Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французов.
Часть пятая.
Глава VIII

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Жизнь Наполеона Бонапарта, императора французов. Часть пятая. Глава VIII (старая орфография)

ГЛАВА VIII.

Наполеон пишет второе письмо прямо к Английскому Королю. - Разсуждение о неудобствах и о неприличии сей новизны. - Ответ Британского Министра Талейрану. - Союз, заключенный между Россиею и Англиею. Пруссия остается нейтральною, и Император Александр посещает Берлин. - Австрия готовится к войн, и вводит войска свои в Баварию. - Неблагоразумие, с которым она слишком рано начала враждебные действия, и поступки её в Баварии. - Неспособность Австрийского Генерала Мака. - Курфирсты Баварский, Виртембергсий и Герцог Баденский присоединяются к Наполеону. - Искусные действия Французских военачальников и постоянные потери Австрийцев. - Наполеон нарушает Нейтралитет Пруссии, прошед чрез земли Аншпаха и Барейта. - Новые поражения Австрийских Генералов, и возникшия между ими, в следствие оных, несогласия. - Мак заперт в Ульме. - Он пишет грозное объявление 16 Октября - а на другой день сдается. - Пагубные следствия его трусости, неспособности, а может быть и измены.

Бонапарте, будучи Консулом, старался доказать свое искреннее желание заключить мир, вошед в непосредственные, личные сношения с Королем Великобританским. Сделавшись Императором, по собственным словам его, он восшествием своим на престол изгладил все злодейства Революции и навсегда разсеял обманчивые призраки свободы и равенства, страшные для тех Правительств, коих власть основана на правах законности. Одним словом, он полагал, что в системе его сохранено все, что Республика произвела хорошого, и откинуто все зло, которое она могла сделать.

С такими притязаниями, не говоря уже о его необъятном могуществе, он поспешил занять место между признанными Государями Европы; и во второй раз (27 Генваря 1805 года) написал письмо прямо к Королю Георгу, наименовав его "Ваше Величество, брат мой." В этом письме он всячески старался доказать выгоды мира пред войною, обоюдное величие Франции и Англии, возведенных на высшую степень благосостояния - и наконец необходимость прекращения войны между сими двумя землями.

особами. Но если Наполеон действительно желал мира, и если он имел какую либо причину обратиться прямо к Английскому Королю, а не к Правительству, то ему бы следовало объясниться определительнее, а не наполнять письма своего общими доводами, которые, будучи приведены с одной стороны и ничем не опровергнуты с другой, оставляли спорные статьи между двумя воюющими Державами столько же нерешенными, как и прежде. Дело шло не о том, чтобы доказать преимущество мира пред войною, но о том, на каких условиях мир сей предлагался, и на каких условиях можно было получить его. Если б Бонапарте, - в то же самое время, как он утверждал, что Англия напрасно страшится приращения его могущества, - для спокойствия Европы, для блага обоих народов и из уважения к Монарху, к которому он писал, - согласился оставить Мальту навсегда или на определенное время в руках Британии, то поступок его имел бы еще некоторые вид искренности, а без сего он столько же был неясен на счет своей цели, как и несообразен с обычаями.

В-ответ на сие письмо, Британский Государственный Секретарь уведомил Талейрана, что Англия не может определительно ответствовать на предложение о мире, заключающееся в письме Наполеона, до тех пор, пока снесется о семь с союзниками своими на твердой земле и в особенности с Императором Российским.

Намек сей относился к тому, о чем Наполеон уж очень хорошо знал, а именно к буре, которая сбиралась на твердой земле против его могущества. В этом случае Россия была душею союза. С тех пор, как по смерти Павла, обширными Его владениями правил Государь мудрый, образованный и отлично воспитанный, политика России сделалась благородною, разсудительною и умеренною. Она предлагала двум неприязненным Державам свое посредство, охотно принятое Великобританией, но горделиво отвергнутое Франциею, которой Правитель конечно с неудовольствием видел в руках искусного и прозорливого Монарха власть, из коей прежде он извлекал себе такую пользу.

С этого времени возникла холодность между Французским и Российским Правительствами. Убийство Герцога Ангенского усилило сию неприязнь. Российский Император был слишком высок духом для того, чтобы безмолвно смотреть на сей вероломный, насильственный поступок; и как Он не только обнаружил на счет сего Свое мнение Наполеону, но и жаловался Германскому Сейму на нарушение прав Имперских владений: то Бонапарте, непривыкший к тому, чтобы поступки его были разбираемы и порицаемы другими, хотя и могущественными особами, повидимому начал с тех пор лично ненавидеть Императора Александра. Россия, Швеция и Монархи их сделались предметами сатир и насмешек в Монитер Стокгольме, изъявил свое удивление о неприличных и странных оскорблениях, которые Господин Наполеон Бонапарте дозволяет помещать в Moнитере." Правда, что Густав был раздражителен, опрометчив и готов на замыслы, для исполнения коих недостало бы сил его государства; но он вряд ли бы осмелился выразиться столь неуважительно о самом страшном Государе в Европе, если б он не был уверен в помощи Царя. И действительно, 10 Генваря 1805 года, Король Шведский подписал договорные статьи союза с Россиею, а в следствие оного, 31 числа следующого Октября, объявил Франции войну, в выражениях, лично оскорбительных для Наполеона.

сей имел в предмете независимость Голландии и Швейцарии; выведение из Ганновера и из Северной Германии Французских войск; возвращение Пиемонша Королю Сардинскому, и совершенный выход Французов из Италии.

Такие великие замыслы требовали и соответственных оным усилий. Предполагалось употребить на сие пяти сот тысяч человек; и Британия, кроме содействия своими морскими и сухопутными силами, обязывалась дать значительные суммы на содержание союзных армий.

Великобритания я Россия были глазами сего нового союза против Франции; но соображая отдельное положение на острове первой Державы и отдаленность второй, нельзя было надеяться, чтобы оне одне, без содействия Императора Австрийского и Короля Прусского, могли успешно воевать с Фракциею. В следствие сего были сделаны всевозможные усилия, дабы вразумить сих двух Государей о чрезвычайной опасности, которой Они подвергались чрез безпрерывные посягательства Наполеона и чрез быстрое распространение его Империя.

Но со времени неудачной кампании 1792 года, Пруссия соблюдала строгий и осторожный нейтралитет. Она, может быть не без тайного удовольствия, видела унижение Австрии, её естественной соперницы в Германии, и воспользовалась некоторыми случаями для приобретения разных мелочных выгод при происшедших на твердой земле переменах так что повидимому она находила себе пользу в успехах Франции. Предполагали также, что Бонапарте нашел себе между главными Прусскими сановниками усердных приверженцев. Однако ж мнение сих Министров не было разделяемо народом. Насильственные завладения в Германской Империи непосредственно касались безопасности Пруссии, и народ в упадке влияния Австрии видел образование и усиление в Германии сильной партии, благоприятствующей Франции, которой Бавария, Виртемберг и почти все мелкия Державы на Ренне и в окрестностях начали оказывать подобострастное уважение, изъявляемое ими до сих пор однем только великим Державам Австрии и Пруссии. Подданные Фридриха Великого вспоминали также многочисленные его победы, и гордясь армиею, им устроенною и оставленною его преемнику, не ощущали ни страха, ни неохоты при мысли померяться силами с Диктатором Европы. Посему в Прусском Кабинете мнения были разделены; и хотя люди, благоприятствующие Французам, успели воспрепятствовать немедленному приступлению Пруссии к союзу, однако ж приведением своей "армии в военное положение и приближением войск своих к предполагаемому поприщу брани, Пруссия очевидно показывала, что продолжение её нейтралитета будет зависеть от обстоятельств, а более всего горделивая решительность Кабинета, замечательного настойчивостью, с которою он держался и действовал по принятым однажды правилам, заставили её Правительство присоединиться к союзу России с Великобританиею. Австрия еще не забыла успехов, приобретенных её полководцами и армиями, когда они сражались под предводительством Суворова, и могла надеяться возобновления побед при Нови и Требии. В следствие сего она повсюду усилила свои войска; и между тем как Эрцгерцог Карл принял начальство над осьмидесятью тысячами в Италии, на которую Австрия всегда взирала вожделенными глазами, другия восемьдесят тысяч, коим предназначалось действовать на Лехе, а может быть, как надеялись, и на Рейне, были вверены предводительству Генерала Мака, которого ложная и незаслуженная воинская слава поддержалась еще, к несчастию для Австрии, не смотря на его жалкий Неаполитанский поход в il99 году. Эрцгерцог Фердинанд, Принц, отлично Храбрый и подававший о себе великия надежды, начальствовал по поверхности над этою последнею армиею, но настоящее управление оною находилось в руках сего старого я пустоголового профессора тактики. В заключение подробностей сих приуготовлений скажем, что Эрцгерцог Иоанн был назначен предводителем в Тироль.

заключенным между Австриею и Фракциею, независимость Италиянской, Гельветической и Батавской Республик была утверждена; но вместо того, чтобы держаться сих постановлений, Наполеон сделался Великим Посредником Швейцарии и Королем Италии, ввел в Голландию войска, и так занял сии три земли, что оне действительно сделались областями, вполне зависящими от Франции.

На жалобы Австрии, касательно сего предмета, Франция ответствовала неприязненно, обвиняя с своей стороны Австрию в недостатке доверенности и в том, что она ополчалась в мирное время. Император Российский вступил в посредство, и отправил чрезвычайного Посла в Париж с тем, чтобы устроить миролюбиво, если будет возможно, спокойствие Европы. Но прежде, чем Новосильцев достиг места своего назначения, присоединение Генуи к Франции было объявлено; а овладение оною, при влиянии Наполеона на Швейцарию, совершенно открывало северо-западные границы Италии Французским армиям; чрез что уничтожились все надежды на возстановление свободы сей прекрасной страны, даже и в таком случае, если бы корона её была и не на главе Правителя Франции.

Узнав о сем новом посягательстве, сделанном в то самое время, как Европа возставала против прежнего распространения Наполеоновой власти, Россия отозвала обратно своего посланника; а Австрия, после колкой переписки, приступила к смелому своему предприятию, двинув сильное войско в Баварию. Вероятно лучше было бы, если б Император Франциск помедлил принятием сей решительной меры, и продлил бы, если можно, переговоры до тех пор, пока две вспомогательные Русския армии, состоящия каждая из пятидесяти тысяч, прибыли бы для содействия своим союзникам; или, пока приближающийся переворот кончил бы нерешительность Прусского Кабинета и заставил бы Короля приступишь к союзу. То или другое из сих событий, а еще гораздо действительнее оба вместе, могли бы дать совершенно другой оборот сему бедственному походу.

Но Австрию можно было осудить не только за поспешность начатия войны - а и за образ ведения оной. Заняв Баварию многочисленными силами, она потребовала, чтобы Курфирст оной приступил к союзу. Максимилиан Баварский не уклонялся от того, чтобы присоединить силы свои к защитникам Германии; но он представил на уважение, что сын его, путешествовавший тогда во Франции, может пострадать, если он приступит к союзу. "На коленах," говорил он в письме своем к Императору Франциску: "умоляю вас о позволении остаться нейтральным." Его основательная просьба была отвергнута, и от Курфирста вторично потребовали, чтобы он присоединился к походу с насильственною настойчивостью, столь же несправедливою, как и противною политике. Ему сверх того объявили, что войскам его не будет позволено действовать отдельно, но что они должны войти в состав Австрийской армии. Условия сии столь были суровы, что даже ненадежный союз с Фракциею делался предпочтительнее покорению оным. Максимилиан, выехав из столицы своей, Минхена, в Вирцбург, и выведя войска свои во Франконию, все еще старался испросишь себе нейтралитет. Ему было с надменностью отказано; и между тем, как Австрийское Правительство настаивало о присоединении к нему Курфирста со всеми его силами, Австрийским войскам позволялось вести себя совершенно как в завоеванной земле; налоги и другия подобные тому меры доказывали, что хищники помнили еще. старинные ссоры, так давно существовавшия между Бавариею и Австриею. Весьма естественно, что Баварский Владетель, раздраженный сими поступками, должен был счесть союзников своих врагами, и ждал Французов, как освободителей.

Военные действия Австрийской армии были не более искусны, как поступки её с нейтральною Баварскою Державою были справедливы и благоразумны. Есть две погрешности, равно пагубные, в которые обыкновенно впадает Полководец ограниченных способностей, при встрече с соперником великого ума. Если надменность соединяется в нем с неспособностью, то он берется расчитывать предполагаемые движения своего противника, и воображая, что угадал оные, старается предупредить их и воспрепятствовать оным, подвергая сам себя великой беде в случае, если он ошибется в своих предположениях. Буде же он устрашен славою идущого против него вождя, то останется в бездействии и нерешительности до тех пор, пока движения неприятеля обнаружат цель его, тогда как уж вероятно, нельзя будет оной воспрепятствовать. Генералу Маку предопределено было, в продолжение его краткого похода, впасть в обе сии погрешности: показав сперва опрометчивость и самохвальство, он в последствия обнаружил нерешительность и трусость.

при таком превосходстве местоположения и числа, которое могло бы перевесить чувство робости, свойственное самому храброму воину, после столь безпрерывных и постоянных поражений, что оне казались как будто предназначенными роком. По этому отношению, Австрийскую армию должно было бы остановить на её землях при реке Инне, образующей сильную оборонительную линию, от Тироля до Дуная, в который река Инн впадает при Пассау. Предположив, что Маковы многочисленные войска сосредоточились бы таким образом, имея перед собою столь падежный оплот, кажется, что Австрийцы легко бы могли удержаться в своей оборонительной позиции до прихода к ним на помощь Российских войск.

Если, решась насильственно я несправедливо притеснить Баварию, Генерал Мак счел нужным подвинуться более к западу и перейти за Инн с тою целью, чтобы обеспечить занятие Баварии, то и тогда река Лех представляла ему позицию, в которой он мог бы дождаться Русских, хотя соединение их с ним замедлилось бы, соразмерно с движением его вперед. Но этот жалкий тактик предпочел оставить Баварию у себя в тылу и, при близясь к границам Франции, завладел Ульмом, Меммингеном и линиею Иллера и Дуная, где он тщательно укрепился, как будто для того, чтобы стеречь выходы из Черного Леса. В оправдание намерений Мака можно сказать только то, что как теснины сего знаменитого Леса часто были путем, которым Французы вторгались в Германию, то он заключил, что уж конечно по этой дороге, а не по другой должно и в настоящем случае ожидать их прихода. Зная, с кем ему приходилось иметь дело, Австрийския Генерал должен бы предполагать совершенно тому противное, ибо движения Наполеона столько же отличались искуством своим, как разнообразием и новизною.

Невероятно, чтобы столь великое ополчение могло захватить в расплох того, который имел так много причин быть всегда бдительным. Австрийския войка, столь быстро выступившия в поход, не прежде поспели на поле битвы, как и многочисленные армии Французской Империи. Булонскому лагерю, столь давно собранному на берегах Канала, предписано было выйти из своего бездействия, и не взирая на великую опасность, отзывающую войска сии в другое место, Наполеону, может быть, не неприятно было найти благовидный предлог отказаться от вторжения, на которое сам он довольно опрометчиво решился. Сия страшная громада сил, оставя наименование Английской армии, была уже названа Большою Армиею. В то же время двинулись войска, находившияся в Голландии и в Северной Германии.

В этот достопамятный поход Бонапарте первый раз начал издавать официяльные бюлетени для возвещения Французскому народу его успехов, справедливых новостей, которые он желал ему сообщить, и лжей, в которых он хотел его уверить. Наполеон имел исключительное, неограниченное право говорить, что ему угодно, без всяких противоречий, и вполне пользовался этою свободою, которую никто не мог у него оспорить. Не смотря на то, бюлетени его сушь драгоценные исторические документы, равно как и статьи Монитера желал выдавать за правду, и озаряет светом его замыслы и свойства.

Бонапарте возвестил Сенату о начатии войны 22 Сентября указом, которым, сообщая причины распри между им и союзными Державами, он испрашивал, и, как можно было ожидать, получил два определения: первое о наборе осьмидесяти тысяч конскриптов, а другое об учреждении Народной Гвардии. После сего он отправился сам к принятию начальства над войсками, и начал уничтожать Макову армию, не так как Меласову при Маренго, общим сражением, но посредством больших маневров и необходимых для исполнения оных частных сшибок, кои делали сопротивление и отступление равно невозможными. Мы представим здесь одно только общее начертание сих маневров, которые не могут быть совершенно объяснены без пособия карты.

Между тем, как Мак ожидал приближения Французов спереди, Бонапарте принял смелое намерение обойти фланг Австрийского Генерала, пресечь его внутренния сообщения и подвоз припасов, и довести его до необходимости или сдаться, или вступить в бой, без всякой надежды успеха. Для исполнения сего великого замысла, Французская армия была разделена на шесть главных отрядов. Корпус Бернадота, вышед из Ганновера, доселе им занимаемого, и пройдя чрез Гессен, невидимому намеревался присоединиться к Главной армии, перешедшей уже чрез Рейн. Но настоящее назначение его скоро обнаружилось, когда, повернув в лево, Бернадот потянулся вверх по Майну, и в Вирцбурге соединился с Курфирстом Баварским, который немедленно объявил себя за Французов.

Курфирст Виртембергский и Герцог Баденский последовали его примеру, таким образом Австрия вооружила против себя тех самых Германских Государей, которых умеренность в поступках с Бавариею могла бы сделать нейтральными; ибо Франция, в минуту начатия брани, вряд ли была бы в состоянии принудить их присоединиться к её знаменам. Прочия пять колонн Французской армии, под предводительством Нея, Сальта, Даву, Вандамма и Мармонта, перешли в разных местах чрез Рейн и вступили в Германию с северной стороны Маковой позиции; между тем как Мюрат, переправившийся в Келе, подошед к Черному Лесу, производил движения, утверждавшия Мака в той мысли, что главная атака будет сделана с этой стороны. Но направление, данное всем прочим дивизиям, явно показывало цель Французского Императора обойти правое крыло Австрийцев, следуя по северной или левой стороне Дуная, и по переправе чрез сию реку, стать в тыл Маковой армии, отрезав ее от Вены. С этим намерением Сульт, перешедший чрез Рейн в Спире, направил путь свой к Аугсбургу; между тем как для пресечения сообщения между еим городом и Ульмом, главною Австрийскою квартирою, Мюрат и Ланн двинулись к Вертингену, где произошло жаркое дело. Австрийцы потеряли все свои пушки и, как говорят, четыре тысячи человек - неблагоприятное начало похода! Дело сие можно бы назвать сражением, если б армии были малочисленнее; но громада сил с обеих сторон так была велика, что его поставили в число стычек.

С тою же целью, потревожишь Мака" в его главной квартире и отвлечь его внимание от того, что происходило на левом его Фланге и в тылу, Ней, шедший от Штутгарда, напал в Гунищбурге на Дунайские мосты, которые были храбро, но безуспешно защищаемы Эрцгерцогом Фердинандом, двинувшимся к сему месту из Ульма. Эрцгерцог потерял много орудий и около трех тысяч человек.

было направишь все Французския дивизии к Нордлингену; особенно же отряд Бернадота, в состав коего вошли Баварския войска, долженствовал быстро двинуться по этому направлению. Но Генерал сей не поспел бы во время к месту своего назначения иначе, как нарушив нейтралитет Пруссии и прошед прямого дорогою чрез Аншпахския и Барейтския земли, принадлежащия сей Державе. Менее смелый вождь, более робкий политик, чем Наполеон, не посмел бы произвесть сие насилие в такую опасную минуту. Известно было, что Пруссия, хотя и колеблющаяся в своих действиях, питала против Франции враждебные чувства; и оскорбление этого рода могло до такой степени возбудить в народе негодование, что Гаугвацу с его единомышленниками не удалось бы унять оное. Присоединение же Пруссии к союзникам в такое критическое время могло бы решить в их пользу жребий войны, и еще хорошо, если б только тем кончилось.

Однако ж, имея в виду все сии последствия, Бонапарте знал также, что не недостаток предлогов к объявлению войны препятствовал Пруссии обнажить меч, но опасение того, что силы союзников не в состоянии будут воспротивишься оружию и счастию Фратрии. И так он основательно заключал, что если прошед насильственно чрез Прусския владения, он приведет себя тем в возможность нанести союзникам внезапный и жестокий удар, то Берлинский Двор более будет изумлен его успехом, чем оскорблен средствами, принятыми им для достижения оного. В следствие сего Бернадот получил от Императора приказ итти чрез Аншпахския и Барейтския владения, которые были защищены только тщетными возражениями и требованиями о соблюдения прав нейтралитета. Известие об этом насильстве сильно раздражило Берлинский Двор; и желание войны, которая одна только могла отмстить за оскорбленную честь, сделалось почти всеобщим. Но между тем, как это раздражение, которое Бонапарте очень предвидел, возникало с одной стороны, успехи, одерживаемые им с другой над Австрийцами, сильно содействовали к охлаждению сего жара.

Дух предприимчивости оставил Мака, как только начались настоящия действия. По свойственной всем Австрийским полководцам погрешности, он непомерно растянул свою боевую линию и занял слишком много оборонительных точек, чрез что затруднил свои сообщения, и доставил Наполеону удобство употребить любимый его способ атаковать и истреблять по одиначке, стоящие против него отряды. Поражение при Гунтцбурге заставило наконец Мака сосредоточить свою армию в окрестностях Ульма: но Бавария и Швабия находились уже во власти Французов; а Австрийский Генерал Шпангенберг, окруженный в Меммингене, принужден был положить оружие с пятью тысячами человек. Французы перешли чрез Рейн около 26 Сентября; теперь было 13 Октября; кампания едва еще только открылась, а они в разных местах взяли уже не менее двадцати тысяч пленных. Наполеон однако ж ожидал, что Мак с отчаяния будет сопротивляться, к чему не могли его склонишь никакия другия причины, и возвестил своей армии предстоящую битву. Он возбуждал солдат своих выместить на Австрийцах то, что им не удалось разграбить Лондон, которым бы они уж овладели, веди б не эта новая война на твердой земле. Он сказал им, что, подобно как при Маренго, неприятель отрезан от всех своих подкреплений и пособий, убеждая их ознаменовать Ульм битвою, еще более решительною.

Не смотря на то, однако ж, тут де произошло общого дела, а лить несколько кровопролитных, частных сшибок, которые все кончились неблагоприятным образом для Австрийцев. В сие время, между их вождями возникло несогласие. Эрцгерцог Фердинанд, Шварценбергь, коему в последствии было предназначено играть столь значительную ролю в Истории, с Колловратом и другими, видя, что они попали как в тенета, которым их ежедневно более и более спутывали, решились оставить армию Мака и проложить себе путь в Богемию с имеющеюся у них конницею. Эрцгерцог исполнил сие движение с наивеличайшею храбростью, но не без значительной потери. Действительно, Австрийские Принцы в эту кровопролитную годину войн вели себя так, как будто бы судьба хотела смягчить бедствия Императорской Фамилии, обнаружив таланты и мужество сего древняго Дома и доказав, что хотя Фортуна ему и изменила, но Честь при нем осталась. Фердинанд, после многих упорных стычек, наконец успел привести шесть тысяч человек конницы в Егру, в Богемии.

запретил упоминать о сдаче - возвестил скорое прибытие двух сильных армий, Австрийской и Русской, которые заставят неприятеля снять осаду - и говорил, что скорее решится есть лошадиное мясо, чем вступит в переговоры. 8шо хвастовство явилось 16 Октября, а условия сдачи были подписаны Маком на другой день, и вероятно, что он уже сочинял их в то самое время, как таким образом провозглашал свою решительность сопротивляться.

Сия цепь неудач, нами изображенная, при всей своей странности, может быть приписана безразсудству или неспособности Мака, хотя и должно сознаться, что в глазах сведущих людей, неспособность сия кажется близкою к измене. Остается упомянуть еще об одном обстоятельстве, которое сильно доказывает, что сей, некогда славившийся и пользовавшийся доверенностью вождь, присоединил вероломство к своему неуменью. Договором, подписанным 17 Октября, было положено перемирие, до полуночи 26 Октября; с тем, что если в течение сего времени Австрийская или Русская армия подойдет на помощь к осажденным, то Ульмским войскам предоставляется право присоединишься к оной с оружием и багажом. Сие условие давало Австрийцам еще некоторую надежду, и во всяком случае, оно прерывало успехи Наполеона, удерживая главную часть его армии в окрестностях Ульма до истечения девятидневного срока. Но Мак согласился на такую перемену в сих условиях, которую вряд ли можно было бы предложить благородномыслящему человеку, и подписал 19 числа другой договор, коим он обязался выйти из Ульма на следующий день, уменьшив таким образом, в столь критическую минуту, все выгоды прямые или случайные, которые Австрийцы могли извлечь из первоначально условленного срока. Причины сего соглашения никогда не были объяснены. Правда, что Бонапарте имел свидание с Маком перед подписанием сего дополнительного условия, и какие он употребил доводы для его убеждения, можно только догадываться. Макова трусость, неспособность, а вероятно и измена, произвели для Французов те же последствия, как бы великая победа. Они получили множество артиллерии, багажу и воинских снарядов. Восемь Генералов сдались на честное слово, и более 20.000 военнопленных отправлено во Францию. Число пленников, взятых в эту кампанию, так было велико, что Бонапарте роздал их земледельцам в замен отторгнутых от полевых работ конскриптов. Опыт сей удался: покорность Немцев и веселый дух Французов, их хозяев, сделав сей новый род рабства приятным для тех и других, смягчили несколько бедственные последствия воины; ибо поле сражения, покрытое ранеными и убитыми, не столь страшно для глаз человеколюбия, как сухопутные и морские остроги, в которых сотни, тысячи пленников, осужденные к праздности и ко всем бедствиям, ею пораждаемым, нередко подвергаются болезням и самой смерти. Бонапарте желал было ввести это изменение воинских обычаев в большем размере, составив из пленных полки, для употребления их к общественным работам; но законоведцы его объявили, что сеи замысел противен правам народов. Это препятствие могло бы быть устранено, употребляя для сего одних только охотников, чрез что оно бы также потеряло сходство свое с варварскими временами, когда пленник меча делался рабом своего победителя. Но народный дух во многих случаях помешал бы исполнению сего плана. При сделании опыта с Испанскими пленниками, дабы заставить их таким образом работать, они часто обращались в бегство, а иногда, бунтуясь, убивали своих надзирателей. Французский солдат, также был бы дурным работником у Английского мызника, а Английский пленник еще того менее стал бы покорствовать Французскому земледельцу; в обоих случаях, выгоды сравнительной свободы были бы перевешены чувством личного унижения.

Когда Австрийские Генералы были представлены Французскому Императору, то он благосклонно обошелся с Кленау и с другими, которых знал по делам их в Италии. Но он осуждал политику их Двора, принудившого его, как он говорил, воевать неизвестно за что. Он предсказывал падение Австрийского Дома, если Император, брат его, не поспешит заключить пир и назвал неблагоразумным приглашение суровых Россиян для посредства в делах земель, более обработанных, чем их собственные. Мак {Мы не станем впредь упоминать имени этого человека, которое без сомнения столько же надоело катим читателям, как и нам самим. Он был заключен в государственную темницу во внутренности Австрийских владений; и умер ли в своем заточении, или был освобожден, мы не знаем, да и не желаем знать.} имел неосторожность возразят, что Император Австрийский был принужден к войне Россиею. "Если так," сказал Наполеон: "то вы не будете долее существовать, как независимая Держава." Разговор сей был помещен в 9-м Бюлетене, где также сделан намек, мало вероятный, будто бы Австрийские Офицеры и солдаты вообще с неудовольствием видели дружество их Императора с Александром. Из сего мы заключаем, что союз между сими двумя могущественными Государями, даже при величайших успехах, тревожил Наполеона, которого официяльные объявления иногда показывали великодушие к побежденным, ему покорившимся, но всегда дышали гневом и обидою против тех, от которых он еще страшился упорного сопротивления.

КОНЕЦ ПЯТОЙ ЧАСТИ.