Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французов.
Часть вторая.
Глава X

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французов. Часть вторая. Глава X (старая орфография)

ГЛАВА X.

Любовная переписка Наполеона с Иозефиною. - Двор его в Монтебелло. - Соединение там дел с забавами. - Генуа. - Мятежный дух. - Генуезцев. - Они бунтуют, но усмирены правительством, а жившие в Генуе Французы ограблены и заключены в темницу. - Бонапарте, разсудив сие дело, дает устав нового правительства. - Сардиния. - Неаполь. - Циспаданская, Транспаданская и Эмилийская Республики соединяются под названием Цизальпинской Республики. - Вальтелина. - Граубинден. - Вальтелина присоединена к Ломбардии. - Великия улучшения в Италии и в характер Италиянцев, произведенные сими переменами. Затруднения при переговорах между Франциею и Австриею - Директория и Наполеон несогласны в мнениях. - Кампо-Формийский трактат. - Бонапарте, разставшись с Италиянскою армиею, отправляется Французским уполномоченным в Раштадт.

Возвращающийся мир приводит с собою семейную любовь, и доставляет возможность оной предаваться. Бонапарте был еще молодой супруг, хотя он женился уже более двух лет тому назад. Часть его переписки с женою сохранена, {Она издана в книге под заглавием: Поездка в Нидерланды, в Голландию, в Германию, в Швейцарию, в Савоию и во Францию, в течение 1821 и 1822 годов, Карла Теннана. Лондон. 2 части. В книге сей помещены снимки с писем, и нет причины сомневаться в достоверности оных. Следующее из них может послужить образчиком, подтверждающим мнение одного великого законоведца, что любовные письма кажутся величайшими глупостями всем, кроме того, кем они пишутся, и того, кто их получает:

"Посредством какого искуства ты умела пленить все мои способности, сосредоточить в себе все нравственное бытие мое? Это упоение, милый друг, которое прекратится не иначе, как с жизнью. Жить для Иозефины, вот цель моего существования! А действую для того, чтобы соединиться с тобою; терзаюсь для того, чтобы к тебе приблизишься. Безумец! я не замечаю, что я от тебя отдаляюсь. Сколько стран, сколько земель нас разделяют! Сколько пройдет времени прежде, чем ты прочтешь сии строки, слабо выражающия чувства воспламененной души, в которой ты царствуешь! Ах, обожаемая супруга! не знаю, какой жребий меня ожидает, но если он еще будет отдалять меня от тебя, то сделается мне нестерпимым; твердость моя так далеко не простирается. Было время, когда я гордился сею твердостью, и иногда, глядя на зло, которое люди могли мне сделать, на жребий, который мог быть мне предназначен, я встречал ужаснейшия бедствия, не сморщив чела, не ощущая в себе волнения. Но теперь, одно помышление, что моя Иозефина, может быть, нездорова; что она, может быть, страждет, а в особенности жестокая, ужасная мысль, что она любит меня меньше прежнего, убивает мою душу, останавливает во мне течение крови, делает меня печальным, унылым, не оставляя во мне даже порывов ярости и отчаяния. Прежде я часто говаривал сам себе: люди не властны над тем, который умрет, без сожаления; по теперь, умереть не будучи любимым тобою, умереть не будучи в том уверенным, это адская мука - это живое, разительное подобие совершенного уничтожения. Мне кажется, что я задыхаюсь. Единственная моя подруга, ты, которая назначена Судьбою свершить со мной тягостный путь жизни; в тот день, когда я лишусь твоего сердца, вся природа покажется мне безплодною, без жара и без произрастений. Оканчиваю, милый друг, душа моя грустна, тело утомлено, ум оглушен; люди мне надоели, я бы должен их ненавидеть: они разлучают меня с моею возлюбленною.

"Я в Порт-Морице близь Онейля; завтра буду в Альбете. Армии сближаются. Мы стараемся друг друга обмануть: хитрейший одержит победу. Мне правится Генерал Больё, он хорошо действует, он искуснее своего предшественника. Я надеюсь его порядком поколотить. Не безпокойся; люби меня как глаза свои: нет, этого мало - как самую себя, как ум твой, мысль твою, жизнь твою, твое все. Милый друг, прости меня, я брежу; природа слаба для того, кто живо чувствует - кого ты одушевляешь!"} и представляет любопытную картину характера, столь же пылкого в любви, как и на ратном поле. Язык победителя, который по своему произволу располагал государствами и разбивал знаменитейших полководцев своего времени, столь же страстен, как язык Аркадского пастушка. Мы не можем умолчать, что в иных местах, которых мы здесь не приводим, слог сей переписки отзывается вольностью, который, не смотря на короткость брачной связи, Английский муж не употребил бы, и которую Английская жена не сочла бы приличною для выражения супружеской любви. Кажется однако ж несомненным, что привязанность, изображенная в сих письмах, была совершенно искренна; в одном из них, даже помещено рыцарское восклицание: - "Вурмзер дорого заплатит мне за слезы, которые он заставляет тебя проливать!"

Судя по этой переписке, кажется, что Иозефина приехала к своему мужу в сопровождении Жюно, когда он возвращался из Парижа, куда отвозил Директории и Представителям Французского народа штандарты и знамена, отбитые у Больё. В Декабре 1196 года, Иозефина находилась в Генуе, где она была принята с отличною пышностью привepженными к Французам гражданами сей древней республики, и где, к великому соблазну строгих Католиков, бал, данный господином де Сервою, продолжился до утра следующого дня, пятницы, вопреки присутствию одного из Сенаторов, который имел у себя в кармане, но не смел показать, сенатский указ о строгом соблюдении поста в этот день. Сие пребывание в Генуе, вероятно было проездом; по после подписания Леобенского трактата и в продолжение переговоров, происходивших до утверждения мира в Кампо-Формио, Иозефина жила вместе с мужем своим на прекрасной даме, или лучше сказать, во дворце Монтебелло.

Дана сия, знаменитая по важным переговорам, там происходившим, лежит в нескольких милях от Милана, на пологом холме, с которого открывается обширная картина плодоносных Ломбардских равнин. Самые знатные дамы, славившияся своею красотою и умом, словом сказать все, украшавшия собою общество, - ежедневно посещали Иозефину, которая принимала их с такою приятностью и ловкостью, как будто бы она была рождена к тому, чтобы исполнять обязанности высшого общежития, приличные жене столь знаменитого человека, как Наполеон.

Переговоры происходили посреди веселостей и забав. Разные Министры и Посланники Австрии, Папы, Королей Неаполитанского и Сардинского, Герцога Пармского, Швейцарских Кантонов И многих Немецких Принцев, толпа Генералов, Вельмож, Депутатов разных городов, ежедневное прибытие и отправка многочисленных курьеров, производство важных дел, вместе с праздниками и пиршествами, с балами и охотами, представляли картину пышного Двора, и от того все сие соединение было названо Италиянцами Монтевельским Двором. XI точно, это выл Двор, судя по его важности; ибо переговоры, при оном производимые, долженствовали установит политическия отношения Германии, и решить судьбу Нороля Сардинского, Швейцарии, Венеции, Генуи; всем предопределено было из уст Наполеона узнать условия, которыми их народное существование продолжалось или прекращалось.

Монтебелло был не менее того и обителью удовольствий. Повелители сего дипломатического и воинственного Двора ездидих прогуливаться на озера Маджиоре (Большое), Конское, на Борромейские острова и по разным виллам, разсеянным в сей прелестной стране. Каждый город, каждая деревня старались отличиться каким либо особенным знаком почтительности и уважения к тому, которого они называли освободителем Италии. Это описание взято со слов самого Наполеона, который, кажется, обращался к этой эпохе своей жизни с чувствами живейшого удовольствия, чем ко всем прочим.

Это, вероятно, было самое счастливое время его жизни. Все почести, кроме присвоенных коронованным главам, были ему предоставлены, и имели всю прелесть новизны для человека, который два или три года тому назад томился в безвестности. Имея в своих руках власть, он не испытал еще забот и опасностей, с нею сопряженных; окружающие его основывали на нем великия надежды, и он ни одной из них еще не изменил. Он был в цвете юности, и женат на любимой женщине. Сверх всего этого, ему сияла надежда - достичь высшей степени величия; между тем, как он не дознал еще опытом, что наслаждение влечет за собою пресыщенность, и что все земные желания и домогательства, будучи вполне удовлетворены, оканчиваются суетностью и умственною тоскою.

Различные предметы, занимавшие Наполеона в продолжение этой эпохи трудов и удовольствий, были дела Генуи, Сардинии, Неаполя, Цизальпинской Республики, Граубиндена, и наконец, важнее всего прочого, окончательный договор с Австрией), заключавший в себе уничтожение независимости Венециянской Республики.

Генуа, горделивая соперница Венеции, никогда не достигала одинаковой с нею степени важности; по дворянство её, управлявшее еще оною по уставам Андрея Дории, сохранило более народного духа и более воинственных качеств. Соседство с Франциею и влияние распространившихся в оной понятий, образовали между гражданами средних сословий партию, принявшую название Морандистов от одного носившого то же имя клуба, которого цель была ниспровергнуть олигархию, и возстать против правительства. Дворянство весьма естественно тому воспротивилось, и большая часть черни, преданная оному и Католической вере, готова была действовать с ним за одно.

об уничтожении существующого правительства, и об учреждении демократии. Дож, снисходя на их требование, наименовал Комитет из девяти человек, между коими пятеро принадлежали к простому народу, для приискания средств придать более народного духу Конституции.

Три Великие Государственные Инквизитора, или Цензора, как назывались тогдашние Правители Олигархии, ополчились верою против сего народного буйства. Они прибегли к проповедям и к церковным увещаниям для отклонения добрых Католиков от перемен, требуемых Морандистами; они вынесли Святые Тайны, и учредили крестные ходы и молебствия, как будто угрожаемые нашествием Алжирцев.

Между тем Морандисты ополчились, приняли Французский народный цвет, и, надеясь на успех, овладели воротами арсенала и гаванью. Но торжество их было кратковременно. Десять тысяч вооруженных ремесленников явились, как будто бы из земли, под предводительством своих синдиков или старост, и, восклицая: Да здравствует Дева Мария! объявили себя защитниками дворян. Бунтовщики, совершенно разбитые, были принуждены укрыться в домах, откуда их вытеснили, и наконец совершенно разогнали. После сего, победители, напав на живших в Генуе Французов, разграбили домы их, и повлекли в темницы.

отрядить против сего города дивизию, если пленники не будут освобождены и сделаны такия перемены, или, лучше сказать, совершенное преобразование в правительстве, какое будет угодно Французскому полководцу. Против этого нельзя было возражать. Инквизиторов посадили под стражу, за то, что они, при содействии своих сограждан, защищали существующия государственные постановления; а Дож с двумя знатнейшими сановниками отправился в Монтебелло, главную квартиру Наполеона, узнать будущую судьбу города, спесиво называвшагося градом Дворцев. Они получили Демократический Устав, который Бонапарте нашел для них приличным; и повидимому, он оказал большую благосклонность Генуе, которая, но страсти Французов устроивашь все на классическую ногу, была наименована Лигурийскою Республикою. Условлено, чтобы пострадавшие Французы были вознаграждены; но никакого военного налога не взыскано для расходов Французской армии, и ни Кабинеты, ни собрания Генуэзския не заплатили дани Парижскому музеуму.

за это нарушение прав и оскорбление набожных Католиков, объявляя далее, что лишать дворян участия в общественной службе, столь же несправедливо и в существе столь же преступно, как самые важные вины патрициев. Бонапарте говорил, что он чувствует к Генуе пристрастие; и великодушие, с которым он поступил с сею державою в этом случае, служит тому очевидным доказательством.

Король Сардинский был повержен к стопам Франции перемирием при Хераско, заключившим первый поход Наполеона; и прозорливый сей полководец давно убеждал Директорию, возстановив хоть часть его Королевского сана, сделать его полезным для Франции в качестве союзника. Генерал Кларк, 5 Апреля 1791 года, даже подписал вместе с уполномоченным от Его Сардинского Величества наступательный и оборонительный договор, посредством которого Наполеон надеялся присоединить к своей армии четыре тысячи Сардинской или Пиемонтской пехоты и пять сот человек конницы, он много полагался на сию помощь в случае возобновления войны с Австриек Но Директория уклонялась от исполнения Наполеоновой просьбы, и не утверждала договора, вероятно считая состоящую уже под его начальством армию довольно сильною, особенно при такой любви солдат к их полководцу. Наконец, однако же, трактат был утвержден, но слишком поздно для того, чтобы содействовать видам Наполеона.

Неаполь, которого поведение было сомнительно и не искренно, смотря по тому, как обстоятельства повидимому обещали Французскому Генералу победу, или угрожали ему разбитием, - испытал однако же на себе, когда Бонапарте вполне восторжествовал, благодать его могущественного предстательства у Правителей Франции, и приобрел все выгоды, предоставленные ему Парижским трактатом 10 Октября 1796 года.

Оставалось еще сообразить более важный предмет после усмирения Италии, относительно способа, каким будут управляться новые Республики, и границ земель, каждой из них предоставляемых. Об этом долго разсуждали; и как между некоторыми Италиянскими городами и областями существовало много старинной вражды и распрей, то не легко было убедить их, что истинная их польза требует соединения, сколь можно в большем числе, под одно могущественное и деятельное управление, которое могло бы сделаться несколько важною державою, вместо того, чтоб быть раздробленными, как до тех пор, на мелкия области, которые не могли настоящим образом воспротивиться даже вторжению второстепенных государств, а тем еще менее Франции или Австрии.

от присоединения к Циспаданской, и предпочла ничтожную, слабую независимость под титлом Эмилийской Республики. Бонапарте успел погасишь сию неприязненность, указав им Общую Республику, которую он в это время замышлял упредить, как долженствовавшую составить ядро державы, которая будет от времени до времени при удобных случаях расширяться до тех пор, пока вся Италия соединится под одним правительством. Эта лестная, хотя и отдаленная будущность, представляющая Италии возможность составишь некогда великую державу, прочную в самой себе и независящую от остальной части Европы, вместо того, чтоб быть, как теперь, разделенною на малые участки, весьма естественно заставила умолкнуть все частные вражды и несогласия, препятствовавшия соединению Циспаданской и Эмилийской Республик в одну; в следствие чего, сия важная мера была решена.

Имя Цизальпинской Республики была избрано для означения сих соединенных областей. Французы охотнее бы назвали ее, в отношении к Парижу, Транзальпинскою Республикою; но это была бы новизна, противная древнему праву, предоставленному Риму, быть средоточием, по отношению к которому, все прочия области Италии получали свое местное наименование. Это ниспровергло бы все классическия приличия и спутало бы историческия воспоминания, если б то, что до сих пор считалось лежащим по сю сторону Альп, в угождение Парижскому тщеславию, было наименовано загорною стороною той же самой цепи гор.

Конституция, предназначенная для Цизальпинской Республики, была та самая, которую Французы окончательно приняли в так называемый ими Третий год, с Директориею Исполнительной Власти и с двумя Советами. Она приведена в действие 30 Июня 1191 года. Четыре Члена Директории были наименованы Наполеоном, а пятого он обещал назначишь в скором времени. 14 числа следующого Июля месяца происходил смотр тридцати тысяч Народной Гвардии. Ломбардския крепости и другия области были сданы местным начальствам, и Французская армия, выступив из земель новой Республики, расположилась в Венецианских владениях. Между пием обнародовали, что как области, принадлежащия Цизальпинской Республике, были приобретены фракциею по праву завоеваний, то она, основываясь на сем праве, образовала для них свободное и независимое Правительство, которое, будучи уже признано Императором Австрийским и Директориею, без сомнения будет в непродолжительном времени признано и всеми прочими Европейскими державами.

Бонапарте вскоре после сего показал, что он действительно намеревается пользоваться всеми случаями для распространения Цизальпинской Республики. Три долины, называемые Вальтелинскою областью, простираются от Швейцарских гор до Комского озера. Народонаселение Вальтелины заключает в себе около ста шестидесяти тысяч душ. Они говорят по-Италиянски, и все вообще исповедают Католическую веру. Сии долины подчинялись Швейцарскому Кантону, называемому Граубинденом, не принадлежа впрочем к Швейцарскому Союзу, и не пользуясь его преимуществами, а состоя к Швейцарцам в том отношении, как вассалы к своим Государям. Такую зависимость горько и постыдно было переносить; а потому не удивительно, что жители Вальтелины, тогда, как всем окрестным землям предоставлено было пользоваться свободою и независимостью, выгнали из долин своих Швейцарские гарнизоны, приняли символ Италиянской свободы, и повергли жалобы на притеснения своих Протестантских владельцев к стопам Наполеона.

Жители Вальтелины конечно имели неоспоримое право отыскивать себе естественную свободу, которая чрез давность не теряется, но не столь очевидно, могли ли Французы по народным законам, присвоивать себе власть посредства между ними и Граубиндцами, с которыми, так же как и со всем Швейцарским Союзом, они состояли в совершенном мире. Это, кажется, несколько затруднило даже и самого Наполеона. Он вздумал однако же опереться на то, что Миланское правительство, в следствие состоявшагося в 1512 году постановления, имеет над Вальтелиною право посредства, которое в его лице так было признано, что сами Граубиндцы обратились к нему с жалобами на своих ослушных вассалов. Бонапарте объявил свое мнение, советуя Граубинденскому Кантону, состоящему из трех союзных областей, сделать их Валентинских подданных участниками их свободы в качестве четвертой области. Умеренность сего предложения несколько извиняет незаконность управы.

им Италиянца, который утолял жажду из реки Адды со свободнорожденным Швейцарцем, пьющим воду Рейна. Поелику они не приняли предложения Наполеона и, уклонясь от суда его, искали себе содействия в Берне, в Париже, в Вене и в других местах, то Французский Генерал решился наказать их за неявку, и объявил, что поелику Граубиндцы не захотели к нему явиться и не вняли убеждениям его присоединить Вальтелинских жителей к их союзу, то в следствие сего он определяет причислить Вальтелинское Правительство или область в состав Цизальпинской Республики. Тщетно Граубиндцы смирились, когда уже было поздно, и изъявляли готовность свою отдаться на суд посредника, слишком могущественного для того, чтобы устранить его под предлогом незаконности; Вальтелинская область была невозвратно присоединена к Ломбардии, которой без сомнения она составляет естественный удел по её нравам и смежности.

Учреждение правительства, имеющого свои свободные, хотя и несовершенные уставы, казалось, почти мгновенно подействовало на улучшение народных нравов в северной Италии. Изнеженность и легкомыслие, заставлявшия молодежь предаваться забавам и волокитству, уступили место более прочным, более благородным качествам - желанию возвышенных душ отличиться в искуствах и в ратном деле. Бонапарте сам сказал, что нужно двадцать лет для совершенного преобразования народного характера Италиянцев; но в этом народе, легкомысленном до сих пор от того, что его не допускали до общественных дел, и робким потому, что ему было запрещено носить оружие - посеялись уже семена, соделавшия в последствии Северных Италиянцев равными в неустрашимости на войне с самими Французами, и произведшия столько знаменитых мужей по гражданской части.

Между тем, как занимались этими второстепенными распоряжениями, как можно их назвать, в сравнении с переговорами, происходившими между Австриею и Францией), сии две великия договаривающияся державы встречали большое затруднение согласиться на счет мира, долженствовавшого быть основанным на предварительных Леобенских условиях. Повидимому, даже некоторые из главных статей, считаемые краеугольными камнями договора, начинали казаться неуместными.

Читатели вспомнят, что в замен уступки Фландрии и всех областей на левом берегу Рейна, со включением крепкого города Меца, отдаваемых навсегда Французам, Австрия требовала себе вознаграждения на какой либо другой границе. По первоначальному предположению, Ломбардская Республика, наименованная в последствии Цизальпинскою, долженствовала получишь все земли, простирающияся от Пиемонта к востоку до реки Оглио. Страна, лежащая на запад от реки сей, назначалась Австрии в замен уступки Бельгии и левого берега Рейна. Река Оглио, выходящая из Альп, протекает по плодоносным областям Бресчии и Кремаско, и впадает в По близь Борго Форте, имея у себя на левой стороне важную крепость, Мантауу, цитадель Италии, которая по сему распределению переходила обратно к Австрии. Были еще и другия замены, предоставляемые Императору предварительным Леобенским договором. Венеция долженствовала лишиться земель её на материке, которые предполагалось отобрать в дополнение назначаемого Империи вознаграждения, хотя Венеция, сколько тогда было известно Наполеону, и ненарушимо еще сохраняла принятый ею нейтралитет. Дабы искупить сию несправедливость, нужно было сделать другую. Венециянской Республике назначалось получить области Болонию, Феррару и Романию, вместо земель, отдаваемых ею Австрии; а не должно забывать, что области сии составляли главную основу Циспаданской Республики, учрежденной самим Наполеоном. И их-то, с жителями, которых он потешил надеждою на вольное народное правительство, он намеревался предашь под владычество Венеции, самой завистливой Олигархии в свете, нерасположенной миловать тех, которые слишком поторопились обнаружить желание независимости. Так было распоряжено Леобенским договором, при заключении которого уполномоченные обеих держав, кажется, считали второстепенные, слабейшия государства, давняго или нового учреждения, только весовыми гирями, которые можно было прикидыват в чашу для возстановления равновесия.

Правда, что новорожденная Циспаданская Республика избегла жребия, приготовляемого ей тогда её покровителем и основателем; ибо едва только сии распоряжения были предварительно сделаны, как получена весть о возмущении Венеции, о нападении на Французов во всех областях её, и о убиении в Вероне. Сие насильство, поставляя, древнюю Республику относительно Франции в положение враждебной державы, давало Наполеону право поступать с нею, как с завоеванною землею, раздробив оную или совершенно уничтожив. Но с другой стороны, он ее помиловал; утвердил её новую народную конституцию, и овладел городом, под тем предлогом, чтобы доставить ему новое правительство, сообразное со всеобщими надеждами, которые он подавал целой Италии. Права завоевания были ограничены условиями, на которых последовала сдача. Австрия, в свою очередь, тем более была обязана покровительствовать сей древней Республике, что за её дело Венеция столь отважно ополчилась; но такова была политика сей державы, что с самого начала, она не поколебалась вос. пользоваться добычею от союзницы, которая за нее подверглась смертельному поражению.

становилось слишком очевидным у или от того, что она действительно имела те опасения, которые были ею изъявлены, определила, чтобы Машпуа, взятая с такими трудами, осталась оплотом Цизальпинской Республики, вместо того, чтоб быть опять причисленною к Австрийским владениям в Италии. Уполномоченные от Императора со своей стороны настаивали в том, что Маытуа необходимо нужна для безопасности их Италиянских владений, особенно по свойствам их новой соседки, Цизальпинской Республики, которой пример мог быть вреден для смежных с нею Имперских областей. Дабы отвратить сие затруднение, Французский Генерал предложил разделишь также и остальные владения Венеция между Австриею и Франциею, предоставя последней Албанию и Ионийские острова, принадлежащие Республике, которой высокия договаривающияся державы подписывали смертный приговор; между тем, как Исгария, Далмация и сама Венеция со всеми прочими её областями долженствовали быть отданы Австрии. Последняя держава, чрез Министра своего, согласилась на этот раздел с такою же малою разборчивостью, как и на прежнее присвоение земель её несчастной союзницы.

Но по мере того, как препятствия были устраняемы в одном предмете, они, казалось, возникали в другом, и от сего воспоследовала остановка в переговорах, которым ни одна из сторон повидимому не желала дать окончательный ход. В самом же деле, как Наполеон, уполномоченный от Франции, так и Граф Кобенцель, весьма искусный дипломат, главный поверенный с делах Австрии, оба предвидели, что Французское правительство, давно уже колеблющееся, приближалось к перелому. Перелом сей, происшедший 18 Фруктидора, с обстоятельствами, которые мы в последствии опишем, произвел посредством новой революции совершенную перемену в правительстве. Так как революция сия свершилась в пользу Директоров, то почувствовав себя чрез оную сильнее прежнего, они, казалось, совершенно перестали думать о мире, обнаруживая большую наклонность воспользоваться выгодами своего положения.

Бонапарте был противного мнения. Он знал, что если война возобновится, то все затруднения похода падут на него, равно как и вина, в случае неудачи. Почему он и решился, на основании данного ему полномочия, привести это дело к концу, не смотря на то, угодно ли сие будет Директории, или нет. Приняв это намерение, он с военною суровостью приступил к Кобенцелю, который уже видел, сколь для него выгодны отсрочки. 16 Октября переговоры возобновились на прежнем основании) и Кобенцель, касательно вознаграждений, начал настаивать, чтобы Мантуа и линия Адижа были предоставлены Императору, угрожая, в случае возобновления войны пригласить Россиян, и намекая, что Бонапарте приносит в жертву мир своей воинской славе, и хочет нового начатия брани. Наполеон с суровым, но хладнокровным негодованием взял с подноса фарфоровый прибор, который Кобенцель дорого ценил, как подарок Императрицы Екатерины. "И так перемирие прервано," сказал он: "и война объявлена. Но берегитесь - я разобью вашу Империю на столько же кусков, как эту посуду." - Он бросил прибор на пол, и с грубостью вышел вон. Мы опять вспоминаем Тассова Арганта. {Spiego quel cruclo il seno, e'l manto scosse,

E'l disse in atto si feroce ed empio

Che parve aprir di Giano il chiuso tempio,

La Gerusalennne Liberata, Canto II.}

еще скорее, может быть, что Парижския дела, повидимому весьма сомнительные, приглашали честолюбивого и предприимчивого полководца приблизиться к месту раздачи почестей и власти, где борющияся партии, казалось, ожидали влияния столь знаменитого и отважного человека.

Судьба Венеции - более по её историческим воспоминаниям, чем по её уставам, которые были нестерпимы, или по важности её существования в последнее время - возбуждает жалость. Древняя сия Республика пала самым глупым образом. Аристократы прокляли своекорыстие Австрии, которая их поглотила, тогда, как они за её дело подвергались опасности. Республиканцы поспешили ускользнуть от Австрийского ига, скрежеща от ярости зубами, и не менее того проклиная себялюбивую политику Французов, которые, под благовидным предлогом соблюдения их выгод, и обещая им вольную Конституцию, сделали их вассалами чуждого правительства,

или присоединить ее к Цизальпинской Республике. Бонапарте презрительно посмеялся над человеком, который помышлял еще о распространении Якобинских правил. "Я получил письмо ваше," отвечал он ему с суровостью и презрением: "и не могу понять его. Французская Республика не обязана никаким трактатом, жертвовать своими выгодами Венецианскому Комитету Общественного Благосостояния, или кому бы то ни было. Франция не ведет войны для пользы других. Я знаю, что иным болтливым крикунам, которых мне бы лучше назвать безумцами, ничего не стоишь твердить о Всеобщей Республике - я бы желал, чтобы им пришлось сделать зимний поход. Венецианская Республика более не существует. Изнеженные, развратные, вероломные и лицемерные Венециянцы не способны пользоваться свободою. Если Венеция знает еще ей цену, и имеет мужество для отыскания оной, то время не ушло - пусть она за нее вооружится. Таким-то образом, присоединив насмешку к угнетению и презрев поборников свободы целого света, Наполеон решил судьбу Венеции. Достопримечательнейшим обстоятельством, при окончательной сдаче Австрийцам, было, что престарелый Дож Марини упал в обморок, приступая к произнесению присяги подданства в присутствии Императорского Коммиссара, и вскоре после того умер.

Наполеон Бонапарте окончил на время поприще свое в Италии, стране, которая зрела его возникающие таланты и в которой он всегда принимал особенное участие. Он ласково простился с солдатами, которые едва ли могли надеяться увидеть его замененным другим полководцем, равного с ним достоинства, и написал приличное, умное воззвание к Цизальпинской Республике. Наконец, он отправился чрез Швейцарию в Раштадт, где был составлен Конгресс для устройства и примирения Германской Империи, на котором ему поручалось действовать в качестве уполномоченного от Франции.

В продолжение сей поездки заметили, что он был грустен и задумчив. Разлука со стотысячною армиею, которую он мог назвать своею, и неизвестность судьбы, ему предстоящей, достаточно сие объясняют и без сделанного некоторыми людьми предположения, что он тогда уже питал честолюбивые замыслы, в последствия его занимавшие. Нет однако же сомнения, что пылкое его честолюбие представляло ему отдаленные и неопределительные призраки величия. Он не мог не чувствовать, что возвращается в столицу Франции в таком положении, которое не дозволит ему остаться в посредственности. Он должен был, или взойти еще на высшую степень, или быть низверженным в толпу народа и осужденным к безвестности. Средняго положения не могло существовать для Завоевателя и Освободителя Италии.