Автор: | Спейт Т. У., год: 1882 |
Категории: | Роман, Приключения |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Загадочные происшествия в Герондайкском замке. Глава XXXIII. В сумерках. (старая орфография)
Глава XXXIII.
В сумерках.
Никогда тихая жизнь добрых нёллингтонцев не была так встревожена как в те рождественские праздники, к которым теперь события привели нас. Романический и неожиданный брак Филиппа Клива прошел почти незаметно в сравнении с удивительными известиями, касавшимися капитана Леннокса.
И он и его сестра исчезли словно провалились сквозь землю. Их проследили до Лондона, но там след пропал. Леннокс не возвращался передать котедж Норрису. Что-нибудь возбудило подозрение Леннокса, и вероятно его же прислуга дала знать ему о произведенном обыске. Как бы то ни было, его нигде нельзя было найти. Ни мистер Мит, ни полиция ничего не могли сделать; и пока котедж находился под надзором полиции.
Рождественские праздники в Герон-Дайке прошли очень тихо. Конрой уезжал на несколько дней. Мистрис Карлион и Элла иногда ездили в Лондон навещать Марию и Филиппа, и это было их единственное разилечение.
- Должно быть капитан Леннокс украл мои брильянты, заметила мистрис Карлион однажды. - А как я подумаю, что я подозревала бедного Филиппа Клива!
Элла с удивлением взглянула на свою тетку.
- Филиппа Клива! воскликнула она.
- Ну, да, мне стыдно говорить это, Элла. Чрез несколько дней после покражи, капитан Леннокс приехал ко мне и спросил нашлись ли мои вещи. Говоря об этом, он сделал какой-то намек, обративший мои мысли на Филиппа. После того, когда я услыхала, как Филипп тратит деньги на картежную и бильярдную игру, намек капитана Леннокса неприятно вспоминался мне.
- Вы думаете, что капитан желал заставить вас думать, что он обвиняет Филиппа?
- Нет, возразила мистрис Карлион: - мне кажется он хотел набросить легкое сомнение в мои мысли, и тем отвлечь всякое подозрение от себя.
- Тетушка, задумчиво сказала Элла: - желала бы я знать не капитан ли Леннокс украл часы и цепочку Фредди Бутля в туже ночь, и выдумал будто у него самого украли портмонне?
- Ничего не может быть вернее, сказала мистрис Карлион: - он должно быть жил этим воровством. И как подумаешь как прилично он держал себя во все время.
Конрой вернулся. Несмотря на разные причины к безпокойству, в жизни Эллы теперь была приятная полнота, и все другое в сравнении с этим казалось ей ничтожным. Чем более узнавала она Конроя, тем более находила в нем качеств, достойных любви и уважения. Даже мистрис Карлион, видаясь теперь с Конроем ежедневно, уже не удивлялась тому, что называла ослеплением Эллы.
Свадьбу назначили в начале весны. Элла желала отложить брак до тех пор, пока разрешится сомнение относительно времени смерти её деда и прав её на наследство, но Конрой доказывал, что это ни к чему не поведет.
- А что; если после нашей свадьбы вдруг откроется, что я не настоящая наследница и Герон-Дайк от меня отойдет? сказала она ему однажды.
- Что ж такое? ответил он: - у нас останется еще довольно. У вас есть доход, помимо Герон-Дайка, и у меня найдется не меньше, чем у вас.
- От ваших литературных работ?
- От этого и от другого. Я пока перестал писать в газеты, и не думаю, чтобы опять стал. Будьте спокойны и имейте доверие ко мне. Мы будем в состоянии жить скромно, держать корову и пони с экипажем. Что более нужно нам?
- Вы насмехаетесь надо мною, Эдвард.
- Нет. Я только желаю, чтобы вы не терзали себя на счет имения, оно может быть ваше, а может быть и нет.
не мое?
- Я думаю, что оно по праву должно принадлежать мистеру Денисону; но мы на это доказательств не имеем, и может быть, я ошибаюсь.
- Короче всего, было бы передать ему тотчас.
- Милая моя, мистер Денисон не возьмет.
- Вы знаете мистера Денисона?
- Я видал его, и знаю, что он прямой и честный человек.
Элла вздохнула, она желала бы разрешить сомнение. Конрой тоже этого желал, хотя, может быть, не так горячо. Он имел тайное убеждение, что Аарон был замешан в заговоре, если заговор был.
Как ни был черств и безсердечен Аарон Стон, но скоропостижная смерть его внука, последовавшая так скоро после смерти сквайра, оставила в нем свои следы. В несколько месяцев Аарон постарел десятью годами. За барышней своей он готов был ходить, как старая собака, выглядывал из дверей, когда Элла гуляла по саду, вертелся около её стула за обедом. К Конрою он чувствовал недоброжелательство и бормотал, что чужому человеку не след слоняться в Герон-Дайке, что и Конрой тоже шпион.
"Что он делает в северном флигеле", разсуждал с собой старик: - "я вижу, кто он каждый вечер отправляется туда. Чего он там ищет? Знает ли об этом барышня? Почем знать, не замешан ли он в воровстве вещей? Шпион"!
Из всех обитателей замка, менее всех снисходительна к причудам Аарона была мистрис Карлион. Она иногда говорила об этом с Эллой.
- Это отчасти твоя вина, Элла; ты так ему потакаешь. Какую это сумасбродную фантазию забрал он себе в голову, чтобы в доме не было других лакеев кроме него! И ты на это соглашаешься.
- У нас достаточно служанок для работы, тетушка Гертруда.
- Я это знаю. Не в этом вопрос. В твоем положении, как владетельнице большого поместья, тебе следует держать лакеев, как это делают другие, потому что Аарон этого не хочет, ты...
- Нет, тетушка, перебила Элла: - я не посмотрела бы на Аарона, если бы находила нужным сделать что-нибудь, поверьте мне. Это неизвестность заставляет меня жить тихо. Когда я узнаю - если только узнаю - что я законная владетельница Герон-Дайка, я сделаю все необходимые перемены.
- Странное дело, мис Элла, воскликнул Аарон однажды, войдя к своей барышне в новую оранжерею: - на счет этого капитана Леннокса. Это, должно быть, он, злодей, убил моего бедного мальчика. Возможно ли, как подумаешь! Капитан Леннокс! только я никогда его не любил. Мне никогда не нравилось его хитрое лисье лицо.
Элла мысленно спросила себя: кого любил старик.
- Я не доверял ему, мис Элла, с первого раза, как увидал его. Когда человек, говорит, с вами так мягко и сладко, и в то же время смотрит на вас такими жестокими, жадными глазами, то с ним лучше никакого дела не иметь. Я считаю такого человека опасным.
Мис Винтер. сама чувствовала тайное недоверие к Ленноксу, сама не зная почему. Может быть, как сказал Аарон, этому причиною был контраст между его медовым тоном и выражением его холодных, жестких взглядов. Как бы то ни было, Элла никогда не была дружелюбно расположена к капитану Ленноксу.
- Ваша жена, кажется, очень нездорова сегодня, Аарон? продолжала Элла, переходя к другому предмету.
- Она сделалась глупее прежнего, ответил Аарон запальчиво. - Извините, барышня, но эта старуха хоть кого выведет из терпения.
Дорозсия Стон жила в каком-то хроническом страхе. Чего она боится, сердито спрашивал ее муж, и мог только понять, из её трепещущих ответов, что она боится "привидений". Герон-Дайк сделался страшным местом, говаривала она; каждый вечер она может встретить в коридорах Катерину Кин, или покойного сквайра. Аарон вне себя от гнева, грозил прибить жену. Мис Винтер время от времени урезонивала ее, но жизнь как будто сделалась в тягость бедной старухе.
- Мог ли кто сравняться с ним, говаривала она, сидя на кресле пред камином в своей комнате с огромным черным бантом на кисейном чепчике: - как он был отважен, как красив, не хуже любого джентльмена во всей Англии.
- Вот уж это истинная правда, сударыня, отвечали Фемия и Илайза.
Однажды Эдварду Конрою пришло в голову, не кроется ли в нервном страхе Дорозсии что-нибудь такое, о чем она не хочет говорить. Чего она боится? спрашивал он себя. Когда она сидит у яркого огня, или в своей комнате, или в кухне при солнечном свете, окруженная людьми, не может же она бояться увидеть привидение бедной Катерины, а что Дорозсия часто и днем замирала от страха - этого оспаривать нельзя.
- Элла, насколько Дорозсия знает обстоятельства, сопровождавшия смерть вашего деда? однажды спросил Конрой.
- Право не могу сказать, ответила Элла: - мне не хотелось разспрашивать ее. Наверно она знает не больше нас.
- Это неизвестно. Она была здесь все время.
- О! да, она была здесь.
- Странная у нея фантазия, продолжал Конрой, после продолжительного молчания: - я слышу, что она боится встретить привидение сквайра, если подойдет вечером к его комнатам.
- Дорозсия всегда была так глупа в этом отношении.
- Я наблюдал за нею, когда она выходит погулять в свой садик, разговаривал с нею время от времени, и она сделала на меня такое впечатление, что у нея есть что-то на душе. Я говорю не об её суеверных фантазиях, она боится чего-то другого, если я не ошибаюсь.
- Несколько дней тому назад, я нашла ее в слезах, заметила мис Винтер: - она сказала мне, что задремала на своем кресле, и видела сон, который испугал ее.
- Разсказала она вам этот сон?
- Нет. Она сказала только, что видела моего деда.
- А! Мне кажется странно то, что она слишком много думает о нем. Я желал бы, Элла, чтобы вы сделали ей несколько вопросов о сквайре при мне.
- Не таких вопросов, какие могут напугать ее?
- Милая моя, если она не знает ничего дурного, чего же она может испугаться.
- Это правда. Я завтра же спрошу ее.
На следующее утро Дорозсию позвали к мис Винтер. Конрой сидел в глубине комнаты и читал газету.
- Я желаю сделать вам несколько вопросов, Дорозсия, о мистрис Декстер, начала Элла: - о той женщине, которая ухаживала за моим дедом во время его последней болезни. Я желаю видеть мистрис Декстер. Можете вы мне сказать, где отыскать ее.
потом старушка взглянула на Конроя, но он не глядел никуда, кроме своей газеты.
- Где я могу найти мистрис Декстер? повторила мис Винтер.
- Я ничего не знаю о мистрис Декстер, шепнула Дорозсия дрожащим голосом. - Да и не желаю знать.
- Разве она не нравилась вам, Дорозсия?
- Не нравилась.
- Сядьте, Дорозсия, ласково сказала Элла: - вам не кчему волноваться. Сядьте в это кресло и скажите мне почему вам не нравилась мистрис Декстер.
- Право не могу сказать почему, сударыня. Не нравилась да и только. Когда она приехала сюда с доктором Джого, это разсердило меня, обидело, лучше сказать. До-тех-пор мои услуги годились для барина, я так и сказала доктору.
- Дорозсия, продолжала мис Винтер: - я никогда не разспрашивала вас о смерти моего деда. Это предмет очень печальный, и я была так глубоко огорчена, что меня не было здесь в то время. Вы видели его до самой смерти?
- Нет, чуть слышно проговорила Дорозсия.
- Когда же вы видели его в последний раз? Задолго ли до его смерти?
Дорозсия бросила на Эллу умоляющий взгляд, но не отвечала.
- Вы должны сказать мне, Дорозсия.
- За несколько недель, ответила экономка, но с очевидным принуждением.
- Как это странно! ведь дедушка Джильберт всегда, так вас любил.
Дорозсия приподняла угол своего чистого, белого полотняного передника и дрожащими пальцами вытерла свое лицо, она, повидимому, несколько приободрилась.
- Когда приехала мистрис Декстер, я уже стала ему не нужна. Она никого не пускала к барину.
- Она держала его взаперти, за дверьми, обитыми зеленой байкой, и не позволяла никому видеть его, вы это хотите сказать?
- Точно так, сударыня, подтвердила Дорозсия.
- Но после его смерти вам позволили видеть его, вам его верной и многолетней служанке?
- Даже тогда мне не позволили видеть его, вскричала экономка: - даже тогда. Это было жестоко - жестоко.
Она вздохнула и опустила свой передник. Все это начало пугать ее.
- А за этими дверьми, обитыми зеленой байкой, не происходило ничего? спросила Элла, не спуская глаз с старухи: - ничего такого, что желали скрыть от вас всех?
- Ах, сударыня, ради Бога не спрашивайте меня! вскричала она: - я не знаю ничего, мне нечего рассказывать.
- Нечего? повторила мис Винтер.
- Нечего, сударыня.
Бедная трепещущая старушка казалась так разстроена, что мис Винтер позволила ей уйти.
- Элла, спокойно сказал её жених, вставая: - от этой женщины мы должны добиться объяснения. Она знает больше чем смеет сказать.
- Конечно, это можно предположить по её обращению, согласилась Элла: - но посмотрите как она разстроена, как мы добьемся от нея чего-нибудь.
- Мы должны подумать об этом.
- Я убеждена только в том, что она никогда не скажет неправды.
- При обыкновенных обстоятельствах да, я сам это думаю; но ее могут принудить Аарон и другие заговорщики.
- О, Эдвард! Заговорщики! Бедный старик Аарон!
- Время покажет нам. Если у этого старика нет на душе тяжелой тайны, скажите мне, что меня зовут не Конрой.
Несколько дней после этого все шло по обыкновению, и с Дорозсией ничего более не было говорено. Мало-по-малу она успокоилась и говорила себе:
- Барышня должна видеть, что я не могу сказать ей ничего, она не будет более пугать меня разспросами. Зачем невинным страдать за виновных? Если бы эта Декстер и этот противный Джого никогда не приближались к нашему дому!
В один январский вечер, когда солнце закатилось и настали сумерки, в дверь, которая вела из кухонного коридора в кустарник, послышался тихий стук.
Дорозсия сидела в своей комнате возле кухни, дверь была полуотворена. Она сидела у огня, не делала ничего и лениво смотрела на Фемию, которая приготовляла для нея в кухне чай. Аарон с кучером уехали в Нёллингтон, посланные туда мис Винтер по какому-то делу.!
- В дверь из кустарника как будто постучались, Фемия, сказала Дорозсия, возвысив голос.
- Мне тоже послышалось, ответила Фемия, единственная служанка, находившаяся в эту минуту в кухне. - Я сейчас посмотрю. Это должно быть Джем.
Прежде чем Фемия успела дойти до двери, тихий стук послышался во второй раз. Фемия бегом пустилась по коридору, и ожидая увидеть садовника, отступила с испугом при виде странной фигуры, когда отворила дверь. Это была высокая, свирепой наружности женщина смуглая, с блестящими черными глазами. Красный платок был обвязан вокруг её растрепанных черных волос, полинялая красная шаль закутывала её грудь и была завязана сзади. В ушах виднелись толстые золотые серьги, а на пальцах перстни. Фемия тотчас догадалась, что это цыганка-ворожея. Она видала таких женщин. От удивления она не успела заговорить. Цыганка предупредила ее.
- Не бойся, девушка. Я честная цыганка, я заблудилась. Мне надо в Нёллингтон, вот я и осмелилась завернуть сюда и спросить.
- Дорога все прямая, ответила Фемия,
Фемии очень хотелось знать свою судьбу, но она оглянулась на комнату мистрис Стон.
- Я не смею, ответила она и хотела запереть дверь.
Но в это время подошли другия служанки и начали перешептываться и хохотать.
- Проводите меня в кухню, я всем вам поворожу, сказала цыганка, и смело вошла.
Служанки побежали за нею и одна проворно затворила дверь в комнату мистрис Стон. Фемия поспешила отнести туда поднос с чайным прибором, поставила его на круглый стол и уходя заперла дверь.
Вынули из кармана мелочь, надавали цыганке серебра, и легковерные девушки стали слушать предсказания ворожеи. Дорозсия Стон, прихлебывая чай и закусывая булкой с маслом, услыхала какие-то необыкновенные звуки, какой-то необыкновенный говор в кухне и взрывы хохота.
"Что это там у них?" подумала Дорозсия: "Оне вечно затеят что-нибудь, когда Аарона нет".
Она отворила дверь и выглянула: какая-то страшная цыганка, вся в красном, разселась в кухне, а служанки стояли около нея. Дорозсия очень испугалась и вскрикнула, девушки оглянулись.
- Что это вы здесь делаете? спросила она. - Кто кто?
- Ах, сударыня, ответила одна из служанок Селли: - это нам предсказывают нашу судьбу. У меня муж будет, солдат, и я поеду с багажем...
- Я приказываю вам уйти, все стоя в дверях, сказала цыганке Дорозсия, дрожащий голос которой не- согласовался с повелительным тоном: - ступайте сейчас вон отсюда, и как смели вы войти?
Цыганка встала, показывая свои большие белые зубы.
- Позвольте бедной цыганочке поворожить вам, сударыня, сказала она, кланяясь с улыбкой и поклоном.
Дорозсия разсердилась.
- Уйдешь ли ты, дерзкая женщина? закричала она пронзительно и попятившись назад. - Не пытайся говорить мне ложь, ты уж и то довольно насказала этим глупым девушкам.
Лицо цыганки помрачилось, она сделала несколько шагов и вошла в комнату Дорозсии.
- Я насказала ложь, ну так позволь мне сказать тебе правду.
Она наклонилась и шепнула несколько слов на ухо старухе.
- Правда это или нет? спросила цыганка.
Цыганка повернулась к удивленным служанкам:
- Заприте дверь и оставьте нас вдвоем, сказала она повелительно.
- Не пойти ли нам посмотреть, сказала, наконец, Фемия: - она может быть напугала ее так, что с нею сделался припадок.
В эту минуту дверь отворилась и цыганка вышла. Затворив за собою дверь, она прошла чрез кухню, не сказав ни слова испуганной прислуге, стоявшей там, и ушла чрез кустарник, как пришла.
Служанки молча переглянулись. Потом, как бы сговорившись, бросились в комнату экономки и заглянули.
Дорозсия Стон сидела у стола возле чайного подноса и рыдала, так что страшно было слышать, от испуга, горя и волнения.