Ивангое, или Возвращение из Крестовых походов.
Часть вторая.
Глава III

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Ивангое, или Возвращение из Крестовых походов. Часть вторая. Глава III (старая орфография)

Глава III.

Праздник у Принца Иоанна назначен был во дворце в городе, Ашби. Этот дворец не имел сходства с тем, которого величественные развалины в сем городе еще и ныне привлекают внимание путешественников и который был построен Лордом Гастингсом, Английским Обер-Камергером, одним из первых жертв Ричарда III. Город Ашби и находящийся в оном дворец, в то время, в которое происходили повествуемые нами события, принадлежали Рожеру Квинси, Графу Винчестерскому, бывшему тогда в Палестине. Принц Иоанн жил в его дворце и располагал его владениями без малейшого препятствия. Он желал ослепить великолепием гостей своих и приказал ничего не щадить для сделания праздника, сколь можно, блистательнейшим.

Чиновники, к должности которых принадлежало заготовление припасов, поступали в подобных случаях самовластно: они забирали в окрестности все, что требовалось для стола Принцева.

Иоанн пригласил множество гостей. Обстоятельства поставляли его в необходимость искать общого к себе расположения и он желал угостит не только Норманцев, живших в Ашби, но и многих знатных Саксонцев и Датчан.

Принц, по сим уважениям, решился принять редко бывавших у него гостей с вежливостию и ласкою, к которым они не были приучены; но хотя пожертвование своим мнением выгодам и притворство ничего не значили для Иоанна, опрометчивость его и дерзость всегда являлись для уничтожения успехов его коварства.

Он представил сильное доказательство сих недостатков, когда был отправлен отцем своим Генрихом II в Ирландию для снискания расположения в свою пользу жителей сего королевства, присоединенного в то время к Англии. Знатнейшие Ирландцы после шили явиться с почтением к юному Принцу и представишь ему поцелуй мира; Иоанн же и благоразумные его царедворцы, вместо сделания ласкового им приема, начали таскать их за длинные бороды, что, как можно легко себе представить, возбудило в Ирландии величайшее негодование. Мы приводим этот пример для того, чтоб читатели сами могли судить о характере и безпрестанных безразсудностях Иоанна, и не были бы удивлены поступками его во время пира с созванными им гостями.

Он принял Цедрика и Ательстана с особенным отличием и изъявил сожаление в самых обязательных выражениях, услышав от первого, что слабость здоровья препятствовала Лэди Ровене приехать по приглашению. Цедрик и Ательстан одеты были в"старинное Саксонское платье, которое хотя не представляло ничего странного, но столь много отличалось от платья прочих гостей, что Принц Иоанн вменил себе в большее достоинство, что удержался от смеха, глядя на этот старомодный наряд.

Между тем, для людей, которые смотрели на оный без предубеждения, короткое и узкое платье Саксонцев, покрытое длинною епанчею, могло казаться приятнее для глаз и несравненно покойнее платья Норманцев, носивших род длинной и широкой рубашки и, сверх оной, короткий плащ, который. не мог их защищать ни от холода, ни от дождя и который, казалось, делался только для того, чтоб облепить его, сколь можно более, драгоценным мехом, и шитьем. Император Карл Великий, видев всю неудобность этого наряда, говорил: "К чему служат эти короткие плащи? в постеле ими не возможно одеться; на лошади не возможно защититься ни от дождя, ни от ветра; сидя, нет средства закрыть ног ни от холоду, ни от сырости."Между тем, вопреки сему заключению, короткие плащи оставались в моде до того времени, о котором мы повествуем, и особенно у государей дома Анжуйского. Все царедворцы Иоанна носили оные и не упускали случая смеяться над длинными епанчами Саксонцев.

профессоры гастрономии нашего времени, давая кушаньям вид, препятствующий узнать, из чего они составлены. Разного рода пирожные и конфекты, которые, в то время, можно было видишь только на столах знатнейшого дворянства, льстили глазам красотою своего вида, и лучшия вины, разставленные в порядке, дополняли картину.

Нерманцы вообще были умеренны; они были разборчивы в кушаньи, но избегали излишества; о Саксонцах же этого сказать было не возможно. Впрочем, Принц Иоанн, равно как и подражавшие ему, любил хороший стол, и известно, что самая смерть его последовала от неумеренности: большое количество съеденных им персиков и выпитого сервуаза было причиною оной.

сообщали тайно друг другу свои замечания. Известно, что нарушение благопристойности и даже дурное поведение легче извиняются в обществе, нежели несоблюдение принятых обычаев. На пример: Цедрик, который утирал руки салфеткою, вместо того, чтоб ожидать, пока высохнут пальцы, подняв их вверх и перебирая ими с приятностию, казался несравненно страннее Ательстана, который, не дожидаясь очереди, придвинул к себе огромный пирог, с самою дорогою начинкою, и овладел им один, не заботясь о прочих гостях. Когда же, по внимательном разсмотрении, заметили, что Тан Конингсбургский даже не знал, что ел с таким аппетитом, и почитал соловьев и прочих дорогих птиц за голубей и жаворонков, тогда невежество его сделалось предметом насмешек и Порицания, которое он более заслуживал своею чрезвычайною неумеренностию.

По окончании обеда, принялись за вина, и гости начали разговаривать о турнире и о подвигах каждого Рыцаря; о неизвестном стрелке, победившем прочих; о черном Рыцаре, уклонившемся от заслуженной им почести; наконец о храбром Ивангое, который столь дорого купил честь быть победителем. В разговоре царствовала истинно военная откровенность, шутки и острые слова лились рекою. Принц Иоанн, казалось, один не принимал участия в общей веселости; неприятные размышления занимали его совершенно, и он не прежде обратил внимание на происходящее вокруг его, как в то время, когда один из царедворцев извлек его из задумчивости, после чего, он встал, наполнил свой кубок, и сказал отрывисто:

"Выпьем за здоровье Вильфрида Ивангое, победителя на турнире. Мы сожалеем, что рана не дозволила ему сделать чести нашему празднику своим присутствием. Я прошу всех выпить за его здоровье и в особенности почтенного Цедрика Ротервудского, достойного отца этого молодого человека, подающого большие надежды." Сказав это, он выпил весь кубок, как бы желая ободришь себя.

"Нет, Государь! - отвечал Цедрик, встав и поставя на место кубок, попив из него - я не называю сыном того, который презирает мои повеления, и который не соблюдает нравов и обычаев своих предков."

"Не возможно, - сказал Принц, показав притворно удивление - чтобы столь храбрый Рыцарь был непослушным сыном."

"Между тем, Вид, фрид томно таков. - сказал Цедрик - Он оставил мое уединенное жилище, для разделения дворских удовольствий с вашим братом. Т*ам он научился этой ловкости и искусству сражаться, которым вы так удивляетесь. Он оставил мой дом против моей воли и вопреки моим приказаниям. Подобный поступок, во времена Алфреда, назвали бы ослушанием, преступлением, которое наказывалось с величайшею строгостию." "Увы! - сказал Принц, принужденно вздохнув - когда сын ваш был при дворе моего брата, то не нужно спрашивать, где, или от кого научился он не повиноваться своему родителю." Так говорил Принц, забывая безсомнения, что ежели Генрих II имел причину жаловаться и на всех своих детей, но никто из них, более его, не заслуживал того своею неблагодарностию и возмутительностию.

"Кажется, - продолжал Иоанн, помолчав - что мой брат полагал своему любимцу дать владение Ивангое?

"Он и дал ему оное, - отвечал Цедрик - Hо сын мой унизился до того, что, как подданный, принял то владение, которое принадлежало его предкам, и которым они владели свободно и ни от кого независимо. В глазах моих это составляет одну из главных его вин."

"Итак вы не будете против того, достойный Цедрик! - сказал Принц - чтоб мы отдали это владение такому человеку, который не сочтет для себя унизительным получить его от управляющого Англиею? Рыцарь Регинальд Фрондбеф! - прибавиль он - я надеюсь, что вы постараетесь удержать это владение, дабы Рыцарь Вильфрид Ивангое не сделал неудовольствия своему родителю вступлением в распоряжение оным."

"Клянусь! - сказал Регинальд, нахмурив свои черные брови - что я соглашусь скорее, чтоб меня почитали Саксонцем, нежели допущу, чтоб когда-нибудь Цедрик, или Вильфрид, или кто другой из их рода, отнял у меня подарок, сделанный Вашим Высочеством."

"Ежели тебя кто сочтет Саксонцем, - сказал Цедрик, обиженный выражением, которое часто употребляли Норманцы для изъявления презрения к Англичанам - тот сделает тебе честь, столь же великую, как и мало тобою заслуженную."

Регинальд хотел отвечать, но нетерпеливость и опрометчивость Принца его предупредили.

"По чести, - сказал он - почтенный Цедрик говорит истину: он и его поколение имеют преимущество пред нами и по длине своей родословной и по длине своих епанчей."

"Да, - сказал Филипп Мальвуазин - они бегут от нас, как дикия козы от собак."

"И имеют неоспоримые права на первенство пред нами по многим основаниям, даже по благородству и приятности своего обращения." Присовокупил Регинальд.

"И по своей особенной умеренности." Прибавил Маврикий Браси, забыв о намерении Принца женить его на Саксонке.

"Не говоря уже о их храбрости, оказанной ими на Гастингском и прочих сражениях." Сказал Бриан Буа-Гильберт.

Между тем, как царедворцы подражали Принцу, стараясь один перед другим забавляться на счет Цедрика, Саксонец, пылая гневом, смотрел на них страшными глазами, но молчал, как бы остановляемый быстротою их разговора, и уподоблялся разъяренному быку, окруженному пущенными на него собаками, разсматривающему еще, на которую из них броситься; наконец он обратился к Принцу Иоанну, как к главному виновнику нанесенной ему обиды и сказал прерывающимся от гнева голосом:

"Каковы бы ни были недостатки, или пороки нашего поколения, совсем тем, Саксонцы назвали бы того nidering, (унизительнейшее название) кто, в собственном своем доме, за собственным своим столом поступил бы с гостем своим, несделавшим ему ни малейшей обиды, так, как теперь поступили со мною при Вашем Высочестве; и сколь ни велика была неудача наших предков в долинах Гастингских, о ней не должно бы было упоминать здесь, покрайней мере тем, (тут он взглянул на Регинальда и Бриана) которые, на несколько пред сим часов, сами сброшены были с седла Саксонцем."

"Почести, это остро сказано. - сказал Принц - Не правда ли, господа? В настоящее безпокойное время наши подданные Саксонцы ободряются; они начинают забавляться, делаться смелее, и мне кажется, что нам остается сесть на свои корабли и возвратиться в Нормандию."'

"Боясь Саксонцев, - сказал засмеявшись Маврикий - этих медведей, для прощания которых в лес достаточно одних наших охотничьих копий?"

"Перестаньте шутить, г. Рыцарь? - сказал Вальдемар Маврикию; потом оборотившись к Принцу, продолжал: - "Я думаю, что Ваше Высочество уверите почтенного Цедрика, что все эти слова, которые могут показаться несколько жесткими для чужестранца, не что иное, как шутка, и что никто из нас не имел намерения обижать его."

"Обижать! - сказал Принц, приняв вежливый и ласковый тон - Нет, я бы этого никогда не дозволил в моем присутствии. Господа! почтенный Цедрик не желает пить за здоровье своего сына, итак я пью за здоровье самогб достойного Цедрика."

чтоб ласковые приветствия могли заставить его забыть сделанную ему обиду. Совсем тем, он молчал, и Принц предложил здоровье Ательстана.

"Теперь, господа! - сказал Принц которого голова начала уже несколько разгорячаться от вина - когда мы сделали вежливость нашим гостям, справедливость требует, чтоб и они отвечали нам тем же. Почтенный Тан! - прибавил он, обращаясь к Цедрику - позвольте вас просить, чтоб вы выговорили имя какого-нибудь Норманца, менее прочих вам противное, и потопили бы в этом кубке всю неприятность, которую сделает вам произнесение этого имени."

Вальдемар встал во время разговора Принца и, подошед сзади к Цедрику, убеждал его употребить этот случай для уничтожения всех неудовольствий между обеими поколениями, и наименовать Принца Иоанна. Саксонец ничего не отвечал, но встав и наполнив свой кубок, сказал Принцу: "Ваше Высочество приказываете мне выговорить имя Норманца, за здоровье которого я не краснея могу выпить. Это повеление трудно исполнить, потому что оно есть приказание невольнику прославлять пленившого его, побежденному, обремененному всем злом, следующим за порабощением, прославлять своего победителя; при всем том, я соглашаюсь это сделать: я наименую Норманца, первого по званию и по храбрости, лучшого и благороднейшого из своего поколения, и кто откажется повторить его имя, того я назову трусом и безчестным; что готов подтвердить, жертвуя моею жизнию. Господа Рыцари! за здоровье Ричарда львиного сердца!"

Принц Иоанн, ожидавший, что его имя будет окончанием речи Цедрика, содрогнулся, услышав столь неожиданно имя своего несчастного брата; он поднес к губам кубок и немедленно опять поставил его на стол, желая видеть, какое действие произведет над присутствующими это неожиданное предложение. Многие опытные придворные повторили в точности тоже, что сделал Принц, поднесли к губам кубки, и тотчас опять их поставили на стол; другие же, увлеченные чувством более возвышенным, воскликнули с восторгом: "Да здравствует Король Ричард, и да не замедлит к нам возвратиться!" А некоторые даже не прикоснулись к своим кубкам, как Регинальд Фрондбеф и Бриан Буа-Гильберт, но никто не осмелился воспротивиться питью за здоровье Ричарда.

"Встанем; мы довольно времени сидели за столом, потому что отвечали уже на вежливость Принца, исполнившого так хорошо обязанности гостеприимства в отношении к нам. Те, которые пожелают более узнать грубые обычаи Саксонцев, могут пожаловать к нам в жилища наших предков, из которых мы не будем более выезжать; теперь мы уже знаем праздники Принцев и Норманскую вежливость."

С сими словами он встал и вышел, последуемый Ательстаном и многими из гостей Саксонского происхождения, кои почитали себя обиженными насмешками Принца Иоанна и его царедворцев.

"Посмотрите, - сказал Принц, по выходе их - эти Саксонцы взяли над нами верх, они вышли победителями"

Скоро все гости разъехались, изключая составляющих свиту Принца Иоанна, или объявивших себя открыто на его стороне.

"Вот последствия ваших советов: - сказал Принц, взглянув сердито на Вальдемара - Сумазбродный Саксонец, за моим столом, говорит мне грубости, и при одном имени моего брата, все от меня бегут, как от чумы."

"Не меня, - отвечал Вальдемар - а собственное ваше неблагоразумие должно в том обвинять; но теперь не время заниматься этим; мы с Маврикием их найдем и дадим им почувствовать, что они забылись."

"Это безполезно, - сказал Иоанн, ходя скоро по комнате большими шагами, с безпокойством, которому отчасти было причиною и вино - это безполезно: они видели надпись на стене, заметили след льва на песке, слышали рыкание его, раздающееся в дебрях; ничто уже несильно истребишь их робости."

"Дай Бог, чтоб что-нибудь истребило его собственную трусость; - сказал Вальдемар Маврикию - одно имя Ричарда приводит его в трепет. Сколь достойны сожаления помощники робкого и нерешительного ни на добро, ни на зло человека!"