Потерпевший крушение.
VII. В пылу деятельности.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Потерпевший крушение. VII. В пылу деятельности. (старая орфография)

VII.
В пылу деятельности.

Надо было видеть моего друга Пинкертона, когда он погружался в свои дела, хлопотал, суетился, волновался, воображая, что от его усердия зависят величайшие перевороты в деловом мире, и что он один из столпов борьбы за существование.

Я никогда не имел точного представления о деловых спекуляциях моего друга, знаю только, что у него их было много и притом самых разнообразных. Главнейшими из них были: склад Пинкертоновского тринадцатизвездного коньяку, контора объявлений и реклам и бюро рыболовных экскурсий, в котором, за сумму в пять долларов с персоны, каждый желающий по субботам мог отправиться за город в место, благоприятное дли рыбной ловли, причем его снабжали всеми рыболовными снарядами, руководствами и указаниями и, как я слыхал от некоторых опытных и искусных рыболовов, эти экскурсии доставляли г.г. участникам не только приятное развлечение, но даже некоторую прибыль. Кроме того, я знаю, что Пинкертон при случае приобретал потерпевшия крушения суда или суда, признанные негодными для плаваний, и затем, спустя какой-нибудь месяц, после незначительных сравнительно поправок, отправлял их в дальния плавания.

Пинкертон гордился тем, что он страшно занят, и действительно, сновал целый день из конца в конец города, из конторы в контору, из бюро в бюро. Он хвастался тем, что у него ни один доллар не лежит без пользы, все они были разсеяны по ветру, по разным предприятиям: и тут, и там он был в доле, и здесь участвовал, и там состоял членом. Всюду он вкладывал деньги, отовсюду ожидал прибыли и все это с лихорадочным волнением и неподражаемой деловитостью. Он был честнейший человек в мире, добросовестный в высшей степени, но одному Богу известно, в каких только сомнительных делах и предприятиях он не участвовал, совершенно не сознавая и не понимая, что это дело, которым он так увлекался, в которое вкладывал душу, было очень похоже на мошенничество. Он не только вкладывал все имевшияся у него деньги в различные дела и предприятия, но даже и мои личные скромные заработки уходили туда-же. Одно из его предприятий мне удалось выведать. Это была ¹/₇-я доля в фрахте судна, отправлявшагося в Мексику с контрабандным грузом оружии, а возвратиться ему надлежало с контрабандой сигар. Дело это показалось мне нечистым, и я в таком смысле высказался моему другу. Это открытие крайне смутило и огорчило его, так как уж если Пинкертон гордился чем-либо в жизни, то только своею честностью и если он дорожил чем-нибудь, то только моим мнением о нем, и потому мой взгляд на его операции был для него настоящим ударом.

Я стал замечать, что с некоторого времени он перестал посвящать меня в свои дела. Быть может, он убедился, что я никогда не войду во вкус этой деловой горячки, как он было надеялся. Я аккуратно просиживал целые дни в его бюро объявлении, прочитывал некоторые письма, вел счета и книги, но делал все это совершенно безучастно.

Однажды мой приятель приобрел за безценок какое-то потерпевшее крушение судно и, явившись ко мне, потирая от удовольствия руки, сообщил, что оно уже в доке, чинится под другим названием и не сегодня - завтра может выйти в море.

- В этом деле я не участник, - заметил я, сдвинув брови, - оно мне вовсе не по душе, хотя, быть может, оно и прибыльно!

- Мне кажется, Лоудон, что всякое дело, которое хоть сколько-нибудь прибыльно, вам не по душе!

- Ведь, это судно, о котором вы говорите, было признано негодным агентами Ллойда!

- Да, но ведь, это только штука с их стороны, судно еще в превосходном состоянии; оно почти совсем не пострадало, аварии пустяшные!

- Во всяком случае я не считаю порядочным наживать деньги, рискуя человеческой жизнью! - заявил я.

- Боже правый, да, ведь всякая спекуляция есть риск, самый наизаконнейший судовладелец тоже рискует жизнью людей экипажа. В элеваторах тоже есть риск, и сам я рисковал, покупая это судно: оно могло быть совершенно не куда негодным, и тогда что? Нет, право, Лоудон, вы слишком полны всяких возвышенных идей и понятий для обыденной, человеческой жизни!

- А вы, мой друг, слишком погрязли в этой погоне за деньгами, за приобретением капиталов, так что совершенно, и думать забыли обо всем остальном! - Где теперь ваши благородные, великодушные стремления, ваши мечты о высококультурном человеке и прекрасном, возвышенном типе американца?!

что должен заняться чем нибудь серьезным и возвышенным, какой-нибудь глубокой и сухой наукой, - теологией, например, или алгеброй!

- Хоть алгеброй! Это будет, я полагаю, достаточно сухая материя! - сказал я.

- Ну, так решено, на этом я остановимся!

И действительно, мой приятель принялся изучать алгебру под руководством весьма корректной и довольно привлекательной молодой особы, мисс Мами Брайд. Уговорился он с ней по два урока в неделю, но затем так увлекся этой наукой, что стал брать уже не по два, а по четыре, а там и по пять уроков в неделю. Я предостерегал его при этом от женских чар, но как и всегда в подобных случаях, мои предостережения ни к чему не повели.

Между тем я стал настаивать на том, что я лишняя спица в колеснице, что дело, которое исполняю в бюро я, может исполнить всякий толковый работник, а потому заявил своему другу, чтобы он или подыскивал мне подходящее занятие, или же я сам примусь за это и подыщу себе то что мне надо.

меня зародилась эта блестящая мысль в трамвае; к несчастью, у меня не было с собой карандаша, я одолжил его у кондуктора и тут набросал это объявление. Он сунул мне в руку клочек бумаги, на котором я прочел:

Солнце, озон и музыка.
ПИНКЕРТОНОВСКИЕ ЕЖЕНЕДЕЛЬНЫЕ ПИКНИКИ.
Пять долларов с человека, дамы безплатно.

"Безплатный завтрак под сенью зеленых лесов. Танцы на бархатной мураве газона. Возвращение при свете мечтательной луны. Распорядитель и главный управляющий г. Лоудон Додд, эсквайр, всем известный знаток и мастер этого дела".

Эти последния слова до того поразили меня своей лживостью и неуместностью, что, как это не странно, но в тот момент я не думал решительно ни о чем другом, как только о том, что бы их уничтожить, выхерить, и таким образом случилось, что слова эти, действительно, были тут же уничтожены, но за то все остальное уцелело, и вот я стал распорядителем и главным управляющим пинкертоновских еженедельных пикников,

Каждое воскресенье с восьми часов утра я был уже в своей роди, во фраке, с цветной розеткой в петлице, в цилиндре, в светлом жилете, с тросточкой, на манер маршальского жезла красовался я на трапе старого изукрашенного флагами и фонариками парохода, предоставленного Пинкертоном для перевозки участников наших воскресных пикников. Я принимал посетителей на трапе и препровождал их к помещенной у входа кассе.

В половине девятого прибывала на пароход наша труппа музыкантов, которые, подходя к пристани, уже начинали играть какой-нибудь веселый, заманчивый марш. За ними являлось несколько человек ряженых в медвежьих шапках, фартуках из буйволиной шкуры, с удивительно блестящими топорами. Эти увеселяющие публику ряженые были добровольцы и не стоили нам ни копейки. Ровно в девять часов пароход отваливал от пристани, нагруженный сколько возможно. Во время пути я обходил гостей, шутил с одними, другим предлагал сигары, словом, был в роли любезного и внимательного хозяина. Затем, когда пароход подходил к избранной заранее лужайке, спускали шлюпки; в них перевозили гостей на берег, за ними следовал транспорт провизии и посуда, - и в каких-нибудь четверть часа готовился завтрак на лужайке, под тенью деревьев; музыка играла все время; после завтрака начинались танцы, наши ряженые увеселяли публику шутками и прибаутками, а сам я особенно старательно танцовал с самыми некрасивыми и неинтересными девушками, осыпая их комплиментами, наиболее лестными для их самолюбия. Затем возвращались домой на ярко иллюминованном пароходе с неумолчно игравшей музыкой все довольные и веселые.

Это предприятие Пинкертона оказалось одним из самых удачных: средним числом каждый воскресный пикник давал нам с Пинкертоном не менее 500 долларов чистого дохода, которые мы делили с ним пополам. Много денег проходило через мои руки, и если судить по балансам наших предприятий, то я мог считаться владельцем целого состояния, но, - увы, - большая доля моих долларов была раскидана по свету во всевозможных предприятиях моего друга Пинкертона. Однако, к концу года и на текущем счету в банке у меня лежала кругленькая сумма 8,000 долларов. Уж эти-то деньги были неотъемлемо мои, и хотя их было не так много, но все же они мне давали приличный дивиденд, и если перевести эту сумму не только на франки, но даже и на английские фунты, то уже получалась не дурная сумма. Вместе с этим сознанием у меня явилась мысль, что в Париже на эти деньги можно жить припеваючи, к тому-же в это самое время в жизни Пинкертона случилось нечто, изменившее в значительной степени условия нашей совместной жизни и деятельности.

Пикники наши прекратились с наступлением дождливого сезона, а сам приятель мой, спустя неделю после знаменательного для него пикника, признался мне в своей любви к мисс Мамми и потащил меня к своей невесте, прося меня полюбить ее, как его самого.

Вероятно, он обратился и к ней с тою же просьбой, но, несмотря на это, мы почему-то не полюбились друг другу да это было и к лучшему в виду моих соображении. Уже потому, что мой друг собирался жениться, мое общество переставало быть необходимо ему, меня с успехом могла заменить молодая жена, кроме того, так как я пришелся ей не совсем по душе, то всего лучше было мне находиться в отсутствии и не торчать у нея постоянно на глазах. Все это были условия, облегчающия мне отъезд в Париж.

И вот, однажды вечером, оставшись наедине с Пинкертоном, я изложил ему свое намерение. Это был вообще великий для меня день, так как в это утро я получил с одной удачной операции с горными рудниками чистых пять тысяч долларов прибыли, которые тотчас положил в банк. Так как это предприятие было всецело мое, то и барыши с него тоже были всецело мои; теперь-я был уже положительно состоятельный человек и мог свободно жить на свои средства. Прежде всего я сказал Пинкертону, что если он считает мое присутствие необходимым для успеха его дел, то я, конечно, перестану даже и думать о Париже, но если он полагает, что деда его не пострадают от моего отсутствия, то я буду особенно рад вернуться в Париж, где меня ждет чистое искусство, которому я, вопреки всему, предан всей душой. При этом я напомнил ему, что он готовится вступить в брак, и что наша слишком большая близость может даже быть неприятна его жене, - на что он, конечно, возражал.

и зажить счастливо и в полном довольстве, воспитывая маленьких Пинкертонов вдали от вечной, лихорадочной погони за долларами, среди которой человек совершенно перестает принадлежать себе и близким и превращается в какое-то непрерывно вращающееся колесо сложного делового механизма.

Оба мы были и воодушевлены, и взволнованны, и растроганы, хотя Пинкертон все время слушал меня молча, не прерывая.

- Я ожидал этого, Лоудон, - проговорил он, наконец, когда я кончил, - я знал, что это будет, что вас опять потянет туда. - Но право, это мне очень прискорбно, и прискорбно потому, что я такой жалкий эгоист. Кроме того, я могу сказать с уверенностью, что ваше отсутствие нанесет смертельный удар нашим еженедельным пикникам. Тем не менее вы правы, что желаете уехать, и я вам говорю "уезжайте", это будет лучше для вас. Сорок долларов в неделю я буду высылать вам, Лоудон, аккуратно; в случае, если дела наши пойдут успешно, я могу обещат и больше, но пока и 40 долларов в неделю тоже не дурно, если подумать, что всего каких-нибудь 2 года назад вы были на краю самой страшной нужды. - Тогда эти животные не захотели помочь вам, и теперь я рад за вас, за ваше торжествующее возвращение. Пусть они увидят теперь, и этот ваш учитель, и этот безсердечный Майнер, что и без них можно обойтись!

И в этих мечтах, и планах будущого мы не заметили, как летело время. Мой отъезд был решен, - я снова вырвался на свободу, и оба мы счастливо и весело смотрели вперед в наше будущее.