Ивангое, или Возвращение из Крестовых походов.
Часть четвертая.
Глава V

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Ивангое, или Возвращение из Крестовых походов. Часть четвертая. Глава V (старая орфография)

Глава V.

Уже оканчивался день, в который производился над Ревеккою суд, сумерки уже заступили место дневного света. В это время она услышала тихий стук у дверей комнаты, в которую ее отвели по окончании суда.

"Войди! ежели ты не враг мой, - сказала Ревекка - Но, увы! - продолжала она - я не могу воспрепятствовать тебе войти, ежели бы ты был и врагом моим."

"Надобно мне быть тем, или другим, Ревекка. - сказал Бриан, вошед в двери - Последствия моего с тобою разговора покажут мне, которую из этих ролей я должен взять на себя."

"Теперь - сказал Бриан - вы не имеете никакой причины меня бояться."

"Я вас не боюсь." Отвечала Ревекка, хотя частое её дыхание и опровергало её слова.

"Вы не должны меня опасаться, Ревекка, даже и потому, что в двух шагах отсюда находится караул, имеющий повеление охранять вас до времени казни. Я не имею над ним ни малейшей власти. При первом звуке вашего голоса, караульные войдут и я сам подвергну" её опасности, ежели они меня здесь застанут."

"Слава Богу! - сказала Ревекка - Смерть менее всего страшит меня в этом вертепе зла."

"Понятие о смерти - отвечал Рыцарь - действительно не имеет ничего ужасного для человека немалодушного, когда она не сопровождается обстоятельствами, которые делают ее страшною. Погибнуть от копья, или от меча, для меня ничего не значит; сброситься с башни, или пронзить себя кинжалом, также ничего не значит для вас. Вы без сомнения предпочтете всегда такую смерть, так называемому вами, безчестию; равным образом и я, скорее соглашусь умереть, нежели поступить против моих понятий о чести."

"Но ваши понятия, - сказала Ревекка - могут изменяться согласно с страстями, вас движущими; мое же приковано к неподвижной скале."

"Подобные разговоры теперь не у места. - сказал Рыцарь - Вы осуждены на смерть, но, не на скорую и легкую, которой желают в несчастий и ищут в отчаянии, а на медленную и ужасную, сопровождаемую жесточайшими мучениями."

"Кто же довел меня до сего положения? Не тот ли, который, предавшись преступной страсти, силою завез меня сюда, и который, не знаю, в каком предположении, старается меня устрашить изображением ожидающих меня мучений."

"Не думайте, чтоб я вас подвергнул этому добровольно; не полагайте, чтоб я не предупредил вашей опасности, с такою же решительностию, с какою закрывал вас щитом от стрел в Торквильстоне, ежели бы это было мне возможно."

"Ежели бы защищение меня в Торквильстоне, так часто вами напоминаемое мне, имело предметом одно оказание покровительства несчастной, то я обязана бы вам была вечною благодарностию; но, знав ваше истинное намерение, я желала бы лучше лишиться жизни, нежели попасться в ваши руки."

"Оставьте упреки, Ревекка, я и без того сильно огорчен и не дозволю вам умножать мою горесть."

"Дозвольте же мне узнать, г. Рыцарь, что вам угодно? Ежели, кроме желания наслаждаться соделанным мне несчастием, вы имеете какое намерение, то прошу вас поспешить меня уведомить об оном, и оставить меня одну. Мне немного остается минут для приготовления себя к смерти."

"Я вижу, Ревекка, что вы продолжаете обвинять меня в несчастий, для отвращения которого я желал бы пожертвовать всем, что имею драгоценнейшого."

"Я желала бы не упрекать вас, г. Рыцарь; но не справедливо ли, что одни ваши преступные преследования довели меня до настоящого моего положения?" "Нет! нет! - вскричал Рыцарь - Вы ошибаетесь, приписывая мне то, чего я не мог ни ожидать ни отвратишь. Возможно ли было предвидеть неожиданный приезд Бомануара, имеющого право повелевать мною также, "

"Между тем, вы находились в числе моих судей; знав совершенно мою невинность, участвовали в осуждении меня; и, ежели не ошибаюсь, даже приняли на себя обязанность явиться с оружием в руках для подтверждения справедливости моего обвинения."

"Остановись, Ревекка, остановись. Вашему поколению известно, что управляя кораблем, надобно уступать буре и стараться употреблять в пользу самый противный ветер."

"Несчастна та минута, в которую необходимость принудила нас обратишься к этим средствам. Сердце также не может противишься необходимости, как жесткая сталь огню, Люди, не имеющие ни Царя, ни отечества, ни свободы, принуждены унижаться пред иноплеменными. Мы, без сомнения осуждены на это за грехи наши и за преступления наших предков. Но вам, г. Рыцарь, не постыдно ли поступать согласно с мнениями других, даже против собственной удостоверенности?"

"Эти слова неприятны. - сказал Бриан, ходя в досаде по комнате - Я не за тем сюда пришел, чтоб слушать упреки. Знайте, что я никогда не уступаю ни чьему желанию, обстоятельства могут иногда только переменить план моих действий, но никогда оных не остановят. Воля моя уподобляется стремящемуся с гор потоку, которого удобно переменить направление, но никогда не возможно остановить. Записка, подавшая вам совет требовать защитника, от кого могла быть, кроме меня? Кто мог принять такое в вас участие?"

"Продолжение несколькими часами несчастной моей жизни, кратковременная и, вероятно, безполезная отсрочка минуты смерти: вот все, что вы этим сделали для несчастной, которую ввергли в злополучие и для которой изкопали могилу."

"Нет, Ревекка, я не это имел в виду. Без этого сумазброда, Гудальрика, никому бы не пришло в голову поручить защищать Орден тому, которого Великий Магистр давно желал бы изключить из оного; тому, которого почитают участником, или жертвою ваших воображаемых чародейств. Намерение мое было, при первом звуке труб, явиться на поприще для вашей защиты. Я переоделся бы странствующим Рыцарем, ищущим случаев доказать свое искуство владеть копьем и мечем. Тогда, кого бы ни назначил Бомануар из Рыцарей, находящихся в Темилестове, не только одного, но хотя бы нескольких, я выбросил бы их всех из седла одним ударом моего копья. Сим средством я доказал бы вашу невинность, и вы, может быт, из благодарности, не отказали бы мне в награде за победу."

"Все это одно пустое тщеславие, г. Рыцарь. Вы хвалитесь тем, чтобы вы сделали, ежели бы не сочли за лучшее поступить иначе. Вы приняли мою перчатку, и защитник мой, ежели возможно столь сирому существу как я найти его, должен будет подвергнуться вашим ударам. После этого вы хотите еще, чтоб я вас почитала человеком, желающим мне добра, моим покровителем."

"Да, человеком желающим вам добра, вашим покровителем, - отвечал с важностию Рыцарь - Я им был и хочу им быть, не смотря не только на опасность, но даже на самую достоверность подвергнуться безчестию. После этого, не вините меня в том, что я хочу сделать условие прежде, нежели пожертвую всем, что имел до сего времени драгоценнейшого, желанию спасти жизнь Иудеянки."

"Говорите яснее, - сказала Ревекка - я вас не понимаю."

"Хорошо. Ежели я не явлюсь на поприще, то потеряю свое звание и свою славу; потеряю все, что для меня дороже воздуха, которым дышу; потеряю уважение моих сотоварищей и надежду быть некогда облечену вышнею властию, находящеюся в руках Луки Бомануара. Такова ожидающая меня участь, ежели не буду отстаивать с оружием в руках справедливости произнесенного о вас решения. Я проклинаю и старого Бомануара и Гудальрика, запутавших меня в это дело, а еще более Алберта Мальвуазина, воспрепятствовавшого мне бросить вашу перчатку в рожу этому старику, уважившему такие нелепые доносы на вас, которой душа столь же возвышена, сколь лице благородно и прелестно."

"К чему ведут эти льстивые выражения? Вам предлежало избрать, или пролить кровь невинной женщины, или лишиться настоящого своего звания и надежды получить высшее. Выбор ваш сделан; к чему же ведет этот разговор?"

"Нет, Ревекка! - сказал нежно Рыцарь, приближась к ней - Мой выбор еще не сделан и от вас зависит моя решительность в этом случае. Ежели я явлюсь на поприще, то обязан буду поддержать мою славу; следовательно явится или нет ваш защитник, все равно. Костер ваш запылает, потому что нет ни одного Рыцаря, который бы мог устоять прошив меня, сражаясь одинаковым оружием, кроме Ричарда Львиного-Сердца и любимца его Вильфрида Ивангое, из которых Вильфрид, как вам известно, не может еще владеть оружием, а Ричард находится в темнице, в чужом государстве; итак вы непременно погибнете, ежели я явлюсь на поприще, и в таком случае, когда бы ваши прелести решили какого-нибудь неблагоразумного молодого человека предстать для вашей защиты."

"Для чего вы мне это говорите, г. Рыцарь? "

"Для того, чтоб вы видели свое положение в двух различных отношениях."

"Итак, оборотите медаль."

"Если я явлюсь на поприще, вы погибнете в продолжительных и ужасных мучениях; ежели я не явлюсь, Орден лишится Рыцаря, но ваша невниность будет провозглашена. Я в этом случае буду обезчесчен, лишен моего звания, унижен, обвинен в сообществе с неверными и, может быть, даже в самом чародействе; имя, прославленное моими предками и соделанное еще более славным собственными моими подвигами, обратится в поношение и укоризну; я потеряю честь, славу и надежду достигнуть звания, могущого меня поставить выше самих Королей; мечты мои, возносившияся подобно горам, посредством взгромождения которых, как полагали язычники, некогда усиливались взойти на небо, престанут для меня существовать.... Совсем тем, Ревекка, - присовокупил он, бросясь к её ногам - я забываю честь, отказываюсь от славы, жертвую знатностию, составлявшею единственный предмет моих желаний, к которому я почти уже приближился, забываю все, скажите только: Бриан, я "

"Оставьте это, г. Рыцарь, и ежели вы истинно желаете оказать мне помощь, поспешите к Принцу Иоанну. Он может не допустить исполнение приговора вашего Великого Магистра. Вы этим можете мне доставить законную защиту и не будете принуждены ни чем жертвовать."

"Принца Иоанна я не могу просить о защите против начальника моего Ордена. Вы одне, которую я "

"Я не в таком расположении духа, чтоб быть в состоянии хорошо это обсудить. - сказала Ревекка, боявшаяся довести Рыцаря до крайности, и желавшая не подать ему ни малейшей надежды - Будьте человеком, будьте Христианином; закон ваш повелевает вам быть милосердыми, избавьте меня от ужасной смерти без условий, они уничтожают достоинство великодушного действия."

"Нет, - сказал Рыцарь - Вы меня не убедите. Я отказываюсь от моей славы и от моих честолюбивых видов, только в таком случае, когда вы согласитесь со мною скрыться. Послушайте: - продолжал он ласковым, голосом - Англия, Европа: не вся вселенная. Мы можем отправишься туда, где представится новое поприще моему честолюбию. Мы уедем в Палестину. Конрад Маркиз Монтферрат мне друг, его образ мыслей подобен моему, мы можем к нему отправиться. Я лучше стану сражаться за Саладина, нежели терпеть презрение от людей, которых сам презираю. Я открою новые пути к славе. - продолжал он, ходя большими шагами по комнате - Европа услышит о подвигах того, которого изключит из числа своих сынов. Вы будете царствовать, Ревекка; а моя храбрость наградится скипетром, вместо жезла, столь давно составляющого предмет моих желаний." "Все это не более как мечта, следствие безпокойства ума; по ежели бы даже и была истиною, решительность моя также бы оставалась не поколебима. Если бы вы и обладали троном, я не Захотела бы разделять его с вами. Не думайте, чтоб я могла уважать человека, готового изменить своей вере и своему отечеству, и отказаться от Ордена, к которому привязан священнейшими обетами, и жертвующого всем этим для удовлетворения беззаконной страсти к иноплеменной девице? Г. Рыцарь, не назначайте цены моему освобождению, не торгуйте великодушием, покровительствуйте утесненному по великости души, а не по желанию выгоды. Полагают, что Ричард уже в Англии; поспешите к подножию его трона, он не откажется внять моей жалобе на приговор, "

"Никогда! - отвечал надменно Рыцарь - Если я оставлю Орден, то только для вас; не имея же возможности удовлетворить своей любви, не откажусь от честолюбия. Я не хочу всего лишиться, унижаться пред Ричардом, испрашивать милости у этого горделивца! Нет, никогда я не повергну в лице моем Ордена Храмовых Рыцарей к его ногам. Я могу отказаться от моего звания, но никогда не изменю своему Ордену и не унижу его."

"Итак мне остается ожидать защиты от Бога; от людей же я не могу надеяться ее получить."

"Точно. - отвечал Рыцарь - Сколь бы вы ни были горды, я горд не менее вас. Ежели дойдет до того, что я явлюсь на поприще с оружием в руках, то уже никакое уважение не возпрепятствует мне употребить все силы для поддержания моей славы. Подумайте об ожидающей вас участи. Вы погибнете смертию, назначенною величайшим преступникам; будете сожжены тихим огнем, превращены в пепел, который будет развеян. Все ваши прелести исчезнут и ничто не будет о них напоминать. Ревекка, сердце женщины не может противостоять ужасу этого события, вы согласитесь на мою просьбу."

"Бриан, - отвечала Ревекка - вы, или не знаете женщин, или знали только таких, которые уже потеряли благородство души своей. Будьте уверены, что в самых кровопролитнейших битвах вы не оказывали столько неустрашимости, сколько может оказать женщина, когда её обязанности, или привязанность того требуют. Я сама воспитана со всею нежною заботливостию, застенчива и робка от природы, и мало привыкла к перенесению неприятностей; совсем тем, когда я и вы явимся на поприще: вы, только для сражения, а я, чтоб погибнуть смертию, столь ужасно вами изображаемою; тогда я уверена, что моя неустрашимость превзойдет вашу. Прощайте, мне некогда более с вами говорить, крепкий остаток моей жизни я должна употребить иначе."

"Следовательно, так-то мы разстаемся? - сказал Бриан, помолчав несколько - Ах! ежели бы мы никогда не встречались, или ежели бы вы были Христианкою и благородного происхождения. По истинне, когда я воображу место и обстоятельства будущого нашего свидания, то получаю желание, лучше принадлежать к вашему униженному поколению, считать золотые и серебреные монеты, кланяться низко последнему дворянину и быть страшным только для должников, неимеющих возможности со мною разплатиться, нежели владеть мечем и быть человеком знатного происхождения. Да, Ревекка, я бы и на это решился, ежели бы этого было достаточно для соединения моего с вами и для избежания участия в вашей смерти. По истинне, я очарован и готов в том согласиться с Бомануаром. Трудность, с которою я вас оставляю, имеет что-то сверх естественное. Прелестная девица! - прибавил он почтительно - молодая прекрасная, нестрашащаяся смерти, решившаяся на жесточайшия и ужасные мучения! кого не тронет ваше положение? Более двадцати лет слезы не омочали глаз моих; а теперь я их проливаю... Но, все кончено, ничто уже не может вас спасти; мы с вами уподобляемся двум кораблям, которые, уступая силе волнующагося моря и ярящейся бури, устремляются один на другого и поглащаются бездною. Простите. Надеюсь, что мы разстаемся покрайней мере не врагами. Я тщетно старался убедить вас переменить ваше расположение и не могу переменить своего."

"Люди, - сказала Ревекка - по большей части относят к несчастию последствия своих страстей и преступлений.... Но я вас прощаю, Бриан, хотя вы и причиняете мне преждевременную смерть. Ум ваш способен к делам великим и благородным, но вредная трава заглушила полезные растения. "

"Да, Ревекка, я горд, горяч, необразован; но это-то самое и возвысило меня над слабыми умами, которыми я окружен. Оружие было моим ремеслом с самой юности. Я всегда имел возвышенные виды, всегда стремился к достижению моей цели с постоянством и непоколебимостию, и всегда буду тем, чем был. Но вы мне прощаете, Ревекка?"

"Столько, сколько может жертва простить своему гонителю."

"Итак, простите." Сказал Рыцарь и вышел из комнаты.

"Вы очень замешкались; - сказал он Бриану - я все это время был, как на горячих угольях. Чтобы было, ежели бы Великий Магистр, или любимец его Конрад, вошли сюда? Я бы тогда дорого заплатил за мое снисхождение... Но что с вами сделалось? Вы разстроены и почти не слышите, что я говорю."

"Я подобен несчастному, осужденному на смерть - сказал Бриан - и, может быть, еще более его достоин сожаления. По истинне, Алберт, эта молодая девица истребила всю мою решительность: я почти готов пойти к нашему Великому Магистру и сказать ему, что я отрекаюсь от Ордена и отказываюсь от варварской роли, которую он заставляет меня играть."

"Вы помешались в уме, Бриан. Вы хотите погибнуть, не избавляя этой Иудеянки, к которой вы так чрезвычайно привязаны. Бомануар назначит, вместо вас, другого Рыцаря, и осужденная также погибнет."

"Нет! - отвечал с жаром Бриан - Она не погибнет, потому что я сам буду её защитником. Скажите, есть ли кто между нашими Рыцарями, которого я не выброшу из седла?"

"Нет никого, без сомнения; но вы забываете, что не будете иметь ни времени, ни средств этого сделать. Скажите только Бомануару, что вы отказываетесь от ваших обетов, и вы увидите, оставит ли он вас на свободе хотя одну минуту. Едва вы выговорите эти слова, как очутитесь в темнице командорства, на сто футов под землею. Вам необходимо должно явиться на поприще, или вы погибли."

".Я скроюсь тайно, отправлюсь в отдаленные страны и буду уметь там себя вновь прославить. Рука моя останется невинною в убийстве этого милого существа."

"Вы не можете уйти, Бриан; ваши неосторожные разговоры уже сделали вас подозрительными, и вам не дозволяется выходить из командорства. Вы этому не поверите, но сделайте опыт, подойдите к воротам, и увидите, что вам скажут часовые у подъемного моста. Эта мера вас удивляет и обижает, но она для вас полезна. Ежели бы вы успели убежать, чтобы из того последовало? Вы нанесли бы безчестие всему вашему поколению, лишились бы своего звания, и слава ваших подвигов затмилась бы навсегда. Подумайте, чтобы было с преданными вам товарищами вашими, когда бы они услышали, как вас будут провозглашать Рыцарем, изменившим клятве и чести. Какая бы это была потеря для Французского двора и какое торжество для горделивого Ричарда, когда бы он узнал, что Рыцарь Храма, осмеливавшийся быть его сопротивником в Палестине, и почти затмивший его имя, потерял собственную свою славу и лишился чести из любви к Иудеянке, которую даже не мог спасти этим чрезвычайным пожертвованием!"

"Благодарю вас, Алберт, вы тронули чувствительную струну. Чтобы ни последовало, название клятвопреступника и безчестного никогда не соединится с именем Бриана Буа-Гильберта. Я желал бы, чтоб сам Ричард, или кто-нибудь из Англичан, его любимцев, явился на поприще. Но никто не явится, никто не захочет сражаться за невинную и беззащитную девицу."

"Тем лучше для вас. Если никто не явится для её защиты, вы не будете участвовать в её смерти, в которой можно будет обвинять одного Великого Магистра."

"Конечно, в таком случае я ни в чем не буду участвовать."

"Нисколько."

"Дело кончено, Алберт; я вооружаюсь всею своею твердостию. Притом Ревекка меня отвергла, презрела, осыпала укоризнами; за что же я стану жертвовать для нее общим уважением? Да, вы увидите меня на поприще, и моя решительность непоколебима."

места, когда он будет начальником Ордена; второе, потому, что имел в виду награду, обещанную ему Конрадом за содействие в обвинении Ревекки.