Черная стрела.
Книга первая. Юноши.
VI. К концу дня.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Черная стрела. Книга первая. Юноши. VI. К концу дня. (старая орфография)

VI.
К концу дня.

В самом деле, пора было обратиться в бегство. Товарищи черной стрелы с двух сторон взбирались на холм. Некоторые, опередившие остальных, уже взошли на вершину, другие огибали холм с обеих сторон.

Дик углубился в ближайшую рощу. Это была дубовая роща, спускавшаяся вниз по холму. За ней лежала поляна, избегая которой, Дик взял влево. Немного спустя они опять наткнулись на прогалину и повернули еще левей. Так, подвигаясь все левей и левей, они приближались к большой дороге и к реке, через которую переплыли час или два тому назад; напротив, большая часть их преследователей направилась в другую сторону к Тэнстоллю.

Молодые люди остановились перевести дух. Дик приложил ухо в земле, но ветер, шумевший в вершинах деревьев, не позволял что-нибудь слышать.

- Ну, идем! - сказал Дик, и они продолжали свой путь, несмотря на усталость.

- Стой! - крикнул чей-то голос.

Перед ними, на разстоянии не более 50 футов, стоял человек в зеленом камзоле, прицеливаясь в них из лука. Матчам вскрикнул. Дик на минуту остановился, но тотчас опомнился и бросился на незнакомца, выхватив кинжал. Был ли тот поражен смелым нападением, или повиновался чьим-либо приказаниям, но он не выстрелял. Дик схватил его за горло и повалил на землю; стрела полетела в одну сторону, лук в другую; обезоруженный лесной житель увлек за собой Дива, но кинжал поднялся и опустился дважды; раздался стон, и вслед затем Дик вскочил на ноги, а незнакомец лежал без движения, пораженный в сердце.

- Идем! - сказал Дик, и они пустились дальше, несмотря на то, что едва дышали от усталости. Матчам спотыкался, голова его кружилась. Дик чувствовал, что колени его подгибаются. Тем не менее они не останавливались.

Наконец, лес кончился. Перед ними оказалась большая дорога из Рейзингама в Шорби.

При виде дороги Дик остановился и услышал какой-то странный шум вдали. Сначала он походил на завывание ветра, котом звуки стали яснее, и шум превратился в явственный топот копыт; через несколько секунд появился отряд воинов, промелькнул перед ними и исчез вдали. Всадники мчались во весь опор, в полном безпорядке; многие из них были ранены; тут же были и лошади без всадников, с окровавленными седлами. Очевидно, это были беглецы с поля битвы.

Не успел еще затихнуть шум, как снова послышался топот копыт, и показался всадник, на этот раз одинокий и, судя по вооружению, какое-то важное лицо. За ним явился целый обоз: погонщики гнали лошадей, как будто спасались от пожара. Должно быть, они рано обратились в бегство, но их трусость не принесла им пользы. Едва они поравнялись с местом, где стояли юноши, как их нагнал человек в изрубленных латах и видимо выходивший из себя от бешенства. Он бросился на погонщиков с мечом, осыпая их упреками и ругательствами; некоторые соскочили с возов и бежали в лес; другие были изрублены.

Между тем суматоха увеличивалась; слышался скрип теиее, топот лошадей, крики людей - все это сливалось в общий гул; очевидно, остатки целой армии спасались бегством.

Дик стоял мрачный. Он хотел-было идти по большой дороге до поворота в Голивуд, но изменил свой план. Он узнал цвета графа Рейзингама и понял, что исход битвы был совершенно неблагоприятен для Ланкастерской розы. Присоединился ли к ним сэр Даниэль, и теперь был разбит и разорен? или перешел на сторону Иорков и оказался на дороге к почестям? Во всяком случае дело было некрасиво.

- Пойдем, - сказал он сердито, и пошел через рощу, сопровождаемый Матчамом.

Несколько времени они шли молча. Солнце уже опускалось к закату; верхушки деревьев ярко сияли в его лучах, но тени уже удлиннились, предвещая вечер.

- Хоть бы было что-нибудь поесть, - внезапно сказал Дик, останавливаясь.

Матчам сел на землю и заплакал.

- Ну да, вы можете плакать оттого, что вам хочется есть, - сказал Дик презрительно, - а когда дело шло о спасении жизни людей, ваше сердце не оказалось таким чувствительным. На вашей совести смерть семи человек, мастер Джон, я вам никогда не прощу этого.

- На моей совести! - воскликнул Матчам, гордо взглянув на него. - На моей! А на вашем кинжале кровь человека. За что вы убили его? Он прицелился, но не выстрелил; вы были в его руках и он пощадил вас! Убить человека, который не защищается, нечего сказать, хороша храбрость! Это все равно, что убить котенка.

Дик оцепенел от изумления.

- Я честно бился с ним, - закричал он. - Я бросился на его лук.

- Это было коварное нападение, - возразил Матчам. - Вы просто хвастун, мастер Дик; вы пользуетесь выгодным положением; еслибы вы наткнулись на более сильного, то стали бы просить у него пощады. Вы не хотите мстить за смерть вашего отца, за его бедный дух, который вопиет о правосудии. Но! если вы встречаете бедное создание, лишенное силы и ловкости, вы готовы расправиться с ним!

- Кто-нибудь из двух всегда окажется сильнее. Лучший человек убивает худшого и поделом. Вы заслуживаете трепки, мистер Матчам, за вашу неблагодарность относительно меня; и вы получите то, что заслуживаете.

- Вот вам будет на ужин, - сказал он свирепо.

Матчам побелел как полотно, но сидел неподвижно, не сводя глаз с Дика. Дик сделал шаг вперед, размахивая поясом, но остановился смущенный выражением лица и бледностью своего спутника. Решимость его остыла.

- Сознайтесь, что вы неправы, - сказал он.

- Нет, - сказал Матчам, я прав. - Ну что же! Я слаб, я безсилен, я не сопротивляюсь, бей меня!

При этом слове Дик взмахнул поясом, но Матчам откинулся назад с таким выражением ужаса, что он опять не решился ударить. Пояс выдал у него из рук и он остановился в нерешимости.

- Пусть чума поразит тебя, бездельник! - сказал он наконец. - Если у вас такия слабые руки, то вы должны и язык держать за зубами. Я лучше дам себя повесить, чем стану вас бить! - И он опять надел пояс. - Не стану вас бить, - повторил он, - но никогда не прощу вам. - Я вас не знаю, вы враг моего покровителя; я уступил вам лошадь; вы съели мой ужин; назвали меня хвастуном. Нет, чорт возьми, мера переполнилась. Хорошая штука быть слабым, как подумаешь: вы можете делать, что вам угодно и никто не должен наказывать вас; вы украдете у человека оружие, и он не может отнять его у вас - все потому, что вы слабы! Этак кто-нибудь направит в тебя копье и крикнет, что он слаб, и ты должен предоставить ему проткнуть тебя. Экий вздор!

- Однако ж вы меня не бьете! - сказал Матчам.

- Пусть так, - сказал Дик: - пусть так. Вы получили плохое воспитание, притом вы спасли мне жизнь; я и забыл об этом. Я не хочу быть таким же неблагодарным, как вы. Ну, пойдемте. Если мы хотим попасть в Голивуд сегодня вечером или завтра утром, нам нужно торопиться.

Но хотя Дик успокоился, Матчам ничего не простил ему. Его грубость, воспоминание о человеке, которого он заколол, наконец пояс, которым он собирался его бить - такия вещи не легко забываются.

- Благодарю вас, - сказал он. - Но, мастер Шелътон, я лучше пойду один. Здесь большая дорога; пойдемте каждый своим путем; спасибо вам за обед и за урок. Счастливого пути.

- Отлично! - закричал Дик. - Если так, ступайте, и чорт вас побери!

И они отвернулись друг от друга и пошли, занятые не направлением дороги, а только своей ссорой. Но Дик не отошел и десяти шагов, как услышал, что его окликнули; Матчам подбежал к нему.

- Дик, - сказал он, - неприлично нам разставаться так холодно. - Вот моя рука, а с нею и мое сердце. Благодарю вас за все, что вы для меня сделали, не для формы только, а от всей души. Будьте здоровы и счастливого вам пути.

- И вам также, - отвечал Дик, беря протянутую ему руку: - желаю и вам счастливого пути, но только сомневаюсь, чтобы это было возможно. Вы слишком сварливы.

И таким образом они вторично разстались. Но вот уже сам Дик побежал за Матчамом.

- Вот, - сказал он, - возьми мой лук; я не хочу, чтобы ты был безоружен.

- Взять твой лук! - повторил Матчам. - Нет, голубчик, у меня не хватит силы натянуть тетиву и не хватить уменья выстрелить. Мне ваше оружие ни к чему не послужит. Но тем не менее благодарю за предложение.

Ночь тем временем совсем сгустилась и под деревьями уже нельзя было разглядеть лица.

Не говоря больше ни слова, он пошел вперед, а тот последовал за ним. Становилось все темнее и темнее; только там и сям, на открытых местах, они видели небо, усеянное звездами. В некотором отдалении все еще слабо слышался шум разбитой и ударившейся в бегство ланкастерской армии; но с каждым шагом они отдалялись от него.

После получасовой молчаливой ходьбы, они вышли на большую прогалину. Здесь они остановились и поглядели друг на друга.

- Вы устали? - спросил Дик.

- Ох, так устал, - отвечал Матчам, - что, кажется, лягу тут и умру.

Почва была слегка поката в этом месте, и, спустившись вниз, они нашли тихо журчавшую речку, протекавшую под ивами. Тут они опустились на землю и, припав в воде ртом, утолили жажду.

- Я видел пещеру, как мы шли сюда, - отвечал Дик. - Заберемся в нее и выспимся.

- Согласен от всего сердца! - закричал Матчам.

Юноши забрались в нее и, чтобы было теплее, улеглись рядком, забыв про свою ссору. Вскоре сон овладел ими, они мирно заснули под росой и звездами.