Ивангое, или Возвращение из Крестовых походов.
Часть первая.
Глава VI

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Ивангое, или Возвращение из Крестовых походов. Часть первая. Глава VI (старая орфография)

Глава VI.

Кравчий, догнав пустынника, шедшого с служителем, несущим светильник, сказал ему: "Ежели стакан доброго меду тебя не изпугает, то поди за мною в мою комнату; там найдешь всех наших первых служителей, которым приятно будет услышать о твоих приключениях в Святой земле, и особенно узнать подробнее о Рыцаре Вильфриде Ивангое." Тут подошел к ним Вамба и хотел усилить предложение, сказав, что кубок меду пополуночи стоит трех выпитых ранее.

Пустынник, поблагодарив их, отвечал, что он сделал обет не говорить с служителями о том человеке, о котором господин запретил упоминать при себе.

Цедрик, изгнав своего сына, запретил выговаривать его имя в своем присутствии.

"Я хотел его поместить подле моей комнаты, но когда он так мало снисходителен к Христианам, то дам ему в товарищи жида. Ансвальд, - сказал он служителю, несущему светильник - отведи пустынника в южный флигель. Желаю вам доброй ночи, Г. пустынник! и благодарю вас за вашу вежливость."

"Благословение Божие да будет с вами." Сказал пустынник спокойным голосом и, не останавливаясь, пошел за своим проводником.

Проходя чрез комнату, освещенную небольшою железною лампадою, они встретили первую прислужницу Лэди Ровены, сказавшую пустыннику повелительным голосом, чтоб он за нею следовал к её госпоже, которой угодно с ним говорить. Она, сказав это, взяла светильник у Ансвальда, приказала ему тут дожидаться и сделала знак пустыннику, чтоб он за нею следовал. Пустынник, вероятно, не счел приличным отказаться от этого приглашения, подобно как от Освальдова, потому что, хотя первое движение его и показало удивление, но он повиновался приказанию без малейшей отговорки.

Прошед небольшой коридор и взошед на лестницу, сделанную из толстых брусьев, он очутился в комнате Лэди Ровены. Великолепие этой комнаты соответствовало уважению, оказываемому ей владетелем зкмка. Стены были обиты обоями, вышитыми шелками и золотом; шитье представляло охоту, столь искусно изображенную, сколь дозволяло состояние в то время художеств; шелковые, также вышитые, занавесы украшали постель; стулья покрыты были богатыми подушками; пред высокими креслами Лэди Ровены стоял табурет из слоновой кости, редкой работы, и четыре восковые светильника, поставленные в серебреные подсвечники, освещали комнату. Совсем тем, наши красавицы не позавидовали бы великолепию жилища Саксонской Принцессы. Стены её чертогов были так не плотны, что при малейшем ветре обои приходили в движение и огонь светильников отдувало в сторону; и вообще в комнатах её много было великолепия и мало вкуса и удобности; но как соединение оных в отделке комнат в то время не было еще известно, то этот недостаток и не мог быть ощутительным.

Лэди Ровена, окружённая своими прислужницами, сидела на высоких креслах, как на троне, и уподоблялась Царице, принимающей поклонение от своих подданных. Пустынник преклонил пред нею колено и старался, более прежнего, скрыть свое лице.

"Встань. - сказала ему Лэди Ровена - Тот, кто защищает отсутствующих, имеет право на благосклонный прием от любящих истину и уважающих неустрашимость. Удалитесь, - сказала она своим прислужницам - я хочу говорить с пустынником."

Прислужницы, не выходя из комнаты, отошли к самой стене, и сели у оной на скамью.

"Пустынник, - сказала Лэди Ровена, помолчав и как бы собираясь с мыслями - ты сего вечера произнес имя Ивангое, в замке, в котором, по законам природы, должны бы всегда его слышать с удовольствием; но где, по стечению обстоятельств, оно неможет быть произнесено, не производя в сердце некоторых людей горестных ощущений. Я позволяю себе о нем только один вопрос: где и в каком положении он находился во время оставления тобою Палестины? Известно, что, удерживаясь там болезнию, он был преследуем Французами, в числе которых были и Рыцари Храма."

"Я мало знаю Вильфрида Ивангое, - отвечал пустынник трепещущим голосом - и сожалею о том, видя, что вы принимаете в нем участие; впрочем мне известно, что он избежал гонения своих врагов и приготовлялся отправиться в Англию; но может ли он надеяться быть счастливым по приезде в оную, это вы, без сомнения, лучше меня знаете."

Лэди Ровена вздохнула и спросила: к какому времени можно ожидать возвращения Видьфрида в отечество, и не предлежат ли ему в пути опасности? Пустынник отвечал, что он не может ничего сказать на первый вопрос; но что возвращение из Святой земли не сопряжено с опасностями чрез Венецию, Геную и Францию, переезд чрез которую тем более не может быть опасен для Вильфрида, что он хорошо знает и язык, и обычай Французов.

"Дай Бог, - сказала Лэди Ровена - чтоб он был уже здесь и мог бы сражаться на будущем турнире, на котором все находящиеся здесь Рыцаря будут состязаться. Ежели Ательстан Конингсбургский останется на оном победителем, то Вильфрид, по приезде своем в Англию, получит очень неприятную весть. Как ты оставил его, отъезжая из Палестины? Болезнь не ослабила ли его сил и не переменила ли его?"

"Говорят, что он более похудел и загорел от солнца ныне, нежели в то время, когда возвратился из Кипра в свите Ричарда, и что горесть изображается на лице его; но я говорю, что слышал; я его не знаю."

"Опасно, - сказала Лэди Ровена - чтоб и в отечестве своем не нашел он причин к огорчению. Благодарю тебя, добрый пустынник, что уведомил меня о товарище моего детства. Приближтесь, - сказала она прислужницам - подайте сему человеку прощальный кубок, я не хочу его более удерживать."

Ельгита подала своей госпоже кубок с вином, приправленным медом и пряностями. Лэди Ровена выпила немного сама, потом подала кубок пустыннику, который также несколько выпил.

"Прими это, - сказала она ему, подавая золотую монету - в знак моего уважения к Святым местам, в которых ты был. "

Ансвальд, дожидавшийся в оной, взял светильник из рук Ельгиты, и повел пустынника в полуразвалившуюся часть замка, назначенную для прислужников и посторонних низшого разряда.

"Где же тут поместили жида?" Спросил пустынник.

"Окаянный спит в комнате по левую руку твоей. Боже мой! сколько надобно, после его, этот покой мыть и чистить, прежде нежели можно будет ввести в него Христианина. "

"А где спит Гурт?"

"По правую руку твоей комнаты; тебя поместили бы лучше, ежели бы ты согласился на предложение Освальда."

"Мне хорошо и здесь, соседство жида не сквернит меня сквозь дубовую перегородку,"

Сказав это, он вошел в назначенный ему бедный чулан, взял у прислужника светильник; поблагодарил его и простился с ним; после, заперев дверь, которая подобно прочим запиралась одною щеколдою, поставил светильник в деревянный подсвечник и поглядел на мебель, состоявшую из деревянной скамьи и из дощатой кровати, покрытой свежею соломою и овчиною; потом, загасив светильник, лег не раздеваясь и проспал, или пролежал до разсвета; наконец, заметив сквозь маленькое окошко с железною решеткою, что начинает разсветать, встал, помолился, вышел из своего чулана и вошел к Исааку, отперев тихо щеколду у его двери.

Исаак, лежавший на такой же бедной постели, бредил во сне. Платье его находилось у него под головою, не столько для спокойствия, сколько для сохранения его в целости; на лице жида изображалось страдание, руки и ноги его были в движении, как будто он боролся с домовым. Он говорил то по-Еврейски, то по-Английски, и из слов, сказанных им на сем последнем языке, пустынник понял следующее:

"Ради Бога Авраамова, пощадите несчастного старика, у меня нет ни шелеха, хоть изрубите меня в куски, мне нечего вам дат."

Пустынник, не дожидаясь окончания его бреда, толкнул его посохом.

Внезапное пробуждение и вид стоящого пред ним человека, без сомнения, показались Исааку продолжением его сновидения, потому что он сел на постеле, схватил свое платье, сжал его как ястреб добычу, и устремил глаза на пустынника; волосы поднялись на его голове и страх изобразился на лице его.

"Не бойся ничего, - сказал пустынник - я к тебе пришел с дружеским расположением. "

"Да наградит вас Бог Израилев, - сказал Исаак, начиная приходить в себя - мне снилось... но, благодаря Авраама, это был сон... какая вам надобность до бедного Иудеянина в такую раннюю пору?"

"Я хотел тебя предварить, что ежели ты не отправишься немедленно отсюда и не поспешишь в дорогу, то путешествие твое будет не безопасно."

"Боже! да какая кому польза подвергать опасности подобного мне несчастного бедняка?"

"Ты сам должен знать лучше, выгодно ли это, или нет; но я могу в том тебя уверить, что Рыцарь, вчера, выходя из комнаты, сказал своим Азиатским невольникам на их языке, который я хорошо знаю, чтоб они караулили твой выход из Ротервуда, следовали бы за тобою и, схватив тебя, отвезли бы в замок Филипа Мальвуазина, или Регинальда Фрондбефа."

Не возможно описать ужаса, овладевшого в это время Исааком: холодный пот выступил у него на лице, руки опустились, голова наклонилась на грудь, и он, казалось, лишился чувств; наконец сделал усилие встать, но колена его задрожали, и он упал к ногам пустынника.

"Всемогущий Боже! - были первые его слова - Сон мой не мечта, видение мое не без основания; мне снилось, что мучительнейшия орудия раздирали мое тело, подобно плугу, раздираюшему земные недра."

"Встань и слушай. - сказал пустынник, смотревший на него с состраданием и презрением - Твой страх основателен, судя потому, как знатные люди поступали с твоими собратиями для получения от них денег. Встань же, я повторяю; я укажу тебе средство к спасению; оставь немедленно замок, пока еще никто в нем не проснулся; я проведу тебя лесом тропинками, которые мне также знакомы, как самому лесничему, и не оставлю тебя до того времени, когда ты встретишь какого-нибудь Рыцаря, или Барона, едущого на турнир, которого покровительство ты имеешь средства приобрести."

Исаак, по мере получения надежды избавиться от опасности, более и более приподнимался, и наконец совсем выпрямился, оставаясь однако все на коленях. Он устремил на пустынника свои черные глаза, в которых изображались: страх, надежда и некоторая недоверчивость; но выслушав последния слова, опять оробел и повалился на землю.

"Я имею средства приобрести покровительство! - воскликнул он - Увы! Иудеянину одна дорога для обращения на себя внимания; но как возможно итоги и этою дорогою мне, бедняку, которого поборы довели до совершенной нищеты? Ради Бога, Отца всех людей, не измените мне; я не имею средств купить покровительства у самого беднейшого человека." Сказав это, он опять приподнялся и схватил полу пустынникова платья, смотря на него с униженным и умоляющим видом. Пустынник отскочил от него, как бы боясь оскверниться от его прикосновения.

"Когда бы у тебя были сокровища всего вашего поколения, - сказал с презрением пустынник - какая мне выгода тебе вредить. Моя одежда доказывает тебе, что я сделал обет пребывать в нищете; не думай, чтоб я желал твоего товарищества, или чтоб хотел извлечь из него для себя какую-нибудь пользу; оставайся, ежели хочешь, Цедрик может оказать тебе покровительство."

"Цедрик этого не сделает, он не дозволит мне за собою следовать. Саксонцы и Норманцы равно презирают бедных Израильтян; а проезжать одному чрез владения Мальвуазина и Фрондбефа, после того, что вы мне сказали. Добрый молодой человек, я тебе сопутствую; не будем терять времени, отправимся немедленно; вот твой посох. Что же ты колеблется?" "Я не колеблюсь, - отвечал пустынник, смеясь внутренно - но размышляю о том, как нам вытти из замка. Следуй за мною."

Он привел Исаака в комнату Гурта, и сказал: "Вставай Гурт, отвори малые ворота и выпусти меня с жидом." Гурт, которого должность, хотя и очень презираемая в наше время, давала ему у Англо-Саксонов столько же значимости, сколько некогда в Итаке Евмею, обиделся невежливым и повелительным тоном пустынника.

"Что это значит? - сказал он, приподнявшись на постеле - Зачем жид хочет итти из замка так рано, притом вместе с пустынником?"

"Я подозреваю, - сказал Вамба - не хочет ли он стянуть у нас пол окорока, ветчины?"

"Как бы то ни было, - сказал Гурт, положив опят голову на кусок дерева, служивший ему вместо подушки - не угодно ли будет и жиду, и пустыннику подождать до того времени, как отворят большие ворота? Мы не жалуем, чтоб гости наши так рано отправлялись из замка и как будто тайком."

"Как бы то ни было, - повторил пустынник твердым голосом - я тебя уверяю, что ты не откажешь мне в исполнении моего требования." Сказав это, он наклонился и сказал несколько слов по-Саксонски на ухо Гурту, который содрогнулся, услышав сказанное; пустынник же продолжал: "Гурт, будь осторожен, ты всегда умел молчать, когда надобно; отвори нам малые ворота и потом узнаешь более."

Гурт повиновался с покорностию и удовольствием, и отправился с пустынником к малым воротам; жид и Вамба последовали за ними, удивляясь быстрой перемене, произшедшей в расположении Гурта.

"Где же мой мул? - сказал Исаак, дошед до малых ворот - Я не могу отправишься без моего мула."

"Сходи за его мулом, - сказал пустынник Гурту - и приведи другого для меня, чтоб было мне, на чем выпроводишь жида из окрестностей зимка; я постараюсь твоего мула возвратить в Ашби кому-нибудь из Цедриковой свиты. Да послушай еще..." Тут он что-то сказал Гурту на ухо.

"С удовольствием, - отвечал Гурт - непременно исполню." и тотчас отправился за мулом.

"Мне бы очень хотелось " - сказал Вамба - выучиться тому, чему вы, пустынники, научаетесь в Святой земле."

"Нас там учат молиться, каяться в прегрешениях, поститься и трудиться."

"Однако видно, что вы чему-то еще там учитесь... Не молитвы твои и не покаяние решили Гурта отворить тебе малые ворота, не лощение и не труды твои заставили его ссудить тебе барского мула."

В это время Гурт явился за рвом с двумя мулами; путешественники перешли чрез подъемный мост, который составился из опущенных половинок малых ворот замка и наружного палисада.

Исаак, дошед до своего мула, спешил навьючить на него синий мешок, скрываемый им, до того времени, с большим старанием. "Тут ничего нет, кроме переменного платья. " Сказал он и сел проворно на мула, расположив так свою епанчу, чтоб она совершенно закрыла мешок.

в густоте леса.

"Знаешь ли брат Гурт, - сказал Вамба - что ты нынешнее утро был необыкновенно учтив? Мне приходит охота самому сделаться пустынником, чтоб мне также услуживали, и я с удовольствием бы за это дозволял целовать мою руку."

"Ты не совсем глуп, Вамба, - отвечал Гурт - но мне пора подумать о своем стаде." Сказав это, он вошел в замок, а за ним и Вамба.

Между тем путешественники ехали скоро: трусость Исаака заставляла его торопиться. Пустынник вел его такими глухими местами, в которые казалось никогда не проникала нога человеческая, и Исаак не один раз начинал дрожать от страха, подозревая своего товарища в алом намерении.

скол нещастные Иудеяне в то время; они сами и их имущество делались жертвою народной ненависти, под предлогами ничтожными и безразсудными, по обвинениям несправедливейшим и неосновательнейшим. Норманцы и Саксонцы, Датчане и Англичане, не смотря на взаимную вражду, казалось, спорили между собою в нанесении оскорбления людям, которых презирать, обижать, грабить и преследовать почиталось делом законным. Более всех утешали их Короли и дворяне Норманского происхождения, руководствующиеся своими корыстолюбивыми видами.

и обогащались в этом Государстве, не смотря на все гонения и даже на учреждение особого суда под именем Иудейской расправы, имевшого власть лишать их имущества; разпространяли свои обороты посредством заемных обязательств, которых изобретением, говорят, торговля обязана им, и которые, в случае опасности их в одном Государстве, облегчали им средства к переводам капиталов в другое. Таким образом увлекаясь прибытком и находясь в безпрестанной борьбе с опасностию, они были робки, неспокойны и недоверчивы, но вместе с тем были упрямы и непреклонны, и изобиловали средствами к избавлению себя от опасностей, их окружавших.

"Видишь этот большой дуб? Тут оканчиваются владения Регинальда Фрондбефа; владения же Филиппа Мальвуазина мы давно уже проехали; теперь ты не подвергается более никакой опасности от своих неприятелей."

"Да разрушатся колеса колесниц их, подобно Фараоновым, и да не достигнут до меня враги мои; - сказал Исаак, воззрев на небо - но, добрый пустынник, не оставляй меня. Вспомни о этом свирепом Рыцаре Храма и его Азиатских невольниках; для них все равно, в чьем бы владении я им ни попался."

"Но нам должно разстаться, - сказал пустынник - платье мое не дозволяет мне быть вместе с Иудеянином без необходимости; притом, какую защиту может тебе оказать смиренный пустынник, против вооруженных воинов?"

"О, я знаю, что ты можешь меня защитить, достойный молодой человек! и уверен, что это сделаешь. Сколь я ни беден, но могу отблагодарить тебе. Не деньгами, я их не имею, клянусь в том "

"Я уже сказал тебе, что не требую от тебя ни денег, ни благодарности; я провожу тебя, и даже защищу, ежели будет нужно; мы не далеко от Шеффильда, там ты можешь найти кого-нибудь из своих собратий."

"Да наградит тебя Бог! В Шеффильде я найду моего родственника Зарефа, который, надеюсь, подаст мне средства к безопасному продолжению пути."

"Хорошо, я провожу тебя до этого города, нам остается до него не более получаса езды."

Эти полчаса прошли в совершенном безмолвии: пустынник гнушался без нужды говорить с Иудеянином, а Исаак не смел начать разговора.

Наконец, доехав до вершины небольшого холма, пустынник указал на открывшийся город и сказал: "Вот Шеффильд, мы здесь разстаемся."

"Но не прежде, как по принятии моей благодарности, потому что я не смею вас просить сопутствоват мне к моему родственнику Зарефу, который мог бы мне доставить средства наградишь вас за одолжение."

"Я тебе уже сказал, что мне не надобно никакой награды, и ежели ты, в знак своей ко мне благодарности, пощадить от оков и заключения какого-нибудь несчастного Христианина, из числа своих должников, то я почту себя много награжденным."

"Постойте, постойте, - сказал Исаак, ухватя его за епанчу - мне хотелось бы сделать еще что-нибудь, что-нибудь такое, которое касалось бы до вас самих. Богу известно, что Исаак бедняк, не иное что как нищий; но совсем тем.... Простите ли вы мне, ежели отгадаю, чего вы теперь желаете?"

"Ежели бы ты и отгадал мое желание, но конечно не имел бы возможности ему удовлетворить, даже и тогда, когда бы ты был столь же богат, сколь бедным притворяется."

"Сколь бедным притворяюсь! Я не притворяюсь, но истинно беден; я ограблен, разорен, обременен долгами; злые люди разхитили мои товары и деньги, все, что я имел; но, совсем тем, я угадаю ваше желание и, может быть, могу доставить вам желаемое: вы хотите иметь хорошо выезженного коня и вооружение."

"Кто мог тебе внушить подобное заключение?"

"Какая вам до того нужда; разве оно несправедливо? Притом, ежели... отгадал ваше желание, то имею средства и исполнить его."

"Как мог ты вообразить, что человек в моей одежде...?"

"Вчера ввечеру вы выговорили некоторые слова, которые уподоблялись искре, излетающей из камня и доказывающей его породу; сверх того, под этою пустынническою одеждою скрывается золотая цепь, означающая звание Рыцаря; я ее видел, когда вы наклонялись к моей постеле."

"Ежели бы столь же любопытный глаз проник сквозь твое платье, то, думаю, также много бы кое-чего увидел."

"Бе говорите об этом." Сказал Исаак, изменившись в лице и, как бы желая пресеч разговор, вынул чернильницу, перо и кусок бумаги; положил бумагу на свою желтую шапку, написал записку на Еврейском языке, подал ее пустыннику и сказал: "Весь город Лейчестер знает богатого Иудеянина, Киргафа Ломбардского. Отдайте ему это. У него есть шесть продажных вооружений Миланской работы и десять выезженных Рыцарских коней, из которых самые худшие годятся для всякого Короля. Вы, по желанию вашему, можете избрать вооружение и коня, и потребовать от Киргафа все нужное вам для турнира, после которого, все ему возвратите, ежели не в состояния будете заплатить за оное."

"Но разве ты не знаешь, - сказал пустынник - шла вооружение и конь побежденного на турнире принадлежат победителю? Я могу быть несчастлив и потерять то, за что не в состоянии буду заплатить."

Исаак побледнел, но, призвав в помощь всю свою твердость, сказал с живостию: "Нет, нет, это не возможно, я не хочу этому верить; копье ваше пребудет также твердо, как мечь Гедеонов."

"Исаак, ты еще не знаешь всей опасности, которой подвергается: вооружение может быть испорчено, конь ранен, или убит; я, ежели буду на турнире, то ни вооружения, ни коня щадить не стану; сверх того, люди Израилева колена ничего даром не дают, я должен буду заплатишь за ссуду."

Исаак, во время этого разговора, сни дел как на иглах, но чувство благодарности взяло верх, и он сказал: "Что нужды, ежели бы что и было изпорчено, с вас за это и вообще за ссуду ничего не возьмут; прощайте, по берегите, во время сражения, я не говорю одно ваше вооружение, но и жизнь вашу, достойный молодой человек!... Прощайте."

"Благодарю за желание; - сказал пустынник - я постараюсь воспользоваться твоим предложением и почту себя несчастным, ежели не в состоянии буду вознаградить тебя."

После сего, они разстались и въехали в Шеффидьд разными дорогами.