Остров сокровищ.
Часть пятая. Мои приключения на море.
Глава XXIV. Плавание в лодке.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Остров сокровищ. Часть пятая. Мои приключения на море. Глава XXIV. Плавание в лодке. (старая орфография)

ГЛАВА XXIV.
Плавание в лодке.

Был уже день, когда я проснулся и увидал, что плыву вдоль юго-западной оконечности Острова Сокровищ. Солнце уже взошло, но оно еще скрывалось позади вершины "Подзорной Трубы", грозные утесы которой обрывались почти у самого моря.

Другие два холма были совсем близко от меня, темные, обнаженные верхушки их были окружены утесами в сорок - пятьдесят футов высоты и окаймлены точно бахромой огромными массами обрушившихся скал. Я находился на разстоянии какой-нибудь четверти мили от берега и первою моей мыслью было взяться за весло и грести к берегу.

Однако я скоро отказался от этой мысли. Буруны пенились и грохотали около камней и скал, покрывавших берег. Они обдавали его брызгами и оглашали воздух несмолкаемым ревом. Приблизиться к этому берегу - значило бы итти на верную погибель и понапрасну истратить свои силы в борьбе с бушующим прибоем, разбивающимся о скалы.

Но это было еще не все. Я видел около этого берега лежавших на плоских камнях или прыгавших в воду с громким плеском каких-то огромных, неуклюжих чудовищ, мягких и напоминавших видом улитку невероятной величины. Их было десятка два, по крайней мере, и эхо скал вторило их громкому мычанию.

Я узнал впоследствии, что это были морския коровы, вполне безвредные животные. Но я видел их впервые и поэтому был напуган еще больше присутствием таких неизвестных мне чудовищ и у меня совершенно пропала охота приближаться к берегу. Я предпочитал даже голодную смерть в открытом море.

Однако судьба благоприятствовала мне больше, чем я думал. Берег загибался к северу, и во время отлива тут обнажалась длинная, желтая песчаная мель. Еще севернее виднелся Лесистый мыс, который был помечен на карте. Он был покрыт высоким зеленым сосновым лесом, который доходил почти до самого края воды.

Я вспомнил, что говорил Сильвер про течение, огибающее весь западный берег острова и направляющееся к северу. Догадавшись, что я попал в это течение, я решил употребить все усилия, чтобы добраться к берегу около Лесистого мыса, который казался мне особенно приветливым издали.

Море было покрыто легкой зыбью. Ветер был не очень силен и равномерно дул к югу, совпадая с течением, вследствие чего волны поднимались и опускались равномерно, не сталкиваясь друг с другом. Будь иначе, я бы давно погиб. Но при таких обстоятельствах я мог только изумляться, как легко и безопасно плыла моя лодочка но этим волнам. Я все еще лежал на дне и только смотрел на огромные синия волны, вздымавшияся вокруг меня. Но моя лодочка, подпрыгивая точно на пружинах, легко взбиралась на гребни волн и так же легко и свободно, как птичка, спускалась вниз.

Спустя некоторое время я настолько приободрился, что даже взялся за весло. Но даже малейшее передвижение в такой неустойчивой скорлупке, как моя лодка, должно было сейчас же отозваться на ней и произвести большие перемены в её положении. Едва я двинулся с места, как мой челнок встрепенулся, заколыхался и сразу скатился вниз по волне с такой стремительностью, что у меня закружилась голова. Лодочка моя ударилась носом в волну и меня окатило целым дождем брызг, после чего она опять зарылась в бок новой встречной волны, и я упал на дно, мокрый и испутанный.

Между тем лодочка моя снова овладела положением и так же легко и свободно, как раньше, неслась по волнам. Ясно было, что мне не следовало мешать ей, да я и не мог оказывать никакого влияния на её направление. Но в таком случае, разве я мог надеяться достигнуть когда-нибудь берега?

Я был страшно напуган, но все же не потерял головы. Двигаясь со всевозможной осторожностью, я принялся вычерпывать лодку своей фуражкой. Затем я стал наблюдать, как она ныряет в волнах, стараясь уяснить себе, почему она так легко и свободно скользит по ним, когда бывает предоставлена самой себе.

Я заметил, что волна вовсе не была такой ровной и гладкой, какой она казалась с берега или с палубы корабля. Напротив, на её поверхности существовали такия же неровности, впадины и пики, как на всякой возвышенности на суше. Предоставленная самой себе, лодочка выбирала наиболее удобные места, избегая слишком крутых склонов и слишком высокого гребня волны.

-- Хорошо, - подумал я. - Я должен, значит, лежать на дне лодки, чтобы не нарушать равновесия. Но я могу все же в более спокойных местах ударять по временам веслом, чтобы подтолкнуть ее ближе к берегу.

И вот я тотчас же привел это в исполнение. Опершись локтями на дно, в самой неудобной позе, я ждал такого момента, когда можно было бы слегка повернуть ее в сторону берега. Это была очень утомительная работа, но я видел, что она дает результаты, хотя и очень медленно. Когда лодка приблизилась к Лесистому мысу, я увидел, что мне удалось все-таки отклонить ее к востоку на несколько сот ярдов. Однако к мысу мне не удалось пристать, хотя я был очень близко от него. Я видел уже зеленые верхушки деревьев, качавшияся от ветра, и был убежден, что лодка пристанет к следующему мысу. Да и было пора, так как меня уже начала мучить жажда.

Солнце жгло немилосердно и лучи его ослепительно сверкали, отражаясь в волнах. Брызги соленой воды, высыхая на мне, покрывали мои губы солью, и я чувствовал жжение в горле и головную боль. Вид деревьев, манивших меня своей прохладой, усиливал мое страстное желание достигнуть скорее берега. Но течение быстро пронесло меня мимо даже следующого мыса. Когда же я снова очутился в открытом море, то увидал нечто такое, что совершенно изменило направление моих мыслей.

Прямо передо мной, меньше чем в полумили разстояния, шла под парусами "Испаньола". Я был уверен, конечно, что меня увидят и подберут, но жажда так мучила меня, что я не знал, радоваться ли мне или печалиться но этому поводу. Но раньше чем я решил этот вопрос, мною овладело необычайное изумление, и я уже не мог ни о чем думать, а только смотрел, только удивлялся все больше и больше.

Все паруса на судне были подняты и ослепительно блестели на солнце, точно белый снег или серебро. Я видел, что она плывет на северо-запад и заключил из этого, что пираты хотят вернуться к своей прежней стоянке. Она все более и более забирала на запад и одно мгновение мне показались, что меня уже заметили со шхуны и теперь она гонится за мной. Но вдруг она резко повернула против ветра и, безпомощно остановилась с хлопающими парусами, точно в нерешительности.

-- Ах болваны! - подумал я. - Наверное они опять совершенно пьяны!

Мне пришло при этом в голову, что они, конечно, получили бы здоровый нагоняй от Сильвера, если б он знал об этом.

Между тем шхуна постепенно повернулась и снова пошла под ветром Однако через несколько минуть она снова сделала поворот и остановилась против ветра. Так повторялось несколько раз; она постоянно меняла направление, поворачиваясь во все стороны компаса, при чем каждая, перемена курса непременно сопровождалась остановкой и безпомощным хлопанием парусов - было ясно, что никто не управлял судном. Но где же были пираты? Я полагал, что они были либо мертвецки пьяны, либо покинули шхуну, а в таком случае я моту взобраться на нее и потом вернуть ее капитану.

Течение с одинаковой быстротой увлекало как шхуну, так и мою лодку. Но движения шхуны были так переменчивы и она так часто останавливалась, что почти не подвигалась вперед. Если б я мот решиться сесть и грести, то, пожалуй, перегнал бы ее. Правда, это было рискованное предприятие, но я все-таки решился попробовать и поднялся в лодке, за что был тотчас же награжден целым дождем брызг. Однако на этот раз я не отказался от своего намерения и, усевшись, стал изо всех сил грести, но соблюдая при этом большую осторожность. Я плыл вслед за шхуной, никем не управляемой и двигавшейся по воле ветра и волн. Случалось, на меня налетала огромная волна, и я должен был остановиться, стараясь удержать лодку на месте, при чем сердце мое билось, как птица в клетке. Однако постепенно я привык к этому и осторожно направлял мою лодку по волнам, так что лишь изредка получал удар в бок и пена обдавала мне лицо.

Между тем я быстро приближался к шхуне. Я мог разглядеть блестевшую на солнце медь румпеля, когда шхуна поворачивалась, но на палубе не видно было ни души. Мне казалось совершенно ясным, что шхуна была покинута, а если нет, - значит, пираты лежали пьяные внизу, и в таком случае я мог запереть их там и поступить с судном, как угодно.

она сильно накренялась, но вслед затем её паруса надувались, и она, выпрямившись, опять шла по ветру.

Я говорю, что когда она останавливалась, то для меня это было всего хуже, потому что, несмотря на свои безпомощный вид, на хлопающие паруса, издававшие звук, похожий на пушечный выстрел, и на треск снастей, шхуна все же продолжала удаляться от меня, не только вследствие быстроты течения, но и благодаря своему сильному дрейфу.

был уже день. Парус грот-мачты повис вниз точно знамя, и шхуна двигалась лишь по течению.

Лодка моя тоже потеряла быстроту движения, но затем, удвоив усилия, я стал опять догонять шхуну.

Когда я находился всего лишь в ста ярдах разстояния от нея, вдруг опять подул ветер, паруса расправились, и шхуна понеслась по волнам, поднимаясь и опускаясь, словно ласточка. Сначала меня охватило отчаяние, но оно быстро сменилось радостью. Шхуна описала круг и вдруг поплыла прямо на меня. Разстояние между нами быстро уменьшилось, и я видел, как пенились волны, разсекаемые её носом. Она казалась мне невероятно громадной, когда я смотрел на нее снизу, из моей лодки.

вниз и прямо над моей головой пришелся её бушприт. Я вскочил на ноги и подпрыгнул, заставив лодку нырнуть в воду. Одной рукой я ухватился за утлегарь, а ногой уперся в брас и несколько мгновений висел в таком положении, едва переводя дыхание, пока глухой удар, раздавшийся внизу, не дал мне понять, что шхуна налетев на мою лодку, потопила ее и отступление мне отрезано...