Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французов.
Часть пятая.
Глава IV

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французов. Часть пятая. Глава IV (старая орфография)

ГЛАВА IV.

Взаимные чувства Наполеона и Британий при возобновлении войны. - Первые враждебные меры с обеих сторон. Англия налагает запрещение на Французские корабли, находящиеся в её гаванях. - Наполеон, в отплату за сие, задерживает во Франции британских подданных. - Следствия сего необычайного поступка. - Ганновер и другия земли заняты Французами. - Возобновленный умысел вторжения. - Описание Наполеоновых приуготовлений. - Оборонительные меры Англии. - Размышления.

Кровопролитная война, последовавшая за кратким Амиенским миром, произошла, по словам одного сатирика, от брани, соперничества и опасений. Распря сия не имела никакой существенной и определительной причины, которую можно бы устранить посредством объяснения, извинений или уступки.

Англия, видя исполинские шаги, делаемые Наполеоном ко всемирному владычеству, не без причины опасалась дальнейших замыслов Правителя Франции, и требовала обеспечения против посягательств, ее устрашавших; а дать такое обеспечение казалось ему унизительным для его сана. При переговорах о сем предмете, Первый Консул обнаружил чрезвычайную запальчивость и неумеренность; и как он считал Англичан своими личными врагами, так и они со своей стороны начали признавать его владычество совершенно несовместным с миром Европы и с независимостью Британии. По мнению Наполеона, Английский народ, составленный, как он выражался, из купцев и лавочников, присвоивал себе в Европе важность, совершенно ему не принадлежащую. Он был волнуем чувствами, подобными тем, с которыми Аман смотрел на Мардохея, сидящого у врат царских чертогов; ничто не могло удовлетворить его, пока Англия продолжала занимать столь важную степень между народами, не изъявив ему подобострастной покорности. Английский народ в свою очередь считал его надменным и гордым притеснителем, который имел, если не власть, то по крайней мере желание исключить Британию из числа Держав и довести ее до унизительной зависимости.

для неприятеля.

Англия имела в своей власти грозное средство истребления, доставляемое ей отличным её флотом, и приняла меры свои с решительностью, которой требовала крайность обстоятельств. Немедленно были посланы повеления, не только остановить отдачу колоний, назначенных к уступке по Амиенскому трактату, но и постараться внезапно овладеть теми, которые были уже сданы Французам и заняты ими. Франция, с своей стороны, в следствие того же превосходства своих сухопутных Сил, собрала на морских берегах своих многочисленную армию, как бы приготовляясь исполнить замысел вторжения своего повелителя. В то же время, Бонапарте без всяких околичностей занял Неаполь, Голландию и другия земли, которые Англия страшилась видеть в его руках, и тем исполнил угрозы, сделанные Талейраном в его достопамятной ноте.

Но не довольствуясь всеми средствами истребления, дозволяемыми обыкновенными законами, Бонапарте преступил за пределы оных, прибегнув к странным, необычайным мерам притеснения, неизвестным до сих пор между просвещенными народами, удовлетворявшим только его личной мести и увеличившим бедствия войны, без того уже многочисленные.

Англичане, по вообще принятому обычаю, наложили запрещение на все Французские корабли, находившиеся в их портах при объявлении воины, чрез что Франция понесла значительную потерю. Бонапарте придумал странного рода возмездие, забрав под стражу Англичан всех звании, которым на то время случилось быть в Париже или путешествовать по Французским владениям, и которые, в надежде на права народные, до сих пор наблюдаемые всеми просвещенными Державами, вовсе не ожидали такого посягательства на их личную свободу. Нелепое оправдание сего необычайного нарушения прав человечества и справедливости состояло в том, что многие из сих людей могли вступить в службу в Английское войско, и что потому их должно было считать военнопленными. Но этот пустой предлог не мог извинить задержания Англичан всех чинов, званий и лет. В принятии сей меры не участвовали Министры Первого Консула; так по крайней мере мы должны полагать, ибо сам Талейран склонил многих особ остаться после отъезда Британского посланника из Парижа, обещанием безопасности, которого он после не в состоянии был выполнить. И так в этом должно видеть только мстительность горделивого владыки, которого нрав, как мы уже часто имели случай замечать, сделался раздражительным от безпрерывных успехов, и которого сопротивление доводило до поступков, близких к бешенству.

С людьми, подвергшимися сему своенравному и тиранскому действию самовластия, было поступлено во всех отношениях как с военнопленными, и они заключены, кроме тех, которые обязались жить в назначенных им городах, не выезжая из определенных границ.

заключенных, как их называли. По домашним делам их, для многих сей промежуток погубил все виды и надежды; другие привыкли к праздной жизни, и совершенно отстали от своих всегдашних занятий, или полезной промышленности. Нежнейшие узы были разорваны сим насильственным задержанием; пагубнейшее охлаждение произведено в семейственных чувствах этою долговременною разлукою между детьми и родителями, мужьями и женами - в самых теснейших и приятнейших домашних связях. Словом сказать, если Бонапарте: желал жесточайшим образом наказать некоторое число людей единственно за то, что они родились в Британии, то. он достиг своей цели. Если; же он надеялся получишь чрез сие; что нибудь другое, то он совершенно ошибся; и когда он лицемерно приписывает страдания сих заключенных упорству Английских Министров, то отговорка его походит на того разбойничьяго атамана в Италии, который умерщвлял своих пленников и слагал вину своего злодеяния на друзей убитых им, не внесших требуемого выкупа. Оправдание его не более основательно, когда он говорит, что сия мера была принята для воспрепятствования Англичанам впредь по старинному обычаю захватывать находящиеся в их гаванях корабли. И потому это, жестокое насилие должно быть приписано одному только свойственному Наполеону упорству, которому он предавался вопреки чести и даже в противность истинным своим выгодам.. Задержание частных людей гражданского звания и беззащитных было нарушением прав, долженствующих почитаться священными, поелику они уменьшают ужасы войны. Занятие Ганновера произошло вопреки уставам Германской Конституции. Сему владению наших Государей в прежния войны предоставлялись выгоды нейтралитета, по справедливому различию, которое полагали между Курфирстом Ганновера, как одним из Принцев Империи и тою же особою в лице Короля Английского; в этом только последнем качестве он воевал с Франциею. Но Бонапарте не расположен был признавать эти утонченности, притом же ни один из Германских владельцев не посмел бы навлечь на себя его негодование, сославшись на Конституцию и права Империи. Австрия слишком дорого заплатила за первые свои попытки борьбы с Республикою, дабы позволить себе что либо, кроме слабого возражения, а другия государства Германии слитком давно уже руководствовались колеблющеюся и покорною политикою для того, чтобы дерзнуть вдруг поссориться с Наполеоном.

Его Королевского Высочества Герцога Кембриджского и Генерала Вальмодена. Но скоро оказалось, что Ганновер, предоставленный своим собственным способам и, неподдерживаемый Англиею или Имперскими войсками, не мог успешно сопротивляться; и что всякое тщетное покушение к защите оного только увеличило бы бедствия, подвергнув жителей ужасами войны. И так, из сострадания к Ганноверцам, Герцог Кембриджский принужденным нашелся оставить наследственные владения своего Дома, а Генерал Вальмоден с огорчением увидел себя в необходимости заключить договор, по которому столица Курфиршества и все прочия укрепленные места долженствовали быть отданы Французам, а Ганноверской армии следовало отступишь за Ельбу, с условием не служишь против Франции и её союзников до размена пленных.

Поелику Британское Правительство отказалось утвердить этот договор, названный Солингенским, то от Ганноверской армии потребовали, чтобы она сдалась военнопленною: суровое условие, которое по решительному сопротивлению Вальмодена было смягчено только тем, что эти верные войска были распущены, сдав свое оружие, артиллерию, лошадей и воинские снаряды. В письме своем к Первому Консулу, Мортье доносит, что он смягчил таким образом свои первоначальные требования из уважения к несчастному и храброму неприятелю, описывая в выражениях, делающих ему честь, огорчение Генерала Вальмодена и отчаяние превосходного полка Ганноверской гвардии, когда он спешился для того, чтобы сдашь лошадей: своих Французам.

Кроме занятия Ганновера, Французы, воспользовавшись вторжением своим в Германию, обложили насильственными займами и другими поборами вольные города.

Один только Датский Кронпринц возстал как следовало против таких притеснений. Он собрал в Голштинии тридцати-тысячную армию; но не будучи подкреплен никакою другою Державою, вскоре принужден был оставить свои неприязненные приуготовления. Австрия удовольствовалась объявлением Франции, что занимая Ганновер, она не намеревается присвоить себе оный в виде завоевания; но что она берет сие Курфиршество только в залог за остров Мальту, который Англия, в противность договора, как было сказано, у себя удерживает. Пруссия, хотя и негодуя за сии насильственные приобретения Французов в её соседстве, принужденною нашлась удовольствоваться тем же объяснением.

Правитель Франции не ограничился завоеванием Ганновера. Тарент и другия приморския гавани во владениях Короля Неаполитанского были захвачены под тем же предлогом, будто бы в залог возвращения Мальты. В самом же деле, разставляя таким образом по чужим землям свои войска, и принуждая их содержать и одевать оные, Наполеон в самой войне находил средства вести оную и избавлял Францию от большей части бремени содержать многочисленную армию; между тем, как огромные налоги, не только на торговые города, но на Испанию, Португаллию, Неаполь и другия нейтральные земли, под видом займов, обогащали казну его и давали ему возможность исполнить его дорогие замыслы.

Великобритании чрез занятие удельных владений её Монарха, чрез стеснение её торговли, или чрез уничтожение остальной независимости Держав твердой земли. Ему оставалось еще нанести главный, решительный удар, исполнив умысел вторжения, на который он так сильно намекнул в гневном разговоре своем с Лордом Витвортом. Здесь, может быть, однажды в своей жизни, Бонапарте, вняв благоразумию, выждал надлежащее время для обеспечения наивозможного успеха своему отважному предприятию.

Современники должны вспомнить, что, может статься, никогда еще Великобритания не была менее готова отразить врага, как при начале сей второй борьбы; и что отправленная из Голландских портов, тотчас по открытии войны экспедиция, могла бы избегнуть наших блокирующих эскадр и по крайней мере показала бы, что в состоянии сделать Французская армия на Британской земле в минуту всеобщей тревоги, и когда страна сия не приняла еще надлежащих оборонительных мер. Но вероятно, что сам Бонапарте не лучше Англичан приготовился к внезапному нарушению Амиенского трактата, произведенному скорее порывом гнева, чем политическими соображениями, и что последствия сего столько же мало были предвидены Наполеоном, как и Великобританиею. Сверх того, он не скрывал от самого себя опасность предприятия, в котором он отваживал воинскую свою славу, приобретенную его успехами власть, а может статься и самую жизнь; почему вторично уже пускаясь на сие дело, он еще не дерзал приступить к оному.

Наконец он решился сделать начало, употребив всю силу своего гения и все способы своего государства для исполнения сего великого, решительного предприятия. Канонерския лодки в Гибралтарском заливе, где часто бывает безветрие, нанесли в продолжение последней войны значительный вред Английским военным кораблям, тогда как оные не могли употреблять парусов своих. Полагая, что эти мелкия суда могут содействовать высадке, построили множество оных в разных гаванях и собрали вместе, проведя их около Французских берегов под прикрытием сухопутных батарей, защищавших каждый мыс, приморского берега Франции в Канале, так что он походил на стены осажденного города. Булонь был назначен главным сборным местом, откуда предполагалось отплыть Флоту. Посредством неимоверных усилий, Бонапарте успел собрать в его гавани и на рейде две тысячи судов разного рода. Меньшие порты Вимерё, Амбльтёз, Эшапль, Диеп, Гавр, Сен-Валери, Каен, Гравелин и Дюнкирхен, также наполнились судами. В Флессинге и Остенде стояла отдельная эскадра. В Бресте, Тулоне и Рошфоре находились главные морския силы Франции.

Собралась сухопутная армия, стратная как по храбрости солдат, ее составляющих, так по многочисленности оной и по отличному устройству. Берег от устья Сены до Текселя покрылся войсками; и Сульт, Ней, Даву и Виктор, коих имена составляли славу и ужас битв, были назначены предводительствовать Английскою армиею (которой опять было дано еие грозное название) и привести в исполнение начертанные Наполеоном планы, коих цель состояла в том, чтобы исключить Британию из числа независимых Держав.

Нимало не испугавшись сих страшных сборов, Англия приготовилась к отпору с мужеством, приличным её давней славе в Европе, и превзошла своими усилиями все, что до сих пор представляли её воинския летописи. К имеющейся у нея, почти сто-тысячной армии, она присовокупила более осьмидесяти тысяч человек земского войска, которое едва ли уступало первой в своем устройстве. Добровольное ополчение, к которому все граждане были приглашены для защиты отечества, было гораздо многочисленнее, лучше устроено и деятельнее, чем в последнюю войну. Оно простиралось до трех сот пятидесяти тысяч человек, которые, принимая в соображение краткость времени и род службы, довольно искусно уже владели оружием. Люди других сословий составили отряды пионер, повозчиков, и приняли на себя иные, подобные сему обязанности. Мгновенно вся страна превратилась в обширный лагерь, все народонаселение в воинов, и сам добрый, старый Король в Полководца. Все мирные занятия, казалось, на время были отложены; и глас, призывающий народ к защите его драгоценнейших прав, раздавался, не только в Парламенте и в собраниях, созванных для принятия оборонительных мер, но в местах народных увеселении, и присоединялся к мольбам - что конечно было прилично, ибо защищать отечество, значит защищать и веру.

с такими обстоятельствами; и храбрая готовность сразиться, обнаруженная собравшимися на сии тревоги разных родов войсками, подала самые благоприятные надежды, удостоверив, что каждый шел грудью за свою отчизну.

При сих сухопутных приготовлениях, Англия не пренебрегла принять оборонительные меры и на той стихии, которую она называет своею собственною. Океан покрылся пятью стами семидесятью военными судами разной величины. Отряды Английского флота обложили все Французския гавани в Канале; и армия, назначенная к высадке на берега наши, могла видеть, что Британские фляги, развеваясь во всех направлениях по горизонту, стрегут выход оной в море, подобно хищным птицам, парящим в воздухе над добычею, на которую оне намереваются устремишься. Иногда Английские Фрегаты и шлюпы, приближаясь к берегам, громили ядрами и бомбами Гавр, Диеп, Гранвиль и даже Булонь. По временам матросы наши делали высадки, захватывали суда, уничтожали сигналы, и разрушали батареи. Дела сии сами по себе были ничтожны, и жаль, что они стоили жизни множеству храбрых людей; но хотя они и не произвели прямо значительных последствий, однако ж были полезны тем, что одушевили мужество наших мореходцев, и уменьшили уверенность неприятеля, который наконец начал, более с опасением, чем с надеждою, помышлять о вторжении своем в Англию, когда уже величайшая бдительность не могла предохранить его от набегов на собственные берега его.

В продолжение сих наступательных и оборонительных приуготовлений, Бонапарте сам приехал в Булонь, дабы как можно более одушевить солдат своих к сему великому подвигу. Он делал им чрезвычайные смотры, приучал их к разным ночным движениям, и приказывал примерно сажать войска на суда, и свозишь с оных, дабы сие производилось с надлежащею быстротою. Прибегли к разным предзнаменованиям, дабы поддержать восторг, естественно возбужденный присутствием Первого Консула. Говорили, что Римская секира найдена в земле матом месте, где ставили Наполеонову палатку, и что несколько медалей Вильгельма Завоевателя попалось также в этой священной почве. Такия предзнаменования конечно были лестны; но вряд ли они могли совершенно разсеять опасения солдат, знавших, что их посадят на эти плохия суда, и пошлют под огонь неприятеля, столь превосходного на море. Даже однажды, в то время, как Первый Консул осматривал укрепления, Английские Фрегаты осмелились подойти к берегу, и начали стрелять по нем и по сопровождавшим его, как в цель. Люди, преодолевшие опасности Альп и степей Египетских, конечно могли ощутить страх при виде неизбежной опасности, которую они не могли отразить силою оружия.

Трудно было питать надежду на успех сего предприятия, видя удобство, с которым Англичане безпрестанно наблюдали за всеми действиями своих соперников в Булонском порте. Maлейшее движение к посадке на суда войск, или к выходу в море, тотчас делалось известным на Английских берегах посредством сигналов, и множество Британских судов мгновенно являлось для стражи. Еще в продолжение последней войны, Нельсон объявил, что выход неприятельской эскадры из Булони есть предприятие отчаянное, как по пересечению тут прилива и отлива, так и по другим препятствиям, соединенным с опасностью лишиться флота, если ветр подует от вест-норд-веста. На веслах же итти, по его мнению, никак было нельзя. "Должно взять меры предосторожности против безразсудного Правительства," продолжает сей превосходный судья морских движений: "но с силами, мне вверенными, я могу поручишься в том, что вторжение к нам неприятеля почти невозможно."

Бонапарте продолжал до конца утверждать, что он действительно намеревался сделать высадку в Великобританию; и что сие предприятие очень удобоисполнимо. В последствии однако ж он не говорил уже о том, чтобы проложить себе путь со своими канонерскими лодками и мелкими судами в виду неприятельского флота; эта хвастовская выходка, произнесенная им в присутствии Лорда Витворта, была слишком ненадежна для того, чтобы он мог на нея отважиться. Чрез долгое время после того, разговаривая с товарищами своего изгнания, он приписывал самым ничтожным препятствиям неуспех сего замысла; но когда он основательно и подробно судит об этом предмете, то видно, что он надеялся достичь своей цели и успеть сделать высадку не иначе, как собрав такой флот, который мог бы доставить ему временно владение водами Британского Канала. Флот сей состоял из снаряженных, в различных портах Франции и Испании, пятидесяти кораблей, которым следовало соединиться в Мартинике и, приплыв оттуда в Британский Канал, принять под свою защиту флотилию, на которую предназначалось посадить сто шестьдесят тысяч человек. Наполеон ошибся в своих расчетах, ибо Адмирал Карнваллис стал пред Брестом, Пелью стерег Испанския гавани, а Нельсон наблюдал Тулон и Генуу; так что Французским и Испанским кораблям пришлось бы пробиваться сквозь сии эскадры для того, чтобы произвесть соединение в Мартинике.

о неудаче своего плана вторжения, Наполеон не шутя говорил Лас-Казу: "Препятствия, которые мне помешали, произошли не от людей - это была вина стихии. На Юге, море разстроило мои плацы; на Севере, Московский пожар, снег и морозы меня погубили. Таким образом вода, воздух, огонь, короче сказать вся природа возстала против всеобщого преобразования, ею же повелеваемого. Пути Провидения неисповедимы."

Не говоря уже о тщеславии, с которым человек, одаренный безспорно величайшим гением, по все таки рожденный женщиною, ставит себя превыше всех прочих людей, признавая себя побежденным однеми только стихиями, - достойна замечания несообразность его суждении. Море ли воспрепятствовало ему плыть в Англию, или Английские корабли и матросы? Он также бы мог утверждать, что гора Сен-Диан и Суаньисский лес, а не армия Веллингтона, преградили ему путь в Брисесль.

Дошед в пять дней до Лондона, Наполеон преобразовал бы правление Вильгельма III, но с великодушием и с безкорыстием. Созвав жителей, он возвратил бы им права их и уничтожил бы олигархическия козии. Не прошло бы нескольких месяцев, как, по мнению его, сии два народа, столь недавно еще питавшие друг ко другу сильнейшую вражду, соединились бы В своих понятиях, в своих правилах и выгодах. Полное объяснение сего вранья (ибо иначе нельзя назвать его, хотя оно и произнесено устами Наполеона) находится еще в другом месте, где он выражается искреннее, чем в Монитерѣ "С моею " говорит он: "Англия неизбежно должна была сделаться её принадлежностью. Природа сотворила ее одним из наших островов, так же как Олерон и Корсику."

Нельзя не следовать за Наполеоном в суждениях его с товарниками его изгнания на острове Св. Елены. Когда Англия была бы завоевана и соединена с Францией) в своих понятиях и в правилах, по одному из его выражений, или сделалась бы её принадлежностью, как он говорит в другом месте, то читатель мог бы предположить, что предназначение Наполеона бы исполнилось. Увы! оно бы разве только что началось. "После сего, (т. е. после покорения Англии), говорит он: "я бы пошел от Юга к Северу, производить под Республиканскими знаменами (ибо я был тогда Первым Консулом) преобразование Европы (т. е. распространение его собственной, деспотической власти), которое я в последствии едва было не совершил под Монархическими формами." Видя, что такия мысли царствовали еще в воображении Наполеона и срывались с языка его даже после невозвратного его падения, нельзя не воскликнуть: "Производило ли честолюбие когда либо столь сумазбродные мечты, и оканчивались ли когда либо мечты сии столь гибельным и унизительным образом!"

Следует еще сказать здесь нечто о средствах, по которым Британия могла надеяться с успехом противостать вторжению вражеских сил. Мы сознаемся, что опасность была весьма велика, я что Бонапарте, с его гением и с его армией, мог бы причинишь много бедствий стране, которая столь долго наслаждалась благодеяниями мира. По народ единодушно ополчился к её защите) и силы оной были таких свойств, что сам Бонапарте отдал им справедливость, когда он короче с ними познакомился. Из трех Британских народов Англичане доказали, что они все еще одушевлены того же непоколебимою храбростью, посредством которой они победили на полях при Кресси и Азенкуре, при Бленгейме и Миндене; Ирландцы, - что они не лишились той благородной пылкости, которая всегда отличала их во всех Европейских странах, а Шотландцы, - что они не забыли того непобедимого мужества, с которым предки их две тысячи лет сопротивлялись превосходному числом неприятелю. Даже если б и Лондон был взят, то не смотря на сие великое бедствие, мы не отчаялись бы об освобождении страны нашей; ибо тогда война, по всем вероятностям, приняла бы народный, всеобщий дух, посредством которого рано или поздо, а наконец изгоняется вторгнувшийся неприятель. Уверенность, с которою Бонапарте полагался на выигрыш первого сражения, столь же мало кажется основательною. Мы, по крайней мере, знаем, что вся Англия была готова мужественно встретишь удар сей; и люди, которым памятны эти времена, могут засвидетельствовать, что все сословия вообще желали, дабы Французы сделали сию попытку, ибо имели основательные причины надеяться, что последствия оной будут таковы, что впредь неприятель никогда уже не посмеет угрожать своим вторжением.