Загадочные происшествия в Герондайкском замке.
Глава VII. Обед.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Загадочные происшествия в Герондайкском замке. Глава VII. Обед. (старая орфография)

Глава VII.
Обед.

Мис Винтер сидела на низком стуле у окна в своей гостиной в северном флигеле, потому что хотя она оставила там свою спальню, она все-таки занимала иногда гостиную. Закрытая книга лежала на её коленях, подбородок поддерживался рукою, а глаза, по всему видимому, разсматривали местность, находившуюся пред нею. Но в действительности мысли её находились в другом месте. Это был вторник, день в который Эдвард Конрой был приглашен обедать в замок. Как это образ человека, которого она видела всего два раза в жизни, - так постоянно оставался в её мыслях? Она сердилась на себя за то, что мысли её так часто устремлялись туда куда не следовало, как думала она. Она старалась всеми силами преодолеть себя, думать о тех занятиях, которых до сих пор доставало для её счастия, но каждую минуту мысли возвращались.

"Зачем я безпрестанно думаю об этом человеке!" спрашивала она себя с досадой, сидя в это утро у окна и густой румянец разлился по её лицу.

Ей было стыдно вспомнить, что даже в церкви в воскресенье она не могла выкинуть из головы лицо Эдварда Конроя. Проповедь доброго викария была скучнее и глупее обыкновенного, и Элла никак не могла принудить себя слушать ее внимательно. Она раз десять старалась вспомнить что сказал Конрой в четверг, и спрашивала себя что он будет говорить во вторник. Она не имела намерения влюбиться ни в него, ни в другого, на это она решилась твердо. Она и Мария Кетль давно согласились, что оне принесут больше пользы бедным, больным и несчастным, если останутся незамужем; и Элла вовсе не желала, чтобы какой бы то ни было мужчина вдруг подхватил её сердце.

Однако, после всех этих твердых намерений, она сидит теперь и придумывает какое платье ей надеть; а когда пробило одиннадцать часов, она сказала:

- Чрез шесть часов он будет здесь.

Тут она вскочила с нетерпением. Она сделалась рабою мыслей, с которыми не могла совладать. Это рабство было нестерпимо для её гордого духа. Она не могла читать в это утро. Её фортепьяно напрасно звало ее, вышиванье казалось ей скучнейшим занятием. Она надела шляпку, шарф, позвала Турка и быстро пошла по парку. Может быть свежий воздух прохладит тревожную лихорадку в её жилах. Раз она сказала себе:

- Желала бы я, чтобы он никогда не приезжал в Герон-Дайк!

Но чрез минуту гордое выражение появилось на её лице и она сказала:

- Зачем мне бояться его больше чем других?

Элла Винтер была внучка родной сестры Денисона, которая умерла рано, оставив сына. Этот сын двадцати-двух лет женился на сестре мистрис Карлион, но его супружеская жизнь недолго продолжалась. Капитан Винтер и его жена оба умерли от горячки в Вест-Индии, оставив после себя единственную дочь Эллу.

Мистрис Карлион, бездетная вдова, охотно взяла бы к себе сироту племянницу, но сквайр Денисон и слышать об этом не хотел. Он говорил, что имеет больше прав на этого ребенка и девочка должна быть воспитана под его попечением. У него никогда не будет своих детей, Элла была последним потомком старшей отрасли фамилии, и Герон-Дайк современем будет принадлежать ей, если он, Джильберт Денисон доживет до семидесяти лет. Он любил свою сестру Лавинию, так как только был способен любить по своей натуре, и еслибы сын его остался жив, он был бы его наследником. Но он умер, оставив после себя только эту бедную девочку. Джильберту Денисону казалось, что Провидение обошлось с ним жестоко, не дав ему мужского наследника фамильных почестей. Если бы он это предвидел, он женился бы сам.

Шестьсот лет имение переходило от наследника к наследнику мужского пола, но теперь это прервется!

Если бы Элла была мальчик! вздыхал он тысячу раз.

Но Элла была прелестной женщиной и не могла сделаться ничем другим.

С конце парка Элла встретила капитана Леннокса, который шел к сквайру. Элла в первый раз видела его по возвращении из Лондона, потому что капитан опять уезжал. У него были аристократические родные в различных местах королевства, и он по целым неделям у них гостил.

- У вас сегодня лучше вид, чем в тот вечер у мистрис Карлион, заметил он, когда она остановилась поговорить.

- Неужели? спросила Элла и румянец разлился по её лицу, потому что ей пришло в голову, что присутствие Конроя придавало ей счастливый вид.

- Гораздо лучше, я нахожу. Кстати, прибавил капитан, после некоторого молчания: - нашла она свои брильянты, пропавшие в тот вечер?

- Нет. Она в отчаянии. Я вчера получила от нея письмо. Так вы слышали о пропаже, капитан Леннокс?

- Слышал на следующий день. Дурные известия быстро распространяются, прибавил он небрежно, приметив удивленный взгляд Эллы.

- Как же вы слышали? Я думала, что вы на другой же день уехали из Лондона.

у бедного Бутля часы, которыми он очень дорожил, в тот же вечер.

- Да, Фредди говорил нам об этом после. Он думал, что, вас обокрали на улице.

- Я сам это думал сначала. Но наша пропажа ничего не значит в сравнении с брильянтами мистрис Карлион, скороговоркой продолжал капитан Леннокс, как бы желая покрыть свои последния слова. - А шкатулка была найдена на другой день, и вор ушел с брильянтами в кармане!

- Именно. А они стоили триста фунтов!

Капитан Леннокс вытаращил глаза.

- Триста фунтов! Так много! Желал бы я знать как они были украдены? Какой-нибудь ловкий плут умел должно быть пробраться наверх среди суматохи в доме.

- Нет, мы этого не думаем. Слуги говорят, что это было невозможно. Тетушка думает тоже самое. А слуги все очень верные. Престранный случай.

Капитан Леннокс посмотрел на нее.

- Не подозреваете ли вы кого-нибудь из гостей?

- Это было бы несострадательно, небрежно ответила Элла.

Но проницательный капитан приметил, что она не совсем отвергала это предположение.

- Как жаль, что брильянты не были заперты! воскликнул он.

- Уборная, в которой стояла шкатулка, была заперта; по-крайней-мере ключ был повернут - да и кто мог войти туда? Тетушка Гертруда нашла Филиппа Клива лежащого на диване в будуаре с сильной головной болью и пошла в уборную за нюхательной солью и помнит, что отперла дверь ключом. Заперла ли она ее опять, это другое дело.

- Приметил Клив, что туда кто-нибудь входил, пока он лежал там?

- Он не думает, но не может сказать наверно; мы спрашивали его на другой день. Он думает, что заснул на несколько минут, у него сильно болела голова. Как бы то ни было, брильянты пропали, и тетушка не знает кто вор, следовательно, безполезно об этом говорить, заключила Элла. - Как здоровье вашей сестры?

- Она здорова, благодарю. Зачем вы не навестите ее?

- Я буду у нея, но я была очень занята, вернувшись домой. Скажите ей, пожалуста, что я надеюсь видеть ее у меня. Прощайте пока, капитан Леннокс, вы идете к моему деду, может быть я еще застану вас; я не долго буду гулять.

Элла прошла дальше, Турок важно выступал возле нея. Капитан Леннокс стоял и смотрел ей вслед.

- Желал бы я знать, пробормотал он, поглаживая свои бакенбарды - его привычка, когда он размышлял - пришло ли в голову мистрис Карлион подозревать Филиппа Клива?

После всей своей нерешимости, Элла пришла к обеду в простом белом платье. Она не могла выбрать ничего, что более шло бы к ней, по-крайней-мере, так думал Конрой, когда он вошел в комнату, Обед был не простой, как в первый раз, Элла заказала его иначе, подавали на старом фамильном серебре, не часто вынимаемом, а стол был украшен цветами из прелестного сада викария.

Но Аарона удивило больше всего то, что его барин нарядился даже в белый галстук. Он ходил по дому и ворчал на старых дураков, и что если в замке затеваются обеды с супами и рыбами, то старым слугам пора убираться на покой. Сквайр до такой степени приучил старика к своей скупости, что Аарон при всяком шиллинге, истраченном, по его мнению, на пустяки, ворчал целый день.

Боялась ли Элла провести вечер наедине с Конроем, или хотела сделать вечер привлекательнее для него, как бы то ни было она попросила у деда позволения пригласить викария, Марию, леди Клив, Филиппа, капитана Леннокса и его сестру. Но сквайр оказался упрям. Он никого не позволил пригласить.

- Пусть этот молодой художник обедает у нас запросто, ответил он: - но других я не хочу. Да и его зачем пригласил, я не знаю. Должно быть, мне что-то понравилось в нем, хотя больному не следовало бы позволять себе подобных фантазий.

Конрой, казалось был доволен тем, что других гостей не было. Элла была на этот раз сдержаннее и молчаливее, но он старался заинтересовать ее и расшевелить, и наконец, ему это удалось. Раза два, разговорившись с одушевлением, и даже разспрашивая его о том и о сем, она вдруг умолкала и внутренно стыдилась безполезности своих намерений. Конрой, повидимому, не примечал этих внезапных перемен, и чрез несколько времени Элла опять заинтересовывалась, глаза её сверкали и нетерпеливые вопросы дрожали на губах. Потом вдруг губы её делались тверды и безмолвны, как мрамор. Но такия перемены в расположении духа продолжиться не могли, и она вполне поддалась своему удовольствию.

"После сегодняшняго вечера, я, вероятно, не увижу его более", убеждала она себя. - "Какой вред из того, что я проведу с наслаждением несколько часов?"

Денисон был молчалив больше обыкновенного. После обеда, он задремал в своем большом кожаном кресле, и вдруг, желая вероятно, остаться один, предложил Конрою и Элле прогуляться по парку.

Элла накинула шаль на свое белое платье и они отправились. Следы великолепного заката еще виднелись на западном небе, но каждую минуту цвет переменялся и медленно наступала темнота.

Они шли по парку. Конрой, как будто вдруг онемел. Есть минуты, когда слова кажутся излишними - почти дерзкими. Жить, дышать - чувствовать, что возле вас любимое существо, вот все, что вам нужно. Может быть хорошо, что такия сладостно-опасные минуты так редко бывают в жизни.

Они вышли из парка в калитку и отправились к песчаным холмам, где сели на несколько минут. Пред ними лежало море, с полосами серебристого света, потому что в это время взошла луна.

- Как глубоко эта сцена останется в моем воспоминании, когда я уеду далеко! воскликнул Конрой наконец.

- Вы уезжаете далеко? спросила Элла тихим голосом.

- В Африку! Это действительно далеко. Зачем вам надо ехать в Африку?

- Там становится неспокойно. Мне кажется мы скоро перейдем от слов к действию. Война может быть объявлена каждую минуту.

- У вас опасная профессия, мистер Конрой. Вы подвергаетесь многим опасностям. - Нет, не очень многим. Опасность есть на столько, чтобы сделать жизнь привлекательной.

- Да; если бы я была мужчиной, мне кажется, я не могла бы вести жизнь спокойного деревенского жителя, я жаждала бы более обширного горизонта, более отважной жизни, перемены...

- Но я довольна своим положением, и предоставляю, такия далекия странствования вам мужчинам! А теперь мы должны вернуться к дедушке, или он будет удивляться куда мы девались.

Мало было говорено во время обратного пути. Сердце Эллы невольно сжималось при мысли об отъезде Конроя. Она мысленно спрашивала себя с нетерпением какая нужда ей куда он едет. Не говорила ли она себе тысячу раз, что по всей вероятности она никогда не увидится с Конроем? Что же за беда если, так, что их будут разделять пять миль или пять тысяч миль?

- Боже! Я думал, что вы пропали, воскликнул сквайр, когда они вошли в комнату: - ходили к морю! Вечер прекрасный для этого. А когда вы опять сюда будете, господин живописец?

- Этого я не могу сказать, сер. Я сам не знаю где мне случится быть.

- Да, да, - перемена нравится в молодости. Однако в Ашанти дурной климат. Вам надо, быть осторожным.

- Надо положиться на случайность, сер, как делают другие.

- Для чего вы выбрали такое опасное занятие, мистер Конрой, спросила Элла: - разве у вас нет матери или сестры, которые могут за вас бояться, когда вы подвергаетесь безполезным опасностям.

- У меня нет ни матери, ни сестры. У меня есть отец, но он позволяет мне делать что я хочу.

- Если я буду жив, когда вы вернетесь, сказал он, взяв за руку молодого человека: - не забывайте, что вы всегда будете приятным гостем в Герон-Дайке.

- Если вам, надо ехать в Африку, сказала она: - надеюсь, что вы не будете подвергаться безполезным опасностям.

- Не буду. Обещаю.

- А я о вас.

Её рука лежала в его руке, он наклонился, прижал пальцы её к губам и. ушел.