Загадочные происшествия в Герондайкском замке.
Глава VI. В одну снежную ночь.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Загадочные происшествия в Герондайкском замке. Глава VI. В одну снежную ночь. (старая орфография)

Глава VI.
В одну снежную ночь.

Один из последних домов, у утеса, который вел в Нёллингтон, был пасторат, прочный, красный кирпичный дом Георгиевской эры, стоявший немножко поодаль от дороги на вымощенном дворе, в который вела железная калитка. Позади дома находился прелестный сад с террасами и с обширным видом, главные черты которого составляли трубы Герон-Дайка и семь высоких тополей, возле рва. Тут жил Френсис Кегль, нёллингтонский и истербийский викарий с дочерью Марией. Приход был не очень прибыльный, всего шестьсот фунтов ежегодно; но викарий был такой человек, что если бы его доход был и в две тысячи, он проживал бы его весь. Он любил отборные фрукты, хорошия вина, лакомые блюда, и ничего не делал для себя такого, что могла сделать прислуга. Целые часы проводил он в своем саду. Это был шестидесятилетний дородный, громкоголосый человек, читавший молитвы великолепно, но проповеди которого не удовлетворяли взыскательных членов его прихода. И к богатым, и в бедным Кетль был равно ласков и вежлив. Никто никогда не видал его не в духе. Едва выказывал он минутное неудовольствие, когда его отзывали от теплого камина в зимний вечер по скользким улицам читать молитвы у постели какого-нибудь бедного прихожанина. Никогда никому не отказывал он в пособии, хотя может быть давал немного. Более всего Кетль любил свои удобства и телесные и душевные. Он знал, что в свете есть много греха и несчастия, но предпочитал не видеть их; он закрывал глаза и шел по другой стороне дороги. Но если, случайно, какой-нибудь трогательный рассказ о человеческом злополучии, насильно навязывался его вниманию, он делался тревожен и несчастлив и не мог приняться за свои обыкновенные занятия. Тогда он так страдал нравственно, как страдал бы физически, если бы обрезал себе палец. Очень легкомысленно поступали люди, разстраивая его и причиняя столько ненужного страдания. На другой день, однако, викарий опять становился весел и спокоен по прежнему, и человеческие грехи и злополучия и все мрачные проблемы жизни скромно отодвигались на задний план.

Может быть викарий был очень счастлив, имея дочь - по-крайней-мере такую дочь; как Мария. Вс.е недостатки отца заглаживались дочерью. Мария Кетль принадлежала к числу таких женщин, которые не могут быть счастливы, если не трудятся для других. Её собственной личности для нея не было достаточно, она забывала о себе для других. Никто не знал слабостей в характере её отца лучше чем она, и она старалась всеми силами скрыть их от глаз света. Он не любил навещать больных и бедных, не любил нарушать свой эгоизм, слушая рассказы об их неприятностях, и она заглаживала это всеми силами. В задних улицах Нёллингтона, там где скопился рабочий народ, ничье лицо не было знакомее лица дочери викария, с её приятными чертами, блестящими, выразительными глазами, темного платья, толстых ботинок и ридикюля. Детей, едва начинавших говорить, учили за нее молиться, а старики, греясь у своих дверей на летнем солнце, благословляли ее, когда она проходила мимо.

В начале настоящого года, здоровье викария ослабело, и ему велено было отправиться в Южную Францию. Мария не могла отпустить его одного, и на время приход пришлось предоставить приглашенному пастору. Мария предвидела, что найдет многие безпорядки, когда вернется - так и оказалось. Теперь она и отец её, который поправился совсем; вернулись, и на другой день после их приезда, Элла с нетерпением желавшая их видеть, пошла пешком в пасторат. Она и Мария были короткими, нежными друзьями.

Элла знала, что ей придется рассказать обо всем, что случилось во время их отсутствия; это было естественно, а главное о том печальном, мрачном и непонятном происшествии, которое случилось в замке в прошлом феврале. Она уже дрожала от этого заранее, потому что оно ужасно потрясло ее, и страшное опасение постоянно таилось в её душе.

На половине дороги между Герон-Дайком и пасторатом, стояла гостиница с вывеской немножко странной: "Наклонная Калитка". Хозяин, Джон Кин, умер давно, и после того гостиницу содержала его жена, очень почтенная и очень трудолюбивая женщина, которую любили все соседи. У нея было две дочери Сьюзенна и Катерина; которых мать воспитала в трудолюбии, и которые обе были милые, скромные и добрые девушки. Сьюзенна была немножко тупа, Катерина напротив очень умна и большая мастерица в шитье. Она была любимой ученицей в школе мис Кетль и после помогала учить. Мария очень ее уважала; и за четырнадцать месяцев до настоящого времени, когда мис Винтер была нужна горничная, Мария посоветовала ей взять Катерину. Катерина Кин переселилась в замок, к большому удовольствию её матери, потому что она считала это прекрасным местом для молодой девушки, но не к удовольствию Сьюзенны.

Сестры были очень привязаны друг к другу, особенно Сьюзенна любила Катерину. Иногда можно приметить, что если ум не блестящий, то чувства сильны, и Сьюзенна Кин любила свою сестру почти с безразсудно горячей нежностью. Переселение Катерины в Герон-Дайк огорчило ее. Она не могла существовать, не видя ее ежедневно, и как только вечером кончится работа - Сьюзенна помогала матери в гостинице - она побежит в замок повидаться с Катериной. Но и Катерина и мистрис Кин обе говорили ей, что она не должна этого делать. Такия частые посещения могли не понравиться в замке, особенно сердитому Аарону Стону и его жене. Поэтому Сьюзенна удерживалась, и не ходила часто в замок; но по вечерам подкрадется в замку, постоит и посмотрит на окно, надеясь увидать издали свою возлюбленную Катерину.

До февраля настоящого года, Катериной все были довольны в замке; даже старик Аарон удостоивал ее иногда ласковым словом. Надо упомянуть, что девушка не сделала никаких новых знакомств и вела себя хорошо во всех отношениях.

Гостиная и спальня мис Винтер находились в северном флигеле. Она выбрала их потому что из окон был прелестный вид на море. Катерина спала в комнате возле нея. Вечером пятнадцатого февраля, оне обе сидели в гостиной за работой; Элла, шила платьица для бедных детей в деревне, и позвала Катерину помогать ей. У Катерины болела голова, ей сделалось хуже, и в девять часов Элла велела ей лечь в постель. Девушка поблагодарила ее, зажгла свечу и ушла; Элла, в тоже время вошедшая за чем то в свою спальню, видела, как Катерина вошла в свою комнату и заперлась; и с этой минуты Катерину Кин никто не видал ни живую, ни мёртвую. В эту же самую ночь Элла - как мы сейчас услышим от нея самой - входила в комнату Катерины, она нашла дверь отпертой, но Катерины не было, и постель была не тронута. Её передник, чепчик, воротничек и лента, лежавшие в комнате показывали, что она начала раздеваться, и больше ничего. Самой её не было и следа.

Что она не ушла из дома - было положительно, потому что старик Аарон уже запер все двери и выйти было нельзя. Словом это была тайна странная и приводившая в недоумение всех. Где была Катерина? Что могло сделаться с нею? Происшествие это возбудило большой шум. Старый сквайр Денисон, очень растревоженный этим необыкновенным происшествием, наводил всевозможные справки, но безполезно. Все уголки и закоулки в обширном доме были обысканы несколько раз. Аарон Стон был растревожен не меньше всех, жена его прямо объявляла, с глазами, выкатившимися от ужаса, что девушку унесли духи. Внук их Гьюберт был в отсутствии в то время и решительно не знал ничего об этом происшествии.

Но сестра, Сьюзенна, рассказала довольно любопытную историю. В то самое утро она встретила Катерину в деревне, куда ее послала зачем-то мис Винтер. Сьюзенна сказала сестре, что получено письмо от их брата молодого человека старше их, который несколько лет тому назад уехал к дяде в Австралию - и что она принесет это письмо в замок в этот вечер. Но вечером пошел снег, и мистрис Кин не пустила Сьюзенну, потому что та была не совсем здорова. Скоро снег перестал, и Сьюзенна, завернувшись в плащ, отправилась с письмом, когда она подошла к замку пробило девять часов - а после этого часа в замок не пускали никого. Сьюзенна побродила около замка несколько минут, надеясь увидеть кого-нибудь из служанок, чтобы послать письмо, или может быть увидать в окно свою возлюбленную сестру. Небо было тогда ясно, луна ярко сияла на снежную землю. В комнате Катерины мелькнул огонь. Сьюзенне показалось что занавесь отдернули у окна, но больше она не видала ничего. Вдруг Сьюзенну испугал крик испуга, потом другой слабее, но сейчас последовавший за другим. Крики эти раздавались в доме и это был голос её сестры - в этом Сьюзенна была положительно уверена. Она бросилась бежать и ворвалась в кухню матери в самом жалком состоянии. Мать и три посетителя, сидевшие в гостинице, решили, что это закричала какая-нибудь ночная птица, и испуганную девушку послали спать.

Утром пришло известие о странном исчезновении Катерины, и как уже было сказано, с тех пор о ней не было слышно ничего. Ничто не могло поколебать убеждений Сьюзенны, что это были крики её сестры; она уверяла, что слишком хорошо знает её голос и не может ошибиться. Это происшествие имело печальное влияние на её разсудок; она иногда просто казалась полоумной. Ее нельзя было убедить, что Катерины нет в Герон-Дайке, и как только могла ускользнуть от надзора матери, она отправлялась в темноте бродить около замка, смотря не увидит ли в окнах Катерины, и не раз ей представлялось будто она видела ее.

Таково было происшествие, потрясшее нервы мис Винтер, и о котором, как она знала, ее будут теперь разспрашивать в пасторате.

Кетль встретил ее отцовским поцелуем, сказал, что она прелестнее прежнего, и походит на английский розовый бутон. Мария сжала ее в объятиях. Элла сняла шляпу и села с ними в гостиной у окна, в которое врывался летний ветерок; и некоторое время трудно было сказать кто из троих говорил больше. Викарий разумеется начал жалобами на упущение в приходе во время его отсутствия, особенно на Пенни Торна, заменявшого его пастора. Этот пастор вздумал поставить на алтарь два больших подсвечника, чего никогда не бывало прежде, и пытался завести ежедневную службу, что не удалось вместе с другими переменами и нововведениями. Элла подтвердила это все.

- Если бы я это знал, я не уехал бы! воскликнул викарий. - Кто мог это подозревать от этого кроткого молодого человека в золотых очках. А теперь, душа моя, разскажите нам об этом странном происшествии с Катериной Кин, продолжала викарий, помолчав: - ваше письмо, в котором вы описывали это, было просто невероятно.

- Это действительно невероятно, отвечала Элла.

- Ну, дитя, разскажите все теперь спокойно.

Свет исчез из глаз Эллы и лицо её подернулось грустью. Но она исполнила просьбу, не распространяясь о подробностях. Викарий и Мария слушали ее молча.

Элла грустно покачала головой.

- Паркет в комнате твердый и крепкий.

- И вы говорите, что она не могла выйти ни из комнаты, ни из дома?

- Нет. Это было невозможно. У ней была сильная головная боль, как я вам говорю, и, я велела ей итти спать; это было около девяти часов. Когда она складывала детское платьице, которое шила, Аарон пришел сказать, что дедушка зовет меня. Катерина зажгла обе свечи, которые стояли на подносе, и мы вместе вышли из комнаты. Я забежала в свою спальню взять молитвенник, потому что дедушка иногда заставлял меня читать ему вечерние псалмы. Катерина входила в свою комнату, когда я выбежала из моей спальни, она пожелала мне спокойной ночи, вошла и заперлась.

- Заперлась! воскликнул викарий: - дурная привычка спать с запертой дверью. Что если сделается пожар!

- Я говорила ей это, но она отвечала, что не чувствует себя в безопасности, если дверь не заперта. Она и Сьюзенна раз были испуганы ночью в детстве, и с тех пор всегда запирали дверь. Я пошла к дедушке, продолжала Элла. - Аарон запирал тогда парадную дверь, и так как он всегда носит ключ в кармане, вы видите, что бедная Катерина не могла выйти в эту дверь.

- А задняя дверь, сказал викарий, который говорил, ничего в этом происшествии не понимая. - Я знаю, что ваша парадная дверь всегда запирается.

- А Аарон прямо от парадной прошел к задней двери, запер ее и также унес ключ. Поверьте мне, любезный мистер Кетль, Катерина не могла выйти из дома, и зачем ей было уходить?

- Ну, продолжайте, дитя. Вы нашли комнату пустою, когда входили в нее ночью - так?

- Да - и это странно; очень странно, задумчиво ответила Элла. - Я легла спать в обыкновенное время и спала хорошо, но в четыре часа утра я проснулась, потому что мне послышалось, будто дедушка зовет меня. Я проснулась в испуге, сама не зная почему; потом думала, что, должно быть, мне видется дурной сон, хотя я не помню. Я села на постели прислушаться, не зная точно ли дедушка зовет меня, или мне только приснилось это...

- Вы не могли слышать голоса вашего деда в северном флигеле, Элла, перебила мис Кетль.

- Нет, и я знаю, что если он меня звал, то, должно быть, вышел из своей комнаты и подошел к лестнице. Я не слыхала ничего больше, но я была растревожена и захотела пойти и посмотреть. Я надела туфли и теплую блузу, зажгла свечу; но - вы извините мою глупость, я надеюсь - мне было немножко страшно итти вниз одной, хотя я не знала почему, и я вздумала взять с собою Катерину. Я отворила её дверь и вошла, и уже после вспомнила, что мне следовало найти дверь запертой. Первое мне бросилось в глаза её свеча, догоревшая до нельзя, последния искры едва мелькали, и постель была не тронута. Передник и чепчик Катерины лежали, но ее не было.

- Это чрезвычайно странно! вскричал Кетль.

- Это более, чем странно, ответила Элла, готовая зарыдать.

- Что же, душа моя, дедушка звал вас?

- Нет, он спал крепко всю ночь.

- Никак не могу понять! Катерина была печальна в этот вечер?

она засмеялась и сказала, как будет огорчена бедная Сьюзенна - потому что мать наверно не пустит ее по снегу. Сьюзенна должна была принести письмо, которое оне получили от брата.

- А что это говорят, будто Сьюзенна пришла, когда перестал снег, и слышала крики? Вы в доме слышали их?

- Нет. Никто из нас не слыхал ничего.

- Но если, как Сьюзенна говорит, это кричала её сестра в её комнате, то кто-нибудь- из вас должен был бы слышать.

- Я в этом не уверена, ответила Элла: - комната дедушки - я ведь тогда пошла к нему - очень далеко от северного флигеля, так же, как и кухня, а Аарон должен был слышать в передней, а он говорит, что не слыхал.

- Том, конюх, слышал, Том что-то делал на дворе для своего отца, возле конюшни, когда услыхал два крика, последний гораздо слабее первого. Том говорит, что эти крики имели какой-то глухой звук, и поэтому, он думает, что они раздались в доме. Так что слова Сьюзенны подтверждаются.

- А двери дома оказались запертыми утром?

- Как всегда. Много снега выпало ночью и земля была покрыта густо. После того, о Катерине ничего не было слышно.

Мистер Кетль сидел и обдумывал это происшествие. Оно было свыше его понятий.

- Именно исчезла, подтвердила Элла тихим тоном. - И так это непонятно, что, право, кажется, она поднялась на воздух. Невозможно описать, какое тревожное чувство оставило это между нами в Герон-Дайке.

- Вы все еще спите в северном флигеле? спросила Мария.

- О! нет, я после этого переменила комнату.

Элла рассказала все, что знала. Но предмет был так интересен, что викарий и Мария закидали ее вопросами во весь завтрак, к которому пригласили ее остаться. Она ушла после завтрака, говоря, что может быть нужна деду, а Мария надела шляпку и пошла ее провожать. Проходить им надо было мимо "Наклонной Калитки".

- Как поживаете, мистрис Кин? закричала Мария.

Мистрис Кин подбежала и взяла протянутую руку. - Я слышала, что вы вернулись, мис Мария, и очень обрадовалась. Но... но...

Она не могла продолжать. Воспоминание о том, что служилось, заставило ее залиться, слезами.

- Да, молодые барышни, знаю я ваше доброе участие и надеюсь, что вы меня простите, сказала она, выслушав несколько слов, сказанных в утешение: - хотя, конечно, какое же утешение можно было придумать для такого несчастия? - Это случилось так скоро после нашего отъезда! соболезновала Мария.

Иногда мне кажется, что я была бы счастливее, если бы могла знать, что она умерла и лежит в могиле.

- Что Сьюзенна? спросила Мария.

- Сьюзенна совсем сдурилась, ответила трактирщица, понизив голос, и смотря чрез плечо в дом. - У бедной девушки разные дикия фантазии в голове; она думает... думает...

Мистрис Кин взглянула на мис Винтер и замолчала. Она хотела сказать: думает, что Катерина мертвая или живая и теперь еще в Герон-Дайке.