Загадочные происшествия в Герондайкском замке.
Глава XXVII. Малахит и золото.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Спейт Т. У., год: 1882
Категории:Роман, Приключения

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Загадочные происшествия в Герондайкском замке. Глава XXVII. Малахит и золото. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Глава XXVII.
Малахит и золото.

Из всех дней в неделе Элла Винтер больше всех любила суботу, по той причине, что почти всегда в этот день она получала письмо от Эдварда Конроя. Эти письма были для нея величайшим утешением среди её недоумений и забот. Она читала и перечитывала их, пока не знала наизусть все нежнейшия места. Как желала она его возвращения, чтобы рассказать ему все! потому что чувствовала иногда, что не может без помощи нести тяжестей, возложенных на нее. Если бы он был здесь, чтобы разделить эти тяжести вместе с нею! Отсутствие позволило ей прочесть свое сердце вполне, но образ Эдварда Конроя делался для нея дороже каждый день. Конроя ждали в Англии не прежде весны, но в конце ноября пришло письмо, которое привело Эллу в восторг. Поручение Конроя в Испании кончилось и его можно было ожидать чрез три или четыре недели - к Рождеству. Конрой написал Элле, что её письма последнее время до такой степени тревожили его, что он упросил своих доверителей освободить его от его обязанностей за границей, и решился удостовериться сам, как можно скорее, в настоящем положении дел в Герон-Дайке.

Мало-по-малу, волнение, возбужденное убийством и воровством в Герон-Дайке, утихло, так как полиция, не смотря на все свои усилия, не узнала ничего нового. Говорили и удивлялись, пока ничего не осталось такого, о чем говорить и чему удивляться. Новые предметы и другие интересы начали привлекать внимание общества. Газеты перестали говорить об этом деле, и по всей вероятности, еще одно убийство прибавилось к списку не открытых преступлений.

Однажды мистрис Тойнби, ездившая в город за покупками, привезла домой новость. Кто-то сказал ей, что доктор Джого уезжает из Нёллингтона, потому что купил в другом месте более прибыльную практику. Это заставило Эллу задуматься. Не повидаться ли ей, спрашивала она себя, с этим доктором, прежде чем он уедет, и попытаться, не может ли она узнать от него что-нибудь? Он лечил её деда до самого конца, ему должно быть известно все, что происходило в Герон-Дайке в то время, когда ее, Эллы, не было; от него ничего нельзя было скрыть. Элла не любила доктора Джого, но ей казалось, что она не должна позволить ему уехать, не повидавшись с ним.

На другой же день она поехала в Нёллингтон, и по дороге заехала в пасторат за мис Кетль.

- Как вы думаете, Мария, хорошо ли поступаю я?

- Да, я думаю, что хорошо.

- Так поедемте со мной. Вы согласны?

- С величайшим удовольствием.

Доктор Джого был дома и молодых девиц ввели в его приемную. Повернув голову от чемодана, в который он укладывал, доктор изменился в лице, как бы от досады, когда увидал посетительниц. Однако, это мимолетное выражение скоро исчезло; он встретил их вежливо, извинился за безпорядок в комнате и пригласил сесть.

- Я слышала, что вы уезжаете из Нёллингтона, доктор Джого, начала мис Винтер, садясь.

- Это правда, ответил он: - я купил более прибыльную практику в Лондоне. Чем я могу служить вам?

- Я приехала сделать вам несколько вопросов, доктор Джого. Надеюсь, вы будете в состоянии ответить на них.

Доктор поклонился.

- Я была за границей, как вам известно, в то время, как умер мой дед, начала Элла: - но, мне кажется, вы навещали его, как доктор, до самого дня его смерти?

- Да, ответил он: - я видел мистера Денисона каждый день и был с ним, когда он умер.

- Кончина его была скоропостижна?

- И скоропостижна, и неожиданна, ответил доктор: - я был удивлен. Конечно, я знал, что болезнь мистера Денисона может иметь только один исход, но не думал, чтобы конец был так близок. Я был с ним только несколько часов пред этим и не приметил никакой причины к опасению.

- Вам известно, что до Рождества - кажется, это было в октябре - доктор Спрекли, лечивший моего деда двадцать лет и, следовательно, знавший его сложение лучше кого бы то ни было, высказал свое решительное мнение, что мистер Денисон не может долго пережить новый год - и может быть не доживет до него.

- Сам мистер Денисон сообщил мне это мнение.

Доктор Джого опять поклонился, но не сказал ничего.

- Следовательно вы, хотя гораздо моложе и не так опытны как доктор Спрекли, вероятно выбрали более полезный способ лечения для вашего больного?

Доктор Джого пожал плечами и слегка улыбнулся.

- Я не имею ни малейшого желания унижать доктора Спрекли, сказал он: - но может быть он несколько отстал от века. Медицина сделала большие успехи в последние двадцать лет, и пожилой провинциальный врач, если он только человек не любознательный и не читает много, узнал бы, что в лондонских и парижских школах учат многому такому о чем и не думали, когда он был молодым человеком.

Все это казалось справедливо и разсудительно, и мис Винтер не имела никакого желания это отвергать. Она помолчала минуты две, потом опять заговорила, смотря пристально на доктора.

- Может быть до вас дошли слухи, распространившиеся в окрестностях и неприятные для всех нас, но которые вы без сомнения могли бы прекратить, если бы захотели.

- Слухи! О чем, мис Винтер? поспешно спросил доктор.

Элла молчала, ей было несколько трудно придумать слова для того, что она желала сказать.

- Я право не знаю как мне высказать вам это, сказала она с чистосердечной улыбкой: - как-то распространилось мнение, что относительно смерти моего деда был какой-то обман.

- О, неужели? небрежно ответил доктор,

- Говорят, что за несколько месяцев до смерти мистера Денисона его не видал никто кроме трех или четырех лиц, что его держали под замком и не пускали к нему никого из его старых друзей. А также и то, что в то самое время, когда письма из дома сообщали мне, что он становится здоровьем крепче каждый день и каждую неделю, за ним ходила какая-то сиделка, вызванная из Лондона. Весьма естественно все спрашивают для чего была такая таинственность, если бы нечего было скрывать. Доходит даже до того, что намекают будто владелец Герон-Дайка не дожил до своего семидесятого дня рождения.

Доктор Джого, несмотря на свои очевидные усилия, не мог не измениться в лице при словах мис Винтер. Лицо его пожелтело, глаза опустились. Он вдруг встал и отворил дверь.

- Это вы, Джемс? закричал он.

Но никто не ответил.

- Извините, сказал он, опять садясь на свое место и теперь совершенно спокойно: - мне послышалось, что постучался мой слуга. Вернемся к этому делу, мис Винтер, Если обращать внимание на все пустые рассказы, распространяемые невежественными и сумасбродными людьми, то пришлось бы заниматься только этим. Покойный мистер Денисон был человек оригинальный во многих отношениях, как вам самим должно быть известно. Он делал много странного и имел весьма причудливый нрав. Притом, относительно его имения были некоторые особенности, хорошо известные в окрестностях и как магнит привлекавшия любопытство света. Это и послужило основанием самых пустых фантазий и пустой болтовни. Но если мы спокойно разберем эти слухи, что же мы найдем?

Элла не ответила ничего.

- Если вы позволите мне, мис Винтер, я разсмотрю это дело с ваших же слов. Вы говорите, что за несколько месяцев до его смерти, мистера Денисона не видал никто кроме трех или четырех лиц, и что его держали так сказать под замком. Это правда; но это делалось по его собственному приказанию. Вы может быть помните его странную фантазию, что около замка шатаются шпионы, подосланные какими-то людьми - родственниками его как кажется, но об этом я знаю очень мало. Мысль эта овладела им еще больше при приближении дня его рождения. Он приказал, чтобы его комнаты были отделены от остального дома, и чтобы к нему имели доступ только те, на кого он безусловно полагался. Он запретил пускать к нему прислугу, уверяя, что это могут быть шпионы. Эту галлюцинацию я преодолевал на сколько мог, но противоречие, особенно в этом отношении, только раздражало его. Не раз это вызывало в нем припадки гнева, и таким образом вредило той пользе, которую я старался сделать ему в другом отношении.

Это было правдоподобно и вероятно, и мис Винтер наклонила голову в знак согласия. Доктор продолжал:

- Относительно того, что старых друзей не пускали к мистеру Денисону, я должен отчасти взять на себя порицание. С самого начала я растолковал мистеру Денисону, что если он хочет лечиться по моему способу, то для этого необходимы тишина и уединение, и он согласился со мною без малейшей нерешимости. Но сначала я не запрещал ему видеть друзей; я был принужден сделать это только после посещения некоторых из них, когда видел как это волновало его. Я просил его не принимать никого, потому что если бы он принял одного, то должен был бы принимать и других. Я растолковал ему как для него необходима полнейшая тишина, он согласился. Он сказал мне, что согласен на все, если только я могу продлить его жизнь до семидесятого дня его рождения, и мне это удалось.

- Разве ему нужна была сиделка?

- Непременно.

- По моему мнению для него была необходима сиделка опытная. Какая-нибудь старуха, взятая на удачу из окрестностей, была бы безполезна. Никто, кроме нас докторов и тех больных, которые испытали опытных сиделок, не знает, как оне неоцененны в комнате больного.

- Я этому верю, поспешила сказать Элла. - Но... почему мне никогда не упомянули о присутствии этой сиделки в Герон-Дайке? Ни в письмах, которые я получала из дома, ни по моем возвращении - а я вернулась почти тотчас после отъезда сиделки - ее даже не называли мне.

Доктор Джого покачал головой.

- Не могу объяснить вам этого, ответил он. - Я не скрывал этого от вас. Я не писал к вам писем, и не видал вас по возвращении. Я не вижу причины почему вам было этого не знать. Может быть это одна из причуд старика Аарона - он был так же причудлив, как и его барин - чтобы вам не говорить.

И это могло быть, но мис Винтер все чувствовала себя как бы в тумане, не смотря на правдоподобие всего этого.

- Можете ли вы уверить меня, доктор Джого, что видеть двух трех старых друзей было бы так вредно для моего деда, хоть например викария?

- Папа находил это очень странным, и теперь еще находит, заговорила Мария в первый раз.

Доктор круто повернулся к ней, слегка нахмурив брови, как будто забыл об её присутствии.

- Сам сквайр боялся волнения, ответил он мис Винтер: - и оберегал себя от него. Относительно других слухов, упомянутых вами, мис Винтер, что мистер Денисон не дожил до семидесятого дня своего рождения - Это право слишком смешно, для того чтобы опровергать. Мистера Денисона видели многие позднее и разговаривали с ним. Стряпчий Вебб видел его и говорил с ним на счет его завещания. Лондонские стряпчие имели свидание с ним. Его видели многие, и музыканты, и другие в день его рождения. При таких фактах, возможно ли вам - простите мне это замечание, мис Винтер - слушать такие нелепые слухи?

Она сидела задумавшись и не отвечала.

- Где же обман? продолжал он. - Да и какая была необходимость обманывать? Важная цель жизни мистера Денисона была достигнута. Он пережил семидесятый день своего рождения и мог завещать свое имение кому хотел. Обман! Это уверение противоречит само себе.

Не о чем было больше говорить, и, очевидно, нечего было больше узнавать от доктора Джого. Вежливо простившись с обеих сторон, девицы уехали, доктор проводил их до экипажа и сам посадил. В эту минуту доктор Спрекль проехал верхом; с глубоким изумлением вытаращил он глаза, как бы говоря: "Что это вы делали в доме этого человека"? и почти забыл поклониться.

Мис Винтер сидела, задумавшись, всю дорогу. Она не могла не заметить, что доктор Джого находился в тревожном, чтобы не сказать в взволнованном состоянии, когда она заговорила с ним; это подтвердило её убеждение, что от нея скрывают что-нибудь. И хотя его уверения потом казались совершенно разсудительны и убедительны, она не могла освободиться от тревожного подозрения, что доктор, говоря метафорически, бросал ей пыль в глаза. Во всяком случае, она была так же далеко, как прежде, если не дальше, от возможности узнать истину.

- Что вы думаете о докторе Джого? вдруг спросила она Марию.

- Он мне вовсе не нравится, Элла. Его слова довольно правдоподобны, но он сам как будто фальшив, я никогда не могла бы иметь доверие к этому человеку. Вы разспрашивали ваших слуг?

- Только старика Аарона, и ничего не могла добиться от него. Он говорил почти тоже, что и доктор Джого. Мария, я уверена, что были какие-нибудь штуки.

- Я спросила бы Фемию и Илайзу, не приметили ли оне чего-нибудь странного. Ведь оне были в доме во все время.

- Кажется. Мне приходило в голову спросить их, но я боялась, чтобы из моих разспросов не вышло каких-нибудь сплетен.

- Скажите мне, что вы подозреваете?

- Я не знаю, что мне подозревать; мне только кажется, что был какой-то обман. В этом и заключается мое затруднение. Как ни невозможна, и ни ужасна эта мысль, а мне представляется иногда, что дедушка не

Мария вздрогнула:

- О, Элла!

- Вот к чему склоняются мои опасения, прошептала мис Винтер: - и в таком случае, я не владетельница Герон-Дайка.

- А кто же?

- Двоюродный брат моего покойного деда, другой Джильберт Денисон.

В этот же самый вечер мис Винтер призвала к себе Фемию и Илайзу и разспросила их о последней болезни сквайра. Оне рассказали почти тоже, что Элла слышала от Присильи Пейтон. За несколько недель и даже месяцев до 24-го апреля, никто в доме, кроме четырех человек, не допускался за двери, обитые байкой, не видал сквайра и не слыхал его голоса.

- Вы имели причину думать, что он очень болен? спросила мис Винтер.

- Мы ничего не можем сказать, ответила Фемия. - Он мог быть и мертв и похоронен, так мало знали мы о нем. Мы с Илайзой часто разсуждали, как-это странно, частенько прислушивались, но никогда не слыхали его голоса, даже кашля. До приезда мистрис Декстер, я иногда носила сквайру сого или булион, а потом никогда.

- Отчего вы не упомянули мне, что мистрис Декстер была здесь? Случайно?

- Нет, накануне вашего приезда, Аарон запретил всем в доме говорить о мистрис Декстер, он думал, что вас огорчит, когда вы узнаете, как опасно был болен сквайр, если для него понадобилось выписать сиделку.

- Вы, вероятно, никогда не заходили за двери, обитые зеленой байкой?

Фемия взглянула на свою подругу.

- Илайза раз ходила. Вам лучше рассказать, Илайза.

- Разскажите мне все, не бойтесь, Илайза, сказала мис Винтер ласково, потому что девушка казалась смущена.

- Я один раз была в коридоре и увидала, что обе двери не притворены, начала Илайза: - я подошла осторожно, думая, что там, может быть, мистер Стон. Однако, я не увидала никого, тогда я подумала, что, может быть, мистрис Декстер забыла их запереть, когда ушла в Нёллингтон, ей было нужно видеть доктора Джого.

- Продолжайте, Илайза.

- Я шла все дальше и дальше, продолжала девушка, которая говорила теперь совершенно свободно. - Все было тихо. Я подумала, что сквайр, может быть, спит, и мне захотелось еще раз на него взглянуть. Первая комната за дверьми была спальня мистрис Декстер, я тихо отворила дверь и заглянула. В углу стояла кровать, у камина круглый столик и кресло. Из этой комнаты я прошла в другую, гостиную мистера Денисона. Дверь отворилась без шума. Я заглянула, там не было никого. Кресло сквайра стояло у камина, но оно было пусто и в камине не было огня; эта комната имела такой вид, как будто в ней давно никто не был, и у меня похолодело сердце. Следующая комната была спальня сквайра. Я не осмелилась бы отворить дверь, но она была полуотворена. Я прислушалась к дыханию мистера Денисона, полагая, что он спит, но не слыхала ничего. Я побольше отворила дверь и вошла. Поверите ли вы, сударыня, что сквайра не было там. Там не было никого.

- Он верно был где-нибудь в комнате, Илайза.

- Нет, сударыня. Комната была пуста. Я глазам верить не хотела. Я прошла к окну, вернулась, в комнате все было прибрано, точно в ней не жил никто, даже книжки не виднелось никакой, всякий стул стоял на месте.

Это казалось удивительно. Элла говорить даже не могла.

- А входили ли вы в темную комнатку возле спальни дедушки? спросила Элла.

- Нет. Я пробовала дверь, она была заперта и ключ вынут. Только сквайр наш не мог быть в этой запертой и заваленной разными вещами комнате. Я после говорила Фении...

Илайза вдруг замолчала и покраснела. Её госпожа велела ей продолжать.

- Я сказала Фемии, рассказывая ей об этой странности, что мне пришло в голову, не унесли ли и барина духи, как Катерину Кин.

На это мис Винтер не сказала ничего.

- Узнали, что вы входили? спросила она.

- Нет, я и никому не говорила об этом, кроме Фемии. Я затворила обе двери, обитые байкой, когда вышла, скоро вернулась мистрис Декстер и тотчас пошла в кухню за булионом сквайра и понесла к нему. Только я никак не могла придумать, где же был сквайр все это время.

Мис Винтер тоже не могла придумать и затерялась в предположениях. Сделав еще несколько вопросов, она отпустила горничных, запретив им говорить об этом.,

Бетси Тёкер становилось не лучше, а хуже; несмотря на все свое искуство и на хороший уход, доктор Спрекли начал отчаяваться в её выздоровлении. Мис Винтер была испугана в один день, когда Адель вошла к ней и сказала, что мистрис Кин просит принять ее.

- Пусть войдет, сказала Элла тихим голосом.

Она боялась, что Бетси умерла.

- Нет, я не думаю, чтоб ей было хуже, ответила трактирщица на боязливый вопрос: - ей, пожалуй, даже лучше. Она меньше бредит, а я это считаю хорошим признаком. Я осмелилась побезпокоить вас, мис Элла, на счет совсем другого.

- Садитесь и разскажите мне, сказала Элла.

- Благодарю вас, сударыня. Сегодня утром Бетси была совсем в памяти, хотя очень слаба, и попросила меня подать ей на постель чемоданчик, присланный ей из замка, она хотела что-то отыскать, начала мистрис Кин, садясь на указанный стул. - Вынула она из чемоданчика крошечный сверток и попросила меня отнести этот сверточек в замок и отдать вам в руки.

Сверточек состоял из тонкой бумаги, завязанной узенькой розовой ленточкой. Элла развязала его с удивлением. В нем нашла она мужскую рукавную запонку, завернутую в хлопчатую бумагу. Запонка была из малахита с золотом очень хорошей и изящной работы.

- Что это? спросила Элла. - Зачем вы принесли мне это, мистрис Кин?

Трактирщица объяснила.

- Бетси очень об этом безпокоится, очень. В то утро, когда нашли тело бедного Гьюберта, Бетси, когда полиция и все разъехались, вышла в сад и увидала что-то блестящее на дорожке. Она подняла, это была вот эта самая запонка, Бетси прельстилась ею и спрятала в карман, желая подарить своему жениху, сыну столяра Давиду Свиту. И я подозреваю, сударыня, хотя она этого не говорила, что она взяла здесь место, для того чтобы быть возле него.

- Весьма вероятно, согласилась мис Винтер: - но ей не следовало утаить эту вещь.

- Вот это-то и мучит ее теперь. Она не могла успокоиться, пока я не обещала отнести запонку к вам и рассказать вам все. Бетси говорит и я верю ей, что вечером, когда она легла спать, она поняла, что сделала дурно и раскаялась, но боялась, признаться. Вы знаете, мис Элла, что ночью к нам приходят разные сумасбродные фантазии, и Бетси говорит, ей пришло в голову, что если она признается и покажет запонку, то ее пожалуй сочтут замешанной в воровстве. Она завернула, завязала запонку и спрятала ее, теперь она только и твердит: "Простит-ли меня мис Винтер!"

- Да, да, скажите, что я прощаю ей, мистрис Кин. Мне кажется, что когда мы поступаем дурно, то наша совесть более всего другого наказывает нас. Я искренно рада, что Бетси лучше, я завтра зайду к ней. Вы говорили это и показывали запонку кому-нибудь?

- Сохраняйте же это пока втайне. Почем мы знаем, может быть эта запонка может послужить к разъяснению чего-нибудь.

Трактирщица ушла, а Элла спрятала запонку. На следующее утро мистрис Тойнби получила из Лондона письмо от своей сестры, которая занемогла и звала ее к себе на несколько дней.

- Поезжайте, сказала Элла в ответ на плачевный взгляд мистрис Тойнби, когда она подала ей письмо: - вы думаете, что мне будет скучно одной? Да, может быть в настоящих обстоятельствах, но я приглашу к себе Марию Кетль. Это будет для нея полезно, она не совсем здорова.

Мария сильно простудилась в одну холодную ночь, когда шла от одного бедного больного. Элла поехала в пасторат и привезла ее. Мария не хотела ехать, но отец заставил ее.

В это утро она встретила Давентри и пригласила его обедать; ее многое тревожило и она желала поговорить с ним.

- Вы лягьте здесь, Мария, сказала она, придвинув диван к камину в своей уборной: - и напейтесь чаю, Адель вам принесет.

Мария легла на диван, закутав голову шалью, и напилась чаю. Потом она заснула. Элла обрадовалась этому, потому что таким образом она могла провести вечер вдвоем с мистером Давентри.

Старый стряпчий уехал в девять часов. Элла несколько минут посидела у камина, размышляя о совете, который он подал ей - пока не делать ничего. Из этой задумчивости ее вызвал стук быстро растворившейся двери.

Мария Кетль вошла, шатаясь, с лицом бледным, с глазами полными ужаса.

Элла вскочила с сильным биением сердца.

- Вам хуже, Мария! вскричала она.

- Нет, не то, не то, застонала Мария, опускаясь на кресло, с которого недавно встал Давентри: - я видела Катерину Кин.

- Катерину Кин! проговорила Элла и губы её сделались сухи. - Это невозможно.

мне.

Элла Винтер задрожала, как будто холодный ветер продул ее насквозь. Став на колени, она обняла Марию и шепнула:

- Разскажите мне.

- Я согрелась, напившись чаю, и скоро крепко заснула, начала Мария тихим и дрожащим голосом. - Вдруг я проснулась от странного сознания, которое, вероятно, случалось испытывать и другим, что кто-то наклонился надо мною. Глаза мои раскрылись широко совершенно против моей воли, и я увидела наклонившееся ко мне и сериозно смотрящее на меня лицо Катерины Кин.

- Мария!

- Вы заговорили с ней?

в черном платье исчезла в отворенную дверь, я думала, что умру на месте.

- В черном платье, повторила Элла машинально, вспомнив, что это явление всегда описывалось так.

- Она была в черном с головы до ног. Голову её покрывало что-то черное, придерживаемое рукою под подбородком. Когда она исчезла, я бросилась к двери и выбежала в коридор.

- У меня мужества не было. Я была слишком испугана, чтобы оставаться одна и спешила к вам. Ее не было видно, она исчезла. На дальнем конце коридора горела лампа, но в коридоре было пусто и тихо, не слышалось ни малейшого звука, кроме биения моего сердца. О, Элла! Слышала я о страшных тайнах Герон-Дайка, но никогда не думала, что буду сама свидетельницей их.

- Да, в Герон-Дайке неоспоримо есть какие-то несчастные тайны, сказала Элла, подавляя рыдание: - и я право не знаю как их разъяснить.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница