Потерпевший крушение.
IX. Ряд неудач.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Потерпевший крушение. IX. Ряд неудач. (старая орфография)

IX.
Ряд неудач.

Выйдя на улицу, я столкнулся с средняго роста господином, тем самым, который так неожиданно выступил в качестве третьяго покупателя брига "Легкое Облачко" и затем также неожиданно отступился.

- Поздравляю вас, мистер Додд, - сказал он, - вы геройски отстояли свое дело!

- Ну, мне не за что вас благодарить, вы жестоко подняли цену брига!

- Да, это было мимолетное безумие, старину вспомнил! В ваши годы я делал много таких дел, а теперь, благодарение Богу, образумился. Вы меня извините, мистер Додд, но я вас давно знаю, и вас, и ваших приятелей, этих ребят из предместья. Сам я имею домишко там, на песчаном берегу, и буду весьма рад видеть вас у себя в любое воскресенье. Меня зовут Морган, городской судья Морган!

- Благодарю! - ответил я уклончиво.

- Не малое дело вы навязали себе этой покупкой, и если вы не имеете каких-нибудь частных сведений, то придется вам повозиться, прежде чем найти этот опиум!

- Во всяком случае, или на этом бриге есть опиум, или мы с товарищем здорово влетели! Но только мы не имеем никаких частных сведений на этот счет и действовали, руководствуясь исключительно наблюдениями!

- Хм! Смею сказать, что это, так сказать, мое ремесло! А какого вы мнения об этом вашем конкуренте Беллерсе?

- Право, я о нем очень мало думал; мне кажется, что сам по себе этот человек совершенно ничего не значущий!

- Что же касается меня, то я положительно не могу понять, кому могло придти в голову поручить такое серьезное дело, как покупка брига, этому человеку. Ему нельзя доверить ни одного гроша. Я знаю его, и он знает меня, так как не раз имел со мною дело в суде. Это - совершенно пропащий человек, самый жалкий, самый мерзкий мошенник, какого я знаю, и потому - почти уверен, что обратившийся к его содействию человек какой-нибудь приезжий.

- Уж не капитан-ли Трент?

- Нет, это немыслимо. Откуда у него могут быть такия деньги, особенно после того, как он затратил, вероятно, очень значительную сумму на покупку этого опиума в Китае?! Во всяком случае тут кроется какая-то тайна, и если хотите послушать моего доброго совета, отправляйтесь немедленно на Мидвей-айланд, так как дело ваше, очевидно, денежное, а г. Беллерс и компания не такого сорта люди, чтобы останавливаться перед чем-бы то ни было!

Преподав мне этот разумный совет, г. судья Морган пожал мне руку и распростился со мной у самых дверей "Западной Гостиницы", где я условился встретиться с Пинкертоном.

Едва успел я усесться в углу мягкого диванчика в ожидании моего друга и заказанного завтрака, как в залу вбежал никто иной, как тот самый тощий маленький Беллерс, о котором я размышлял в данный момент, мысленно переживая все перипетии торгов. Обменявшись несколькими словами с одним конторщиком гостиницы, он подбежал к телефону, а я почти машинально встал со своего места и очутился у него за спиной. Мне часто казалось очень забавным подслушать таким образом одну часть разговора между двумя совершенно незнакомыми для меня людьми, и я делаю это иногда просто из шалости; теперь-же меня как будто что-то толкало подслушать переговоры этого подозрительного маленького человечка. Впрочем, ничего нового или любопытного из этих его переговоров я не узнал, хотя слышал адрес No телефона.

Приказав разобщить, Беллерс обернулся, чтобы отойти от телефона, и, наткнувшись на меня, всплеснул руками, взвизгнув так, как будто я собирался его побить. - Ах, это вы! - воскликнул он и затем вдруг разсыпался в любезностях, раскланялся и исчез. Мною-же овладело непреодолимое желание снова позвонить и вызвать к телефону того господина, с которым только что разговаривал Беллерс, и от имени которого он, очевидно, действовал на торгах.

Приказав соединить телефон с тем No, который удержался у меня в памяти, я позвонил. Мне ответил пискливый слабый голосок вопросом:

"Это опять вы, г. Беллерс? Кто у телефона"?

- Позвольте мне сделать вам только один вопрос, - вежливо обратился я к нему, - почему вы так настоятельно хотели купить бриг "Легкое Облачко"?

взял список телефонов и, отыскав No 2241, прочел: "Мистрисс Кин, улица Миссии, 942". Теперь у меня явилась мысль тотчас поехать туда и уже лично предложить этому господину тот вопрос, который он оставил без ответа.

Вернувшись на свое прежнее место в углу диванчика, я вдруг почуял что-то неладное, что-то таинственное, в нашем новом деле. Перед моими глазами предстал побледневший, как смерть, и в ужасе бежавший от телефона господин, когда до слуха его дошел мой вопрос.

В этот момент пробили часы: я взглянул на них и убедился, что Пинкертон запоздал на целых полтора часа против условленного времени. Это обстоятельство тоже сильно встревожило меня. Джим - такой деловой человек, до забавного точный, аккуратный во всем, никогда не запаздывал даже и на пять минут, не только что на четверть часа, и вдруг.. Сам я почти позабыл о заказанном завтраке да и не чувствовал ни малейшого аппетита. Но вот едва я сел к столу, как явился мой друг; он был бледен и как-то сразу постарел и сморщился. Отрывочными фразами он сообщил мне, что едва-едва смог достать требуемую сумму на самых тяжких условиях и всего на три месяца срока.

- Если к этому времени судно и груз не будут на месте, если затраченные деньги не вернутся, то мы окончательно разорены и прогорели, так что никто не согласится открыть нам кредита, и тогда все безвозвратно пропало! - сказал Джим. - Я, конечно, должен буду остаться здесь и следить за ходом дел, а вы, Лоудон, должны отправиться туда и хоть зубами вырвать этот опиум, хотя-бы вам для этого пришлось превратить в щепки весь бриг. Я уже зафрахтовал для этой вашей поездки самую быстроходную шхуну, приказал ее разгрузить, я завтра она будет, готова выйти в море - это "Norah-Creina" вместимостью в 60 тонн с полным запасом топлива и съестных припасов на долгосрочное плавание. Это с одной стороны, - добавил Пинкертон, - а с другой, - ты, конечно, согласен со мной, что Беллерс готов был вогнать этот бриг еще выше, и если он теперь согласен дать мне ту сумму, которая покроет все мои расходы, я не прочь уступить ему это дело!

Теперь только меня, как молния, осветила мысль, что я своей глупою выходкой запугал нашего соревнователя и таким образом попортил все дело. Внутренно сознавая свою вину, я ни единым словом не обмолвился Пинкертону ни о своей встрече с Белдерсом, ни о своей глупой шалости у телефона. Очевидно, что сумма в 50,000 долларов была назначена Беллерсу с самого начала, - согласился я, - но мы не можем знать, была-ли эта цифра упомянута в качестве средней суммы или как последняя крайняя цифра, выше которой уже нельзя идти! - сказал я.

- Я убежден, что Беллерс пошел-бы и до 60,000, но даже если я в этом ошибаюсь, я готов уступить ему это "Легкое Облачко" даже за те-же 50.000: я предпочитаю даже потерять немного!

- Неужели-же, Джим, наше дело так плохо? - воскликнул я.

- Вывезти это дело, конечно, можно, но для этого надо употребить нечеловеческия усилия, надо совершить почти чудо. Ты, Лоудон, можешь сделать это! Но три месяца срока и 10% в месяц, ведь это такия условия, какие нам не под силу!.. Во всяком случае, следует попытаться предложить Беллерсу бриг хоть за те-же 50,000 и переговорить немедленно с его принципалом!

Даже и теперь я не решился сознаться Джиму, что адрес этого господина мне известен и, чтобы избежать этого щекотливого вопроса, я заметил, что всего удобнее вести переговоры через посредство Беллерса. При этом во мне шевелилось какое-то предчувствие, что мы уже опоздали, что таинственный соперник бежал теперь за тридевять земель. Переговорив с Беллерсом по телефону и удостоверившись, что он дома, мы взяли первый попавшийся наемный фаэтон и помчались к нему на квартиру.

На дверях у него значилось на черной дощечке крупными золотыми буквами: "Гарри Беллерс, присяжный поверенный". Советы от 9 ч. утра до 6 ч. вечера.

На следующей отпертой двери красовалась надпись: Мистер Беллерс дома. Но в комнате, куда вела эта дверь, не было никого.

Мы вошли, стали покашливать, постукивать тросточками, - словом, давали знать о нашем присутствии. В комнате, довольно большой и светлой, не было, кроме конторки и конторского высокого табурета, решительно никакой мебели, ни стула ни скамьи. Г-в поверенный, видно, имел привычку сидеть сам за конторкой, а гг. клиентов заставлял стоять перед собой во все время консультаций.

Наконец, по прошествии нескольких минут хозяин квартиры боязливо появился из-за красной занавески, отделявшей следующую комнату от той, где мы находились, - появился с таким видом, как будто опасался, что мы явились поколотить его, но затем, признав своих посетителей, разразился целым потоком любезностей, побежал в смежную комнату за стульями и положительно не знал, как нас ублажить, суетился, вертелся, раскланивался и расшаркивался без всякой надобности. Выждав, когда этот нервный пароксизм любезности немного прошел, и поверенный начал мало-по-малу успокаиваться, мы приступили к делу. Маленький, гаденький человечек сначала замялся и не знал, что сказать.

- Видите-ли, - начал Пинкертон, - я приобрел этот бриг и знаю, что не прогадал на нем. Перепродать его теперь вашему клиенту, как вы думаете, я вовсе не намерен; я хочу оставить его за собой, но, желая избежать некоторых безполезных расходов и траты времени, я желаю получить от вас некоторые сведения, за которые готов уплатить наличными деньгами. Весь вопрос в том, следует-ли мне обратиться за этими сведениями к вам, или к вашему доверителю. Если вы согласны дать мне их, то я предоставляю вам самим назначить сумму вознаграждения. Но предупреждаю вас, что, говоря о наличных деньгах, я разумею в данный момент лишь обязательство уплатить вам требуемую сумму, когда судно вернется, а сведения, полученные от вас, окажутся верными. Я человек деловой и не покупаю зайца в мешке!

Пока Пинкертон говорил, я видел, как лицо маленького человечка вдруг прояснилось, глазки заискрились и забегали, затем при последнем, добавочном разъяснении, разом потухли.

- Мне, собственно говоря, известно об этом бриге не больше, чем вам! - начал он. - Я знаю только, что мне приказано было купить его, и я пытался это сделать, но не мог, вот и все!

- Я, собственно говоря, не считаю себя в праве сообщать кому-бы то ни было имени моего клиента, - начал было несколько уклончиво Беллерс, - но, если вы желаете, переговорю с ним от вашего имени по телефону!

- Нет уж, благодарю вас! Не передумаете-ли вы насчет адреса, а если предложить вам за эту услугу доллар, хотите?

- Г. Пинкертон! - воскликнул оскорбленный поверенный, и сам я полагал, что Джим зашел уже слишком далеко, но мой приятель не смутился; очевидно, он лучше меня знал, с кем имеет дело.

- А, вы в данный момент не нуждаетесь в долларе! Прекрасно, в таком случае я назначу вам сразу наибольшую сумму, какую могу предложить за это...

- Брось это, Джим, - прервал я его, возмущенный этой торговлей, - я знаю адрес: улица Миссии, 924!

Не знаю, кто из двух, Джим или Беллерс, был более поражен моими словами.

- Что-же ты сразу не сказал мне этого?! - воскликнул Пинкертон.

- Да, ведь, ты же не спрашивал меня! - отвечал я, краснея под его взглядом.

- Раз, что адрес г. Диксона вам известен, - вмешался поверенный, - то полагаю, что мои услуги вам более не нужны! - и он откланялся, а мы вышли одновременно с ним в другую дверь.

У меня душа уходила в пятки при мысли, что вот-вот Пинкертон спросит, как я узнал адрес, и я готов был уже со слезами признаться ему во всем, но он не спросил, и я смолчал.

Очутившись на улице, мы вскочили на первый попавшийся извозчичий экипаж и погнали во всю прыть в улицу Миссии.

- Надо успеть захватить этого господина: нельзя терять ни минуты! - говорил Джим, при этом я ожидал, что он спросит меня, как я узнал этот адрес, но он опять не спросил.

- Ты не спрашиваешь меня об этом адресе? - проговорил я, наконец, не выдержав долее своей внутренней пытки.

- Нет, а как это вышло?.. - сказал он скороговоркой, и как бы сам робея и конфузясь своего вопроса. - Я очень желал бы знать!

- Лучше не спрашивай меня об этом!

- Хорошо, хорошо! - поспешил согласиться Пинкертон. - Я вполне уверен, что ты поступил именно так, как следовало! Больше ни слова об этом!

Я дал-бы, Бог знает что, чтобы вернуть мои последния слова и заставить Джима вынудить у меня признание, но пролетка наша остановилась у дверей дома 924 и, позвонив, мы осведомились о г. Диксоне.

Хозяйка, славная старушка, сообщила нам, что этот господин уехал внезапно после какого-то телефонного сообщения, вероятно, ему сообщили какое-нибудь тревожное известие, так как комната была снята на неделю.

вскоре по полудни, уехал неизвестно куда, при чем казался на вид весьма разстроенным или раздосадованным.

- А как он выглядел, этот г. Диксон?

- Небольшого роста гладко-выбритый господин! - отвечала хозяйка и никаких дальнейших примет о нем не могла сообщить.

Простившись с хозяйкой, мы заехали в ближайшую аптеку и оттуда по телефону спросили, какое судно прежде всех пристанет к Гонолулу. Нам отвечали, что "Город Пекин", вышедший сегодня 1 ч. 30 м. пополудни из Сан-Франциско.

- Ясно, как день, что этот г. Диксон сел на это судно с намерением опередить нас на острове Мидвей, я готов прозакладывать, что это так! - заметил мой приятель.

Я лично не был уже так уверен в этом и предложил справиться со списком пассажиров "Города Пекина".

- Безполезно! - возразил Джим, - Диксон такое обычное имя, что их могут найтись с полдюжины на любом судне! Кроме того, этот господин, вероятно, успел уже переменить свое имя, если даже его и в самом деле звали Диксон, а не как-нибудь иначе!

- Что-же нам теперь делать? - спросил я.

- Полагаю, что теперь всего лучше переговорить с капитаном Трент. Если он не в состоянии купить брига, то все же может дать нам необходимые сведения, которые облегчат нам наше дело!

- Но где мы его отыщем?

- В Британском консульстве нам скажут, где он остановился! - проговорил Пинкертон, и мы, не теряя ни минуты, направились туда. Узнав адрес капитана, мы поспешили в гостиницу, где нам сказали, что капитан Трент уехал около полудня вместе с одним из своих сослуживцев с разбитого судна, а туземец-канак, приехавший вместе с капитаном сюда, уехал немного раньше на "Городе Пекине". Кроме того, нам показали список пребывавших здесь в гостинице лиц экипажа погибшого судна "Легкое Облачко".

В списке стояли некрасивым крупным почерком вписанные в книгу имена: Трент, Броун, Гарди и Джозеф Амалу.

Мы сверили эти имена с списком, помещенным в утренней газете, и оказалось, что там упоминался еще Элиас Годдедааль, помощник капитана, о котором никто не слыхал и не упоминал, и имя которого не стояло в списке гостиницы. На наши разспросы здесь нам отвечали, что в гостинице стояли только трое упомянутых моряков и канак, а помощника капитана здесь не было, и никто не видал его, но слышали, что он сильно болен и не съезжал на берег, а лежит в лазарете "Бури".

Получив эти сведения, мы, не долго думая, поспешили к телефону, но тут нас постигла новая неудача; с "Бури" нам сообщили, что г. Годдедааль съехал несколько часов тому назад с судна, и никто не знает куда.

После этой неудачи я осведомился у управляющого гостиницей, чьей рукою были вписаны имена моряков в их книгу, на что тот отвечал, что вписал их за капитана кто-то другой, так как капитан Трент не за долго до гибели своего судна жестоко поранил свою правую руку и писать не мог, вследствие чего даже и судовая запись за последнее время велась не им, а его помощником, г. Годдедааль, а капитан Трент только подписывал ее левой рукой.

- Ну, а теперь куда? - спросил я Пинкертона, когда мы снова очутились на улице.

- Теперь на зафрахтованную мною для тебя шхуну, и если я завтра к вечеру не захвачу этого Годдедааля, то не будь я Пинкертон!

- Но как-же ты это сделаешь?

- Это ты увидишь еще сегодня. А пока, надеюсь, вид шхуны, на которой теперь, вероятно, кипит работа: ее разгружают, чтобы на завтра она могла быть готова выйти в море, несколько утешит нас после всех этих передряг!

- Но, увы! - На шхуне нас ждало новое разочарование: работа здесь не только не кипела, но, повидимому, никто и не думал о ней. Капитан преспокойно обедал у себя в каюте и о разгрузке судна ни мало не заботился. Раздосадованный Пинкертон после нескольких горячих слов предложил капитану убираться немедленно с судна, вместе с его людьми, заявив, что через час или два у него на его место будет другой капитан и другой экипаж и что если он к тому времени не выберет весь свой товар и пожитки, то его новая команда не поцеремонится с ними!

Я предложил отправиться тотчас-же в трактир "Черного Тома". Здесь, как всегда, мы застали обычных завсегдатаев этого заведения, но, к немалому моему разочарованию, те из наиболее знакомых мне посетителей, к которым я обращался с предложением занять должность капитана на шхуне Пинкертона, уклонялись от прямого ответа, и только один из них, Джонсон, хотя и отказался принять эту обязанность на себя, но взялся доставить нам превосходнейшого и опытнейшого моряка, - некоего Арти Нэрса. Узнав об этом, Пинкертон чуть не вскрикнул от радости. - "Да лучшого моряка, как Нэрс, во всем Сан-Франциско и сыскать нельзя! - говорил он. - Такой лихой, смышленый малый". Джонсон обещал, что явится к нам вместе с Нэрсом на следующий день к половине шестого утра, а сам владелец "Черного Тома" взялся доставить нам 6 человек дюжих и знающих матросов, притом, что уже совершенно необычайно, - "непьющих".

Из трактира "Черного Тома" мы поехали в ресторан "Пуделя", где обыкновенно обедали, и, хотя уже было поздно, сели за стол. Первое, что мне попалось на глаза, было громадное объявление, подобное которому мы встречали на всех углах улиц, на всех столабх, но остановиться и прочитать хоть одно из них я не имел времени; теперь-же я подошел и прочел следующее:

200 долларов вознаграждения
гг. офицерам или людям экипажа
ПОТЕРПЕВШОГО КРУШЕНИЕ БРИГА ЛЕГКОЕ ОБЛАЧКО,
которые обратятся лично или письменно
в контору Джека Пинкертона, Монтана-Блок,
до полудня, завтра, вторник 12-го числа.
200 долларов вознаграждения!

- Да, но это еще не все, Лоудон! Главная суть моей мысли заключается вот в чем. Так как нам известно, что Годдедааль болен, то я приказал разослать это объявление во все больницы и госпитали, всем докторам и всем аптекам в Сан-Франциско. Не блестящая-ли это мысль?

Половина обеда нашего прошла молча, и только после третьяго бокала шампанского Джим прокашлялся и сказал, глядя на меня робким, почти молящим взглядом:

- Лоудон, ты не желал, чтобы я касался одного вопроса. Но позволь мне спросить тебя, не потому-ли ты не хотел этого, что был недоволен мной?

- Ах, Пинкертон! - воскликнул я.

- Бедный мой Джим! Да я никогда в жизни не сомневался в тебе. Я знаю, что ты не захочешь напрасно рискнуть ни одним моим трогаем. Напротив, я сегодня весь день удивлялся тебе твоей энергии, твоему уменью, твоей находчивости. Что же касается этого вопроса, о котором же сейчас упомянул, то я не хочу говорить о нем; мне стыдно!

- Стыдно?! - повторил он. - Ах, Лоудон, не употребляй ты этого слова, даже шутя! Ты никогда не можешь сделать ничего такого, чего-бы тебе надо было стыдиться!

- А разве ты, Джим, никогда не делал чего-нибудь такого, за что тебе потом было стыдно?

- Нет, что-бы это могло быть такое? Я, конечно, иногда сожалел о том, что делал, когда выходило иначе, чем я предполагал, но стыдиться мне было незачем, всякий человек может ошибиться, многое даже невозможно предвидеть...

я невольно вздохнул.

- Что тебя так огорчает, Лоудон? Ты боишься за успех нашего дела или-же твоя миссия там, на островах, пугает тебя?

- Нет, Джим, меня печалит то, что я не буду иметь возможности присутствовать на твоей свадьбе!

Бедняга грустно улыбнулся.

- Нет, Лоудон, теперь этой свадьбе не бывать! Я сегодня-же прямо отсюда отправлюсь к ней и скажу, что не считаю себя в праве жениться на ней, и это, быть может, всего более мучило меня в течение всего сегодняшняго дня. Я не имел права пускаться в такия безумные спекуляции, готовясь жениться!

- Нет, нет, я сам вел это дело! Я столько-же виноват, нет, даже больше, чем ты! - и, не договорив, он отправился к своей невесте.

Я-же, вернувшись домой, принялся обсуждать свое положение и предстоящую мне задачу. Не будь Джим, его капиталы и его будущее счастье замешаны в этом деле, я-бы даже с некоторым удовольствием мог взглянуть на свое разорение, но теперь, чувствуя себя виновным перед Пинкертоном, сознавая, что ему, быть может, придется поплатиться всем своим состоянием за мое безразсудство, я дал себе слово работать, как вол, над этим делом, не щадя ни сил, ни пота, встречая всякую опасность смело и отважно, чтобы хоть раз в жизни отплатить моему другу за все, что он делал для меня и ради меня. Таинственная обстановка этого дела еще более способствовала возбуждению моей энергии и интереса, суля мне разгадку многих вопросов относительно поведения капитана Трент и г. Диксона.