Загадочные происшествия в Герондайкском замке.
Глава XVIII. Неожиданное известие.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Загадочные происшествия в Герондайкском замке. Глава XVIII. Неожиданное известие. (старая орфография)

Глава XVIII.
Неожиданное известие.

Мистрис Карлион и мис Винтер приехали в Париж 18 мая. Им нечего было торопиться. Оне получили письмо от сквайра Денисона, написанное, по обыкновению, Гьюбертом Стоном, но подписанное неподражаемым автографом сквайра. Элле было назначено приехать в Герон-Дайк первого июня, и сообщено, что сквайру будет приятно видеть, в то же время, мистрис Карлион. Поэтому мистрис Карлион решила, что ничего не может быть приятнее, как провести неделю в Париже, а потом дня три в Лондоне до отъезда в Норфольк.

Утром 20 дамы отправились в лавки и, вернувшись в гостиницу, Элла нашла телеграмму, полученную без нея. Она была от Гьюберта Стона.

"С глубоким прискорбием извещаю, что мистер Денисон умер скоропостижно вчера вечером, после полуночи. Прошу телеграфировать ваши распоряжения, и когда можно ожидать вас в замок".

Для Эллы это был неожиданный и страшный удар. Лишившись в детстве отца и матери, она отдала всю привязанность сердца своему деду. Теперь ей казалось, что этот, удар сделал ее круглой сиротой. Горе её тем было глубже, что она не находилась при кончине деда. Зачем он отослал ее от себя, когда был так болен, зачем он так настойчиво не позволял ей возвращаться? А теперь она никогда не увидит его более!

Мистрис Карлион взяла на себя все необходимые дорожные хлопоты и не мешала Элле предаваться своему горю. Чрез двадцать четыре часа по получении телеграммы, оне были уже в Лондоне. Там оне были принуждены переночевать и, заказав траурные платья, уехали на другой день, в Норфольк, оставив в Лондоне Гигсон, которая была, не совсем здорова.

- Отдых принесет ей пользу, сказала мистрис Карлион.

Гьюберт Стон с каретой оставил их на станции и оне тотчас отправились в замок.

Чрез несколько времени, посвященному горю и волнению, Элла призвала к себе Аарона Стона в маленькую гостиную. Сторы были спущены и комната была мрачна и печальна.

Аарон пришел, дрожа и повесив голову. Он был человек жесткий, но преданный своему господину, который был очень дорог ему. Элла скорбела об его печали. Она подошла к нему и взяла его грубую руку своими нежными руками.

- О, Аарон, старый друг, вы были его другом и моим, если бы вы уведомили меня! зарыдала она. - Если бы я могла увидеть его еще раз, прежде чем лишусь навсегда!

- Нельзя было успеть, право нельзя, мис Элла, прошептал старик и его угрюмые черты судорожно подернулись. - Никто не знал, никто не думал, что случится неожиданно в ту ночь.

- Садитесь, Аарон, - она подвинула к нему кресло: - и разскажите мне все. О! хотя бы еще раз увидеть один взгляд его добрых глаз! услышать хоть одно слово из уст, которые никогда более не будут говорить со мною!

Аарон сидел в кресле и смотрел в каминный огонь, подпирая подбородок рукою. Погода была еще очень холодная, хотя приближался июнь; а в большом старом замке не бывало жарко даже в знойные летние дни.

- Мне кажется очень странно, Аарон, начала Элла, потому что старик ничего не говорил: - что никто не заметил никаких признаков близкой кончины дедушки Джильберта. Что сказал об этом доктор Джого?

- Я никогда не видал человека более ошеломленного, как доктор Джого, ответил Аарон. - Смотря на бедного сквайра, он сказал: "Я был, уверен, что он проживет еще несколько месяцев..."

- Чем он его лечил?

Старик подозрительно поднял глаза и потом опять их опустил.

- Как же могу я это сказать, мис Элла! Я не доктор. Может сказать Джого, если захочет. Барину это лечение как будто приносило пользу, к нему вернулись силы.

- Доктор Джого приезжал каждый день?

- Каждый день. Ни один доктор не мог быть внимательнее. Он ни разу не пропустил дня, ни будничного, ни воскресного.

- Да. Он был здесь в полдень, и сквайр умер в полночь.

- И он не видал никакой перемены в дедушке, никаких признаков опасности?

- Никаких, решительно никаких. Я встретил его, когда он вышел из комнаты.

" - Ну, как мы чувствуем себя сегодня, доктор? сказал я.

" - Да так же, как всегда, сказал он. - Разве крошечку повеселее. Его состояние очень хорошо, только не надо, чтоб он говорил слишком много, помните это. А он любит поболтать не меньше прежнего. "С этими словами доктор Джого простился со мною и уехал, насвистывая про себя. Нет, нет, пробормотал старик: - он не видал никаких признаков опасности.

- Какой же причине доктор Джого приписывает его смерть? спросила Элла.

- Параличу сердца, кажется, сказал он. Сквайр не страдал, - он скончался так тихо, как бы заснул.

- Не могу не пожалеть, что дедушка пригласил доктора Джого, задумчиво сказала Элла: - я больше доверяла доктору Спрекли, который знал его сложение так давно.

- Сквайр говорил, вскричал Аарон, что если бы не доктор Джого, то он не прожил бы так долго.

- Может быть. Но кто знает? Я была глубоко огорчена, когда доктор Спрекли перестал лечить его. Я думала, какой-то инстинкт как будто предупреждал меня, что это будет не к лучшему.

Аарон не ответил и они сидели молча несколько времени. Потом Элла заговорила более мягким тоном:

- Часто дедушка Аарон говорил обо мне? Много места занимала я в его мыслях?

- Не думаю, чтобы он хоть один день не упомянул о вас, мис Элла, с жаром ответил старик. - Когда он бывало сидит в кресле и смотрит пристально в огонь, я говорил себе много раз: "Он думает об отсутствующей".

- О! если бы он вызвал меня! как это, Аарон, он не позволил мне вернуться ко дню его рождения? Зачем вы не посоветовали ему, что мне следует быть здесь?

Старик тревожно закашлялся.

- Я говорил с ним об этом, мис Элла. Я говорил ему, что ваше сердце измучится от этой продолжительной разлуки. Но ведь вы знаете какой он был человек - поступал по своему и не слушал никого.

- Мне казалось иногда, что вы все как будто сговорились, чтобы не пускать меня сюда, задумчиво возразила Элла. - Я это говорила мистрис Карлион.

- Кто все? спросил Аарон.

- Вы, доктор Джого и ваш племянник, неустрашимо ответила Элла. - Дедушка отослал меня на зиму, зима прошла давно, а мне не позволяли возвратиться. Аарон, я не могу этого понять.

- Может быть он желал поправиться побольше, прежде чем вы увидите его, закричал старик, завертевшись на своем кресле: - он всегда был упрям, вы это знаете, мис Элла, его уговорить никто не мог. Если станешь представлять ему одно, он непременно выберет другое. Мы никак не могли, мис Элла, заставить его вызвать вас.

- Он был в памяти когда умирал? Кто говорил с ним последний?

- Я, поспешно ответил старик. - Он был весел целый день, в шесть часов сказал, что ляжет в постель, чувствуя усталость, и лег. В девять часов я принес к нему булион и стоял возле, пока он кушал; после этого я развел в камине огонь. Он поговорил со мною минут десять о том и о другом. Он надеялся, что у нас будет жаркое лето; жаркая погода всегда была полезна для него. Потом он сказал, что его девочка - то есть вы, мис Элла - вернетесь тогда домой и как он будет рад увидеть опять ваше милое личико. Говорил он еще, что хочет привести в порядок сад, выпишет из Лондона красивую мебель для ваших комнат, будет приглашать гостей, чтобы старый замок казался вам немножко веселее.

- Я дал ему рюмку портвейну, продолжал Аарон: - вы не забыли, что он всегда выпивал рюмку пред сном, и он выпил ее всю. После этого я зажег восковую свечу, которая горела всегда всю ночь. Он так велел всегда ставить свечу, чтобы мог видеть портрет этой красивой молодой леди, который висел над камином в его спальне, кто была она, он никогда мне не говорил. Потом он протянул мне руку, он всегда это делал последнее время - если только не был сердит. "Прощай старый друг, сказал он: - мне ничего больше не нужно до утра". Это были самые последния его слова.

Элла отвернулась и зарылась лицом в подушки кресла.

- Я только что вышел из комнаты и запер за собою дверь, продолжал Аарон: - когда мне послышался какой-то странный шум. Я не мог разобрать стон это или крик. Однако я вернулся в комнату. Сквайр лежал как я его оставил, но не сказал мне ничего. Я взял свечу и посмотрел ему в лицо. Тут сердце мое встрепенулось. Я позвал Гьюберта; чрез пять минут он уже скакал за доктором. Доктор Джого приехал очень скоро, но как только взглянул на сквайра сейчас сказал, что никакой надежды нет. Мой бедный милый барин говорить не мог, но мы видели по его глазам, что он нас узнает. Потом он как будто стал засыпать. Мы не отходили от его постели и он умер, как только часы пробили двенадцать.

- О! мой дорогой... мой дорогой! стонала плачущая девушка.

- Случилось одно странное обстоятельство, мис Элла, в ту же ночь, продолжал старик, понизив голос: - мы легли спать в третьем часу. Я последний вышел из комнаты и запер за собою дверь, я первый вошел в комнату утром и - что вы думаете я там нашел?

Элла молча посмотрела на него.

- Я нашел портрет этой прекрасной молодой леди на ковре. Гвоздь, державшийся столько лет, выпал ночью. Я не повесил портрета опять. Я спрашиваю себя иногда: отчего этот портрет упал в ту самую ночь, когда умер барин?

Элла Винтер чувствовала, что ничего не может слышать теперь больше и встала с своего места.

- Я желаю видеть его, Аарон; я пойду теперь. Ступайте прежде и придите мне сказать есть ли кто-нибудь в той комнате.

- Вы желаете видеть его! повторил Аарон слабым и робким голосом, и странное выражение мелькнуло в его глазах.

- Да, конечно. Я пойду теперь. Если мои грустные глаза не могли видеть его живого...

- О! милая мис Элла, перебил старик: - никто не увидит его более...

Элла с удивлением взглянула на него.

- Что вы хотите сказать? спросила она чуть слышным шопотом,

- О! неужели вы не угадываете? Вчера привезли его гроб и... и... нужно ли мне говорить вам все...

- Нет... нет... это невозможно! закричала Элла: - он умер в понедельник, а теперь только четверг. Кто отдал такое строгое приказание?

- Доктор Джого.

- По какому праву?

- Он сказал, что так следует, что гроб надо заколотить.

Элла упала на диван и закрыла лицо руками. Аарон воспользовался этим, чтобы тихо выйти из комнаты и бормотал:

- Господи прости меня негодного обманщика!

Похороны были назначены в следующий понедельник.

- Как необыкновенно красив этот молодой человек, говорила она себе не раз. - И какое благородное обращение! Кто мог бы принять его за внука слуги?

Гьюберт обращался с мистрис Карлион с полным уважением, что было весьма приятно для нея. Но то что в Гьюберте приписывалось почтительной симпатии, в более пошлом и менее красивом человеке сочлось бы дерзостью. Хотя мистрис Карлион была умная и светская женщина, она не имела ни малейшого подозрения о том пламени, которое сожигало сердце Гьюберта Стона и делало для него дни и ночи и восторгом и мучением.

По приезде в замок один из первых вопросов Эллы относился к тому для какой цели и по чьему распоряжению были сделаны двери, обитые зеленой байкой. Этот вопрос был сделан Гьюберту. Он мог только ответить, что двери были сделаны по приказанию сквайра; для того чтобы было больше тишины. Элла, знавшая как причудлив был её дед во многих отношениях, поверила этому объяснению.

Потому ли что забыли или потому что по их мнению не стоило упоминать, мис Винтер и её тетке не сказали, что во время болезни Денисона в доме находилась служанка. О существовании сиделки Декстер Элла и не подозревала. Чрез сутки после кончины сквайра, мистрис Декстер уложила свои вещи и уехала. Завязывая ленты своей щеголеватой черной шляпки, она заметила одной из служанок, что не может более быть полезна в замке, и так как её услуги нужны в другом месте, то по её мнению чем скорее она уедет тем лучше.

Настало утро понедельника. В девять часов Элла пошла в спальню деда и оставалась там час одна с останками того, кого она любила так нежно. После этого она отправилась в свою комнату и никто кроме тетки не видал ее до похорон. Мария Кетль еще домой не возвращалась. Огорченная Элла очень скучала без нея.

Фамильный поверенный, Давентри, рано приехал в замок и привез последнее. завещание сквайра. Сер-Питер Докврей и полковник Таунсон, душеприказчики и другие друзья сквайра Денисону приехали позже. К процессии присоединились в парке экипажей тридцать или сорок окрестных дворян, и немногие были пусты. Разумеется был и доктор Джого в наемной карете. Приглашение было послано доктору Спрекли, которого Элла не могла не считать обиженным. Он был тронут таким неожиданным знаком уважения, но гордость не позволила ему принять его. Он смотрел на процессию из-за кружевных занавесок окна одного из своих знакомых и с сожалением, и горечью.

Отпевал викарий, Френсис Кетль, в церкви, а потом около могилы, собралась толпа в двести человек.

- Скончался наконец бедный старик, толковали присутствующие: - но прожил-таки достаточно, чтобы не дать своего имения другим.

Все знали чего старик желал и все радовались за него.

Таким образом с полным почетом и уважением преданы были земле смертные останки Джильберта Денисона, владельца Герон-Дайка.

Элла охотно избавила бы себя от тяжелого огорчения слушать чтение завещания своего деда после похорон, но мистрис Карлион и мистер Давентри сказали ей, что она должна присутствовать при этом. Все собрались в большой гостиной, куда позвали старших слуг.

- Здесь недостает одного человека, заметил Давентри, осматриваясь вокруг комнаты.

- Кого это? спросил сер-Питер Докврей.

- Доктора Спрекли. Мы дадим ему пять минут, а там будем продолжать без него.

Никто не мог быть удивлен более доктора Спрекли, когда он получил письмо, приглашавшее его в Герон-Дайк присутствовать при чтении завещания мистера Денисона. Он спрашивал себя зачем понадобилось его присутствие? Он никак не мог понять, но поехал.

- Вот явился запоздавший, сказал мистер Давентри, когда вошел доктор Спрекли.

Элла встала и горячо пожала ему руку, а Гьюберт придвинул ему стул. Давентри надел очки и разложил завещание пред собой.

Завещание было написано три года тому назад, но потом к нему было прибавлено несколько приписей, и последняя от 10 ноября прошлого года, свидетелями которой были письмоводитель мистера Давентри и Фемия Гаргрев, в то время служанка в замке. Мы вкратце приведем здесь содержание завещания.

Своей родственнице, Гертруде Карлион в знак любви и уважения, и в признательность за её доброту к внучке, Элле Винтер, сквайр завещал две тысячи гиней.

Своему другу и врачу, доктору Спрекли, в знак искренней любви и уважения, было отказано пятьсот гиней. Это была припись, прибавленная к завещанию, после того как доктор Спрекли перестал лечить сквайра.

Своему старому, верному и испытанному слуге, Аарону Стону завещатель отказал двести гиней единовременно, и по двести фунтов в год пожизненно, а после его смерти ту же пенсию его вдове.

Гьюберту Стону за верные услуги завещатель отказал семьсот гиней. В завещании сначала стояло только триста гиней, но сумма была увеличена, до семисот в последней приписи.

Эдуарду Конрою "молодому человеку, которого я люблю, сам не знаю почему" сто гиней.

Суммы поменьше были отказаны кучеру и остальной прислуге.

Элла вздрогнула при имени Конроя, невольно щеки её вспыхнули. Она отвернулась, чтобы скрыть свой румянец.

- Я не знаю ни этого молодого человека, ни его адреса, заметил Давентри.

Чтение завещания кончилось скоро. Но, кроме вышеупомянутого, было завещано Элле Винтер дома, земли, деньги, безусловно все, в кратких, любящих выражениях, вызвавших новые слезы у девушки. После выражалось желание, но не ставилось непременным условием - что если внучка его Элла Винтер выйдет замуж, то пусть её муж примет фамилию Денисон, для того чтобы старое имя не было забыто в стране.

Давентри сложил завещание и снял очки. Приглашенные начали расходиться, одни закусили - в другой комнате была приготовлена закуска, другие отказались; и наконец в старом доме с его обитателями остался только Давентри. Говорили о делах, время проходило, Элла пригласила его остаться обедать.

Старый стряпчий принял приглашение, но уехал тотчас после обеда, который был подан в уютной комнатке, недалеко от передней. Эта комнатка была веселее многих больших, и Элла и мистрис Карлион, после своего возвращения, почти всегда сидели в ней.

спальню. Дневной свет еще не совсем исчез, и она пошла без свечи.

Пройдя переднюю, мистрис Карлион поднялась на большую лестницу, и прошла галерею до того коридора, в который отворялась дверь её спальни. Отыскивая книгу, она нечаянно уронила поднос с своего туалета, с разными безделушками и пожалела, зачем не принесла свечи, когда наклонилась, чтобы отыскать их и подобрать. Наконец, она нашла и книгу, но все это взяло несколько времени, темнота сгустилась в коридорах и галерее, когда возвращалась мистрис Карлион.

- Кажется сюда надо итти, сказала себе мистрис Карлион, не зная хорошенько куда ей повернуть и наконец, пошла не куда следует.

Чрез несколько минут она вбежала в гостиную, с бледным лицом и вытаращенными глазами, и опустилась в кресло в совершенном изнеможении.

Элла вскочила в испуге.

- О! дитя, я... я... я должно быть очень сумасбродна... но я сейчас ужасно испугалась.

И теперь еще испуг её не прошел, судя по её дрожащему голосу и рукам.

- Но что же испугало вас? спросила Элла.

- То-то и странно, что я не знаю что или кто, заговорила мистрис Карлион, после некоторого молчания и усилия собраться с мыслями. - Ты знаешь я пошла за своей книгой, Элла, и долго не могла ее найти; и я повернула должно быть не туда. Вместо того чтобы подойти к лестнице, как я ожидала, я очутилась в части дома совершенно незнакомой мне, по-крайней-мере так показалось мне...

- Я не знаю, может быть. Увидев окно, в которое проходил тусклый свет, я остановилась сообразить, что следует сделать, и как мне лучше пробраться вниз. Пока я стояла, что-то черное - не могу сказать, что это было - быстро и безмолвно промелькнуло мимо меня и исчезло в глубокой темноте.

- Что-то черное! повторила Элла, чувствуя ужас, которого не могла объяснить.

- Да, человеческая фигура, это я различила, но мужская или женская сказать не могу, хотя скорее похоже на последнюю.

- Вы шагов не слыхали, тетушка Гертруда?

гораздо чаще чем мы думаем, прибавила мистрис Карлион.

- Тетушка, это должно быть была которая-нибудь из служанок, сказала Элла, найдя облегчение в этой мысли.

- Нет, нет, нет, с убеждением произнесла мистрис Карлион: - нет, дитя. Я бежала с этой лестницы, не зная и не заботясь куда она доведет меня, и очутилась возле кухни. Аарон сидел и курил трубку у огня, в отворенную дверь я увидала в другой комнате двух служанок, сидевших за работой возле свечи, а старуха Дорозсия смотрела на них сквозь очки. Как я с испуга не бросилась к ним, право не могу сказать, но я преодолела себя и пришла к тебе. Теперь ты знаешь все, Элла.

Мис Винтер почувствовала и недоумение, и досаду, она не знала что ей думать. Если бы эту историю рассказала ей служанка, она тотчас заметила бы, что девушка была жертвою своей сумасбродной фантазии, но о такой женщине как мистрис Карлион этого думать было нельзя. Кто и что было это? Имело ли это какое-нибудь отношение к странности, исчезновения Катерины Кин, и суеверным слухам, возникшим впоследствии?

- Об этом лучше не говорить, тетушка, сказала Элла.