Остров сокровищ.
Часть первая. Старый пират.
Глава IV. Морской сундук.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Остров сокровищ. Часть первая. Старый пират. Глава IV. Морской сундук. (старая орфография)

ГЛАВА IV.
Морской сундук.

Не теряя времени, я рассказал моей матери все, что знал и что, пожалуй, должен был рассказать раньше. Мы с нею поняли, что попали в очень трудное и опасное положение. Несомненно, часть его денег, - если только оне у него были, - должна была принадлежать нам, по всей справедливости. Но вряд товарищи капитана, судя по тем двум образцам, которых я видел, слепой и Черный Пес, были бы склонны уплатить его долги из своей добычи. Приказание капитана тотчас же оседлать лошадь и поскакат за доктором Лайвесеем я не мог исполнить, потому что тогда моя мать осталась бы одна и без всякой защиты. Однако, мы не могли оставаться дольше в этом доме, ни я, ни моя мать. Стук падающих углей в кухонном очаге, тикание часов, все эти звуки наполняли нас тревогой. Нам казалось, что мы слышим приближающиеся шаги. Тело капитана, распростертое на полу, и мысль об отвратительном нищем, который бродить где-то по близости и каждую минуту может вернуться назад, наводили на меня такой ужас, что волосы у меня становились дыбом. Надо было поскорее на что-нибудь решиться, и вот мы пришли к заключению, что лучше всего будет отправиться за помощью в соседнюю деревню.

Сказано - сделано. В одно мгновение мы были за дверями и с непокрытой головой бросились бежать в деревню, несмотря на мороз и сгущающияся сумерки.

Деревушка находилась недалеко от нашего дама, но её не было видно, так как она лежала по другую сторону залива. Меня в особенности ободряло то обстоятельство, что она находилась в направлении, противоположном тому, откуда явился слепой нищий и куда он, по всей вероятности, вернулся; мы бежали не долго, хотя и останавливались по временам и прислушивались. Но ничего особенного не слыхали, кроме тихого журчанья воды и карканья ворон в лесу.

Огни были уже зажжены, когда, наконец, мы добрались до деревушки и я никогда не забуду того успокоительного впечатления, которое произвели на меня желтоватые огоньки, светившиеся в окнах и дверях. Но как оказалось, этим дело и ограничилось, так как никакой помощи мы не получили ни от кого, и одна душа, - как это ни постыдно для мужчин! - не согласилась вернуться с нами в нашу гостиницу. Чем больше мы говорили о наших опасениях и тревогах, тем меньше все эти люди проявляли желания покинуть свои дома. Имя капитана Флинта, совершенно незнакомое мне, было, как оказалось, хорошо известно некоторым и вселяло еще больший ужас. Несколько человек, работавших в поле в стороне гостиницы, припомнили, что они видели незнакомых людей по дороге и приняли их за контрабандистов, так как они поспешили скрыться. Один из них даже видел маленькое судно в бухте или "Логовище Кидда", как мы называли это место. Оттого-то каждый, кто мог считаться товарищем капитана, внушал им смертельный ужас. В конце-концов, хотя и нашлись люди, готовые поехать к доктору Лайвесею, живущему на другой стороне, но никто ее захотел помогать нам защищать гостиницу.

Говорят, что трусость заразительна, Но, с другой стороны, она действует порой как возбудитель мужества у других. И вот, когда все высказали свои соображения, моя мать обратилась к ним с речью. Она оказала, что не хочет оставить без гроша своего мальчика сиротку.

-- Если никто из вас не решается итти с нами, то мы с Джимом пойдем одни! - объявила она. - Мы вернемся назад той же дорогой, а вы, взрослые мужчины, трусливые, с цыплячьими душонками, оставайтесь здесь и примите нашу насмешливую благодарность! Мы откроем сундук, хотя бы это стоило нам жизни! Я попросила бы у вас, миссис Кроселей, ваш мешок, чтобы мы могли принести деньги, следуемые нам по закону!

Разумеется, я тоже сказал, что пойду с матерью, и, конечно, все закричали, что это безумство с нашей стороны, но все-таки ни один мужчина не пожелал сопровождать нас. Вся их помощь ограничилась лишь тем, что они снабдили меня заряженным пистолетом, на случай нападения, и обещали иметь для нас на готове оседланных лошадей, если нас станут преследовать на обратном нуги. В то же время один молодой парен вызвался поехать к доктору за вооруженным подкреплением.

Сердце неистово колотилось у меня в груди, когда, мы возвращались в эту холодную ночь домой, решаясь на отважный шаг. Полная луна уже начала подниматься на небе, выглядывая словно красный шар из-за верхняго края тумана. Это еще больше заставляло нас спешить, так как мы понимали, что скоро станет светло, как днем, и нас могут видеть наши преследователи. Мы старались безшумно и быстро пробраться вдоль плетней, но ничего не видели и не слышали, что могло увеличить наш страх. Наконец, к нашему великому облегчению, мы очутились за дверью гостиницы,

Я тотчас же задвинул засов и мы остановились, чтобы перевести дух, в темной комнате, где лежало мертвое тело капитана. Затем моя мать взяла с прилавка свечку и мы, держась за. руки, стали подвигаться вперед. Мертвец лежал в прежнем положении, как мы оставили его, на шине, с открытыми глазами и вытянутой рукой.

-- Закрой ставни, Джим, - шепнула мать, - а то они могут снаружи подсматривать за нами. А теперь, - сказала она, когда я закрыл окна, - нам надо найти ключ. Но кто же решится дотронуться до него? - прибавила она со вздохом.

Я сейчас же опустился на колени, возле трупа. На полу около его руки лежал маленький бумажный кружок, зачерненный с одной стороны. Я не сомневался, что это был "черный знак", о котором говорил капитан. Подняв его, я увидал на другой стороне, написанные хорошим, четким почерком, слова: "Сегодня в десять часов!"

-- В десять часов, мама, - сказал я и как раз в эту минуту наши старые стенные часы начали бить. Этот неожиданный звук заставил нас вздрогнут. Но мы обрадовались, - пробило только шесть часов.

-- Ну, Джим, ищи же ключ! - сказала мать.

Я обшарил его карманы, один за другим. Несколько мелких монет, наперсток, нитки и толстые иголки, сверток початого табаку, карманный компас, нож с искривленной ручкой и оловянный ящичек - вот и все, что я нашел там! Было от чего притти в отчаяние.

-- Может быть, от носил его на шее? - сказала мать.

Преодолевая сильное отвращение, я разорвал ворот его рубашки и действительно увидал, что на шее у него висел ключ на просмоленном шнурке, который я разрезал его же ножом. Эта удача придала нам надежду и мы, не теряя не минуты, поспешили наверх, в маленькую комнатку, где столько времени жил капитал и где, с самого его приезда, стоял его сундук.

По виду этот сундук ничем не отличался от обыкновенных матросских сундуков. На верхней крышке была выжжена раскаленным железом литера Б, а углы сундука были порядочно потерты и поцарапаны, как бывает от долгого употребления.

-- Дай мне ключ! - сказала мать.

Несмотря на довольно тугой замок, она все же повернула ключ и в одно мгновение откинула крышку сундука.

Сильный запах табаку и дегтя пахнул на нас. Но ничего не было видно, кроме пары платья, старательно вычищенного и сложенного. По словам моей матери, это платье не надевалось ни разу. Под платьем лежали разные вещи: квадрант, жестяная шкатулка, несколько пачек табаку, пара прекрасных пистолетов, слиток чистого серебра, старые испанские часы и несколько безделушек, не представляющих особеиной ценности и большею частью заграничного производства.. Была здесь также пара компасов в медной оправе и несколько интересных вест-индских раковин. Я очень часто думал впоследствии, что эти раковины имели для него большое значение, так как он всюду таскал их с собой во время своих скитаний, ведя бродячую жизнь, преступную и изобилующую всякого рода опасностями.

Между тем, мы ничего не нашли ценного, кроме слитка серебра и нескольких безделушек. В самом низу лежал морской плащ, выцветший от соленой воды и пребывания во многих портовых кабачках. Моя мать отбросила его в сторону с нетерпением, и тогда открылись последния вещи, лежащия в сундуке: узел, завязанный в клеенку, похожий на сверток бумаги, и холщевый мешок, который издал звон золота при прикосновении к нему.

-- Я покажу этим негодяям, что я честная женщина, - сказала моя мать. - Я возьму только то, что он был должен мне, ни одного гроша больше. Давай сюда сумку миссис Кросслей.

Гиней было всего меньше, а мать умела считать только по ним.

В самый разгар работы, я вдруг охватил свою мать за руку, так как услыхал в тихом, морозном воздухе звук, от которого у меня кровь застыла в жилах. Это было постукивание палки слепого по замерзшей земле. Звук все приближался, а мы сидели, притаив дыхание и прислушиваясь. Наконец, раздался стук в дверь гостиницы и мы услышали, как кто-то повернул ручку и попробовал открыть дверь, вследствие чего засов затрещал. Затем все затихло и, наконец, мы вновь услышали постукивание палки, которое, к нашей неописуемой радости, начало удаляться, пока не прекратилось совсем.

-- Мама, - сказал я, - бери все и уйдем скорее.

Я не сомневался, что задвинутый засов должен был возбудить подозрение и привлечь к нашему дому всю шайку. Как я был рад, что мне пришло в голову запереть дверь на засов! Тот, кто никогда не видал страшного слепого, конечно, не поймет моей радости.

Но моя мать, несмотря на свой испуг, ни за что не хотела взять больше того, что ей следовало получить, и в то же время не хотела взять меньше. Она говорила, что еще нет семи часов и она успеет кончить счет. Она еще спорила со мной, когда мы услыхали тихий свист со стороны холма. Этого было более чем достаточно для нас обоих.

-- А я прихвачу это, для ровного счета, - прибавил я, беря сверток в клеенке.

луна. Только около двери дома и в лощине еще оставалась туманная завеса и таким образом мы могли бежать незамеченными. Но уже на полдороге в деревню мы должны были попасть в полосу лунного света, и это еще не все. До нашего слуха донеслись звуки шагов, и когда мы обернулись назад, то увидали светящуюся точку, быстро приближающуюся к дому. Очевидно, один из пришельцев нес фонарь.

-- Голубчик! - вдруг проговорила она, - Бери деньги и беги. Мне дурно!..

Это было концом для нас обоих, подумал я. О, как я проклинал в эту минуту трусость наших соседей и как я осуждал мою бедную мать за её честность и за её жадность, за её прежнюю безумную отвагу и теперешнюю слабость!

руках. Не знаю, откуда у меня взялись силы, и боюсь, что я не слишком нежно протащил ее вниз по берегу и положил, под аркой моста. Дальше я не мог ее протащить, потому что мост был слишком низок и под ним можно было только ползти. Здесь мы должны были остаться, вблизи гостиницы, и к нам уже доносились оттуда голоса.