Ивангое, или Возвращение из Крестовых походов.
Часть первая.
Глава VII

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Ивангое, или Возвращение из Крестовых походов. Часть первая. Глава VII (старая орфография)

Глава VII.

В это время Англия находилась в несчастнейшем положении. Король Ричард был в отсутствии, и содержался в плену у вероломного и жестокого Герцога Австрийского. Место его заточения было не известно, и даже самое положение его оставалось неведомым большой части его подданных, угнетаемых всеми родами притеснений от Феодальных владетелей.

Принц Иоанн, вошедший в союз с Филиппом, Французским Королем, смертельным врагом Ричарда, употреблял все свое влияние на Герцога Австрийского, чтоб продолжить плен своего брата, многократно доказывавшого ему свою любовь.

Иоанн усиливал свою партию в Англии, предполагая, в случае смерти Ричарда, оспоривать обладание оною у законного наследника, Герцога Британского Артура, сына старшого своего браша Готфрида.

Легкомысленный, развратный и вероломный Иоанн без труда привязал к себе, как тех, которые страшились, чтоб Ричард, по возвращении своем, не взыскал с них за противозаконные их поступки в его отсутствии, так и тех, которые возвратясь из Крестовых походов, привезли с собоир все пороки Востока: не признавали никакого законастремились всеми средствами возстановить свое разстроенное состояние и возлагали всю надежду на внутреннее возмущение.

К умножению общого бедствия, люди, доведенные до отчаяния притеснениями-Феодальных владельцев и жестокостию Норманских законов об охоте, соединялись толпами, жили в лисэх в виде браконьеров, иногда же и разбойников, и посмевались незаконной власти правительства; наконец, дворяне, укрепившиеся в своих замках, почитавшие себя Царями в своих владениях, имели на жалованьи шайки удальцов, также опасных и также не признававших власти законов, как настоящие разбойники. Они на издержки, нужные для содержания сих людей, равным образом, для удовлетворения роскоши, требуемой их гордостию, занимали за большие проценты деньги у Иудеев, которые наконец лишали их имущества и которым они делали все возможные притеснения, почитая оные единственным средством к избавлению себя от разорения.

Все эта отягощала народ и заставляло опасаться еще худших последствий; к довершению же зла, в то время в Англии, свирепствовала заразительная болезнь, которую недостаток в хорошей пище, неопрятность и нездоровые жилища еще более усиливали. Множество людей погибало от этой болезни, остающиеся же в живых даже завидовали их участи, полагавшей предел страданиям..

Между тем, не смотря на всеобщее бедствие, народ и дворяне принимали участие в ожидаемом турнире, важнейшем зрелище того времени, подобно, как ныне голодная Мадритская чернь стремится видеть сражение быков, забывая о своем голоде. Ни обязанности, ни слабость здоровья, ни старость не могли воспрепятствовать людям всех возрастов и состояний прибыть из отдаленнейших мест на этот турнир, назначавшийся в Дейчестерском Графстве, близ города Ашби. Славнейшие сподвижники должны были в оном участвовать, и сам Принц Иоанн полагал удостоишь оный своим присутствием..

В назначенный для турнира день, с утра, толпы людей явились на избранном для оного месте.

величины. Казалось, сама природа предназначала его для предполагавшагося на нем воинственного зрелища. Посредине его находилось большое пространство совершенно гладкое и ровное, окруженное пологостями, неприметно возвышавшимися во все стороны и составлявшими вокруг оного род амфитеатра. Это пространство избрано было для турнира. Оно было обнесено толстым палисадом и имело вид четвероугольника с округленными углами, для доставления более удобности зрителям. В палисаде с северной и южной стороны оставлены были отверстия достаточные для проезда рядом двух Рыцарей и затворялись деревянными воротами, из которых при каждых находилось по два герольда с шестью трубачами и с сильным отрядом воинов для соблюдения порядка и для встречи при въезде Рыцарей.

За южными воротами возвышалась площадка, на которой были расположены пять великолепных шатров, украшенных бандеролями темного я черного цвета, избранных Рыцарями принимающими вызов. Пред каждым шатром вывешен был щит Рыцаря, которому принадлежал шатер, и у щита стоял оруженосец, одетый, по вкусу своего господина, в странную иноземную одежду. Средний шатер, как почетнейший, принадлежал Бриану Буа-Гильберту, который, по славе своей и по связям с Рыцарями, учреждавшими турнир, был ими с радостию принят в сообщество и избран начальником. По левую сторону его шатра находились шатры Регинальда Фрондбефа и Филиппа Мальвуазина; по правую, шатер Гу за Глентмениля, соседственного Барона, которого один из предков был Генерал-Интендантом Английским при завоевателе и сыне его Вильгельме Рыжем; правее его шатра находился шатер Ральфа Випонта, Рыцаря Иоанна Иерусалимского, владевшого старинными поместьями близ Ашби. От ворот к площадке вела широкая и неприметно возвышающаяся дорога, огражденная с обеих сторон, равно как и площадка, палисадом. Подобная же дорога шла от северных ворот к площадке, на которой собирались Рыцари вызывающие.

Вокруг всего поприща возвышались галлерея, украшенные коврами и снабженные стульями и подушками, назначаемые для знатных дворян обоего пола, желающих присутствовать при рыцарских упражнениях; пониже галлерей отделено было некоторое пространство, для зрителей средняго состояния, подобно партеру наших театров. Все возвышения луга вокруг поприща, с которых можно было видеть оное чрез галлереи, были покрыты народом, помещавшимся, сверх того, на ближних деревьях и даже на отстоящей на некоторое разстояние колокольне. На восточной стороне поприща, по средине, возвышалась галлерея, украшенная богатее прочих, на которой видим был род трона под балдахином с Английским гербом; она предназначалась для Принца Иоанна и его свиты, и была окружена оруженосцами, пажами и телохранителями, великолепно одетыми. Против нее, на западной стороне поприща, возвышалась подобная же галлерея, украшенная, может быть, не так великолепно, как Принцева, но с лучшим вкусом. Пажи и молодые девицы, прекраснейшие, каких можно было отыскать, одетые в платье особенного покроя розового и зеленого цвета, окружали трон, которого уборка была тех же цветов. На балдахине, возвышавшемся над троном, разве вались бандероли, с изображениями простреленных и пламенеющих сердец, стрел, луков, колчанов и всех обыкновенных эмблем любви. Надпись крупными золотыми литерами извещала, что этот трон предназначался Царице Красоты и Любви, но еще не было известно её имени.

Зрители всех состояний торопились занимать места и ссорились за оные. Ссоры людей низших классов прекращались посредством тупых концов алебард воинской команды, а неудовольствия высшого сословия разбирались Герольдами и даже Маршалами турнира, Вильгельмом Вивилем и Стефаном Мартивалем, бывшими в полном вооружении и разъезжавшими по площади.

еще в большем против мущин количестве, хотя и можно бы было полагать, что кровопролитие не доставит им удовольствия.

Пространство, назначенное для зрителей ниже галлерей, также наполнилось разночинцами, стрелками и даже дворянами низшого класса, которым или скромность, или бедность не дозволяли домогаться высшого места; при всем том, именно между ими возникла главная ссора.

"Нечестивый жид! - воскликнул старик, которого мечь и золотая цепь доказывали благородство, а одеяние бедность - как ты смеешь, нечестивый, прикасаться к Норманскому дворянину, происходящему от крови Монтдидье?"

Человек, к которому обращалось это вежливое приветствие, был наш прежний знакомец Исаак Иоркский. Он был одет богато и даже великолепно и усиливался поместиться с своею дочерью на лавке. Прекрасная Ревекка, взятая им в Ашби, испугалась, услышав выговоренные слова; но Исаак, хотя мы и видели его прежде покорным и робким, знал, что в настоящем случае не подвергается никакой опасности; что не в публичных местах, не пред соединением всех сословий народа, где и жиды находились под защитою общих законов, должно было ему страшиться злобы и алчности дворян, и что в подобных собраниях всегда выискивался кто-нибудь из Баронов, готовый защитить жида из собственных выгод. Притом Исаак в то время имел и особенные причины быть спокойным: он знал, что на турнир прибудет Принц Иоанн, которому он был лично известен и который тогда вел переговоры с Иоркскими жидами о большем займе денег, под залог земель и драгоценных вещей, ожидая получить главную сумму от Исаака. Все это удостоверяло его в покровительстве Принца в случае надобности, и он продолжал продираться и толкать Норманца, не заботясь о его происхождении. Я малобы старого дворянина обратили на него внимание его соседей, между которыми, один стрелок, одетый в зеленое платье с поясом, украшенным серебреною пряжкою, вооруженный шести-футовым луком и двенадцатью стрелами, вдруг оборотился к жиду и сказал ему: "Не забудь, что все твое богатство, которое ты высосал из несчастных жертв своей алчности, только могло тебя надуть подобию пауку, на которого не обращают внимания, когда он сидит в темном углу, но которого немедленно раздавливают, ежели он покажется на свет."

Эти слова, выговоренные твердым и угрожающим голосом, на Англо-Саксонском языке, поколебали спокойствие жида, который без сомнения удалился бы от столь опасного соседства, ежели бы в это самое время не обратилось общее внимание на Принца Иоанна, въезжавшого на поприще в сопровождении многочисленной свиты, состоявшей из Рыцарей, придворных чиновников и проч. В числе оных были главные начальники нанимаемых им войск, Бароны разоряющие своих соседей, составлявшие всегдашнее его общество, и несколько Рыцарей Храма и Иоанна Иерусалимского.

что последствия этой распри были причиною, что неоднократные победы, одержанные Ричардом, не принесли никакой пользы, что он не овладел Иерусалимом, и что, при всей славе, которою себя покрыл, достиг только до заключения ненадежного перемирия с Султаном Саладином. Рыцари Храма и Иоанна Иерусалимского, в Англии и Нормандии, руководствовались теми же политическими видами, принимали сторону Иоанна и не имели причин желать ни возвращения Ричарда в Англию, ни возшествия на престол его законного наследника Артура. Принц Иоанн ненавидел и презирал остававшияся в Англии Саксонския Фамилии, и не упускал случая к их унижению и обиде, потому что ему известно было их к нему нерасположение, которое они разделяли с прочими состояниями, опасавшимися, чтоб он еще более не стеснил их прав.

Принц Иоанн, последуемый своею блистательною свитою, одетый в вышитое золотом шелковое алого цвета платье, в шапке опушенной драгоценным мехом и украшенной дорогими каменьями, из под которой развевалис по плечам длинные, виющиеся локонами, волосы, и держащий на руке сокола, скакал на быстром сером коне вдоль поприща, и останавливался пред каждою галлерею, в которой находил красавиц, достойных своего внимания.

Самые те люди, которые видели в лице Иоанна дерзость, соединенную с непомерною надменностию и с совершенным равнодушием к общему о нем мнению, не могли отказать ему в красоте и правильности лица, одаренного от природы выражением откровенности и чистосердечия, равно как в ловкости и в искусстве быть ласковым, хотя не без принуждения. Эти обманчивые признаки часто принимаются за благородство характера, в то время, как в самом деле они доказывают равнодушие дерзкого человека, которых знав преимущества, даваемые ему рождением, богатством и прочими подобными выгодами, не заботится о достоинствах; что ж касается до людей, разсматривающих вещи с такою подробностию, составляющих обыкновенно большую часть общества, для них достаточно было увидеть богатство одежды и драгоценность каменьев, украшавших Принца, его сафьянные сапоги с золотыми шпорами и ловкость, с которою он сидел на своем коне, чтоб оглушить его приветственными восклицаниями.

Принц, с самого въезда своего на поприще, заметил ссору Исаака, и с удовольствием обратил глаза на прекрасную Ревекку, прижавшуюся в страхе к своему отцу.

Ревекка в глазах и столь опытного знатока, как Иоанн, могла спорить в прелестях с надменнейшими из Английских красавиц: род восточного наряда, употребляемого Иудеянками, выказывал красоту прелестной её талии, а шелковая желтая чалма возвышала нежность лица её, несколько смугловатого; черные глаза, тонкия высокия брови, зубы подобные лучшему жемчугу, длинные черные волосы, виющиеся локонами и развевающиеея над шеею и грудью, которые могли бы служить образцом ваятелю; богатое шелковое платье из Персидской ткани, на которой по пурпуровой земле вышиты были разными шелками цветы в натуральном их виде, словом, все представляло в ней соединение прелестей, неуступающих ни в чем красоте дам, находившихся в галлереях. В дополнение к тому, жаркое время особенно благоприятствовало взорам обожателей красоты: оно принудило Ревекку оставить незастегнутыми у платья три верхния золотые пуговицы, украшенные жемчугом, что более открыло её драгоценные брилиантовые серги и ожерелье. Страусово перо колебалось над её чалмою и было пристегнуто бриллиантовою пряжкою. Гордые красавицы, занимавшия галлереи, критиковали прелестную Иудеянку, а внутренно завидовали и её красоте, и её наряду.

"Вот мой Мамон нечестивый, - сказал Принц - мой Князь сребреников и Барон золотых монет. Он спорит о месте с бедняком, у которого в прорванных карманах нет ни шелеха. Клянусь, что мой Генерал-Казначей и его прекрасная подруга будут иметь место в верхней галлерее. Кто эта молодая особа, Исаак? - спросил он Иудеянина, подъехав к нему - дочь твоя, или жена, эта восточная Гурия, которую ты держишь за руку?" "Дочь моя, Ревекка." Отвечал Исаак без малейшей застенчивости и нимало несмешавшись вопросом столь же насмешливым, как и вежливым.

"Тем лучше; - сказал Иоанн, громко засмеявшись, что не упустили повторить и все его окружающие - во все равно, дочь ли она твоя, или жена, ей надобно иметь место достойное её красоты. Кто в этой галлерее? Тут одни Саксонцы. Пусть они потеснятся и дадут место Королю ростовщиков и его прелестной дочери."

Занимавшие эту галлерею, были: Цедрик Саксонец с семейством своим и другом, союзником и соседом Ательстаном Конингсбургским, потомком последняго из Королей Саксонского поколения в Англии, отлично уважаемым всеми Саксонцами северной части Королевства. Ательстан, вместе с кровию своих предков, наследовал многия из их недостатков: он, хотя и был молод и имел приятную наружность и крепкое сложение, но лице его было без души, глаза без выразительности, походка тяжела и, притом, был столь медлителен, даже в самых маловажных случаях, что, подобно одному из своих предков, получил прозвание Друзья его, преданные ему также как Цедрик, и бывшие в большом количестве, утверждали, что причина его медлительности заключается не в недостатке ума, или неустрашимости, но в особенном свойстве его характера; другие же приписывали оную неумеренному употреблению крепких напитков, бывшему наследственною его болезнию, и необыкновенному его аппетиту, и полагали, что замечаемые в его поведении признаки доброты, великодушия и храбрости уподоблялись нескольким полезным былинкам, производимым природою посреди вредных, или безполезных растений на земле, которая могла бы быть плодоносною, ежели бы была удобрена. Этому-то человеку, столь уваженному всеми Саксонцами, Принц приказывал повелительным голосом дать место Исааку и Ревекке, что, по обычаям и образу мыслей того времени, было для Ательстана величайшею обидою.

Он, не решаясь как поступишь в этом случае, оставался неподвижным, уставив на Иоанна с удивлением свои большие серые глаза, и сделав из себя самую комическую Фигуру; но непреклонный Иоанн нимало не был расположен смеяться.

"Маврикий Браси! этот Саксонец не слышит, или не хочет слышать, что я говорю. Ссадите его копьем." Сказал Принц стоявшему близ его Рыцарю, принадлежавшему к числу начальников его вольных воинов, то есть, наемников, вступавших в службу

Это повеление произвело некоторый ропот в самой свите Принца; но Маврикий, не заботясь ни о чем, кроме исполнения своей должности, поднял копье и исполнил бы данное ему от Иоанна повеление прежде нежели бы Ательстан нерешительный решился отсторониться; но Цедрик, который был столь же скор в соображении, сколь друг его медлителен, выхватил проворно из ножен свой охотничий нож и пересек древку Маврикиева копья, которого железное острие упало на землю.

Принц вспыхнул от гнева, и непременно прибегнул бы к строгости, ежелибы просьбы окружающих его и восклицания народа, одобрявшого поступок Цедрика, его не удержали. Он гневно поглядел вокруг себя, как бы искав жертвы для удовлетворения своему неудовольствию с меньшим затруднением, и взор его остановился на стрелке, о котором мы уже упоминали, и который, не страшась грозных взглядов Иоанна, продолжал громкими восклицаниями одобрять поступок Цедрика.

"К чему такия восклицания?" Спросил Иоанн.

"Я всегда одобряю искусный и сильный удар, равно как и меткий выстрел." Отвечал стрелок.

"Право! и ты, без сомнения, попадешь верно в цель?"

"Надеюсь, что попаду, в надлежащем разстоянии."

"Он попадет в Ваттиррельский шпиц во сте шагах." Сказал кто-то за ним.

"Я очень хочу видеть искусство этого человека, который с таким жаром одобряет действия других." Сказал Иоанн.

"Я не боюсь испытания." Отвечал стрелок, с непоколебимым спокойствием.

"Что касается до вас, Саксонцы, - продолжал Принц - сейчас дайте место жиду. Клянусь солнцем, нас освещающим, что он будет сидеть между вами, ежели я это уже приказал."

"Нет, Государь! нам неприлично сидеть с сильными земли." Сказал Исаак, которого честолюбие, хотя и очень подстрекало домогаться места близ обеднявшого потомка Монтдидье, но не простиралось до желания войти в ссору с богатыми Саксонцами.

"Повинуйся, нечистивый! моим повелениям." Вскричал Иоанн.

После сего, Исаак начал карабкаться с своего дочерью на ступени, ведущия на галлерею.

"Я посмотрю, кто осмелится их остановить?" Сказал Принц, взглянув на Цедрика, которого вид предвещал его решительность сбросить их с галлереи.

Но это было предупреждено дураком Вамбою, который вскричал в ответ на угрожающия слова Принца: "Я их остановлю." И немедленно стал против Исаака, обращая в тоже время над головою свой деревянный мечь. Исаак попятился и, оступившись, покатился вниз. Все зрители громко засмеялись, и сам Принц захохотал, позабыв свой гнев.

"Послушай, брат, ваше Высочество! - сказал Вамба, показывая свой деревянный мечь - прикажи мне выдать награду за победу; я победил моего неприятеля."

"Кто ты, благородный, храбрый витязь?" Спросил Принц продолжая смеяться.

"Дурак, по праву рождения; имя мое Вамба, я сын Витлесса, внук Витербрена {Witless, значит безумный; Weatherbrain, безмозглый.}, правнук Альдермана."

"Очистите ж место для жида и его дочери внизу; не справедливо бы было помещать побежденных рядом с победителями." Сказал Принц, который, может быть, не совсем был не доволен, что нашел предлог отменить -свое прежнее приказание.

"Дурак, - сказал Принц - ты меня разсмешил, надобно тебя наградить. Исаак, дай мне несколько денег." Исаак был поражен этим требованием, но не смел не исполнить оного; он медленно взялся за мешок, бывший у него при поясе, размышляя, может быть, о том, сколько именно монет должны составить требуемые несколько денег.

В это время, Принц с нетерпением выхватил у него мешок из рук и, вынув из него несколько золотых монет, бросил их Вамбе; мешок же, с оставшимися деньгами, удержал у себя и поехал далее.