Загадочные происшествия в Герондайкском замке.
Глава IX. Приговор доктора.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Загадочные происшествия в Герондайкском замке. Глава IX. Приговор доктора. (старая орфография)

Глава IX.
Приговор доктора.

Около этого времени, сквайр Денисон, обедая один, занемог за обедом. Эллы очень редко не было дома в это время, но так случилось, что она пошла на целый вечер к леди Клив, симптомы сквайра испугали Аарона Стона и его жену, и Герберта отправили верхом в Нёллингтон за доктором Спрекли.

Доктор практиковал в Нёллингтоне всю свою жизнь. Это был, теперь человек лет шестидесяти, с свежим румяным цветом лица, охотник поесть и попить; хотя никто никогда не видал, чтобы ему сделалось худо от того. Он был весел, добродушен, что для многих было лучше всех его лекарств, и как будто думал, кто почти все болезни можно было бы прогнать смехом, если бы его больные захотели от чистого сердца похохотать. Денисон имел к нему большое доверие, и неудивительно, так как он лечил его двадцать, лет. Доктор Спрекли был не только врачом сквайра, но и вестником новостей. Теперь, когда сквайр сам почти не выезжал и принимал мало в замке, доктор Спрекли рассказывал ему все сплетни и все местные деяния на двенадцать миль кругом.

Последние два года с Денисоном бывало несколько таких внезапных припадков, но ни один не был так силен, как случившийся с ним в этот вечер. Веселое лицо доктора Спрекли изменилось, когда он увидал симптомы, и это, как ни было мимолетно, не ускользнуло от больного.

- Где Элла! спросил доктор, несколько удивленный её отсутствием.

- Мис Элла ушла к леди Клив на весь вечер, сер, ответила мистрис Стон, которая ухаживала за сквайром.

- Прекрасно сделала, заметил сквайр. - Послушайте, я не хочу, чтобы ей говорили о моей болезни. Слышите все вы? не к чему ее пугать...

Доктор Спрекли дал больному несколько лекарств и просидел часа два у постели сквайра, а Аарон принес доктору небольшой графин виски. Симптомы уже проходили, и лицо доктора Спрекли повеселело.

- Вы поправитесь, сквайр, если хорошенько заснете, сказал он с своим веселым добродушием. - Я буду у вас в десять часов утра.

Элла вернулась в девять часов и ей ничего не было сказано.

- Барин устал и рано лег спать, вот все, что ей сказала мистрис Стон.

Элла не подозревала ничего.

Когда она завтракала на следующее утро - её дед иногда завтракал в своей комнате один - Аарон пришел к ней и сказал, что ее зовет барин. Элла поспешила к цему.

- Как! вы в постели, милый дедушка! воскликнула она.

- Да, поленился встать; позавтракал в постели. Почему же нет? Собираешься гулять в это прекрасное утро, девочка?

- Да, дедушка, если вы желаете послать меня куда-нибудь. Утро прелестное.

- Так, так! в такую прекрасную погоду должен выходить тот кто может, желал бы я иметь молодые ноги. Я хочу послать тебя в пасторат, дитя, и отнести письмо Кетлю, которое лежит у меня уже несколько дней, это на счет больницы для Неизлечимых, пора этим заняться. Будь у него до десяти часов, а потом ты его не застанешь. Слышишь?

- Слышу, дедушка. Непременно пойду.!

Так хитро отделавшись от внучки, он мог принять доктора Спрекли один. В назначенное время доктор подъехал в старом гиге.

- Вам лучше сегодня утром, значительно лучше, сказал он своему больному. - Припадок был прескверный, и надеюсь, что он теперь долго не повторится.

- Мне было хуже, доктор, чем даже думаете вы, сказал Денисон. - Вчера на меня подуло холодом из могилы. Еще такая схватка и я потухну, как свеча.

- Мы должны надеяться, что другой такой схватки не будет, весело ответил доктор Спрекли.

- Не можете ли вы прописать что-нибудь мне, доктор, чтобы другой такой припадок не возобновился? вдруг спросил Денисон.

Доктор Спрекли поставил склянку, которую взял в руки, и посмотрел на своего больного.

- Я был бы шарлатан, сквайр, если бы сказал, кто могу предохранить вас от этого. Мы можем только употреблять все наши силы и надеяться на все лучшее.

Денисон молчал несколько минут, потом опять начал.

- Послушайте, Спрекли, вы знаете как я стар - двадцать четвертого апреля мне минет семьдесят лет. Вы знаете также какие затронуты интересы и как многое зависит от того чтобы я дожил до тех пор.

- Не могу забыть, ответил доктор: - мы об этом говорили много раз.

- Верите ли вы в душе, Спрекли, что я доживу до двадцать четвертого апреля?

Вопрос был сделан очень торжественно. Больной вытянул вперед свою длинную шею и жадно впился в доктора глазами, как будто его спасение зависело от его слов.

Румяные щеки, доктора несколько побледнели, он колебался, тревожно переминался с ноги на ногу и закашлялся. Эти признаки не укрылись от сквайра.

- Право, любезный сер, ваш вопрос очень странен, медленно ответил Спрекли: - и я не могу отвечать на него положительно.

- Фразы, фразы! воскликнул больной, нетерпеливо вертясь на изголовье. - Вы можете отвечать на мой вопрос, если захотите. Я спрашиваю только о том, уверены ли вы, думаете ли в глубине вашего сердца, что я доживу до двадцать четвертого апреля? На это вы можете мне ответить.

- Вы сериозно желаете ответа, мистер Денисон?

- Очень сериозно. Говорю вам опять, что другой такой припадок как вчерашний, доканает меня. По-крайней-мере я так думаю. А другой такой припадок может случиться каждый день, каждый час.

- Может. Но, но... прибавил доктор, стараясь смягчить свои слова: - он может быть не так силен.

- Я желаю сделать многое, прежде чем отправлюсь отсюда совсем, сказал сквайр тихим тоном: - вы не посоветуете мне откладывать?

- Вы в душе не думаете, чтобы я дожил до двадцать четвертого апреля - признайтесь, Спрекли!

Доктор тихо положил руку на руку Денисона и наклонился к нему.

- Вы желаете знать правду?

- Да, да, нетерпеливо ответил больной. - Правду, правду.

- Ну-с - эти припадки ваши учащаются и усиливаются, каждый припадок уменьшает ваши силы. Еще один сильный припадок может оказаться гибельным для вас.

- Вы должны отдалить его, Спрекли.

- Я не знаю как.

Сквайр слегка приподнял руку, а потом опять опустил ее на одеяло. Безропотность или отчаяние выражало это движение? Подбородок его опустился на грудь и в комнате несколько минут царствовало непрерываемое молчание.

- Доктор, потом сказал Денисон, и голос его звучал необыкновенно глухо: - я заплачу вам пять тысяч фунтов, если вы продолжите мою жизнь до двадцать пятого апреля. Пять тысяч, Спрекли.

- Все деньги на свете не могут продолжить жизни на един час, когда настанет наше время, сказал доктор. - Вы знаете это так же хорошо как и я, мистер Денисон. Все что человеческое искуство может для вас сделать, будет сделано, в этом вы можете быть уверены.

- Но все-таки вы думаете, что я дотянуть не могу?

Доктор взял руку больного и тихо пожал ее своими обеими руками.

- Мой дорогой старый друг, я думаю что только одно чудо может продолжить вашу жизнь до тех пор, сказал он дрожащим голосом.

Ничего больше, сказано не было. Доктор Спрекли повернулся к двери, заметив, что он опять приедет в этот день.

- Надобности нет, сказал сквайр, как будто разсердился на его приговор и не верил ему. Вам не кчему приезжать сегодня. Мне лучше; гораздо лучше. Я не остался бы в постели сегодня, но вы велели мне.

- Очень хорошо, сквайр.

Денисон лежал с закрытыми глазами, пока дверь закрылась за его другом и врачом. Аарон Стон, потом вошедший в комнату, думал, что его барин спит, и вышел, чтобы не разбудить его. Чрез час Денисон громко позвонил. Сквайр сидел на постели, когда Аарон вошел, и старике удивился, что ему сделалось лучше в такое короткое время.

-- Час тому назад он походил на полумертвого, а теперь у него такой здоровый вид как год тому назад, пробормотал Аарон.

В самом деле в глазах больного был блеск, а на щеках слабый румянец, чего не было давно, а голос имел прежний резкий и повелительный тон.

- Я плохой отгадчик, сквайр, вам должно быть, это известно, было нелюбезным ответом.

- Он сказал мне, что я не доживу до двадцать четвертого апреля.

Морщинистое лицо Аарона побледнело; маленький поднос, который он держал в руке, упал на пол.

- Ах! барин не говорите этого - не говорите! застонал он.

- Я должен говорить, и к тому же я чувствую, что это правда, ответил сквайр.

- Не могу этому поверить и не хочу, пролепетал старый слуга, который не смотря на свой дурной характер, был горячо привязан к своему барину.

Аарон никогда сериозно не думал, чтобы конец был так близок. С сквайром бывали эти странные припадки, это правда, но разве он не оправляется после них всегда? Посмотрите-ка на него теперь.

- Спрекли должен быть дурак, сер, если сказал вам это! Уж не подпил ли он?

- Я вырвал от него правду, сказал сквайр. - Всегда лучше знать правду, как ни неприятна была бы она.

- Я просто ошеломлен, сказал старик: - но я этому не верю.

- Я смерти не боюсь, сказал сквайр: - когда Денисон боялся умереть? а Богу известно, что моя жизнь была не совсем так приятна эти последние годы, чтобы я желал отдалить конец. Но имение, Аарон - этот старый дом и все эти земли - ты знаешь кому они достанутся, если я не доживу до двадцать четвертого апреля.

Губы старого слуги судорожно дрожали, он не мог выговорить ни слова, слезы струились по его морщинистым щекам. Притворяясь будто занимается камином, он стоял спиною к сквайру.

- Если бы не это, я не заботился бы о том скоро ли настанет мой конец, продолжал Денисон. - Но тяжело, когда яблоко вырвут у вас в минуту победы. Я отдал бы половину моего состояния тому, кто сохранил бы мою жизнь до конца апреля. Почему же нет?

- Спрекли старая баба, он сам не знает, сказал Аарон. - Зачем вам, не пригласить знаменитых докторов из Лондона, сер? Весьма вероятно они могут поддержать вас когда Спрекли не может.

Сквайр засмеялся немножко уныло.

- Ты кажется забываешь, что двое из этих знаменитостей из Лондона были здесь несколько месяцев тому назад. Они держали консультацию с Спрекли, и каков же был результат. Они вполне подтвердили все, что он сделал, и прибавили, что ничего не могут переменить в его методе. Никакой не будет пользы, старый спорщик, приглашать их опять. Это мое убеждение.

Аарон не был убежден. Он имел не особенно хорошее мнение о Спрекли и ужасно безпокоился.

- Бедная Элла! бедная девочка, пробормотал сквайр очень тихо. - Я всегда надеялся, что ена будет владетельницей Герон-Дайка после меня. Но... но... но...

Он не мог об этом говорить. Ему было очень горько, очень тяжело.

- Теперь нет. Ты можешь прийти после, Аарон, сказал сквайр.

Аарон вышел из комнаты, не сказав более ни слова.

Комната Аарона Стона и его жены была возле кухни. Он пошел туда, запер дверь и сел молча. На коленях у Дорозсии лежала белая бумага, из которой она вырезывала кружки, чтобы закрыть варенье. Случайно взглянув на своего мужа, она увидала слезы на его морщинистых щеках.

Дорозсия вытаращила глаза и разинула рот. Она глядела на мужа и с любопытством, и испугом. Двадцать лет не видала она подобного зрелища. Запихав свои серебристые волосы под свой опрятный белый чепчик, она выронила ножницы и бумагу и сидела, вытаращив глаза.

- Что это? спросила она тихо, представив себе тотчас всевозможные несчастия. - Не случилось ли чего с мальчиком, Аарон?

"Мальчик" был Гьюберт, её внук. Он был очень дорог Дорозсии, может быть и не менее дорог Аарону. Аарон не отвечал, не мог, и точно для её успокоения Гьюберт вошел в эту минуту.

- Что это с вами, дедушка? вскричал молодой человек, удивленный не менее Дорозсии.

Рыдая, Аарон сказал, что с ними случилось. Барин умирает. Спрекли говорит, что не может продолжить его жизнь до двадцать четвертого апреля, и мис Эллу выгонят из Герон-Дайка эти враги, другая отрасль. И их тоже выгонят! И он с Дорозсией пожалуй умрет в богадельне!

Изумительное известие. Никто не говорил несколько времени. Потом Дорозсия начала высказывать свои суеверные приметы.

- Я знаю, что в доме скоро будет покойник. В воскресенье вечером, когда я проходила по болоту, мне все представлялись три надгробные свечи, только я не думала, чтобы это был сквайр, я думала о жене Болтона.

Болтон был кучер, а жена его слабого здоровья.

- Полноте, бабушка! выговорил ей Гьюберт: - все это вздор. Почему сквайр не пригласит другого доктора, прибавил он после некоторого молчания. - Спрекли умеет только сплетничать.

- Я спрашивал его, сказал Аарон: - но он думает, что настала его пора. Если бы только могли сохранить ему жизнь до двадцать четвертого апреля, говорит он; вот все чего он желает.

- И я уверен, что на это есть средство, вскричал Гьюберт. - Чего не может сделать один доктор, может сделать другой. Мне очень хочется пригласить доктора Джого и ничего об этом не говорить. Он удивительно искусен.

- Барин тебе не простит, Гьюберт.

- Но если новый доктор может продолжить его жизнь, доказывал Гьюберт. - Я подумаю об этом, прибавил он, схватив свою шляпу.

Он прошел по двору ни своей щегольской жакетке, которую мог бы надеть лорд, и свиснул одной из собак. Две служанки стояли в людской и гладили тонкия вещи на столе под окном. Оне проводили молодого человека с восторгом в глазах. Он держался от них поодаль, как барин от слуг, но обе девушки любили его, потому что он был к ним вежлив и ласков.

- Какой красавец! вскричала Анна: - и как старики гордятся им!

- Что вы думаете я видела вчера? сказала Марта тихим голосом, когда Гьюберт Стон исчез в зеленую калитку, которая вела в кустарник. - Шла я домой из Нёллингтона, когда в парке стоит за деревом серая фигура, которую можно было принять за привидение, и смотрит на наши окошки - это была бедная Сьюзенна Кин. Как же она меня испугала!

она хочет увидать.

- Вы знаете, что она говорит, Анна!

- Да, я знаю, и очень это неприятно, возразила младшая служанка. - Если она видит Катерину в окошке...

- Она опять говорила мне вчера, что видит ее, перебила старшая: - что она видела ее теперь три раза. Она говорит, что Катерина стоит у окна в своей прежней комнате, при лунном сиянии.

Анна, затряслась, она была почти так же суеверна как и старая Дорозсия.

- Разве вы не видите что в этом подразумевается, Марта? Если Катерину видно в окошке, стало быть она в доме. Желала бы я, чтоб северный флигель заперли!

- Вы криво гладите носовой платок, Анна!

- Поневоле выживешь из ума, слушая все эти истории о привидениях, сердито ответила Анна.

Между тем, Гьюберт пошел к берегу. То что он услыхал волновало его чрезвычайно, и его деятельный ум принялся работать. Если бы можно было отклонить приговор, предвещавший несчастие всем им!

Он ходил по берегу, бросая в воду палку, и заставляя вытаскивать ее, и припоминая все, что слышал о чудесном искустве доктора Джого, который, однако, не слыл добросовестным в своих средствах - излечивал или убивал. Не мог ли он поддержать жизнь мистера Денисона, которую, повидимому, доктор Спрекли поддержать не мог? Смелые врачи часто бывают счастливы. Если Джого...

Гьюберт Стон остановился. В голове его промелькнуло, он сам не знал почему, то что он прочел в одной французской книге, недавно купленной - молодой человек знал хорошо французский язык. Болезнь была похожа на болезнь мистера Денисона, где жизнь больного поддержали вопреки природе. Те же самые способы, подробно описанные, могут удасться и теперь. Дыхание Гьюберта ускорилось, когда он думал об этом; он два часа оставался на берегу, размышляя обо всем.

Странное выражение - смесь волнения и решимости виднелась на его лице, когда он вернулся в замок. Мистрис Стон жаловалась ему, что обед весь простыл. Гьюберт ответил, что обедать не хочет, но желает видеть сквайра, если он один. Да, он был один и казался почти здоров. Строго было приказано не говорить ни слова мис Элле об его болезни.

Гьюберт нашел сквайра на кресле пред камином. Он казался очень изнурен и худ, но глаза его были так же решительны, а губы так же тверды как прежде.

- После того что дедушка сказал мне сегодня, я не мог не явиться к вам, сер, сказал Гьюберт. - Это очень печальное известие, но я надеюсь преувеличенное.

- Преувеличения нет, мальчик. Я боюсь, что ты видишь пред собою умирающого.

- Очень, очень жалею слышать об этом.

- Да, да, добрый мальчик! Некоторые из вас пожалеют обо мне.

- Мы все будем очень жалеть о вас, сквайр, такого барина не будет у нас никогда. Разумеется, сер, я знаю, что вы желаете больше всего дожить до семидесятого года вашего рождения, и наверно ваше желание исполнится.

- А вот именно до этого то я и не доживу, если Спрекли прав, ответил сквайр и лицо его помрачилось с этими словами. - А о моей жизни я забочусь мало; эти последние годы она походила на потухающую свечу. Меня терзает то, что имение перейдет не к моей хорошенькой птичке, а к человеку, которого я ненавидел всю жизнь.

Гьюберт придвинул свой стул ближе - потому что ему велено было сесть - и сказал:

- Лондонские доктора были здесь, и не сделали мне никакой пользы. И теперь не сделают. И хлопоты и издержки пропадут.

- Я думал не о лондонских докторах, сер, а о здешнем - докторе Джого.

- Ба! говорят, что он шарлатан.

Гьюберт Стон наклонил голову и заговорил тихо и сериозно о том что он слышал об удивительном искустве доктора Джого.

- Я сам немножко смыслю в медицине, сер, прибавил он: - иногда жалел зачем сам не пошел в доктора, мне кажется я имею природную способности к этой науке, я читаю медицинския книги, бывал в больницах и... и я думаю, сквайр, что искусный доктор, знающий свое дело, мог бы по крайней мере поддержать вашу жизнь до двадцать четвертого апреля, да и даже больше этого. Мне почти кажется, что я бы мог.

Денисон улыбнулся. Мысль, что Гьюберт суется в подобные вещи смешила его.

- А как же бы ты принялся за это? спросил он с насмешкой.

Гьюберт сказал несколько слов тихим тоном, голос его понижался, по мере того как он продолжал.

- Мальчик должно быть помешался, если думает, что может поддержать мою жизнь такими средствами! перебил сквайр, вытаращив на Гьюберта глаза из под своих косматых бровей, как будто думал, что пред ним сидит сумасшедший.

- Позвольте мне только кончить, сер, только послушайте описание лечения...

- А ты был свидетелем того лечения, которое ты описываешь - и видел, что оно продолжило жизнь?

Не отвечая прямо на этот вопрос, Гьюберт продолжал доказывать тихим и горячим тоном. Постепенно сквайр заинтересовался - может быть даже поверил.

- И ты бы мог - мог лечить меня таким образом, ты думаешь! воскликнул он, подняв руку и опять ее опустив.

- Я может быть не мог бы, сер, но я говорю, что доктор Джого может.

Сквайр Денисон задумался и опустил голову.

- Ты знаешь этого доктора Джого? вдруг спросил он. - Ты его встречал?

- Раза два, сер. И меня поразило впечатление его внутренней силы.

которые подсылают сюда шпионов. Можешь привести ко мне этого нового доктора.

Лицо Гьюберта радостно просияло. Он столько же как и его барин желал, чтобы Герон-Дайк не перешел к посторонним.

- Привести его завтра, сер?

- Да, завтра. Спрекли будет здесь в десять часов, пусть тот придет в двенадцать. Но только слушай, мальчик, не говори ему ни слова о твоей идее, об этом новом лечении, я хочу прежде его видеть.

Часы пробили двенадцать на следующий день, когда доктор Джого позвонил у дверей передней. Это был низенький, смуглый, иностранной наружности человек, лет тридцати, с черными усами, острой бородкой и маленькими безпокойными глазами, никогда не смотревшими прямо ни на кого и ни на что, и внушавшими такое впечатление, что он постоянно остерегался. Он приехал в Нёллингтон год тому назад, незнакомый никому, и начал практиковать. Плату брал он небольшую, и его пациенты были по большей части те, которые не могли дорого, платить доктору. Но доктор Спрекли был человек пожилой, доктор Даунис старик, так что не известно что могло случиться чрез несколько лет. А пока Теофил Джого терпеливо сводил концы с концами. Приглашение владельца Герон-Дайка было важным событием в его жизни.

- Вы кажется доктор Джого, начал сквайр, который опять лежал в постели.

Доктор поклонился.

- Я и мой врач, доктор Спрекли, не сошлись в мнениях. По всей вероятности он не будет больше навещать меня, и я послал за вами в надежде, что я сойдусь с вами лучше чем с доктором Спрекли.

- Мне очень лестно ваше предпочтение, сер. Вы можете положиться на то, что я употреблю все силы быть вам полезным во всех отношениях.

- Вероятно вы слышали, что я болен давно, слухи распространяются, и как доктор, вы может быть даже знаете свойство моей болезни?

Доктор Джого это подтвердил.

- Два дня тому назад со мною был сильный припадок. Вчера я спросил Спрекли, доживу ли до двадцать четвертого апреля. Он отвечал, что это может сделать только чудо. Он говорит, что я не могу остаться жив, а я говорю что я должен и останусь до того числа.

- И вы послали за мною для того чтобы... чтобы...?

- Поддержать мою жизнь! Спрекли не может этого сделать. Вы должны. Теперь, не говорите ни слова, пока не осмотрите меня.

Доктор Джого не сказал ни слова в ту четверть часа, когда задавал вопросы, относившиеся к болезни. Потом он сел возле постели и глубоко вздохнул.

- Ну, какой ваш приговор? Говорите, сказал сквайр угрюмо, и прежний жадный, пристальный взгляд мелькнул в его глазах.

- Я полагаю вы желаете слышать правду, и только одну правду, мистер Денисон? сказал доктор Джого.

- Именно это я и желаю знать. Почему же нет?

- Когда так, сер, я думаю, что доктор Спрекли прав, Я боюсь, что могу только подтвердить его мнение.

Наступило минутное молчание.

- Разумеется есть возможность, ответил доктор Джого: - но вероятности нет. Мне очень жаль, сер, что я должен сказать вам это.

- Поберегите ваше сожаление, пока у вас его попросят, возразил сухо сквайр. - Может быть вы потрудитесь налить мне полрюмки мадеры. Я не так силен, как желал бы.

Доктор Джого исполнил его просьбу, потом сел и ждал. Больной вдруг повернулся к нему, схватил его за руку, придвинул его ближе к себе и сказал мрачно:

- Послушайте, Джого, не кчему говорить, мне вам и тысячи другим докторам, что я не доживу до апреля. Я должен и хочу дожить, и вы должны сделать это. Вы смотрите на меня так, как будто я прошу вас убить меня, и не вылечить.

Доктор Джого старался улыбнуться. Он, очевидно, сомневался, не имеет ли дело с сумасшедшим.

- Извините, мистер Денисон, сказал он: - но в вашем положении вам надо избегать волнений. Совершенное спокойствие всего полезнее для вас.

Больной пожал плечами.

- Ну, ну, вы может быть правы. Вы знаете моего молодого секретаря, Гьюберта Стона?

- Немножко.

- И наверно, вы находите его умным молодым человеком? Но он гораздо умнее, чем вы думаете, и занимался многими любопытными науками, между прочим и медициной. Он - послушайте господин врач - он предложил способ лечения, который, по его мнению, может поддержать мою жизнь.

На лице доктора Джого выразилось удивление и недоверие, смешанное с сарказмом. Действительно, умен будет Гьюберт Стон, если поддержит жизнь в умирающем.

- Я не знаю такого лечения, мистер Денисон.

- Может быть, но, я полагаю, можете научиться?

- Если меня могут научить.

Прошло полчаса; сквайр начинал терять терпение, когда вернулся доктор Джого. Он имел очень сериозный вид.

- Поможет это лечение? вскричал сквайр нетерпеливо, прежде чем доктор успел заговорить.

- Может помочь, мистер Денисон. Я этого не опровергаю. Но... это опасно.

- А что за беда, если и опасно? Я готов рисковать - и заплачу вам хорошо. Что, вы колеблетесь? А я слышал, что вам известны опасные лекарства, что вы часто решаетесь убить или излечить.

- А вы мне сейчас сказали, что в моей болезни надежды нет!

- Это правда.

- Так начните лечить меня. Боже! вы смотрите так, как если бы я вам сказал, чтобы вы дали мне синильной кислоты! Послушайте, я хочу испробовать эти лекарства, я знаю ваше искуство, молодой человек. Я дам вам сейчас пятьсот фунтов, и две тысячи, если вы поддержите меня до двадцать-четвертого апреля.

- Принимаю эти условия, сказал доктор Джого, пробуждаясь из задумчивости и говоря твердо теперь, когда решился.

- Надеюсь и уповаю, что поддержу вас до нужного периода, прибавил он с жаром. - Я посвящу этому все мои старания.

За дверью ждал Гьюберт Стон с тревогою в глазах.

- Да, я согласился, сказал доктор Джого в ответ на безмолвный вопрос. - Если это удастся - хорошо. Но я не могу забыть риск. А эти опасные риски, если узнаются, вредят репутации врача.

- Возьмите книгу с собой и хорошо изучите болезнь, сказал Гьюберт, подавая книгу доктору. - Небольшой риск, разумеется, будет, но я думаю, небольшой. Тут удалось, почему же не удастся и с сквайром Денисоном.

ясно, что доктор Спрекли не должен бывать даже, как друг. Двум докторам, державшимся противоположных взглядов и противоложной методы в лечении, лучше было не встречаться.