Загадочные происшествия в Герондайкском замке.
Глава XI. Приезд мистрис Карлион.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Загадочные происшествия в Герондайкском замке. Глава XI. Приезд мистрис Карлион. (старая орфография)

Глава XI.
Приезд мистрис Карлион.

Доктор Спрекли разсердился. Когда он прочел короткую записку сквайра Денисона, в которой тот отказывал ему, он хотел тотчас ехать в замок и потребовать объяснения от своего старого друга и пациента. Его принудили, так сказать, высказать неприятную истину, и теперь отказали за это, и вместо него взяли молодого неопытного и неизвестного врача. Это было очень несправедливо; но доктор Спрекли ничего не делал второпях. Он отложил записку сквайра и сказал:

- Оставлю до утра.

Утром он узнал, что доктор Джого, действительно, лечит сквайра. Спрекли встретил его едущого в замок на извозчике.

- Не стану вмешиваться! воскликнул старый доктор с горечью в сердце: - я никогда более не переступлю за порог Денисонов, если только он не пришлет за мной, а пользу он ему сделает небольшую, прибавил он, бросив презрительный взгляд вслед Джого.

Между тем, в замке сквайр успокоивал Эллу и объяснял ей эту перемену.

- Мне не нравится доктор Джого, дедушка Джильберт. А доктор Спрекли был наш друг столько лет.

- А почему тебе не нравится доктор Джого, девочка?

- Я не знаю. В нем что-то отталкивает меня; я думаю выражение глаз. Я, впрочем, говорила с ним только один раз.

- Когда ты узнаешь его короче, он тебе больше понравится, возразил сквайр. - Мне самому он не очень нравится. Но если он вылечит меня - что ты тогда скажешь?

- Я скажу, что буду вечно его любить, ответила Элла, засмеявшись.

- Он надеется, я думаю.

- Правда ли это, дядя Джильберт?

Сквайр потрепал ее по щеке.

- Какая же ты неверная! Джого удивительно искусный доктор, Элла; в этом нет ни малейшого сомнения; он учился за границей и хочет попробовать на мне новый способ лечения. Он думает, что это сделает чудеса. И я тоже думаю.

Элла вздохнула с облегчением.

- Я так рада, милый дедушка! Я буду любезно принимать его.

случай и он приобретет знаменитость. Мы с тобой будем гулять по прежнему, Элла. Почему же нет?

Сердце Эллы радостно забилось; она верила этому приятному известию. Её дед последнее время, действительно, был очень колен, но она не подозревала неизлечимой болезни или смертельной опасности.

Доктор Джого приезжал в Герон-Дайк каждый день. Скоро сквайр уже гулял, но правда, опираясь на руку Эллы или Гьюберта Стона; видали его и в Нёллингоне в экипаже рядом с внучкой. Элла стала ласково думать о докторе Джого, но не могла еще освободиться от какого-то неопределенного отвращения или недоверия.

"Такого выражения в глазах я никогда не видала ни у кого", говорила она себе. - "Он интересует меня и отталкивает".

- Сквайр дотянет до того, что будет иметь право завещать свое состояние, да еще и дольше этого, говорили в окрестностях, заменяя улучшение в его здоровье. - Мало двух докторов, чтобы убить Денисона.

Таким образом, настал октябрь. В половине этого месяца сквайр пригласил к себе мистрис Карлион, в ответ на письмо, полученное от нея, в котором она писала, что намерение её ехать за границу на зиму, она пока отложила, потому что ей не хочется ехать одной. Гигсон, разумеется, поедет с нею, но ей нужна не служанка, а друг.

- Она должна взять тебя, Элла, сказал сквайр, отправив пригласительное письмо.

- Взять меня, дедушка! О, нет!

- Почему же нет, позволь спросить, когда я говорю да?

- Я не могу оставить вас, дедушка.

- В самом деле! не можешь?

- Если вы занеможете, а я буду так далеко! О, милый дедушка, как вы могли думать об этом!

- Надеюсь, что я теперь болен не буду. Джого принес мне удивительную пользу. Не бойся. Мне хотелось бы, чтобы ты поехала на зиму за границу с Гертрудой Карлион - ну мы посмотрим!

Мистрис Карлион приехала. Уже прежде было решено, что если она поедет за границу, то прежде приедет не на долго к ним. Она нашла большую перемену к худшему в Денисоне, но не сказала об этом ничего, а напротив, поздравила его с улучшением здоровья.

- Да, сказал он самодовольно: - новый доктор понимает меня.

- А вы думаете, что доктор Спрекли не понимал? спросила мистрис Карлион.

- Последнее время нет. Спрекли не мог сделать для меня того, что сделает этот человек.

На второй день её приезда, когда они были вдвоем, сквайр спросил мистрис Карлион об её планах на зиму.

- Как вы решили, Гертруда? спросил он.

- Я еще не совсем решилась, ответила она. - Кажется, я поеду за границу, вероятно, в Южную Францию, прошлую зиму этот климат был очень вреден для моей груди.

- Мой старый друг, мистрис Орд хотела ехать со мною, но теперь по обстоятельствам не может; вот почему я не решаюсь. Мне не хочется ехать одной.

- Возьмите Эллу.

Мистрис Карлион поспешно взглянула на сквайра.

- Взять Эллу? Вы сериозно это говорите?

- Конечно. Я хотел отправить ее к вам в Лондон на зиму, а если вы едете за границу, еще лучше. Это будет для нея большой переменой, а перемена ей нужна.

- Конечно, я не стану колебаться, если могу взять Эллу, радостно сказала мистрис Карлион: - но я наверно останусь за границей месяцев пять.

- Если шесть, еще лучше. Сказать по правде, Гертруда, продолжал он, видя удивление на лице мистрис Карлион: - я не хочу, чтобы моя красоточка скучала здесь зимой, вы должны взять ее от меня. Она сама не своя после того странного происшествия...

Он указал чрез плечо на северный флигель. Мистрис Карлион поняла.

- Вы говорите о Катерине Кин?

- Да. С тех пор как это девушка пропала...

- Какой это необыкновенный случай! перебила мистрис Карлион: - как вы это объясняете, сквайр?

- Это ничем нельзя объяснить.

- Я хочу сказать, не составили ли вы себе понятие о том, что могло сделаться с нею?

- Ничего не знаю, ответил сквайр и стукнул палкой по полу. - Это не мало тревожило меня, Гертруда, могу уверить вас. Она была премилая и прекроткая девушка. Накануне того дня, как она пропала, она пробежала весь сад, чтобы принести мне зонтик, оттого что пошел дождь. Вы не можете себе представить, какая это была скромная и добрая девушка.

- Я всегда это находила, согласилась мистрис Карлион.-- Я и мать её уважаю, она такая трудолюбивая и почтенная... Как это должно быть ужасно для нея, бедная женщина! Я навещу ее.

- Да. Почему же нет? Вообще это самое таинственное неприятное происшествие, и я вижу, что моя красоточка этого не забывает. Она как будто тоскует и грустит. Мне, кажется, что глаза её не так веселы как прежде, она сделалась менее разговорчива и не распевает по всему дому как бывало прежде.

- Разумеется ей необходима перемена, сказала мистрис Карлион.

- Ей принесла пользу поездка в Лондон весной, но она оставалась слишком короткое время, продолжал сквайр: - вы знаете как мы уединенно здесь живем. Мое здоровье не позволяет мне принимать гостей, а Элла повидимому не желает расширять круг знакомства. Ей будет здесь ужасно скучно зимой с больным капризным стариком. Я желал бы, чтобы она уехала месяцев на шесть или на восемь. Она вернется весною веселая как жаворонок. Почему же нет?

- Как! сердито закричал сквайр: - разве девочка смеет не послушаться меня и вас? это для её пользы и она ехать должна.

- А думаете ли вы, что можете остаться всю зиму один? спросила мистрис Карлион, вспомнив какую перемену в нем нашла. - И будет ли Элла думать это?

- Я! мне теперь гораздо лучше чем месяц тому назад. За меня нечего бояться. А если я занемогу, разве нельзя послать телеграмму? Я говорю, что Элле нужна перемена для её здоровья.

- Конечно это будет лучше для нея, ответила мистрис Карлион медленно и как Денисону показалось сомнительно.

- Послушайте, Гертруда, вы женщина умная, сказал сквайр, понизив голос и наклоняясь к, ней. - Здесь насчет этого дела распространилось суеверие; женщины не смеют выходить из кухни после сумерек. Преобладает мысль, что Катерина еще в доме - что ее видят иногда у окна по ночам. А так как она не может быть в доме живая, то вы понимаете что это означает - необразованные люди такие дураки. Спрашиваю вас, Гертруда, при этих нелепых слухах прилично ли девочке провести здесь зиму?

Он проницательно посмотрел на мистрис Карлион, желая видеть сделали ли его слова впечатление на нее. Они конечно сделали.

- Разумеется нет, согласилась она: - и я ее увезу. Но ведь вы говорите о служанках, Джильберт. Зачем же позволять им говорить такия вещи? Видят Катерину у окна! Какая нелепость!

- И уверяют будто слышат странные звуки в коридорах, шопот и тому подобное, прибавил сквайр, как бы находя удовольствие это повторять.

- Как же это позволяет Дорозсия Стон?

- Дорозсия еще хуже их, она всегда была суеверна. Ни шагу не смеет она сделать в доме после сумерек. Старый Аарон бесится на нее, грозит иногда ее приколотить, прибавил сквайр с угрюмой улыбкой.

- Ведь это все пустяки, Джильберт.

- Я не знаю, ответил он.

Мистрис Карлион вытаращила на него глаза.

- После того как Катерина исчезла, можно поверить всяким чудесам. А пока, Гертруда, мне кажется, что мы можем простить этим бедным невеждам. Но вернемся к вопросу, Герон-Дайк приобрел репутацию таинственности, и я не хочу, чтобы моя милая девочка провела здесь зиму.

- Теперь я вижу все и увезу ее, по крайней мере на два или на три зимних месяца.

- Два зимних месяца рано, раздражительно вскричал сквайр. - Это не послужит ни к чему. Она должна вернуться, когда настанут длинные и светлые дни.

- Хорошо, хорошо, я вижу как вы заботитесь о ней, сказала мистрис Карлион, которая однако думала, что его негодится оставлять так долго одного: - во всяком случае вы захотите, чтобы она вернулась домой до дня вашего рождения.

Сквайр не отвечал. Он как будто боролся с каким-то внутренним волнением, и лицо его судорожно подергивалось. Мистрис Карлион приподнялась с своего места, но опять села.

- Зачем до дня моего рождения, сказал он наконец: - для меня это все равно что всякий другой день. Я никогда его не праздную, как делают некоторые идиоты - как будто тут есть чему радоваться. Ей не к чему приезжать ко дню моего рождения, если я не вызову ее. Я непременно ее вызову, если она будет мне нужна.

- Да, да, почему же нет? Разве, мы не желаем в болезни видеть возле себя близких к нам? Но при лечении Джого я как будто снова ожил. Послушайте, я хочу, чтобы девочка видела Италию.

- Она увидит и наверно ей это доставит большое удовольствие, только бы она спокойно оставила вас. Элла не похожа на других девушек, она гораздо благоразумнее, прибавила мистрис Карлион. - Посмотрите-ка на этих ветренниц, оне думают только о том как бы выйти замуж.

- Теперь женщины очень в этом смышлены. А Элле кажется, не нравятся молодые люди. Молодой Ганерли хотел на ней жениться, приезжал ко мне, она и слышать не хотела. За кого бы она не вышла, он должен переменить свое имя на имя Денисон. Никто кроме Денисона не должен наследовать Герон-Дайк.

Мистрис Карлион пришло, в голову и у нея на языке вертелось сказать - что муж Эллы может быть не получит Герон-Дайк. Если больной, сидевший пред нею не доживет до дня своего рождения, Герон-Дайк не достанется Элле. Но она промолчала.

- Я полагаю вы никогда не имеете известий от вашего кузена Джильберта? вдруг спросила она.

Лицо Денисона помрачилось, холодное жесткое выражение показалось в глазах. Он круто повернулся и взглянул на свою собеседницу, но она смотрела на огонь в камине.

- С какой стати буду я иметь известия от него. Я скорее согласен получить известие от первого встречного нищого. У него никогда не достанет дерзости писать ко мне. Он подсылает шпионов к моему дому днем и ночью, я это знаю; поджидает той минуты когда я испущу последний дух. Но он обманется, да, Гертруда Карлион, говорю вам, он обманется! Я еще не умер и не умру. Я доживу до семидесяти лет - я это знаю, я чувствую это - и ни одна десятина старого поместья не перейдет к этому человеку!

Он говорил с необыкновенной энергией. Было очевидно, что старая ненависть к двоюродному брату горела в его сердце так же свирепо, как и сорок лет тому назад.

- Я боюсь, что его сын не сделает чести имени, которое он носит, заметила мистрис Карлион после некоторого молчания.

Сквайр взглянул на нее, но не сказал ничего.

- Я слышала, что он поссорился с своим отцом. Они разстались в гневе и с тех пор он домой не приезжал, говорят, что он пошел в солдаты и уехал в Индию.

Сквайр свирепо заворчал.

- Это хорошее известие, прекрасное известие, сказал он. - Я дал бы этому мальчику тысячу фунтов, чтобы разлучить его с отцом, если бы только знал где он - и две тысячи тому, кто мог бы указать мне его могилу. Единственный сын! А, а! Прекрасное известие!

В эту минуту вошел доктор Джого. Когда он взглянул на лицо сквайра, он принял недовольный вид.

- Сударыня, сказал он мистрис Карлион: - этого не должно быть. Чтобы поправиться, мистеру Денисону следует избегать всякого волнения, а то это уничтожит всю пользу, которую я приношу ему.

Мистрис Карлион предложила Элле погулять в этот прекрасный октябрский день. Воздух был приятный и оне пошли к пескам и сели на том месте, где Элла сидела с Эдвардом Конроем. Никогда не сидела она на этом месте без того чтобы не вспомнить о нем. Она желала бы знать в Африке ли он, желала знать когда о нем услышит.

Когда мистрис Карлион сказала Элле о путешествии за границу, молодая девушка удивилась, обиделась и может быть пришла в негодование. Неужели дед, действительно, желает, чтобы она оставила его и уехала так надолго, когда ему нужны её попечения? Мистрис Карлион успокоила ее, убедила, уговорила, и наконец, растолковала, что так будет лучше.

Отпустив племянницу домой одну, мистрис Карлион пошла одна к гостинице. Ей так же, как и другим, было любопытно происшествие, случившееся в февральскую снежную ночь. Разговор с сквайром и потом с Дорозсией Стон, еще более увеличил её сочувствие к семейству бедной Катерины.

Мистрис Кин ухаживала за посетителем, который остановился в гостинице на целый день, Сьюзенна ушла с работой в сад. Мистрис Карлион нашла ее там на скамейке; она подрубляла новые полотенцы. Сад был большой и красивый, летом наполненный цветами и полезными овощами. Большой куст маргариток был теперь в цвету, возле скамейки. Сьюзенна сидела без шляпки, и солнце падало на её гладкие каштановые волосы, мягкие и прекрасные, такие же красивые, как были у Екатерины; между сестрами было большое сходство. Она была одета опрятно, по обыкновению - в небольшом белом переднике на темном платье и в белом воротничке. Увидав мистрис Карлион, она встала поклониться, и слезы наполнили её грустные серые глаза. Мистрис Карлион села возле нея и начала говорить с участием об её прошлом горе.

- Моя добрая девушка, я хотела с вами поговорить, заметила мистрис Карлион: - я нарочно для этого пришла. То, что я слышала о вас, очень огорчает меня...

Но тут она остановилась, потому что мистрис Кин выбежала из дома приветствовать гостью. Трактирщица была пригожая женщина, в широких юбках и в большом белом переднике.

Конечно, предмет разговора мог быть только один. Слезы текли по румяным щекам мистрис Кин, Сьюзенна была бледна, и глаза её, теперь сухие, имели какое-то задумчивое выражение. Как напоминала она мистрис Карлион Катерину, та не хотела этого сказать.

- Должно быть, что-нибудь прервало ее, когда она начала раздеваться, это, очевидно, сказала мать. - Она сняла чепчик и передник, воротничек и ленту - и все остальное исчезло вместе с ней. Вопрос состоит в том, что это что-нибудь могло быть. Сьюзенна думает... но я боюсь, что она думает много пустого, прибавила мать, бросив на девушку нежный, сострадательный взгляд.

- Что думает Сьюзенна? спросила мистрис Карлион.

Сьюзенна подняла свое бледное лицо, чтобы ответить. То неопределенное выражение, которое по большей части теперь бывало на её лице, было очень заметно в эту минуту. Голос её сделался глух и однообразен.

- Сударыня, сказала она: - я думаю, что когда Катерина сняла с себя эти вещи, кто-нибудь подошел к двери... и... и...

- И что? спросила мистрис Карлион, потому что девушка остановилась.

- Желала бы я знать, что. Желала бы придумать что, но не могу. Иногда я думаю, что он вывел ее из комнаты, а иногда, что он убил ее в ней. У меня просто голова идет кругом, сударыня.

- Кого вы называете он?

- Какой-нибудь приезжий, какой-нибудь злой мужчина, которого мы не знаем - или женщина, ответила Сьюзенна медленно: - мис Винтер ушла тогда вниз и не могла ничего слышать.

- Но в ту ночь не было никаких приезжих в Герон-Дайке, ни мужчин, ни женщин, возразила мистрис Карлион. - Только служанки, старик Аарон, сквайр и мис Винтер.

- Кто-нибудь мог спрятаться в доме. Не сама же ушла она из своей комнаты.

- Если только ей не нужно было зачем-нибудь уйти, сказала мистрис Карлион: - хотя я не вижу, зачем бы это могло быть, прибавила она медленно: - или, если она вышла, зачем она не вернулась?

- Это очень большая тайна, задумчиво сказала мистрис Карлион. - Что могло с ней случиться? Где она может быть?

- Ей сделали какой-нибудь вред или она испугалась, сказала Сьюзенна: - я слышала два крика.

- Странно то, возразила мистрис Карлион: - что никто другой этих криков не слыхал.

- Том Барнет слышал, конюх, сказала мать, разглаживая рукав своего темного, лилового ситцевого платья. - Мне кажется, нечего сомневаться, что это кричала Катерина. Я отдала бы все на свете, чтобы узнать, где она, мертвая или живая.

- Это вздор, несколько нетерпеливо возразила мистрис Карлион. - Вам следовало бы знать, что это невозможно, Сьюзенна.

Сьюзенна подняла свое терпеливое лицо с умоляющим выражением:

- Сударыня, она там, она там. Я видела ее у окна её комнаты при лунном сиянии, три раза.

- Беги Сьюза; мне послышался колокольчик господина, сказала ей мать.

- Она становится совсем глупа на этит счет, сударыня, начала мистрис Кин: - все воображает, что видит сестру у окна. Я думаю, что это одно воображение, отражение каких-нибудь ветвей на сторе при луне.

- Зачем вы не запретите ей ходить в Герон-Дайк ночью? благоразумно спросила мистрис Карлион. - Это не может быть для нея хорошо.

- Я боюсь, что если я запрещу, то она совсем потеряет разсудок, ответила мать. - Я останавливаю ее сколько могу, но не всегда решаюсь. Ходить туда и смотреть не увидит ли в окнах Катерину, сделалось для нея все равно, что пища и питье.

Мистрис Карлион вздохнула. Во все время разговора, трактирщица не переставала отирать слезы; оне против воли выступали на её глазах. Происшествие это было действительно очень печально, и мистрис Карлион желала бы, чтобы оно случилось где-нибудь в другом месте, а не в Герон-Дайке.

- Никаких неприятностей я у нея не знала; да и она не могла иметь никаких, Сьюзенна встретила ее в Нёллингтоне в то утро и она была очень весела. Мис Винтер шила фланелевые юбки для бедных, фланели не достало и она послала Катерину купить. Сьюзенна встретила ее, как я вам говорю; и когда Катерина возвращалась в замок, она увидала меня здесь у дверей.

- Я слышала, что вы получили письмо от Джона, матушка, закричала она, и лицо её и голос были превеселые: - Сьюзенна говорит, что принесет мне письмо вечером.

" - Приди возьми его теперь, дитя, ответила я.

" - Нет, возразила она: - я с вами заговорюсь, а мис Винтер ждет. Она велела мне поторопиться. Пришлите с Сьюзенной вечером, матушка.

" - Если погода будет хороша, ответила я, взглянув на небо, на котором были тучи: - она простудилась и я ее не пущу ночью, если будет дождь". С этими словами она кивнула мне головой и побежала смеясь, она все подсмеивалась над моей заботливостью о Сьюзенне. Нет, сударыня, заключила мать: - моя бедная Катерина ничем не была огорчена.

Мистрис Карлион вернулась в замок, задумавшись. Одно не могла она понять - как это, если Катерина кричала, ее слышали снаружи, а не внутри замка. Мистрис Карлион в этот вечер, одеваясь к обеду, послала Гигсон за Дорозсией Стон, не велев своей горничной возвращаться; и начала разспрашивать Дорозсию.

Мистрис Стон так вся и затрепетала. Малейший намек на это всегда заставлял ее дрожать. Нет, крика не было слышно в доме, ответила она. Ни барин ни мис Элла, ни она, ни служанки в кухне никто не слыхал. Но ведь северный флигель далеко, и крик мог слышать только один Аарон.

- А он не слыхал? спросила мистрис Карлион.

- Аарон ничего не слыхал, ответила экономка. - Во всех коридорах и внизу, и наверху было тихо, как в могиле. Аарон запирал двери и мог слышать крик в его северном флигеле. Он в этот вечер возился с дверью дольше обыкновенного, потому что смазывал замок лицевой двери, который заржавел. Будь какой-нибудь шум в северном флигеле, крик или что другое, он непременно услыхал бы; и по этой причине уверяет до-сих-пор, что никакого крика не слыхал; что крики, которые Сьюзенна Кин уверяет, будто слышала, более ничего, как её фантазия.

- Сударыня, я и не знаю, что сказать, ответила старуха: - я тоже думала бы, что девушке так представилось, если бы не Том Барнет. Том уверяет, что слышал крик два раза и последний раз гораздо слабее первого.

- Звонок к обеду! воскликнула мистрис Карлион: - а я еще не готова. Застегните этот браслет, Дорозсия. Мы в другой раз больше поговорим. Доктор Джого обедает здесь сегодня; как к нему пристрастился сквайр!