Печать молчания.
Глава IV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Печать молчания. Глава IV. (старая орфография)

IV.

Раз вечером, после обеда, Годфруа сказал Патрику, что имеет ему нечто сообщить. Патрик советовал ему жениться, и даже, как ему помнится, на Женни Совал. Тогда он возразил, что со стороны композитора безразсудно жениться на исполнительнице своих произведений; но теперь композитор Годфруа умер и погребен...

Патрик протестовал: все это вздор, Годфруа всего 45 лет, и если его первая опера и не доставила ему денежного успеха, то все же была оценена людьми, понимающими искусство. Нечего ему представляться побежденным, а гораздо лучше сознаться напрямик, что он предпочитает искусству Женни Соваль и счастье быть её мужем ставит выше славы...

Годфруа слушал горячую речь своего друга с понурой головой и подозрительным взглядом, так что Патрик вскричал:

- Да подними же голову, чорт возьми! А то у тебя такой убитый вид, точно ты замышляешь нечто преступное.

- Преступное? - нет, но, вероятно, безумное, а может быть и нехорошее.

Не зная, что возразить, Патрик промолчал. Молчание было прервано отчаянным возгласом Годфруа: он понимает, - все для него кончено, погибла их дружба. Зачем допустил он тогда этот отъезд Патрика! Они жили так спокойно и счастливо; Патрик всецело наполнял его душу, был его сыном, все заменял ему, и отъезд его оставил страшную пустоту в его сердце... И вот в нем воцарился другой образ... А теперь уже поздно...

Патрик шутливо утешал его: вот что значит иметь черезчур молодого отца! Рано или поздно между ними явится мачиха... Но это не помешает им любить друг друга.

- Да, быть может; ты уже ненавидишь меня, - вскричал Годфруа. - Как можешь ты не ненавидеть меня, если любишь ее? Но если ты ее и любишь, то полюбил ее недавно, а я люблю ее уже четыре года, с первой встречи с нею. Впервые встретил я ее где-то на вечере, где она что-то пела. Как она пела, не знаю, потому что не слушал. Узнав, что она только-что пела перед композитором Годфруа, она смутилась и побледнела, - она, эта чудная красавица, перед которой я потом так часто весь трепетал! Мне же пришлось ободрить ее, тогда как я сам был смущен до глубины души. Не знаю - как, но оказалось, что я надавал в тот вечер тьму обещаний. И я сдержал их. Я сделал все для Женни Соваль, все...

- Но ты получишь за это награду...

- Увы! единственной наградой может быть её любовь. Успеет ли она полюбить меня? Могу ли я питать такое безумное желание, когда самые дни мои сочтены? Не возражай, - я чувствую, как жизнь уходит из меня. Будь я мудрец, я отрекся бы от всего житейского, но я не хочу умирать теперь. Я трудился, был полезен другим, вкусил некоторых земных благ, наслаждался искусством и славой, но мне кажется, что я не познал ничего, и пробей мой час теперь, - я умру, не вкусив самой жизни! Сердце мое полно страсти и нежности; оно разорвется, если мне не будет дано высказаться у ног моей возлюбленной. Если бы я верил в Бога, как ты, - за год счастья с нею я продал бы свою душу.

- Ну, что же, выскажись ей!

Композитор взглянул на часы.

- Теперь она должна уже все знать; мать её взялась переговорить с нею. Лишь бы она съумела подготовить дочь...

- О, ловкости у твоей будущей тещи вполне довольно. Если она согласилась, значит, твоя женитьба на её дочери выгодна ей... Тысяча чертей! если бы я был уверен, что ей выгодно видеть меня повешенным, мне чудилось бы, что веревка уже обвилась вокруг моей шеи... Когда ты ждешь ответа?

- Завтра в два часа...

Друзья разошлись, но на прощанье Годфруа задержал руку Патрика в своей и сказал:

- Так как ты веришь в Бога, то попроси у Него, чтобы она не отказала мне... или я убью себя.

На следующее утро Патрик стал поджидать на лестнице г-жу Совал, и как только она показалась, он понял по её первому, полному злобы и ненависти взгляду, что она принесла отказ. Но она не советует ему радоваться раньше времени; Годфруа узнает, какую милую роль Патрик играет подле её дочери.

- Вы не войдете в Годфруа, пока не пообещаете мне, что скажете ему, будто предложение его принято.

- Но позвольте, я не понимаю, - растерянно возразила она.

вы, понимать такого человека, как я! Но теперь не время для объяснений; идите скорее к Годфруа и объявите ему, что он будет мужем вашей дочери. И он будет им, - порукой в том честь Патрика О'Фарреля!

- Но Женни отказала... И вы, разумеется, знаете, почему.

- Прошу вас повиноваться мне, - гордо настаивал Патрик. - Выдумайте, что хотите, ну, хоть то, что ваша дочь просит дать ей сутки на размышление. Спешите успокоить Годфруа, - каждая минута промедления опасна для него...

И Патрик быстро спустился по лестнице. Радость и горе бушевали в его душе. Она отказала, но какая пытка ждет их обоих!..

Когда он стремительно вошел в гостиную Женни, он застал ее сидящею в задумчивой позе - в кресле. Она только-что выдержала бурную сцену с матерью, железной воле которой она подчинялась всю свою жизнь, пока в её нежном любящем сердце не зародилось новое чувство. Она безсознательно жаждала любви, и стоило Патрику появиться, как она полюбила его сразу; все остальное мгновенно стушевалось; она жила отныне в чаду любви. И когда мать передала ей предложение Годфруа, она отнеслась в нему безучастно. Г-жа Совал засыпала ее вопросами и мгновенно поняла все: сердце её занято Патриком О'Фаррелем. Не тратя времени на безполезные упреки, г-жа Соваль бросилась к Годфруа...

Появление Патрика мало удивило Женни, и она встретила его счастливым взглядом. О предложении Годфруа она уже забыла, а потому весьма удивилась, когда Патрик, поклонившись ей, быстро заговорил:

- Я должен вам сказать, mademoiselle, что вы держите в своих руках не только счастье нашего общого благодетеля и друга, Годфруа, но и самую его жизнь. Если вы откажете ему, он убьет себя.

Не жестокая и не безчувственная по природе, Женни отвечала почти равнодушным тоном, что мужчины редко кончают с собою... из-за этого, особенно в годы Годфруа.

- Напротив, в его-то годы это и случается, если жизнь не изсушила сердца. Годфруа лишен веры и семьи, разочаровался в самых дорогих надеждах, ослабел духом и телом... Он погиб, если вы оттолкнете его.

- Боже мой! - сказала она дрожащим голосом: - а моя мать ведь пошла...

- Ваша мать подаст ему надежду. Я ее встретил, и так как дело шло о жизни моего друга, то я взял на себя смелость изменить смысл её ответа.

- Вы сделали это! вы!.. Впрочем, я понимаю, - надо его успокоить, подготовить, выиграть время. Вы хорошо сделали. Бедный Годфруа! Поверьте, что я первая была бы безутешна, если бы... Но кто мог бы подозревать... Но это пройдет, не так ли? Вы с ним поговорите, убедите его, что это невозможно?

- Почему? Вы не любите сцены, - он берет вас оттуда, приносит вам известное имя, хорошее состояние, незапятнанную репутацию, безграничную преданность...

- Все это до того странно, что я не верю своим ушам. Я не думала, чтобы мог существовать человек, способный так поступать, как вы.

- Каждый преданный друг поступил бы точно так же на моем месте. Я отстаиваю жизнь и счастье моего друга.

- Разве вы забыли, что обещали мне всю свою преданность, мне одной? Вы хотели быть мне братом? Почему же теперь вы приносите меня в жертву другому?

- Потому что этот, другой пожертвовал мне много лет своей жизни, потому что ему я обязан всем. Он меня воспитал, сделал из меня человека, а теперь в свою очередь нуждается в поддержке. Я не все для него. Отсутствие мое было для него только тяжело, а лишись он вас - он умрет...

- А почему же никто не думает обо мне? - заговорила она со страстным негодованием. - Разве я не могу тоже любить? Разве сердце мое не имеет также своих прав? Или я обречена быть принесенной в жертву со дня моего рождения? Почему я должна выйти замуж за Годфруа, которого не могу любить?.. Он хороший человек, и выскажись он полгода тому назад, я охотно пошла бы за него. Но теперь все изменилось. Хотите знать, почему? Не удивляйтесь моей откровенности, - я ведь не обыкновенная девица, я - актриса. К тому же, я отстаиваю свое счастье! Да, я тоже познала иное чувство, кроме дружбы! Я люблю, а кого? - догадайтесь сами! И я любима, а кем? - постарайтесь понять!

Решительная минута наступила. Патрик понимал, что малейшее нежное слово с его стороны могло погубить его друга. - Как может он угадать? Многие, конечно, любили ее, но Годфруа должен победить всех. Разве он ничего для нея не сделал?

- Многим обязана я ему, а главное - тем, что встретила, кого полюбила и кого всегда буду любить И не только любить, а восхищаться высоким, изумительным благородством его души. Не отдай я вам своего сердца раньше, я отдала бы вам его теперь. Не отнимайте же вы от меня своего сердца, и Господь да поможет нам спасти нашего дорогого Годфруа!

что он опять уехал в дальние края. Но если так, то что же случилось? Разве ее оклеветали перед ним? Разве он считает ее недостойною себя? Но нет! раз он считает ее достойной своего друга, который ему дороже всего! Или он считает ее корыстной, и нарочно уступает место человеку богатому... - Нет, корыстною он ее не считает, но он знает, что без нея Годфруа погибнет, а она с ним может быть счастлива. - Увы! она тоже погибла, он все убил в ней: любовь, дружбу, гордость, надежду. Да, она погибла! Они все против нея. Он хочет уехать, он отнимает у нея единственное, оставшееся у нея на свете - его дружбу.

- Нет, я всю жизнь буду не только другом, но вашим преданным братом, если вы спасете Годфруа!

- До того дня, когда другая, более счастливая... - грустно заметила она, но Патрик мягко прервал ее:

Женни зарыдала, и Патрик чуть-было не кинулся к ней, но сдержался и направился в двери. - Патрик!.. - вскричала Женни, и он обернулся, потрясенный до глубины души.

- Но, Боже мой! разве я для вас хуже собаки, которую всегда приласкают прежде, чем отдать ее другому! Вы уходите без слова утешения, не думая о том, что женщины тоже убивают себя! И я вас более не увижу?

- Вы увидите меня завтра, клянусь вам честью! - Она слабо, радостно вскрикнула, и он вышел.

Он вернулся домой точно пьяный и застал Годфруа сияющим, как бы внезапно помолодевшим. В основе предложение его принято, но окончательный ответ будет дан через неделю. Он не помнил себя от счастья; ему все еще не верится, что это не сон. Да это вполне понятно, - ведь выбора для него не было! Она - или вот это.

Затем Годфруа сообщил свои планы. Он потребует расторжения контракта Женни с Оперою и проведет целый год в Беарне с женою в её небольшой усадьбе Померас.

Патрик провел мучительную, безсонную ночь, а когда явился наутро к Женни, то застал в ней совершенно новую женщину. Лицо её как-то сразу стало серьезно и невозмутимо.

- Вы до того меня вчера поразили, - заговорила она спокойно, - что я перестала владеть собою, и у меня вырвались такия слова, о которых я теперь жалею и прошу вас забыть. Ваша... твердость достигла таких результатов, которых вы, я уверена, даже не ожидали. За ночь я многое обдумала, и материнская мудрость довершила остальное; в сущности, вы могли бы вовсе не безпокоиться приходить сегодня.

Видя, какое впечатление производят её слова, и желая добиться, насколько он был искренен накануне и любит ли он ее, - она продолжала. У нея было три выхода: остаться актрисой, выйти замуж за Годфруа или позволить кнчязю Кеменеву увезти ее. Всего менее улыбается ей первое, потому что никогда более не станет она изображать притворно, за деньги, то, что она пережила вчера на деле. Ломаться на потеху другим Женни Соваль больше не будет. Теперь она окончательно ненавидит сцену. Остаются Годфруа и князь; Патрик, конечно, на стороне Годфруа; но ведь и князь ее любит, хотя и не настолько, чтобы рисковать своим положением при дворе из-за женитьбы на ней. А хотелось бы ей знать, что сказал бы Патрик, если бы узнал, что от князя ее может спасти только один человек... И человек этот - не Годфруа!

Глаза их встретились, и она чуть не бросилась к его ногам, но понимая, что ничего так не добьется, продолжала с иронией: - Она благодарна ему за лестное мнение. После того, другого, князь всего более производил на нее впечатление. Он не узнаёт её? Немудрено! она сама себя не узнает и будет узнавать еще меньше, когда станет г-жею Годфруа. Её мать и он уверяют, что она будет счастлива с ним. Ну, вот, пусть он и любуется на это счастье - дело его рук. Он уедет? - О, нет, не раньше их свадьбы: он должен быть шафером своего друга... - Итак, все решено. Но пусть он знает, что она не любит Годфруа, она любит другого. И стоит ему остановить ее, хотя бы в самую последнюю минуту, в мэрии, - и она останется mademoiselle Соваль... За Годфруа пусть он не боится, - она исполнит свой долг. Но когда её муж будет говорить ему о своем счастии, то пусть он не забывает, что она только повинуется ему, Патрику...

Но ничто не заставило Патрнка изменить себе. Тем не менее, когда он ушел, она все же не верила, что он не любить её. Сомнение не покинуло и никогда не покинет её.

Все следующие дни Патрик провел в хлопотах, приискивая себе подходящее его характеру место. Ему удалось достать себе место главного надзирателя работ одной лесопромышленной акционерной компании. Заправилы все были миллионеры, а леса компании были в Алжирии, куда ни один из этих богачей не стремился. Дело было скоро покончено. Вернувшись домой вечером того дня, когда Годфруа был обещан решительный ответ Женни, Патрик нашел своего друга до того растроенным, что вообразил в первую минуту, что Женни отказала. - Нет, нет, она согласилась, он может успокоиться, все идет по его желанию. Только она заявила, что сердце её уже не свободно... Но Патрик может не тревожиться, она не выдала его ни словом. Годфруа знает, что они виделись два раза, и что она выходит за него замуж, чтобы повиноваться Патрику. Теперь ему все понятно! Жениться на Женни теперь Патрик не может по недостатку средств, а петь на сцене графине О'Фаррель неприлично. Брак с Годфруа спасает ее от сцены, дает ей имя и состояние. Жить же ему осталось не долго, и женитьба на его вдове - вещь самая удобная. - Патрик возразит ему, что все это не его собственные мысли, а внушила их ему г-жа Соваль. Куда же девалась их прежняя дружба? Стоило женщине замешаться между ними, и все погибло... Скоро они разстанутся; так пусть на прощанье Годфруа его выслушает. Он клянется ему, что если Годфруа умрет раньше его, никогда вдова Годфруа не будет его женою.

Годфруа чувствовал себя совсем ничтожным в сравнении с великодушием Патрика. Но всему виною недомолвка Женни. Зачем не назвала она ему того, кому отдала свое сердце! Ее окружали ведь и другие мужчины... Но кто же тогда? Уж не князь ли Кеменев? - Да полно ему ломать себе голову, пора ему приниматься за приготовления к свадьбе... А его, Патрика, ждут сборы в дорогу... - Как, он уезжает? Куда?..

- Ах! - простонал Годфруа: - ты уезжаешь из-за меня! Из-за обладания этой женщиной, я приношу в жертву своего единственного друга. Как же назвать то, что я делаю?

- Страстью, - медленно промолвил Патрик.

- С Божьею помощью - нет.

к ней в последний раз губами и смиренно отдал портрет Патрику, говоря, что отныне недостоин иметь его...

Быстро пролетели три недели, остававшияся до свадьбы, и, наконец, наступило 1-е мая, день этой свадьбы. Г-жа Соваль блаженствовала: дочь её выходила замуж за богатого человека, дни которого были сочтены, и ничто не могло бы помешать потом князю Кеменеву жениться на молодой вдове. Годфруа, желая обелить своего друга в глазах своей будущей тещи, рассказал ей о торжественной клятве Патрика, и потому она знала, что это препятствие теперь устранено. Сам князь бил пока в России, где тщетно старался позабыть Женни...

Свадьба состоялась обычным порядком в мэрии и в церкви, а вечером новобрачные выехали с курьерским поездом в Бордо. В тот же вечер Патрик выехал тоже с курьерским поездом в Марсель.

Годфруа, между тем, вышел из экипажа перед двухъэтажным домиком, именуемым его тещей "замком Померас"; он был расположен в очаровательной местности и окружен небольшим садом с чудесной, разнообразной растительностью. Этот день был, без сомнения, прекраснейшим днем его жизни. Впервые увидел он на прекрасном лице Женни откровенную улыбку, когда в прелестный майский вечер она очутилась в этом родном уголке. Перед небольшим крылечком ее ожидала старая её кормилица, Марселина, повязанная ярким платочком и одетая в темное шерстяное платье, и Пьер, слуга её покойного отца. Старуха прослезилась, не смея подойти, к этой высокой, нарядной красавице; но знаменитая певица, благосклонности которой так добивались знатные господа, сама бросилась на шею к ней и к Пьеру. Затем она взяла мужа под руку и увлекла в дубовую аллею, свой любимый уголок. О, эти дорогие, милые дубы! как рада она вновь увидеть их!.. Годфруа наслаждался её радостью. Конечно, не таких речей был бы в праве ожидать человек, только накануне женившийся, но уже самая близость этой женщины, эта возможность быть с нею с глазу ва глаз, представлялись ему каким-то волшебным сном...