока ваш отец находился в Англии, ему невозможно было это сделать; но во время его отсутствия могут представиться благоприятные случаи, и Рашлей съумест ими воспользоваться.

-- Но я в немилости у отца, мис Вернон, - и совершенно отстранен от дела; мое присутствие в Лондоне едва ли в состоянии предупредить опасность.

-- Вы ошибаетесь; одно ваше присутствие может многое изменить. Вы вместо неотъемлемое, врожденное право вмешаться в дела. Без сомнения вас поддержат друзья и товарищи вашего отца, а также главный прикащик, мистер Овен. Дело в том, что планы Рашлея - она вдруг остановилась, как бы опасаясь сказать что нибудь лишнее - планы Рашлея... эгоистичные и безчестные... могут быть легко разоблачены, а тогда он первый от них откажется. Поэтому, повторяю вам слова вашего любимого поэта --

"Скорей коня! скорей коня!

Лишь трусы сомневаютсяи"

-- Диана! воскликнул я под влиянием сильного порыва чувства, - неужели вы можете советовать мне уехать из Осбальдистон-Галля? - В таком случае я действительно оставался здесь долее чем следовало.

Мис Вернон покраснела, но ответила мне твердым голосом:

-- Да, я вам советую уехать из Осбальдистонского замка, и никогда ne возвращаться в него. Здесь о вас пожалеет только один друг, продолжала она, стараясь улыбнуться, - но я привыкла жертвовать другим своей дружбой и счастием. Вы найдете в свете много таких же безкорыстных друзей как я, но они будут в состоянии оказать вам более пользы, и может быть не будут находиться в такой зависимости от обстоятельств и козней злых людей.

-- Это сумасшествие! Это безумие! воскликнула она, вырывая свою руку, которую однако я не сразу выпустил. Послушайте, сер, вы должны стыдиться такого недостойного порыва страсти. Я торжественно обречена на служение Богу, так как не желаю быть женой негодяя - Рашлея Осбальдистона или грубого дикаря, его брата. Я с колыбели обречена на монастырскую жизнь, вы это сами знаете. Ваше необузданное поведение не может иметь на меня влияния; оно только подтверждает необходимость вашего немедленного отъезда. Тут она вдруг понизила голос и прибавила тихо:

-- Ступайте, ступайте, мы еще раз увидимся с вами здесь, но это будет в последний раз.

Я пристально следил за направлением её глаз, и мне показалось, что портьера, закрывавшая дверь, через которую обыкновенно входил Рашлей, колыхалась. Я подумал что нас подслушивают, и вопросительно взглянул на мис Вернон.

"Ступайте, ступайте!" Я вышел из комнаты в сильнейшем волнении, и долго не мог успокоиться.

Самые разнородные мысли теснились и путались в моей голове; оне то быстро летели одна за другой, то нагромождались друг на друга, едва не лишая меня сознания; так стелется туман в горных долинах, окружая путешественника мрачными клубами и скрывая от него все предметы, по которым он мог бы найти дорогу в дикой местности. - В моем воображении возставала неясная идея об опасности, грозившей отцу - козни Рашлея Осбальдистона: потом я вспоминал полупризнание, которое я сделал Диане Вернон, вспоминал о её тяжелом положении в борьбе с нежеланием идти в монастырь и с отвращением к нареченному жениху; но среди всех этих обрывков мыслей и впечатлений, я не был в состоянии разсуждать трезво, и взглянуть на тот или другой вопрос в надлежащем свете. Меня всего более поразил полумягкий и полурешительный топ, которым мис Вернон ответила на мое робкое признание. В её голосе слышалось и сочувствие ко мне, и полная готовность подчиниться препятствиям, которые делали невозможным открытое признание нашей взаимной привязанности. Она заметила движение таинственной занавески без особенного удивления, но с испугом, и это подтвердило мои предположения о существовании опасности. Действительно, Диана не страдала нервной впечатлительностью, по примеру других женщин, и не знала безпричинного страха. Я не мог отдать себе ясного отчета в таинственной обстановке, окружавшей мис Диану, как волшебницу в заколдованной пещере, и очень желал разоблачить те сокровенные пружины" которые по видимому управляли всеми её поступками. Я так увлекся этим желанием, что позабыл на время о Рашлее, об отце, об опасности, которая нам угрожала, и стал думать только о мис Вернон. Я решил, что не уеду из Осбальдистон-Галля прежде чем не узнаю чего нибудь определенного об этой странной молодой девушке, в которой меня так поражала смесь откровенности и таинственности, так как она высказывалась доверчивой искренностью свои мысли и чувства, и облекала непонятной таинственностью все свои поступки.

Я должен сознаться, милый Третям, что мною руководило не только чувство любви к Диане, но также неудовлетворенное любопытство и ревность, хотя я не смел даже самому себе признаваться в этом. Ревность, сопровождающая почти всегда любовь, как плевелы сопровождают доброе семя, - ревность овладела мною с той минуты как я заметил влияние, которое Диана испытывала со стороны невидимых существ, руководивших её поступками. Чем более я вдумывался в её характер, тем более убеждался, что на нее можно иметь влияние только путем сильной привязанности, и тем подозрительнее относился к таинственным силам, державшим ее в своей власти.

Мучительное сомнение, овладевшее мною, усилило во мне желание узнать тайну мис Вернон; для этой цели я составил особый план действия, подробности которого объяснятся в следующей главе.