Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французов.
Часть пятая.
Глава II

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французов. Часть пятая. Глава II (старая орфография)

ГЛАВА II.

Возрастающия неудовольствия между Франциею и Англиею. - Новые посягательства и обиды со стороны первой. - Необычайные наставления, данные Первым Консулом его коммерческим агентам в Британских портах. - Английское Правительство объявляет, что липа, которые явятся в сем звании, будут высланы. - Брань в журналах Английских и Французских. - Знаменитое повременное издание роялиста Пельтие: L'Ambigu (Двусмысленный). - Бонапарте ответствует в Монитере. - Требования, сделанные чрез Г. Отто. - Ответ на оные Лорда Гакесбиори. - Пельтие позван к суду за Сатиру на Первого Консула - обвинен; - но приговор не исполнен. - Негодование Наполеона увеличивается. - Сильные споры на счет Амиенского трактата. - Мальта. - Оскорбительное донесение Генерала Севастиани. - Принятые в следствие оного Британским Правительством меры. - Свидания Бонапарте с Лордом Витвортом. - Предложение Короля Парламенту об усилении войск. - Ссора Наполеона с Лордом Витвортом на придворном съезде. - Негодование Англии по сему случаю. Новые споры о Мальте. - Причины, заставившия Бонапарте желать прекращения переговоров. - Англия объявляет Франции войну 18-го Мая 1803 года.

Этот шаг ко всесветному владычеству, сделанный Наполеоном в то самое время, когда мирные условия, предварительно постановленные и потом утвержденные Амиенским трактатом, долженствовали быть окончательно исполнены, возбудил справедливые опасения Англии. Она не привыкла слитком полагаться на искренность Франции; а свойства настоящого её повелителя, столь честолюбивого, столь отважного и счастливого в своих предприятиях, не могли внушить ей большей против прежнего доверчивости. С другой стороны, Бонапарте, кажется, считал личною себе обидою питаемую Англиею недоверчивость; и вместо того, чтобы уничтожить оную, как того требовала политика;, уступчивостью и миролюбивыми мерами, он хотел обуздать ее, и даже наказать ее за оную такими средствами, которые обнаруживали его досаду и раздражительность. С этой поры прекратилось всякое дружелюбие в сношениях между сими двумя Державами, и оне начали искать в обоюдных поступках поводов к неудовольствиям, скорее, чем средств к устранению оных.

Англичане имели многия причины к жалобам против Франции, кроме безпрестанного посягательства оной на свободу Европы. Во времена буйного владычества якобинцев был издан закон, дозволяющий брать в добычу всякое судно ниже ста тоннов, нагруженное Английскими товарами и встреченное менее, чем в четырех милях от берегов Франции. Бонапарте заблагоразсудил, при саном заключении мира, воспользоваться исполнением сего, столь неприязненного закона, изданного во время войны, веденной с безпримерным ожесточением. Многие Английские корабли были взяты; капитаны их лишены свободы, груз отобран, и во всяком удовлетворении отказано. Некоторые из сих кораблей были прибиты бурею к берегам Франции; но даже и эта крайность не послужила им исключением. Случилось, что Английское судно пришло с балластом в Шарант для того, чтобы взять груз водки. Весьма естественно, что посуда, ножи и вилки, употребляемые капитаном, были Английских Фабрик, и сие сочлось достаточным для того, чтобы захватить корабль. Самые убедительные представления не уменьшали сих насильств; и по всему казалось, что Франция действует по системе притеснении и обид, часто предшествующей войне, но очень редко употребляемой при заключении мира. Поступки Франции казались тем более несправедливыми, что все преграды её торговле, наложенные в продолжение войны, были сняты Великобританисю тотчас по утверждении мира. Равным образом, статья Амиенского трактата, освобождающая от всякого секвестра, наложенного на собственность Французов и Англичан в землях двух воевавших держав, была немедленно пополнена Британиею, по отсрочена и не уважена Фракциею.

Такия притеснительные и обидные меры показывали мало уважения к Английскому Правительству, и никакого желания приобресть его дружбу. Может быть, Первый Консул употреблял оные в надежде припудить Британию к сделанию некоторых уступок, для получения зато коммерческого трактата, которого выгоды, по мнению его об Английском народе, достаточны были, дабы заставить его забыть унизительные стеснения, от коих торговля его чрез оный бы избавилась. Если таковы были его политическия заключения, то он очень мало знал свойства народа, о котором он их делал. Только ленивый вол требует побуждения. Но наиболее оскорбило Британию и возбудило её опасения то, что Бонапарте, отнимая у Английской торговли её преимущества, не смотря на то, хотел учредишь во всех портах Англии коммерческих агентов, которых явная обязанность состояла в наблюдении за торговлею, мало поощряемою Первым Консулом, но которых настоящее назначение очень походило на должность уполномоченных и покровительствуемых Правительством шпионов. Чиновники сии, сообразно с данными им наставлениями, должны были, не только собирать все возможные на счет торговли сведения, но составлять планы портов каждой области, с означением, как оные глубоки, при каких ветрах удобнее в них входить и оттуда выходишь, и в какое время прилива могли входить в оные большие корабли. Опасения, возбужденные учреждением сих агентов, увеличились, когда узнали, что в эти должности назначены военные и Инженеры.

Эти вновь учрежденные Консулы прибыли в Англию, но не успели еще они вступить в исправление своей должности, как Британское Правительство, осведомись о свойстве их назначения, объявило, что всякому, кто явится в этом звании в каком либо порте Англии, тотчас будет приказано из оной выехать. Скрытность, с которою агентам сим предписывалось вести себя, так была велика, что одного из них, по имени Фовеле, назначенного в должность коммерческого агента в Дублине, и прибывшого туда прежде, чем настоящая цель его звания сделалась известною, никак не могли отыскать некоторые люди, желавшие сделать под присягою объявление в присутствии Французского Консула. Не должно удивляться, что Великобритания возъимела самые сильные подозрения на счет дальнейших замыслов своих прежних неприятелей, когда очевидно было, что они стараются воспользоваться первыми минутами возстановления мира для того, чтобы приобрести скрытными и весьма подозрительными средствами сведения, долженствующия принести значительную пользу Франции и весьма опасные для Англии в случае возобновления войны.

Между тем, как эти опасения тревожили Англию, повременные издания, столь сильно действующия на общественное мнение, и сами служащия отголоском оного, жестоко бранились. Личные свойства Первого Консула были в них строго осуждаемы) его сильно обвиняли за честолюбивые замыслы, и обнаруживали посягательства его на независимость Франции, Италии, а в особенности Швейцарии, исчисляя притом все делаемые им торговле и подданным Англии притеснения в доказательство сильной, его ненависти к единственной земле, имевшей волю и власть остановить его стремление ко всеобщему владычеству Европою.

В это время, в Англии находилось много Французских роялистов, которые, не желая возвратиться во Францию или будучи исключены из общого прощения, считали Наполеона своим личным врагом и главною препоною к возстановлению Бурбонов, к чему, если б только не он, то Французский народ показал бы более расположения, нежели в какую бы то ни было эпоху с начала Революции. Сии роялисты нашли ревностного защитника своего дела в Г. Пельтие, который, будучи сам эмигрантом и усердным роялистом, обладал тою живостью ума и быстротою суждении, которые в особенности нужны для повременных изданий. Он возстал против демократов при начале Революции в сочинении своем: Делния Апостолов, в котором так успешно осмеял и обругал поступки, притязания и правила тогдашних владык, что, по словам Бриссота, он один больше повредил делу Революции, чем все союзные армии вместе. При настоящих обстоятельствах, он начал издавать в Лондоне еженедельный журнал на Французском языке, под названием: L'Ambigu (Двусмысленный). В заглавии листа была виньетка, изображающая голову Наполеона на теле Сфинкса. В следствие сделанного на сие издателю замечания, но выпуске двух или трех номеров, Сфинкс явился без головы; но со всеми консульскими символами, и продолжая сим намекать, как на Египет, так и на двуличность Первого Консула. Страницы сего журнала наполнялись жестокими выходками против Бонапарте и Французского Правительства; и как он весьма понравился по согласию духа оного с чувствами Английского народа, то и нашел многочисленных читателей.

изданий на самых безвинных и достойнейших уважения особ, что мы бы пожалели о глупости того человека, который, не заслужив такой брани, обратил бы на нея более внимания, чем на лай собак, раздающийся при малейшем шуме. Но это равнодушие приобретено нами, частью чрез привычку, а частью по уверенности, что эти преходящия оскорбления нисколько не действуют на общественное мнение. Такого равнодушия нельзя ожидать от иностранцев, подобных в этом отношении коням, которые, будучи приведены первый раз в лесной край, приходят в бешенство от ужаления оводов, между тем, как тамошния лошади, от привычки, почти к оному нечувствительны.

Если это можно сказать обо всех вообще иностранцах, то легко себе представишь, что Наполеон Бонапарте, всегда строго наблюдавший за цензурою и сделавшийся еще более взыскательным и раздражительным от приобретенных им во всех отношениях успехов, не мог хладнокровно переносишь жестоких и безпрестанных нападений на его особу и Правительство, делаемых в Английских журналах и в Двусмысленном Пельтие. Он всегда, как мы уже имели случай заметишь, считал весьма важным влияние книгопечатания, которое в Париже он взял под свой непосредственный надзор, и часто снисходил до того, что сам исправлял и сочинял статьи для газет. Осаждаемый таким образом целым отрядом Английских журналов, почти столь же многочисленных, как их морския силы, он потерял всякое терпение, и совершенно предался против Англии тем неприязненным чувствам, которые по причинам, нами объясненным, Британская публика питала уже против Франции и её повелителя.

Наполеон между тем старался отвечать в том же смысле; и в появлялись многия жестокия, бранные статьи против Англии. Ответы, возражения и отпоры быстро перелетали взад и вперед чрез капал, более и более воспламеняя вражду, которую две страны сии одна против другой питали. Но Наполеон имел на своей стороне величайшую невыгоду тем, что он не мог, подобно Англии, сложить вину такой соблазнительной войны на свободу книгопечатания; ибо всем было известно, что Французския повременные издания, состоя под строгим надзором цензуры, не могли ничего печатать иначе, как с предварительным одобрением Правительства. В следствие сего, все выходки против Англии во Французских журналах были считаемы выражением личных чувств Первого Консула, который, уничтожив во Франции свободу книгопечатания, подверг самого себя ответственности за всякую предосудительную вольность, В оном допускаемую.

Скоро обнаружилось, что Наполеону трудно остаться победителем в этой борьбе и поддержать литературную войну с безъименными соперниками. В следствие сего он обратился к Британскому Правительству, и после нескольких, довольно умеренных представлений, поручил своему уполномоченному, Г. Отто, изложить в оффицияльной ноте Следующия причины неудовольствия: - Во-первых: Постоянное оскорбление особы Первого Консула, и препятствия государственным его мерам посредством книгопечатания. Во-вторых: дозволение некоторым из Принцев Бурбонского Дома и их приверженцам проживать в Англии, с тою целью, (как было сказано), чтобы составлять и поощрять замыслы против жизни и правления Первого Консула. Почему он настоятельно требовал: 1-е. Чтобы Британское Правительство запретило печатание статей, оскорбительных для Главы Французской Республики. 2-е. Чтобы эмигранты, живучие в Жерсее, были высланы из Англии, равно как Епископы, отказавшиеся сложить с себя сан свой: чтобы Жорж Кадудаль был отправлен в Канаду; чтобы Принцев Бурбонского Дома пригласили переехать в Варшаву, где имел пребывание глаза их Фамилии, и наконец, чтобы тем эмигрантам, которые продолжали носить знаки и ордена бывшого Французского Двора, также приказано было оставить Англию. Опасаясь, чтобы Английские Министры не сослались на то, что Конституция земли их препятствует им удовлетворить желаниям Первого Консула, Г. Отто предупредил их возражения, напомнив им, что закон Alien Act дает им полное право высылать чужестранцев из Великобритании по их усмотрению.

На это повелительное требование, Лорд Гакесбюри, тогдашний Министр Иностранных Дел, поручил Британскому Агенту, Г. Мерри, дать ответ вместе и твердый и миролюбивый, избегая гневного, оскорбительного слога, каким была написана Французская нота, но поддерживая честь народа, им предолавляемого. В сем отзыве излагалось, что если Французское Правительство имеет причины жаловаться на вольности статей, помещаемых в Английских журналах, то и Британское Правительство не меньше имеет права негодовать на бранные выходки Парижских повременных издания, с тою притом замечательною разницею, что Английский Министр не имеет я не желает иметь надзора за свободою Британского книгопечатания; между тем, как Монитер сего своими постановлениями. Если в журналах помещались статьи оскорбительные и поносные, то сочинителей и издателей оных можно преследовать судом, к чему будет дано всякое законное содействие. На общее требование, касательно эмигрантов, Лорд Гакесбюри ответствовал отдельно для каждого класса оных; но заключил вообще, что Его Британское Величество никогда не поощряет замыслов, составленных против Французского Правительства, и даже не думает, чтобы оные существовали; что пока эти несчастные Принцы и приближенные их будут жить по законам Великобритании, и не подавая Державам, с которыми она в мире, никакого существенного и достаточного повода к неудовольствию, до тех пор Его Величество сочтет несовместным со своим саном, честью и общими законами гостеприимства отнимать у них покровительство, которого всякий живущий в Британских владениях может лишиться не иначе, как чрез какую либо вину свою.

Дабы ответ сей, единственный, какой Английский Министр мог сделать на требования Франции, показался хотя несколько Наполеону удовлетворительным, Пельтие был предан суду за ругательную статью против Первого Консула, по докладу Генерал-Прокурора. Его защищал Г. Макинтош превосходнейшею речью, какая когда либо была произнесена пред судом или присутственным местом.

только более раздражило Наполеона. Он не желал получить удовлетворения по Английским законам, но посредством особой, сильной меры. Всенародность сего судопроизводства, ум и красноречие адвоката не способны были укротить гнев Первого Консула, который слитком хорошо знал людския свойства, и незаконность своего владычества, дабы предположить, что общенародный суд может принести ему пользу. Он требовал мрака, а Английское Правительство ответствовало ему светом) он желал, подобно всем, чувствующим себя виновными, прекратить всякое порицание его поступков, а судом над Пельтие, Британские Министры обратили исследование по таким делам в законную необходимость. Первый Консул почувствовал, что сам он, скорее чем Пельтие, был выставлен пред всенародный суд Английской публики, что не могло повсюду не разгласиться. Не только не считая себя обязанным за сделанное ему удовлетворение, он признал оное сильнейшею прежних обидою, и прямо приписал ее Английским Министрам, которым никак не удалось уверить его, что они употребили в пользу его единственную меру, бывшую в их власти.

Враждебные статьи против Англии в Монитёрть батареями чрез канал с двойным жаром и с десятерным успехом. Это не предвещало прочного мира, и причины к неудовольствиям ежедневно усиливались.

Новые распри наиболее относились к исполнению Амиенского трактата, в чем Английское Правительство не показывало большой торопливости. Правда, что большая часть Французских колоний была возвращена; по Мыс Доброй Надежды, и многия Батавския поселения, а в особенности остров Мальта, была еще заняты Британскими силами. По обыкновенным законам, если можно так выразиться, Англия должна была немедленно исполнить по договору свои обязательства и отдать сии владения. Но по всей справедливости она имела причины от сего уклониться, ибо её собственные и всей Европы выгоды к тому ее побуждали.

Последния приобретения, сделанные Фракциею на твердой земле, служили к сему поводом. По Амиенскому трактату было положено, чтобы Великобритания, из завоеванных ею чужих колоний удержала сколько нужно для уравновешения некоторым образом власти, приобретенной Франциею в Европе. На этом, основании Амиенский договор относился к существовавшему тогда порядку вещей; но как после того Франция распространила свое владычество на Италию и Пиемонт, то и Англия получала право удержать лишнее вознаграждение, соразмерно с прибавочным приобретением Франции. Таково было простое и настоящее существо деда; Франция переменяла положение вещей, существовавшее при заключении трактата, а потому и Англия по справедливости могла уклониться от исполнении самого трактата, не отдавая того, что было обещано при других, совершенно различных обстоятельствах. Может быть, лучше было бы, если б Англия, основываясь на этом ясном правиле, просто отказалась отдать находившияся в её власти земли до тех пор, пока Франция отступится от власти, захваченной ею на твердой земле. Это однако ж произвело бы немедленную войну; а Министрам весьма естественно не хотелось ниспровергнуть все надежды на сохранение мира и зачеркнуть пером своим Амиенский трактат, когда чернила, которыми он был писан, почти еще не засохли. И потому они прибегнули к сильным мерам. Мыс Доброй Надежды и Голландския колонии были отданы, Александрия очищена войсками, и Министры ограничили свои распри с Франциею одним только островом Мальтою; они еще далее простерли свою уступчивость, объявив, что готовы отдать и это спорное место, как только получат достаточное удостоверение, что сия важная цитадель Средиземного моря будет сдана в ведение нейтральной державы. Сам Орден не мог служишь обеспечением сего; а на счет предложенного Первым Консулом Неаполитанского гарнизона (наименее заслуживающого доверенности во всех отношениях), Франция, своими неправедными присвоениями в Италии, сделалась столь близким и столь страшным соседом Королю Неаполитанскому, что первою угрозою занять его столицу, она бы могла принудить его немедленно отдать Мальту. Все сие было выставлено Британиею.Французское Министерство, со своей стороны, требовало точного исполнения трактата. После нескольких дипломатических переговоров, казалось, что отдача сия долее не замедлится, как вдруг в Монитор напечатали документ, возбудивший в высшей степени опасения и негодование Британского народа.

величие своего владыки, но давать ложное понятие об Англии и унижать оную. Он объехал Египет, подробно осмотрев его крепости и войска, оный защищающия. Потом посетил он Джезарь-Нашу, и лестным образом отзывается о сделанном ему приеме и о высоком уважении, питаемом Джезаром к Первому Консулу, которого дружбою он имел столько причин дорожить. На Ионийских островах, он говорил к жителям речь, уверяя их в покровительстве Наполеона. Весь рапорт наполнен самыми неприязненными выражениями на счет Англии, и Генерал Стуарт обвинен в нем, как будто бы он склонял Турок к умерщвлению Себастиани. Куда сей последний ни приезжал, везде он вмешивался в местные дела и распри; он осведомлялся о силе партий, возобновлял прежния свои связи и делал новые с главными лицами; превозносил власть своего повелителя, и щедро обнадеживал помощью Франции. Он заключает тем, что шести-тысячной Французской армии будет достаточно для завоевания Египта, и что Ионийские острова тотчас готовы объявить себя за Францию.

Обнародованием сего рапорта, Наполеон, казалось, хотел возвестить свету свою неизменную решительность завоевать Восток и учредить там колонии, почему Английские Министры сделались бы виновными против государственных выгод, если б отдачею Мальты они доставили ему способы к исполнению сего гигантского замысла честолюбия, которого окончательною и, может быть, наиболее желаемою целью было уничтожение в Индии Британской торговли.

Как будто бы для поддержки хвастливого донесения Себастиани, подробный Обзор сил и естественных способов Франции был обнародован в это самое время, и дабы не сомневались о цели появления оного в такую критическую минуту, в заключение оного было сказано: "что Британия не в состоянии одна бороться с Франциею." Этот явный вызов на брань, оффицияльно изложенный в такую эпоху, не мало усилил негодование Английского народа, не привыкшого уклоняться от борьбы или переносишь обиды.

При появлении сего Обзора сил Франции и рапорта Себастиани, из коих последний, будучи сочинен и подписан состоящим на службе Генералом, заключал в себе неверные показания, обнаруживая замыслы, несовместные с сохранением мира и с целью заключения оного, - Британское Министерство объявило, что Король прекращает всякие дальнейшие переговоры на счет Мальты, до тех поре, пока Его Величество не получит полного удовлетворении за эту новую и странную обиду.

Между тем, как обстоятельства таким образом быстро клонились к разрыву, Первый Консул принял необычайное намерение лично объясниться с Британским Посланником. Он вероятно решился на сие, руководствуясь теми же понятиями, по которым он пренебрег наружные приличия, когда вступал или желал вступить в непосредственное сношение с Государями, с которыми имел нужду вести переговоры. При таком уклонении от установленных правил делопроизводства, он по видимому имел цель показать, что он превыше обыкновенных законов, и воображал себе, что оно доставит ему случай озадачишь Британского Посланника одним из тех внезапных порывов запальчивости, которые ему со многими удавались.

Ему нельзя, не унижая своего достоинства, торговаться, договариваться или даже спорить, и следовательно ему не позволено употреблять обыкновенное, даже необходимое орудие договаривающихся. Если Наполеон надеялся горячим, повелительным объявлением своей воли опровергнуть все доводы и пресечь все возражения, то ему бы следовало вспомнить, что он тут не был, как в других случаях, победоносным вождем, предписывающим условия разбитому неприятелю; но что имел дело на равной ноге с Британиею, владычицею морей, которой силы были столь же грозны, как и его, хотя в другом роде, и которой Государь и народ скорее бы за сие вознегодовали, чем испугались угроз, внушенных ему его запальчивостью.

Характер Английского посланника столь же не благоприятствовал видам Первого Консула, как и свойства народа, им представляемого. Лорд Витворт, с отличною опытностью я прозорливостью соединял признанное всеми безкорыстие и благородство; и при величайшей твердости, он был одарен непоколебимым хладнокровием, дающим ему большой перевес во всяком споре с надменным, нетерпеливым и горячим соперником.

Мы не станем извиняться в том, что распространимся насчет подробностей свиданий Первого Консула с Лордом Витвортом; ибо в них разительно обнаруживается характер Наполеона, и притом последствия сих свиданий имели решительное влияние на судьбу его и целого света.

Первый их политический разговор происходил в Тюльери 17-го Февраля 1803 года. Бонапарте начал объявлением, что цель его при сем свидания состоит в том, чтобы сообщить Королю Английскому свои чувства ясным, утвердительным образом. После сего он говорил безостановочно около двух часов, сбиваясь иногда в речах своих от гнева, воспламеняющагося при исчислении причин неудовольствий его против Англии; но остерегаясь впрочем выйти из границ должной к Посланнику вежливости.

Он жаловался на медленность Британии в отдаче Александрии и Мальты; сказав на отрез касательно последней, что он так же легко согласится, чтобы Англичане владели предвестием Св. Антония, как и этим островом. Потом упомянул об оскорбительных статьях, помечаемых против него в Английских повременных изданиях и особенно во Французском Журнале, в Лондоне издаваемом. Он утверждал, что Жорж И другие Шуанские вожди, умышлявшие против его Жизни, находили себе убежище и помощь в Англии; и что в Нормандии Пойманы два злодея, присланные Французскими эмигрантами с тем, чтобы его умертвить. "Это," сказал он: "всенародно докажется посредством суда." Тут он обратился к Египту, уверяя, что он мог овладеть им, когда хотел; По что он слитком мало дорожит Этим завоеванием для того, чтобы за Него возобновлять войну. Однако ж, коснувшись этого предмета, он обнаружил, что намерение опять приобрести сию любимую землю, было им только отложено, но не оставлено. "Египет," сказал он: "должен рано или поздно принадлежать Франции, или чрез совершенное падение Турецкого Правительства или по договору с Портою." В доказательство миролюбия своих намерений, он сознался, что ему нет выгоды начинать войну, поелику он не может иначе напасть на Англию, как посредством высадки, опасность которой он сам признавал. "Невыгоды против меня," сказал он: "содержатся как сто против одного; но однако ж эта попытка будет сделана, если меня принудят к войне. Он превознес силы обеих Держав. "Французская армия," сказал он: "скоро будет доведена набором рекрут до четырех сот осьмидесяти тысяч человек; а Английский Флот таков, что я не надеюсь и чрез десять лет иметь подобного оному. Соединив свои силы и действуя согласно, эти две Державы овладели бы целым светом. "Если б я видел," продолжал он: "малейшую приязнь со стороны Англии, то она получила бы себе вознаграждение на Твердой Земле, торговые трактаты и все, чего бы она только пожелала." Но он сознался, что несогласия с каждым днем возрастают, ибо веющий из Англии ветр приносил ему одну только вражду и ненависть.

исполнения Амиенского трактата и запрещения бранных статей в Английских журналах. В противном случае следовало быть войне.

В продолжение этой длинной речи, которую Первый Консул произнес с чрезвычайною скоростью, Лорд Витворт, не смотря на то, что свидание продлилось два часа, едва имел время сказать несколько слов в ответ или в объяснение. Когда же он начал излагать новые причины опасении, заставлявшия Английского Короля требовать более выгодных условий, ссылаясь на вновь приобретенные Францией) земли и власть, то Наполеон прервал его - "Полагаю, что вы разумеете под этим Пиемонть и Швейцарию," сказал он: "это такия безделки, которые должно бы предвидеть в продолжение переговоров. Теперь уж вы не имеете права за них вступаться." Касательно предлагаемого Англиею вознаграждения из отнятой у Европы общей добычи, если она вступит в дружество с Наполеоном, Лорд Витворт благородно ответствовал, что честолюбие Английского Короля ограничивается тем, чтобы сохранить то, что ему принадлежит, не трогая чужой собственности. - Они разстались вежливо, но Лорд Витворт заключил, что Бонапарте ни зачто не откажется от притязаний своих на Мальту.

Британское Министерство было того же самого мнения; и Его Величество предложил Палате Депутатов, необходимость увеличить военные силы для защиты его владений в случае предполагаемого со стороны Франции вторжения. Однако ж, приведенные министрами причины им самим повредили, ибо оне не подтверждались делом; - опасения их, говорили они, возникали от морских приуготовлений, делаемых в разных портах Франции. Но они ничего не возражали против сих приуготовлений, во время продолжавшихся между Англиею и Франциею переговоров, да и действительно ничего важного в этом отношении не происходило, - чем Английские Министры дали над собою Французским перевес, не соблюдя в деле своем строгой истины. Все однако ж видели существенную основательность их поступка, оправдываемого хищным и безпредельным честолюбием Повелителя Франции и чувствами ненависти и вражды, которые он, казалось, питал к Великобритании.

По торжественном отречении Франции от обвинения на счет будто бы делаемых ею морских приуготовлений, Талейрану было поручено объяснить Лорду Витворту средства, которыми в случае разрыва, Франция могла поразить Англию, хоть и не прямо, но нападением на такия Европейския Державы, которые она желала видеть, если не совершенно независимыми, то по крайней мере свободными от военных притеснений. "Естественно," говорил Талейран в своей ноте: "что если Англия в следствие Королевского предложения ополчится, то и Франция также Возьмет оружие, что она пошлет армию в Голландию - поставит лагерь на границах Ганновера - удержит войска свои в Швейцарии - отправит отряд в южную Италию, и наконец расположит наблюдательную армию по берегам моря." Все сии угрозы, кроме последней, относились к отдаленным и нейтральным Державам, которые ни в чем против Франции не провинились; но которые теперь долженствовали подвергнуться военному вторжению, и притеснениям потому, что Британия желала видеть их счастливыми и независимыми, и потому, что угнетением оных можно было сделать ей неудовольствие. Это был совершенно новый способ, чрез притеснение беззащитных и нейтральных соседок вести войну против неприязненной Державы, на которую мало было возможности сделать прямое нападение.

Вскоре после отсылки сей ноты, Бонапарте, раздраженный предложением Короля Парламенту, кажется, решился вдруг кончить эти столь медленные переговоры между Франциею и Англиею; но избранное им для сего время, место и средства были равно необычайны. На торжественном съезде в Тюльери, 13 Марша 1603 года, Первый Консул подошел к Лорду Витворту, в сильном волнении, и сказал так громко, что все окружающие могли слышать: - "И так вы решились воевать!" После чего, не слушая ответа Английского Посланника, он продолжал: - "Мы дрались пятнадцать лет - вы хотите еще пятнадцать лет драться - и вы меня к этому принуждаете." Потом он обратился к Графу Моркову и к кавалеру Аззаре - "Англичане хотят войны; но если они первые обнажат меч, то я последний вложу его в ножны. Они не соблюдают трактатов, так задернем же их черным крепом!" После сего он опять заговорил с Лордом Витвортом: - "К чему эти Вооружения? Против кого вы берете такия меры предосторожности? У меня нет ни одного линейного корабля в портах Франции. Но если вы возьмете оружие, то и я возьму его - если вы хотите драться, то я буду драться - вы можете истребить Францию, но не испугать ее."

"Мы не хотим ни того, ни другого;" отвечал спокойно Лорд Витворт: "Мы желаем жить с нею в добром согласии."

"Так соблюдайте трактаты," сказал Бонапарте с гневом. "Горе тем, которые их нарушают! Они будут отвечать за последствия пред целою Европою."

Сказав сие и повторив два раза свои последния слова, он вышел из собрания, весьма удивленного неприличием и неуместностью такой сцены.

Эта необычайная вспышка легко может быть объяснена, если приписать оную единственно нетерпеливости запальчивого нрава, сделавшагося от безпрерывных успехов еще более раздражительным при малейшей преграде, поставляемой его любимым замыслам; но по свидетельству тех, которые имели случай хорошо знать Наполеона, эти порывы запальчивости, которым он иногда предавался, были у него менее следствием невольной и болезненной раздражительности, чем средством, заранее обдуманным для того, чтобы озадачить и испугать тех, с которыми он имел дело. Следовательно может быть, что политика участвовала в этом гневе Первого Консула, и что он вспомнил совершенный успех поступка своего с Кобенцелем, когда он с горяча разбил его Фарфоровый сервиз перед подписанием Кампо-Формийского трактата. Но Британия находилась совсем не в том положении, как Австрия, и он мог перебить весь Сен-Клудский Фарфор, не произведя ни малейшого впечатления на непоколебимое хладнокровие Лорда Витворта. И так эта гневная выходка не послужила ни к чему, кроме того, что она разрушила слабый остаток надежды на мир, показав запальчивость и упорство того человека, от разсудка или от прихоти которого, судьба Европы в эту опасную минуту по несчастию зависела. Сие происшествие, оскорбившее Британию в лице её посланника и в присутствии представителей целой Европы, чрезвычайно как усилило всеобщий дух негодования в Англия.

всех Европейских Держав. Война или мир зависели теперь от Мальты. Удержание сей крепости Англичанами не заключало в себе ничего страшного для Франции; между тем как при отдаче оной без достаточного обеспечения, вероятность, что она перейдет в руки Франции, долженствовала возбудить справедливые опасения Британии, которой всегда следовало почитать занятие Мальты предварительным шагом к овладению Египтом. И так казалось, что Наполеон благоразумно бы сделал, уступив в этой статье и доставя чрез то Франции отсрочку, в коей она имела нужду для того, чтобы возстановить свои колонии, поправить торговлю, снарядить вновь свой флот, почти совершенно истребленный войною и со временем противостать Англии на стихии, которую она исключительно называла своею собственностью. Сообразно, с сим, приписывали Талейрану мнение, что удовлетворив Англию Мальтою, Наполеону следовало усыпить тем её опасения.

и о неизменном счастии всех его предприятий, как в политике, так и на ратном поле. Уступив Англии в деле, которое она оспоривала у него пред лицем целой Европы, он некоторым образом послаблял притязания свои на сан самодержца просвещенного мира. В этом отношении он не мог оказать уступчивости. Сознаться, что за вторжение его в Швейцарию и в Пиемонт необходимо вознаградить Англию оставлением за нею Мальты, значило бы допустить предположение, что Британия имеет еще право вмешиваться в дела твердой земли и указать ее народам, желающим свергнуть с себя Французское иго, как единственную Державу, к посредству коей Франция имеет еще некоторое уважение. Причины сии сами по себе были довольно важны, а в соединении с природною запальчивостью Наполеонова права, раздражаемого и подстрекаемого безпрестанными нападками на него Английских журналов, вероятно побудили его к этим вспышкам негодования, которыми от хотел пресечь спор, подобно как он вводил в бой свою гвардию, дабы решить судьбу долго оспориваемого сражения.

Некоторые слабые и тщетные попытки были еще сделаны к возобновлению переговоров. Английское Министерство соглашалось, вместо вечного владения Мальтою, принять право удержания оной на десять лет. С другой стороны Бонапарте не хотел и слышать ни о каких изменениях Амиенского трактата, но предлагал, поелику обеспечение, представляемое занятием сего острова Неаполитанскими войсками, было не принято, поместить на нем гарнизон Русский или Австрийский. На это предложение Британия не согласилась. Лорд Витворт выехал из Парижа - и 18 Мая 1803 года Британия объявила Франции войну.

Прежде, чем мы приступим к описанию подробностей сей достопамятной борьбы, должно обратить взоры наши назад для обозрения важных событий, происшедших во Франции со времени заключения Амиенского трактата.