Ивангое, или Возвращение из Крестовых походов.
Часть четвертая.
Глава I

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Ивангое, или Возвращение из Крестовых походов. Часть четвертая. Глава I (старая орфография)

ИВАНГОЕ
ИЛИ
ВОЗВРАЩЕНИЕ
ИЗ
КРЕСТОВЫХ ПОХОДОВ.

Сочинение .

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

САНКТПЕТЕРБУРГ.
В Типографии А. Смирдина.
1826.

с тем, чтобы по напечатании, до выпуска из Типографии, представлены были в С. Петербургский Цензурный Комитет семь экземпляров сей книги, для препровождения куда следует, на основании узаконений. С. Петербург, 16 Марта 1825.

Теперь нам следует обратить внимание на Исаака Иоркского. Он ехал на полученном от Локслея муле к командорству Темплестовскому, в сопровождении данных ему двух стрелков, и надеялся прежде наступления ночи доехать до оного. Проехав лес, он отпустил своих проводников; дал каждому из них по серебреной монете, и, понуждая своего мула, поспешала, вперед, сколько дозволяла его слабость. Не доезжая миль пяти до Темплестова, силы его совершенно оставили, и телесные страдания, увеличиваемые душевным безпокойством, принудили его остановиться в небольшом городке, в котором жил знакомый ему Раввин, известный познаниями своими в лечении болезней. Нафан-Бен-Израиль не отказал больному соотечественнику в гостеприимстве. Он уговорил Исаака успокоиться и употребил нужные средства для прекращения начинавшейся уже в нем горячки, произведенной страхом, изнурением и огорчением.

"Мне необходимо нужно ныне быть в Темплестове; - отвечал Исаак - дело идет о том, что мне дороже жизни."

"В Темплестове? - повторил Нафан, с удивлением и пощупав у него пульс - В нем нет жара, а кажется он бредит!"

"Почему же мне не возможно быть в Темплестове? - сказал Исаак - Я знаю, что живущие там презирают Иудееве и даже гнушаются ими; но тебе известно, что торговые дела не редко заставляют нас посещать командорства Рыцарей Рыцарей Иоанна Иерусалимского."

"Все это справедливо, по разве ты не знаешь, что Лука Бомануар, начальник их Ордена, их Великий Магистр, как они его называют, теперь сам в Темплестове?"

"Нет, я этого не знал. Последния письма из Парижа уведомляли меня, что он еще там хлопочет о получении от Короля Филиппа вспомоществования против Саладина."

"Он приехал в Англию неожиданно, для отмщения и наказания. Раздраженный поведением Рыцарей своего Ордена, не соблюдающих своих обетов, он устрашил Рыцарей, находящихся в Темплестове, своим приездом. Слыхал ты о нем?"

"Как не слыхать. Он, говорят, человек жестокий, готовый все предать огню и мечу за малейшее отступление от правил их Ордена, пылающий ненавистию к Магометанам и преследующий нас, Иудеев."

"Он таков и есть. Прочие Рыцари Храма дозволяют себе увлекаться приятностями удовольствия, соблазняются золотом; но Лука Бомануар совсем иных свойств: он неприятель всех чувственных удовольствии, презирает богатство, желает мученического венца и более всех вооружается на поколение Иуды, полагая истребление Иудеянина также, как и Магометанина, приятною жертвою для Неба. Он разсеял неслыханные клеветы о наших лекарствах и называет их изобретенными сатаною."

"Совсем тем, хотя бы Темплестов превратился для меня в огненную печь, мне должно там быть."

Исаак объяснил Нафану причину своего путешествия. Раввин выслушал его со вниманием, и изъявил участие в его горести, разодрав, по обычаю их поколения, свое платье и воскликнув: "Бедная девица! бедная девица!"

"Теперь, ты видишь, - сказал Исаак - что мне надобно поспешить; присутствие же начальника Ордена может еще помочь мне в получении обратно моей дочери."

"Итак ступай, но будь осторожен. Я желаю тебе успеха и советую избегать свидания с Боману аром, потому что он почитает величайшим для себя удовольствием изъявлять, при всяком случае, свою ненависть к нашему поколению. Ежели бы тебе удалось переговоришь наедине с Брианом, то, может быть, он и возвратил бы тебе Ревекку, тем более, что между братьями этого командорства нет большого дружества. Я надеюсь, что тебе ее отдадут, и ты с нею возвратись ко мне, как к отцу своему, и разскажи о том, что произойдет." Исаак отправился и скоро доехал до Темплестова, находившагося посреди прекрасной равнины и хорошо укрепленного сообразно обстоятельствам того времени. Два воина, в черной одежде, стояли на часах у подъемного моста и были вооружены алебардами; другие два, в таком же погребальном наряде, находились на стене и казались более привидениями, нежели воинами: этот наряд присвоен был низшим офицерам Ордена с того времени, как ложные братья, нарядившись в белую одежду Рыцарей Храма, посрамили Орден своим поведением в горах Палестинских. Иногда Рыцарь, в длинной белой одежде, проходил чрез двор с поникшею главою и сложенными крестообразно на груди руками. Встречаясь с другим Рыцарем, он кланялся в молчании с важным видом, потому что по правилам Ордена, без нужды не дозволялось нарушать молчания. Одним еловом, непоколебимая монастырская строгость Ордена Храмовых Рыцарей воцарилась в этом командорстве, под неослабным надзором Луки Бомануара, вместо бывшого там разврата.

Исаак приостановился у ворот и размышлял о средствах обратить на себя внимание, потому что настоящее положение жителей командорства не менее было для него опасно, как и безпорядки, в которых они утопали прежде, и что в настоящем случае вера его также могла быть причиною неприятных для него последствий, как прежде богатство.

В это время Лука Бомануар прохаживался в небольшом саду, находившемся в наружном укреплении замка и разговаривал откровенно с Рыцарем своего Ордена, возвратившимся из Палестины.

Великий Магистр был уже стар, имел длинную седую бороду и такия же густые брови, отенявшия глаза, которых время не ослабило еще огня. Он был непобедимый Рыцарь, черты лица его изображали решительность неустрашимого человека и непоколебимость преследователя иноверцев, соединенные впрочем с некоторым благородством, не смотря на изнурение, произведенное постною жизнию; что, без сомнения, было последствием его почтенного звания, поставлявшого его в сношении с владетелями и коронованными особами, и привычки неограниченно повелевать над подчиненными ему, по постановлениям Ордена, храбрыми и знатного происхождения Рыцарями. Походка его была гордая и величественная, и годы не сгорбили еще его стана. Он был одет в епанчу из белой шерстяной материи, сшитую вточности по правилам и украшенную, на правом плече, осмиконечным крестом из красного сукна, которая не была подложена ни горностаевым и никаким драгоценным мехом. Под оною, по старости своих лет, он имел другое платье на овчинном меху, употребление которого дозволялось правилами Ордена, воспрещавшими употребление дорогих мехов, составлявших в том веке главнейший предмет роскоши. Он держал в руках или повелительный жезл, с которым изображены многие Рыцари Храма, и на верхнем конце которого делался плоский шарик с крестом их Ордена, находящимся в кругу. Рыцарь, бывший с Великим Магистром в саду, имел на себе такую же одежду; но почтительный его вид доказывал, что он был равен Бомануару только одним нарядом; он имел звание Командора, и, прохаживаясь с своим начальником, шел несколько позади его.

"Конрад! - сказал ему Великий Магистр - любезный сотрудник мой и сослуживец! Одному тебе могу я вверить свои огорчения, на одну твою верность могу положиться. По возвращении моем сюда, неоднократно уже желал я спать сном праведных. Исключая гробниц братьев наших, находящихся под огромными сводами соборной нашей церкви, во всей Англии глаза мои не встречали предмета, на котором бы могли остановиться с удовольствием. "Храбрый Роберт Росс! достойный Вильгельм Марешаль! - воскликнул я мысленно, смотря на изображения этих неустрашимых воинов Креста, изсеченные на камнях, покрывающих их остатки - Откройте ваши гробницы и сделайте участником вкушаемого вами покоя брата вашего, изнемогающого и готового лучше сразиться со сто тысячами неверных, нежели быть свидетелем упадка нашего Святого Ордена."

"Это совершенная истина, - отвечал Конрад Монтфишет - что поведение наших братьев здесь еще хуже, нежели в самой Франции."

"Это от того, что они здесь еще богатее. - отвечал Великий Магистр - Прости мне, любезный брат, ежели я иногда хвалю себя. Ты знаешь мой образ жизни, я всегда подаю собою пример повиновения нашим правилам, сражаюсь с воплощенными злыми духами, поражаю их, где ни встречаю, как человек твердый в законе, и как истинный Рыцарь; по клянусь усердием моим, истощившим всю сущность моей жизни, что исключая тебя и очень немногих из наших братьев, я не нахожу никого достойным этого священного названия. Что повелевают наши постановления и как они сохраняются нашими братьями? Рыцари Храма не должны украшать себя никаким светским нарядом, не должны носишь ни перьев на шлемах, ни золотых шпор; а между тем, кто наряжается богатее убогих воинов Храма? Им воспрещается ловить однех птиц другими, травить оленей, трубишь в рог, стрелять красного зверя из лука и из арбалета; а кто теперь имеет лучших, нежели они, соколов? Кто с большею запальчивостию преследует в лесах оленей? Кто имеет более опыта и искусства в охоте? Им не дозволяется читать светския книги без разрешения их начальника; им повелевается истреблять ересь и чародейство: а их обвиняют даже в изучении тайн волшебства у Срацинов и проклятой кабалистики у презренных Иудеев. Им предписывается пост и воздержание; но у них на столе всегда самые лакомые кушанья, и вместо воды, единственного питья, им дозволенного, они столько употребляют крепких напитков, что невоздержность их вошла в пословицу. Самый этот сад, наполненный редкими произрастениями, привезенными из отдаленнейших мест, более приличен, гарему неверного Эмира, нежели монастырю, в котором иноки должны заниматься произращением, только потребных им в пищу трав. Ах! я боюсь, чтоб безпорядок еще более не усилился. Ты знаешь, что воспрещено приобщать к нашему Ордену женщин, присоединяемых к оному в начале его установления, и что последним параграфом нашив правил не дозволяется даже нам целовать матерей и сестр своих.... Я стыжусь говорить, стыжусь воображать, до какой степени и с какою быстротою распространилось развращение между нашими братьями. Стены Храма осквернены, заразительная проказа в них водворилась, воины Креста, долженствующие убегать от взгляда женщины, как от взора Василиска, живут явно в грехе, не только с единоверными, но даже с проклятыми язычницами и Иудеянками. Но я очищу Храм и исторгну из стен его камни, зараженные развратом"

"Удостойте обратить внимание, почтеннейший Великий Магистр, - сказал Конрад - на время и привычку, укоренившия злоупотребления, и на необходимость тем более употребить осторожности в исполнении вашего намерения, чем справедливее и нужнее совершение оного."

"Нет, Конрад, я должен действовать внезапно и решительно. Орден близок к своему падению. Безкорыстие и смирение наших предшественников доставили нам могущественных друзей; богатство же наше, роскошь и гордость вооружили прошив нас таких же врагов. Надобно отказаться от богатства, возрождающого к нам зависть; от роскоши, соблазняющей верных братий; и от гордости, противной Христианскому смирению. Надобно обратиться к строгости и чистоте поведения, или, заметь слова мои, Орден наш скоро уничтожится и останется о нем одно воспоминание, подобно остающемуся о процветавших некогда государствах."

"Да не постигнет его подобная участь!"

"Аминь! - сказал Великий Магистр важным голосом - Я тебе повторяю, Конрад, что ни Небо, ни земные власти не в состоянии сносить безпорядков наших братий. Основание здания нашего Ордена уже подрыто со всех сторон, и чем более мы будем увеличивать временную его огромность, тем более обременим его тяжестию, которая ускорит его падение. Надобно нам возвратиться к прежнему порядку, показать себя Рыцарями Креста, жертвующими ему, не только своею жизнию и кровию, но и своими желаниями, своими страстями, своими пороками, и даже своими законными удовольствиями и своими естественными склонностями. Все, дозволенное другим, по этому основанию, должно быть воспрещено Рыцарям Храма."

остановившись перед ним, ожидал дозволения говорить.

"Не приличнее ли - сказал Великий Магистр - видеть Дамьена, одетого скромно и стоящого в почтительном молчании, нежели великолепно и щеголевато наряженного, как он был за несколько дней назад, и говорящого безпрестанно, подобно попугаю? Говори, Дамеен, я дозволяю. Что тебе нужно?"

"Почтеннейший Великий Магистр! к воротам пришел Иудей, он просит дозволения видеть брата Бриана Буа-Гильберта."

"Ты хорошо сделал, что предварил меня о этом. Во время нашего присутствия, каждый Рыцарь есть не более, как простой товарищ, и он должен поступать согласно с волею своего начальника, а не с своею. Нам особенно нужно знать о поведении Бриана." ~ Сказал он Конраду.

"Слава называет его храбрым и неустрашимым." Отвечал Конрад.

"И слава справедлива. - сказал Великий Магистр - В храбрости мы не отстали от наших предков; но Бриан вошел в наш Орден, кажется, только по одним неудовольствиям, встретившимся ему в мире; он всегда был начальником ропщущих, жалующихся и упорствующих против нашей власти, забывая, что наши постановления дают Великому Магистру жезл и бич, для поддержания слабых и для наказания преступников. Дамьен, представь мне этого Иудея."

Дамьен почтительно поклонился и вышел, потом ввел Исаака. Ни один раб, представляемый могущественному Государю, не приближался к подножию трона с таким страхом, как Исаак к Великому Магистру. Вошед, он остановился, не подходя к Бомануару; наконец, получив приказание приближиться, пал пред ним и облобызал землю, в знак своего почтения; потом встал тихо и остановился против него, сложив на груди руки и потупя глаза, подобно- восточному невольнику.

"Удались, Дамьен, - сказал Великий Магистр - и чтоб четыре воина готовы были для исполнения моего повеления, по первому знаку. Не впускай никого в сад до нашего выхода." Дамьен вышел.

"Иудей! - сказал надменно Бомануар - слушай, что я тебе буду говорить. Мне неприлично терять много слов с кем бы то ни было, а с тобою еще менее, нежели с другим! Итак, отвечай коротко на мои вопросы и говори истину, потому что ежели твой язык будет стараться меня обманывать, то я велю его отрезать."

Исаак хотел начать говорить, но Бомануар остановил его.

"Молчи, неверный! не смей иначе говорить в нашем присутствии, как в ответ на наши вопросы. Что у тебя за дела с Брианом Буа-Гильбертом, нашим братом?"

Испуганный Исаак не знал, что сказать. Он боялся откровенно объяснить приключение, ожидая, что его обвинят в унижении Ордена Рыцарей Храма; не объясня же, не мог иметь надежды освободить своей дочери. Бомануар, видя его робость и относя оную к страху, внушаемому его присутствием, удостоил его ободрить.

"Отвечай мне смело, Иудей; не бойся ничего, ежели только будешь говорить правду. Я спрашиваю у тебя: какую ты имеешь надобность видеть брата нашего Бриана?"

"Ежели угодно вашему могуществу, - отвечал Исаак заикаясь - я принес письмо к храброму Рыцарю от почтенного Аймера, Жорвольского Приора."

"Не говорил ли я, что мы живем в печальное время? - сказал Великий Магистр, оборотясь к Конраду - Приор пишет к Рыцарю Храма и не находит ни с кем приличнее прислать свое письмо, кроме презренного жида. Подай мне это письмо."

"Прочь! - вскричал Великий Магистр - Я не прикасаюсь иначе к неверным, как моим мечем. Конрад! возми у него письмо и подай мне."

Бомануар, получив из рук своего Командора письмо, сперва осмотрел надпись, потом хотел его распечатать.

"Почтеннейший Великий Магистр, - сказал Конрад - неужели вы изломаете печать?"

"Почему же нет? Разве не написано в 42-й главе наших правил, что ни один Рыцарь Храма не должен получать письма, хотя бы от своего родного отца, не сообща его Великому Магистру и не прочтя в его присутствии."

"Вот прекрасное письмо, писанное от Христианина к Христианину."

Конрад взял письмо и начал читать про себя.

"Читайте в слух; - сказал Бомануар - а ты, Иудей, слушай ушами; мы потребуем от тебя объяснение того, что туш написано."

Конрад начал читать письмо. Содержание оного было следующее:

"Аймер, Божиею милостию Приор Жорвольского Монастыря, Рыцарю Храма Бриану Буа-Гильберту кланяется. Да наслаждаешесь вы всеми благами, а я теперь в плену у таких людей, которые ничего и никого не страшатся и которые осмелились взять даже и меня. Они мне рассказали о участи, постигшей Регинальда Фрондбефа и о том, что вы скрылись с прекрасною жидовскою волшебницею, которая вас к себе приколдовала. Радуюсь, что вы вне опасности, но прошу вас быть осторожным в отношении к этой Эндорской волшебнице; потому что, как мне известно, ваш Великий Магистр, который не даст выеденого яйца за все черные глаза в свете, возвращается из Нормандии, в намерении прекратить ваши забавы и переменить образ вашей жизни. Богатый Иудей Исаак Иоркский, отец Ревекки, просил меня попросить вас об освобождении её, и я прошу вас и советую вам это сделать. Прощайте. Писано поутру, в разбойничьем вертепе. "

"Что вы об этом скажете, Конрад? - спросил Бомануар - и что он понимает под именем Эндорской волшебницы?" Прибавил он, отведя его к стороне.

"Эти слова, Конрад, - сказал он - объясняют более, нежели ты подозреваешь; ты слишком добр, чтоб сделать другое заключение. Мне известно, что дочь Исаака Иоркского, называющаяся Ревеккою, имела наставницею Марию, о которой ты слыхал. Жид сам в этом сознается - потом, оборотясь к Исааку, сказал - дочь твоя в плену у Бриана Буа-Гильберта?"

"Точно так, почтеннейший Господин! и все, что бедный человек может представить за нее в выкуп....."

"Молчи! отвечай только на то, что у тебя спрашивают. Дочь твоя не занималась ли лечением?"

"Точно так, достойный Господин! Она лечила богатых и бедных, знатных и рабов, Христиан и Иудеев, и все благословляют ее знание. Многие могут вас удостоверить, что были ею вылечены в то время, когда всякое иное человеческое пособие было тщетно."

"Я не сомневаюсь - сказал Магистр Исааку - в том, что дочь твоя производит свои чудесные лечения посредством заговоров, талисманов и таинств кабалистики."

"Нет, храбрый и почтеннейший Господин! главные средства заключаются в мазях и пластырях."

"А кто открыл ей тайну составлять их?"

"Уваженная женщина нашего поколения."

"Имя её? - вскричал гневно Великий Магистр - Имя её?"

"Мария." Отвечал с трепетом Исаак.

"Мария! презренный жид! - вскричал Бомануар - Та ужасная чародейка, которая сожжена на костре и которой пепел развеян. Да постигнет меня и весь мой Орден подобная участь, ежели я не также поступлю с её достойною ученицею. Я научу ее заколдовывать и обворожат Рыцарей Храма. Дамьен! сейчас этого жида вон из замка и да погибнет он, ежели осмелится впредь к нам приблизиться, что ж касается до его дочери, мы поступим с нею, как должно по законам и по важности нашего звания."

Бедный Исаак немедленно был изгнан из замка, не смотря на свои просьбы, вопли и даже предложение подарков, и он лучше ничего не придумал, как возвратишься к Раввину Нафану Бен-Израилю, и посоветоваться с ним о том, что ему делать?