Роб Рой.
Глава XXX

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Роб Рой. Глава XXX (старая орфография)

ГЛАВА XXX.

Нам позволили выспаться до разсвета, и мы постарались разместиться поудобнее, насколько позволяло жалкое убранство комнаты. Мистер Джарви, утомленный ездою я последующими происшествиями, не слишком безпокоился о своем аресте, который во всяком случае представлял для него только временную неприятность, притом он был гораздо менее взыскателен чем я к чистоте и удобству постели; поэтому, не долго думая, он забрался в одну из описанных мною коек, расположенных вдоль стен, откуда вскоре послышалось его громкое храпение. Я опустил голову на стол и заснул безпокойным, прерывистым сном. В течение ночи заметно было, что в отряде, задержавшем нас, господствуют нерешительность и сомнение. Солдаты входили и выходили, отправлялись на рекогносцировку и возвращались к начальнику с неудовлетворительными по видимому известиями. Капитан очень безпокоился и посылал куда-то новые пикеты из двух-трех человек, из которых не все, возвращались обратно в селение, как я мог узнать по недовольному шопоту окружавших меня лиц.

На разсвете, капрал и двое солдат торжественно притащили в комнату горца, в котором я узнал своего старого знакомого, бывшого привратника глазгоской тюрьмы. Шумное появление новых лиц разбудило мистера Джарви; он открыл глаза и сделал то же открытие что я.

-- Господи помилуй нас!воскликнул судья, - они поймали несчастного Дугаля. Капитан, я вам предлагаю поручительство, совершенно достаточное поручительство за Дугаля.

Мистер Джарви предложил свои услуги от доброго сердца, в благодарное воспоминание о недавней помощи, оказанной ему горцем. Но капитан вежливо попросил его не вмешиваться в чужия дела и не забывать, что он сам состоит в настоящую минуту пленником.

-- Будьте свидетелем, мистер Осбальдистон, воскликнул судья, по видимому ближе знакомый с гражданским судопроизводством, чем с военным; - будьте свидетелем, что он отказался принять поручительство. По моему мнению Дугаль будет иметь полное право, в силу тысяча семьсот первой статьи, искать с него убытки за неправильное задержание, и я уверен, что правосудие окажется на его стороне.

Капитан Торнтон (так звали начальника отряда) не обратил никакого внимания на доводы и угрозы мистера Джарви; он подверг Дугаля строгому допросу и заставил его последовательно признаться в том, что он-знал Роб-Роя Мак-Грегора, и видел его год тому назад, полгода назад, неделю, назад что он разстался с ним в конце концов час тому назад. Дугаль признавался в этих подробностях с большим отвращением, как бы выжимая свою кровь по каплям, и очевидно находился под влиянием страшной угрозы, так как Торнтон обещался повесить его на ближайшем дереве, если он не даст точных и подробных сведений о Роб-Рое.

-- А теперь, любезный друг, сказал капитан, - ты нам сообщи, сколько людей находится в настоящую минуту в шайке твоего господина.

Дугаль уклончиво посмотрел по сторонам и начал уверять, что не может с точностью ответить на этот вопрос.

-- Смотри мне прямо в глаза, горная собака, воскликнул капитан, - и помни, что твоя жизнь зависит от твоего ответа. Сколько негодяев было у твоего господина когда ты ушел от него?

-- Я думаю, что после меня осталось около шести негодяев.

-- Я куда девались остальные?

-- Они отправились с лейтенантом против западных кланов.

-- Против западных кланов! повторил капитан. - Гм, это довольно вероятно; а тебя зачем послали в эту сторону?

-- Посмотреть что делает ваша милость с джентльменами в красных куртках в этом селении.

-- Молодец-то, кажется, обманул меня, сказал мистера. Джарви, подойдя ко мне сзади; - хорошо, что я за него не поручился деньгами.

-- Любезный друг, продолжал капитан, - выслушай меня со вниманием; нам нужно хорошенько понять друг друга. Ты признался, что пришел сюда лазутчиком, а следовательно можешь быть немедленно повешен. Но если ты мне окажешь услугу, я тебе отплачу тем же. Мне нужно поговорить с твоим господином о серьезном деле, и надеюсь, что ты не откажешь мне в любезности проводить меня к нему с небольшим отрядом. За такую услугу я отпущу тебя на свободу, и дам тебе в придачу пятый ней.

-- Ох! ох! воскликнул Дугаль в крайнем смущении; - ох, я не могу этого сделать я не могу этого сделать: лучше повесьте меня!

-- Разумеется, мы тебя повесим, любезный друг, сказала. капитан, - и ты пеняй сам на себя за преждевременную смерть. Капрал Крамп, приведите в исполнение приговор!

дверям. Дугаль, не помня себя от страха, воскликнул:

-- Джентльмены, подождите, подождите! Я исполню желание господина капитана, подождите!

-- Уведите этого негодяя! сказал мистер Джарви, - он более чем когда либо заслуживает виселицы; уведите его, капрал! Зачем вы не уводите его?

-- Я твердо убежден почтенный джентльмен, возразил капрал, - что вы не торопили бы, если бы вас самих тащили на виселицу.

Я не разслышал за этим разговором что произошло между пленным горцем и капитаном Торнтоном; до меня только дошли последния слона Дугаля, произнесенные плаксивым, смиренным голосом:

-- Так вы меня отпустите как только я вас приведу ки Макii-Грегору? Ох, горе мое! Ох!

-- Перестань хныкать, негодяй! Дню тебе слово, что ничего больше не потребую от тебя. Капрал, соберите команду переди. домом, и велите подать этим джентльменам лошадей; мы должны их взять с собою, потому что нам нечего оставить при них. С Богом, господа, в путь!

Солдаты засуетились и приготовились к выступлению. Нас вывели из дому, вместе с Дугалем, как пленных. Когда, мы остановились в сенях, горец напомнил капитану об обещанных пяти гинеях.

-- Можешь их сейчас получить, сказал Торнтон, кладя ему в руку несколько золотых; - но помни, что если ты попробуешь обмануть нас, я собственноручно разможжу тебе череп.,

-- Я ошибся в негодяе, заметила, мистер Джарви: он гнусный изменник! Злосчастная страсть к деньгам, сколько людей ты губишь! Меч умерщвляет тело, говорил мой отец, альдерман Джарви, а золото умерщвляет душу.

В эту минуту подошла хозяйка и потребовала уплаты за все выпитое и съеденное, включая угощение маиора Гальбрайта и его горных друзей. Английский офицер хотел что-то возразить, но мисис Мак-Альпин объявила, что она никогда не поверила бы рюмки вина в долга, кутившей у нея компании, если бы не разслышала в разговоре имени господина капитана; что если мистер Гальбрайт и вернется когда-нибудь, то вряд ли с него можно будет получить что-либо; а она бедная вдова и живет одним доходом с заведения.

Капитан Торнтон положил конец её сетованиям, заплатив по счету, который простирался всего до нескольких английских шиллингов, что однако составляло громадную сумму на шотландския деньги. Благородный капитан хотел также заплатить за меня и за мистера Джарви; но судья решительно отказался от такой щедрости и отдельно расчихался за нас обоих с хозяйкой, хотя она советовала ему жалеть как можно меньше англичан, которые еще порядком нас помучают. Капитан воспользовался случаем, чтобы слегка извиниться перед нами за безцеремонный арест.

-- Если вы честные и мирные граждане, сказал он, - вы не пожалеете лишняго дня, пожертвованного для блага королевства; если же следствие покажет противное, мне по крайней мере не придется упрекать себя в упущении своих обязанностей.

Нам пришлось удовольствоваться таким объяснением, против которого не, стоило ничего возражать, и весь отряд двинулся в путь.

Я никогда не забуду радостного чувства, которое овладело мною, когда я вырвался на свежий утренний воздух из темной, дымной хижины, так негостеприимно приютившей меня на ночь, и когда я увидел на горизонте солнце, выплывавшее на причудливом облачном троне, затканном золотом и пурпуром. Яркие лучи его весело освещали картину дивной красоты, какою редко приходится любоваться. На лево за куталась в утреннюю дымку глубокая долина, на дне которой Форта прокладывала себе путь на восток, прихотливо изгибаясь у подножия гор, покрытых роскошными лесами; направо между скалами уходил в зеленую чащу бассейн, в котором покоилось прозрачное озеро, и утренний ветерок гулял по нем мелкой рябью, сверкавшей под солнечными лучами. Вдоль берега тянулись отмели и громоздились горы, с которых глядели в воду высокие дубы и березы. Шелест листьев, колеблемых ветром, и алмазные капли росы, переливавшия всеми цветами радуги, придавали жизнь торжественному уединению. Человек как будто съеживался, чувствуя свое ничтожество среди природы, возвышавшейся до такой дивной красоты. Селение Аберфойль, по которому мы проезжали, состояло из десяти или двенадцати жалких хижин, сложенных из необтесанного камня, замазанного не цементом, а глиной, и покрытых дерном, набросанным на березовые и дубовые сучья, набранные в соседних лесах. Крыши спускались так низко к земле, что по меткому замечанию Андрю Фэрсервиса путешественник темною ночью тогда только узнавал что едет по деревне, когда лошадь проваливалась всеми четырьмя ногами во внутренность хижины.

Судя по всему, жилище мисис Мак-Алыинн, не смотра на свой жалкий вид, было самой роскошной постройкой в селение, которое вероятно и по ныне остается в прежнем положении (ты можешь в этом убедиться Трешам, если полюбопытствуешь проверить мое описание); не даром шотландцы простирают так далеко свою ненависть к нововведениям, не соглашаясь даже сделать исключения в пользу необходимых улучшений {См. Прил. II, Селение Аберфойль.}.

Наше шумное выступление подняло на ноги обитателей жалких хижин. Когда наш отряд выстроился в походную колонну, чтобы двинуться в путь, старые женщины первые вышли посмотреть на нас и остановились в полуотворенных дверях. Седые, растрепанные головы, небрежно повязанные шерстяными косынками, морщинистые лица, длинные костлявые руки, выделывавшия странные жесты; дикая, непонятная гаэльская речь, - все это невольно напомнило мне ведьм в Макбете, и я живо представил, себе роковых сестер в образе аберфойльских старух. На улицу выбежали ребятишки, - одни совсем голые, другие едва прикрытые грязными лохмотьями, - и хлопая маленькими ручонками принялись кривляться перед английскими офицерами, огрызаясь на них с такой сосредоточенной ненавистью, с таким озлоблением, что заставляли забывать свой нежный возраст. Меня поразило то обстоятельство, что на всем протяжении селения, по видимому довольно густо населенного, не было видно никаких мужчин, ни даже мальчиков старше десяти и двенадцати лет. Я невольно подумал, что аберфойльские обитатели подготовляют нам в течение дня более серьезные неприятности, чем недовольное ворчание женщин и детей.

Но старшие представители местного населения дали полную волю своей неприязни только тогда, когда мы двинулись в путь. Как только последние солдаты вышли из деревни и потянулись вдоль озера по узкой тропинке, по которой туземцы возили дрова и дерн из соседняго леса, за нами раздались пронзительные женские крики, вместе с визгом детей и хлопанием в ладоши, которым горные женщины выражают и гнев и печаль. Я повернулся к Андрю, бледному как смерть, и спросил его о причине такого необычайного шума.

-- Мы скоро узнаем в чем дело, сказал он. - Причину? Вы желаете знать причину? Жены горцев проклинают красных курток, так же как и всех, говорящих по английски, и посылают нам в след самые ужасные пожелания. Я довольно слышал слава Богу, как женщины ругаются в Шотландии и Англии; по такую брань, какую подымает здешняя сволочь, редко услышишь: и чего-то не пожелают их проклятые языки? - чтоб человеку околеть как собаке, чтоб ему захлебнуться в собственной крови, чтоб ему умереть смертью Вальтера Куминга из Габона {Вальтер Куминг был феодальный тиран, который, проезжая через Гайокский лес для какого-то жестокого дела, упал с лошади; а так как нога его зацепилась в стремена, то испуганная лошадь тащила его до тех пор пока тело его не было разорвано на куски. Выражение "Смерть Вальтера Куминга" сделалось поговоркою. Автор.} от которого осталась только кровавая кашица. Я думаю, сам чорт, и тот не мог бы научить их худшим проклятиям. А главная беда в том, что оне советуют вам идти вдоль озера и посмотреть на него ущелия.

Андрю Фэрсервис подтвердил мое предположение о засаде, которую нам по видимому подготовляли горцы. Дорога способствовала как нельзя более неожиданному нападению: оставив берег озера, она тянулась по трясине, поросшей мелким кустарником, и углубляясь в дремучие леса, где неприятель мог подкараулить нас в нескольких шагах, пересекала горные потоки, в которых вода доходила до колен и быстрое течение заставляло солдат держаться за руки, чтобы устоять на ногах.

Я плохо понимал военное искуство, по мне казалось, что в такой местности дикие, отважные горцы могли с успехом сделать нападение на отряд регулярного войска. Мистер Джарви, с свойственной ему наблюдательностью и здравым смыслом, пришел по видимому к тому же заключению и настойчиво требовал объяснения с капитаном. Когда ему удалось наконец добиться внимания, он сказал приблизительно следующее:

-- Капитан, я не с просьбой обращаюсь к вам; мне ваших милостей не нужно, и я своевременно воспользуюсь законным правом взыскать с вас за неправильное задержание. В настоящую минуту я позволяю себе обратиться к вам как друг короля Георга и его храброго войска. Не лучше ли будет выбрать другое время для похода в горы? Роб-Рой никогда не имеет при себе менее пятидесяти человек, если же он приведет с собою еще гленгайльских, гленфиласских и балькидереких молодцов, тогда вам придется очень плохо. Как друг короля, я вам искренно советую вернуться обратно в селение; аберфойльския бабы как чайки морския: когда каркают, ждите бури.

Георга, должны радоваться моим словам. Конный эскадрон маиора Гальбрайта, действуя в связи с двумя другими кавалерийскими отрядами, займет нижнюю часть этой дикой страны. Триста горцев, под начальством двух джентльменов, которых вы видели в трактире, оцепят верхние проходы. Кроме того, значительная часть гарнизона разставлена на бивуаках в горах и лощинах. Судя по последним известиям, Роб-Рой, видя себя окруженным со всех сторон, решился или укрыться в каком нибудь ущелии или улизнуть от облавы, пользуясь своим отличным знанием горных проходов.

-- Я вам скажу в ответ, возразил мистер Джарви, - что нынче поутру в голове у Гарсхатахина было больше хмели чем мозгов. Будь я на вашем месте, капитан, я бы не положился вполне на горцев; сокол сокола не охотно клюет. Положим, что у них под час бывают ссоры, причем они способны и выругать друг друга и даже хватить мечем. Но в конце концев они всегда соединятся, когда речь зайдет о нападении на образованных людей, носящих штаны и обладающих туго набитым кошельком.

Эти слова по видимому произвели некоторое впечатление на капитана Торнтона. Он стянул свой отряд, приказал солдатам взвести курки, и сформировал авангард и арьергард, которым поручил внимательно осматривать окрестность. Дугаль подвергся новому, строжайшему допросу, и дословно повторил свои прежния показания. Когда его спросили, зачем он повел отряд по такой опасной и подозрительной дороге, он притворился обиженным и сказал:

-- Не я же делал дорогу; если джентльмены желали путешествовать по большим дорогам, надо было предупредить меня. Я проводил бы их в Глазго.

Таким образом дело обошлось, и мы продолжали путь.

Дорога снова повернула к озеру, которое сверкало перед нами сквозь густую зелень. Но вот лес кончился, и мы очутились на самом краю берега; ветер стих и озеро лежало у наших ног громадным зеркалом, где отражались мрачные горы, высокия скалы и песчаные отмели. Тропинка, но которой мы подвигались, шла вдоль крутого обрыва над самой водой; с другой стороны, гигантские утесы громоздились отвесной стеной, так что оттуда неприятель мог уничтожить весь наш отряд одним скатыванием каменей. К довершению всего, дорога постоянно сворачивала в сторону, следуя по извилистому берегу, так что мы могли видеть перед собою не дальше как на сто шагов. Капитан Торнтон по видимому струхнул не на шутку, увидев себя окруженным такими опасными препятствиями. Он несколько раз повторил солдатам приказания быть на стороже, а Дугаля снова пристращал немедленной смертью, как только откроется засада. Дугаль выслушал угрозу с наивным простодушием, доказывавшим или глубокое сознание невинности, или упорную решимость.

-- Джентльменам вероятию известно, сказал он, - что рыжого Грегараха нельзя поймать не подвергаясь некоторой опасности.

Едва Дугаль успел договорить эти слова, как в авангарде произошло замешательство, и капрал, командовавший им, прислал к Торнтону солдата с известием, что впереди показались горцы, занимающие выгодную позицию на неприступной возвышенности. В тоже время солдат из арьергарда известил, что в окружавшем нас лесу раздались звуки волынки. Капитан опытный и храбрый офицер, тотчас сообразил, что надо стараться как можно скорее пробиться вперед, но избежание нападения с тыла. Он объяснил солдатам, что звуки волынок возвещают приближение союзных кланов, и что надо торопиться к логовищу Роб-Роя, чтобы удержать за собою исключительную честь победы и все денежное вознаграждение, назначенное за голову знаменитого разбойника. Поэтому капитан приказал передовому отряду и арьергаду соединиться с центром в одну колонну, которая должна была занять всю ширину дороги. "Если ты нас обманул, ты помрешь как собака!" шепнул он Дугалю, и поместил его в самом центре между двумя гренадерами, которым приказал застрелить его при первой попытке к бегству. Нам, для большей безопасности отвели место возле Дугаля, а сам Торнтон выхватил копье из рук стоявшого подле него солдата, стал во главе отряда и скомандовал: "вперед"!

Английские солдаты мужественно пошли на встречу опасности. Нельзя было сказать того же про Андрю Фэрсерипеа, который положительно обезумел от страха. Справедливость требует прибавить, что хотя мы с мистером Джарви не трусили, однако же нам было не совсем приятно рисковать жизнью в совершенно постороннем нам деле. Впрочем, помочь этому не было ни времени ни возможности.

Мы приблизились шагов на сорок к тому месту, где авангард увидел неприятеля. Берег вдавался обрывистым мысом в озеро; дорога, которая до этого времени огибала попадавшияся ей препятствия, поднималась в этом месте зигзагами на крутую скалу, пользуясь широкими трещинами в гладких, как бы полированных валунах. Капрал объявил нам, что именно на вершине этого утеса, на который было так трудно и опасно взбираться, показались незадолго перед тем шапки и длинноствольные ружья горцев, укрывшихся вероятно в густом вереске. Капитан приказал капралу двинуться вперед и напасть на неприятеля, а сам с остальными солдатами пошел вслед для подкрепления.

Но нападение было предупреждено появлением на вершине женской фигуры, закричавшей повелительным голосом: "Остановитесь! и отвечайте, зачем вы пришли в страну Мак-Грегора?"

суровой жизни, сильных страстей и глубокой печали. Плэд не покрывал её головы и плеч, но обычаю шотландских женщин, а охватывал её стан как у мужчин. На голове у пся была надета мужская шляпа с пером, а два пистолета за поясом и меч в руке составляли её вооружение.

-- Это Элен Камбель, жена Роба, сказал мистер Джарви испуганным шопотом; нам не долго ждать беды!

-- Зачем вы пришли сюда? спросила Элен еще раз капитана Торнтона, который двинулся вперед.

-- Мы ищем разбойника, Роб-Роя Мак-Грегора Камбеля, ответил офицер, - и не воюем с женщинами; поэтому прошу вас мирно удалиться и не оказывать нам напрасного сопротивления.

-- Да, да, возразила амазонка; - мне не в первый раз приходится испытывать ваше великодушие. Вы опозорили мое доброе имя, так что кости моей матери содрогнутся в могиле, когда меня положат подле нея. Вы оставили меня без крова, без пищи, без одежды. Вы отняли у нас все, все что могли отнять! Вы лишили нас права носить имя наших предков, а теперь хотите отнять у нас жизнь.

нам, пусть оне не пеняют на нас за напрасное кровопролитие. Господа, вперед!

-- Вперед! воскликнул сержант, вперед ребята! Кошелок золота за голову Роб-Роя!

Авангард, в числе шести человек, двинулся вперед скорым маршем; но они едва успели дойти до поворота дороги, как их встретил перекрестный огонь нескольких ружей. Выстрелы были метко направлены, сержант упал, раненый пулей на вылет; он хотел ползком взобраться на утес, и судорожно схватился руками за обломок скалы, но силы покинули его и он покатился в озеро, подпрыгивая на острых выступах обрывистой скалы; раздался плеск воды и обезображенный труп тяжело пошел ко дну. Из солдат, трое осталось на месте, остальные отступили с более или менее тяжелыми ранами.

-- Гренадеры, равняйтесь! воскликнул капитан Торнтон.

В те времена, милый Трешам, этот полк был вооружен теми разрушительными снарядами, от которых он получил свое имя. Четыре гренадера выступили вперед, повинуясь приказанию начальника. Остальным было приказано держать оружие на готове, чтобы в случае надобности помочь передовому отряду.

"Снаряды в руки, зажечь фитили, вперед!"

огнем. Дугаль, забытый в суматохе, воспользовался благоприятной минутой, юркнул в лесную чащу налево от дороги, и с ловкостью дикой кошки стал взбираться на утес. Я последовал его примеру, инстинктивно вспомнив, что открытая дорога ничем не защищена от неприятельского огня. Я лез, пока у меня не захватило дыхания, и не считаю постыдным сознаться, что сильные ружейные залпы, повторяемые тысячным эхо, треск разрывающихся гранат, громкое ура солдат и дикие крики горцев значительно усиливали во мне желание поскорее добраться до безопасного убежища. Но восхождение было так затруднительно, что я отказался от надежды догнать Дугаля, который перепрыгивал как белка с одного выступа на другой; поэтому я обернулся назад, желая узнать что сделалось с другими моими товарищами. Оба к несчастью находились в самом затруднительном положении.

Мистер Джарви, которому страх придавал необыкновенное проворство, поднялся футов на двадцать от дороги, и собирался перешагнуть с одного утеса на другой, но он оступился, и ему вероятно пришлось бы отправиться на тот свет к отцу своему, альдерману, слова и деяния которого он вспоминал с такою любовью, если бы фалды его сюртука не зацепились за толстый сук; благодаря этому обстоятельству он повис на воздухе, напоминая своей фигурой вывеску Золотого Рука у одного из мелочных торговцев Тронгэта.

Андрю Фэрсервис начал отступление довольно удачно; но злая судьба привела его на открытую площадку, над которой отвесно поднимался совершенно неприступный утес. Таким образом он попал под неприятельский огонь (по крайней мере он думал что попал) и в то же время не решался ни спуститься, ни подняться. Он бегал как безумный но узкой площадке и громко молил о пощаде на гаэльском и английском языке в перемежку, смотря потому, на которую сторону, но его мнению, склонялась победа. Но в ответ на крики несчастного слышался только стон мистера Джарви, который одинаково мучился от тревожных ожиданий и от крайне неловкого, висячого положения.

Я хотел было помочь бедному служителю правосудия; но не мог ничего сделать без содействия Фэрсервиса, а его нельзя было заставить ни жестами, ни просьбами, ни угрозами, ни приказаниями, спуститься со скалы вниз; так бездарный министр упорно сидит на незаслуженном месте, не решаясь или не умея сложить с себя должности, к которой он неспособен. Андрю продолжал хныкать и молить о пощаде, хотя его никто не слушал, и бегал взад и вперед с самыми потешными ужимками, уклоняясь от воображаемых пуль, свист которых ему чудился над головою.

и заявить им о безпомощном положении мистера Джарви, продолжавшого висеть между небом и землею, как гроб Магомета. После долгих, тщетных стараний, я нашел место, с которого мог обозреть поле битвы. Схватка кончилась, и как следовало ожидать судя по месту и обстоятельствам, повлекла за собою поражение капитана Торнтона. Я увидел как шайка горцев обезоруживала капитана и остатки его отряда. Эти остатки состояли всего из двенадцати человек, которым пришлось бороться с неприятелем, втрое более многочисленным, и выдерживать убийственный ружейный огонь, не имея возможности отвечать на него. Горцы купили победу дешевой ценой; гранаты ранили у них двух человек и убили одного. Все эти подробности я узнал конечно впоследствии. В настоящую минуты, поражение капитана Торнтона было для меня несомненно потому, что он стоял среди горцев, облитый кровью, без шляпы, без меча, и печально смотрел как его солдаты подвергались обезоружению, строгой военной мере, которая имеет целью защитить победителей от возможной мести побежденных.