Черная стрела.
Книга четвертая. Переодетый монах.
V. Опять Арбластер.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Черная стрела. Книга четвертая. Переодетый монах. V. Опять Арбластер. (старая орфография)

V.
Опять Арбластер.

Вечер почти уже наступил, когда Дик и Лаулессь прокрались через заднюю дверь из дома лорда Рейзингама.

Около садовой стены они остановились и, спрятавшись под её прикрытием, стали советоваться насчет дороги. Положение было крайне опасное. Еслибы кто-нибудь из людей сэра Даниэля заметил их и поднял тревогу, их неминуемо зарезали бы. И кроме опасности, которую представлял самый город, они рисковали наткнуться на патрули, выбравшись за его черту.

Недалеко от того места, где они сидели, виднелась ветряная мельница, а рядом с нею - большая рига с открытыми дверями.

- Что если мы спрячемся там, пока стемнеет? - предложил Дик.

Так как Лаулессь не мог посоветовать ничего лучшого, то это предложение было немедленно приведено в исполнение; они быстро добежали до риги и спрятались в соломе. Ночь приближалась, и, наконец, луна посеребрила снег. Теперь, или никогда, предстояло им добраться незамеченными до безопасного места и переменить монашеские костюмы. Идти было лучше по окраинам, чем рисковать выйти на людную площадь, где им неминуемо грозила опасность быть замеченными и убитыми.

Путь был длинен. Они пробрались по набережной, теперь опустевшей и темной, и стали огибать гавань. При лунном свете заметили они, что многия суда снялись с якоря и, пользуясь хорошей погодой, отходили подальше; вследствие этого пивные лавки на набережной были свободны от посетителей (хотя и освещены вопреки закону о нарушении огня).

Торопливо, почти бегом, пробирались они среди лабиринта морских принадлежностей, разбросанных в гавани, и уже сделали более полдороги, когда дверь одной из пивных, мимо которой они проходили, отворилась, и сноп света упал на беглецов.

Они тотчас остановились и сделали вид, что заняты каким-то разговором.

Трое людей, один за другим, вышли из пивной, затворив за собою дверь. Все трое нетвердо держались на ногах, как будто провели день в пьянстве и теперь стояли в нерешительности, не зная, что делать дальше. Самый высокий из них говорил громким, плачевным голосом:

- Семь бочек лучшого гасконского, какое когда-нибудь откупоривал кабатчик, - говорил он, - лучшая лодка во всем Дартмуте, позолоченная Дева Мария, четырнадцать фунтов золотой монетой...

- Я тоже много потерял, - перебил другой. - Я потерял мое добро, друг Арбластер. У меня украли пять шиллингов и кожаную сумку...

Сердце Дика сжалось при этих словах. До сих пор он вовсе не думал о бедном шкипере, разорившемся вследствие потери "Доброй Надежды": так беззаботны были в те времена люди, которым случалось ограбить низших. Но этот неожиданный рассказ напомнил ему о предприятии, так самоуверенно начатом и так печально окончившемся. Оба, он и Лаулесс, отвернулись, чтобы не быть узнанными.

Собака шкипера спаслась от кораблекрушения и нашла дорогу в Шорби. Теперь она была у ног Арбластера, и внезапно, насторожив уши и обнюхивая воздух, с страшным лаем бросилась на псевдо-монахов.

Её хозяин, пошатываясь, побрел за нею.

- Эй, товарищи! - крикнул он. - Не найдется ли у вас пенни для бедного старого шкипера, начисто разоренного пиратами? Перед вами человек, который мог бы напоить вас обоих в четверг утром, а теперь в субботу вечером должен выпрашивать кружку пива. Спросите моего матроса Тома, если мне не верите. Семь бочек славного гасконского вина, ялбет, который принадлежал мне, а раньше моему отцу, Богородица из явора, позолоченная, и четырнадцать фунтов золотом и серебром! А! что вы скажете? Что скажете человеку, который бивал французов? - да! я перерезал на море больше французов, чем любой моряк из Дартмута. Ну, что-ж! дадите пенни?

Ни Дик, ни Лаулесс ничего не отвечали, опасаясь быть узнанными по голосу, и стояли так же безпомощно, как корабль на мели, не зная, что предпринять.

- Немые вы, что-ли, ребята? - спросил шкипер. - Братцы, прибавил он, икая: - это немые. Я их не люблю.

В это время матрос Том, обладавший большой физической силой, казалось, возъимел какие-то подозрения насчет этих двух безмолвных фигур и, будучи трезвее, чем его капитан, внезапно подошел к ним, схватил Лаулесса за плечо и спросил его с ругательством, почему он ничего не отвечает. Думая, что все пропало, бродяга ответил ему ударом, от которого тот растянулся на снегу, и бросился бежать, приглашая Дика следовать за собою.

Но прежде чем Дик успел тронуться с места, Арбластер схватил его, а Том поймал его ногу, тогда как третий человек поднял нож над его головою.

Не столько опасность и угроза смущали молодого Шельтона, сколько унизительное сознание, что, увернувшись от сэра Даниэля, добившись свободы от лорда Рейзингама, он попался теперь в руки старых пьяниц матросов; к тому же совесть громко говорила ему теперь, когда это уже было поздно, что он действительно виновен, действительно неоплатный должник человека, судно которого он украл и погубил.

- Стащим его в пивную, - сказал Арбластеру - а там посмотрим, кто это такой.

Но хотя они обыскали его с ног до головы, на нем не нашлось ни одного пенни, ничего, кроме кольца с печатью лорда Фоксгема, которое они стащили с его пальца.

- Повернем его на свет, - сказал шкипер и схватил Дика за подбородок, грубо повернув его голову. - Пресвятая Дева! - воскликнул он: - это пират!

- О! - крикнул Дик.

- Клянусь бордосской Богоматерью, он самый! - отвечал Арбластер. - А, морской вор, попался! Где мой корабль? Где мое вино? Что! теперь ты в моих руках! Том, дай-ка мне веревку, я свяжу этого мошенника по рукам и по ногам, - да, чорт побери! свяжу и задам ему трепку!

Говоря это, он с ловкостью моряка связал Дика, опутав его руки и ноги веревкой.

После этого молодой человек оказался безпомощным, как мертвый. Шкипер приподнял его и громко засмеялся. Потом закатил ему оглушительную затрещину, повернул его спиной к себе и принялся колотить из всех сил. Бешенство кипело в груди Дика; он думал, что задохнется от злобы; но когда моряк, утомленный своим жестоким занятием, оставил его и стал советоваться с товарищами, он тотчас овладел собой и начал придумывать способ выйти из этого унизительного и рокового положения.

Пока матросы разсуждали, что с ним делать, он успел смирить свою злобу и обратился к ним почти спокойным голосом.

- Ребята, разве вы окончательно сошли с ума? Небо посылает вам случай сделаться богаче любого моряка, нажить такия деньги, которых не доставят вам двадцать поездок по морю - а вы? что вы делаете? бьете меня! Это достойно разозлившагося ребенка. Но для старого моряка, который не боится ни огня, ни воды, и хочет нажить денег, это глупо.

- Хорошо, хорошо, - сказал Том. - Теперь, когда тебя связали, ты хочешь обморочить нас.

- Обморочить вас! - повторил Дик. - Да! если вы дураки, это легко сделать. Но если вы ловкие ребята, а вы мне кажетесь такими, то легко можете сами понять, в чем ваша выгода. Когда я захватил ваш корабль, нас было много, и ни были хорошо одеты и вооружены. Подумайте сами, кто мог собрать такой отряд? Разумеется, тот, кто добыл много денег. И если он, уже разбогатев, продолжает гоняться за добычей, несмотря ни на какие бури, - подумайте - не значит ли это, что где-нибудь спрятано сокровище?

- Что он болтает? - сказал один из слушателей.

- Вот что, - продолжал Дик: - если вы потеряли старую лодку и несколько бочек прокисшого вина, забудьте об этих пустяках, а лучше возьмитесь за предприятие, которое в один день может обогатить вас. Но сначала подымите меня, потому что мне холодно и больно и рот мой полон снегу, а потом пойдемте куда-нибудь потолковать за кружкой пива.

- Он хочет надут нас, - недоверчиво сказал Том.

- Надуть! надуть! - воскликнул третий. - Желал бы я видеть человека, который бы меня надул. Это был бы действительно надуватель! Нет, я не вчера родился. Я съумею поймать быка за рога, а по моему, друг Арбластер, в словах этого молодца есть смысл. Право, нам лучше выслушать его. Скажите сами, не лучше ли будет, если мы его выслушаем?

- Я бы не прочь потолковать за кружкой доброго вина, мастер Пиррет, - возразил Арбластер. - Что скажешь, Том? Но его карманы пусты.

- Я заплачу, - сказал Пиррет, - я заплачу. Мне хочется разузнать, в чем дело, и сдается, что тут пахнет наживой.

- Ну, если вы опять начнете пить, все пропало! - воскликнул Том.

- Друг Арбластер, вы слишком много позволяете вашему матросу, - сказал мастер Пиррет. - Неужели вами будет командовать матрос? Фи! фи!

- Смирно! - крикнул Арбластер, обращаясь к Тому. - Слушать команду! Недоставало только, чтобы матрос вздумал, поправлять шкипера!

- Ну, так пойдемте! - отвечал Том: - я умываю руки.

- Поставьте же его на ноги! - приказал мастер Пиррет. - Я знаю местечко, где нам будет удобно пить и разговаривать.

- Если я сам должен идти, друзья мои, - сказал Дик, когда его поставили на ноги, - вы должны развязать мне ноги.

Даже Арбластер задумался при этом предложении; но так как его товарищ продолжал настаивать, а Дик съумел сохранить выражение полнейшого равнодушия и только пожимал плечами, видя их нерешительность, - шкипер кончил тем, что согласился и перерезал веревки, спутывавшия ноги Дика. Благодаря этому, Дик не только мог ходить, но и остальные путы его ослабли, а одна рука настолько освободилась, что он мог двигать ею и надеялся, с течением времени, освободить ее совершенно. Всем этим он был обязан добродушию и простоте мастера Пиррета.

Этот достойный человек двинулся теперь во главе компании и привел их в ту же самую пивную, где Лаулессь застал Арбластера в день шторма. Теперь она была пуста; в камине оставалась только куча тлеющей золы, распространявшей сильный жар, и когда они уселись и хозяин поставил перед ними стопу пива, приправленного пряностями, Пиррет и Арбластер вытянули ноги и облокотились, как люди, собирающиеся приятно провести время.

Стол, за которым они сидели, состоял из тяжелой четырех-угольной доски, подпертой двумя брусьями, и каждый из странных собеседников занял одну сторону: Пиррет уселся, против Арбластера, Дик насупротив матроса.

- Теперь, молодой человек, - сказал Пиррет, - приступайте в вашему рассказу. Повидимому, вы действительно обидели нашего приятеля Арбластера, но что из этого? Вознаградите его, дайте ему случай разбогатеть, и я ручаюсь, что он забудет обиду.

До сих пор Дик говорил на-удачу, но теперь предстояло выдумать какую-нибудь удивительную историю, под надзором шести глаз, и если, возможно, опять завладеть всемогущим перстнем. Необходимо было как можно долее протянуть время. Чем дольше они останутся за столом, тем сильнее напьются его сторожа и тем легче будет вырваться из плена.

Дик был не мастер сочинять и по-просту рассказал историю Али-Баба, заменив Восток тэнстолльским лесом и Шорби, и скорее преувеличив, чем уменьшив количество сокровищ, спрятанных в пещере. История эта очень недурна и имеет лишь один недостаток - тот, что она выдумана; но три грубые моряка слышали ее в первый раз, и потому выпучили глаза на рассказчика и разинули рты, как рыба на удочке.

Скоро вторая стопа пива последовала за первой, а за ней третья.

После этого состояние собеседников было почти печально:

Арбластер, на три четверти пьяный и на половину заснувший, полулежал на своем стуле. Даже Том был восхищен рассказом, и его недоверчивость уменьшилась соответственно этому. Между тем Дик мало-по-малу освободил свою правую руку от пут и теперь был готов на все.

- Итак, - сказал Пиррет, - вы один из них?

- Это сделалось помимо моей воли, - ответил Дик: - но еслибы я мог добыть один два мешка золота, я был бы сумасшедшим, оставаясь дольше жить в грязной пещере и подвергаясь выстрелам и ударам, как солдат. Нас здесь четверо - хорошо! Пойдемте же в лес завтра утром, прежде чем встанет солнце. Еслибы мы могли захватить с собой осла, тем лучше; если же нет, у нас есть четыре крепких спины, и я ручаюсь, что мы вернемся домой с большим грузом.

Пиррет облизнулся.

- А это магическое слово, - сказал он, - которое откроет нам пещеру? скажите-ка его, друг.

- Оно известно только трем начальникам, - отвечал Дик, - но на наше счастье мне именно сегодня вечером удалось открыть волшебство, посредством которого можно узнать его.

- Волшебство! - сказал Арбластер, полу просыпаясь и взглянув на Дика одним глазом. - Убирайся! не нужно волшебства. Я хороший христианин. Спроси Тома, кого хочешь.

- Нет, это только белая магия, - сказал Дик. - Тут не нужно иметь дело с дьяволом; все основано на силе чисел, трав и планет.

- Да, да, - подхватил Пиррет, - это только белая магия, друг. Тут нет греха, могу вас уверить. Но продолжайте... В чем состоят это волшебство?

- Я сейчас покажу вам, - ответил Дик.--При вас кольцо, которое вы сняли с моего пальца? Хорошо. Теперь положите его на стол и подвиньте концами пальцев на длину руки. Так, так! Вот в чем волшебство.

тяжестью, и прежде чем Арбластер успел понять что-нибудь, а Пиррет собрался с мыслями, Дик исчез за дверьми.

Луна поднялась уже высоко; благодаря яркой белизне снега, было светло почти как днем. Фигура Шельтона, бегущого в монашеском платье, могла быть замечена издали.

Том и Пиррет с криком бросились за ним, из каждой пивной присоединялись к ним другие, и скоро целая толпа матросов преследовала бегущого. Но моряки и в пятнадцатом столетии были плохими бегунами; при том же Дик успел опередить своих преследователей и воспользовался этой выгодой. Наконец, добежав до узкого переулка, он спрятался в нем и осмотрелся.

Почти все матросы Шорби бежали, выделяясь черными группами на белом ковре снега; каждый кричал и вопил, каждый жестикулировал обеими руками; случалось, что иной падал, и затем десяток других летели споткнувшись о него.

Шорби, привлечь внимание стражи, и таким образом впереди грозила опасность. В виду этого он предпочел спрятаться в воротах, в темпом уголку, и пропустит мимо преследователей, которые бежали, крича и махая руками, красные от напряжения и осыпанные снегом.

много удивительных историй, и немного спустя легенда о ночном визите дьявола повторялась всеми мальчишками Шорби.

Но возвращение последняго матроса еще не освободило Шельтона из его убежища.

Много времени спустя патрули еще разъезжали по городу, и появлялись нарочные от того или другого из важных лордов, сон которых был так неожиданно нарушен.

Поздно ночью Дик выбрался из своего убежища и добрался целый и невредимый, но изнемогая от холода и побоев, до одной деревни. Тут, согласно закону, огонь и свечи были потушены, но Дик пробрался в темноте в холодную залу, нашел одеяло и, закутавшись в него, растянулся рядом с одним из спавших и скоро заснул.