Печать молчания.
Глава V.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Печать молчания. Глава V. (старая орфография)

V.

Между тем, после очень тяжелой, бурной переправы и пятнадцати миль верхом под палящим солнцем алжирской степи, Патрик, не чувствовавший ни морской непогоды, ни африканского зноя, - до того он был поглощен мучительными мыслями о любимой женщине, от которой он сам добровольно отказался, - прибыл в Тэлах, свою новую резиденцию. Там его встретил его помощник Лафов, отставной унтер-офицер, высокий, худощавый пятидесятилетний человек, удивительно похожий на дон-Кихота. Жена его, Корали, была маленькая, кругленькая, румяная толстушка. Дом, в котором Патрику предстояло жить, представлял из себя бывший офицерский павильон, потому что на этом месте помещались когда-то казармы спагов. Патрик выбрал себе лучшую комнату, очень скудно обставленную, но отличавшуюся безупречной чистотой. Окна её возвышались над стеной, окружавшей казарменный двор, но из них открывался вид на лес. Обед ему приготовила г-жа Лафон, и за дессертом явилась сама, довольная, что есть с кем поболтать. Патрик не мешал ей, потому что был рад не оставаться наедине с своими мыслями. Корали рассказала ему свою историю: родилась она в Марсели и была там одною из лучших мастериц у модной портнихи. За нею немало ухаживали, и она откровенно призналась, что была в то время весьма легкомысленна. - Но, добавила она, единственный мужчина, который мог бы бросить мне этот упрек, не имеет, как раз, права на это жаловаться. Понимаете? К счастью, попался мне честный человек. Выслужив свой семилетний срок, Лафон вернулся ко мне с рубцом во всю щеку и застал меня совершенно такою, какою оставил, - честное слово, сударь! Мы обвенчались, и я последовала за ним в Африку, где ему вздумалось поселиться. Если бы мне сказали, когда я примеряла платья нашим щеголихам, что я скоротаю свой век посреди чумазых обезьян, не носящих даже рубашек... Ах! сударь, вы и не знаете, до чего доводит любовь!.. А что новенького в Марсели?

Прежде чем лечь спать, Патрик облокотился на окно своей комнаты, вспоминая про себя с улыбкой грустного пренебрежения слова почтенной матроны: "вы и не знаете, до чего доводит любовь"! А между тем, эта женщина, ждавшая сем лет любимого человека и последовавшая за ним в эту пустыню, имела право разсуждать о любви. Но Патрик не мог не улыбаться при мысли, что другой человек, кроме него, смеет утверждать, что познал любовь и страдание.

Вдруг в дверь его постучали, и голос Корали крикнул из корридора:

- Отец Хризостом приехал!

Патрик показался на пороге, осведомляясь, кто это отец Хризостом? Она смешалась... - Отец-то Хризостом кто? Да священник тех бедняков, у которых нет священников. - Ага, значит - миссионер? - Но Корали протестовала: - Да разве они дикие? Ну, да все равно, он наезжает в Тэлах каждый месяц и имеет тут свою комнату; является он всегда внезапно, обойдет дровосеков и отправляется дальше, никогда подолгу не останавливается. - Ну, и прекрасно; пусть его принимают как всегда. - Да, но он теперь тут главное начальство, и отец Хризостом желает именно его видеть. Отец Хризостом - совсем "порядочный"; говорят, что до монашества он занимал в свете видное положение. - Вот как! Ну, тогда он сам первый отправится к нему с визитом.

Патрик застал монаха во дворе, подле своей лошади, фамильярно болтавшого по-арабски с туземными рабочими и слугами. Эт был высокий, крепкий старик, осанка и малейшия движения которого подтверждали с первого взгляда догадки Корали. Он был чрезвычайно красив, и все черты его лица были изящны. На груди, под большим медным крестом в петлице его черной монашеской рясы, виднелась красная ленточка, полинявшая от дождя и солнца. Но особенно поразил Патрика взгляд его удивительно прекрасных черных глаз, то проницательно-острый, то немного томный. Он не мог оторваться от этих глаз, спрашивая себя, где он уже видал их. Патрик обратился к монаху.

- Добро пожаловать к нам, высокочтимый отец; впрочем, здесь вы скорее у себя, чем я.

- А я приветствую вас на этой французской территории, куда недостаточно часто являются такие люди, как вы. Вы увидите, что здесь можно жить счастливо.

Одной этой фразой, сказанной мягким, задушевным голосом, отец Хрисостом привлек к себе сразу сердце Патрика, и тот скоро увел его к себе. Они разговорились. Узнав, что О'Фаррель намерен поселиться в Тэлахе, а не только наезжать сюда, подобно своим предшественникам, монах удивился и улыбнулся: месяца через два, видя, что дело налажено хорошо, и когда первый пыл охотника и туриста в нем остынет, ему вновь захочется увидеть Францию, семью, друзей, и он уедет. - О, нет, он не уедет. Семья его ограничивается его особой, а двери дома его единственного друга закрывает ему сама дружба. Миссионер вздрогнул, и морщины на его лбу обозначились как-то резче.

- Кажется, я понял. За те 12 лет, что я скитаюсь по Алжирии, я мог убедиться, что люди ваших лет и происхождения являются сюда, или для искупления, или для борьбы с любовью. По глазам вашим я вижу, что привело вас сюда не первое... Возблагодарите за это Всевышняго Творца, и да ниспошлет Он вам поскорее забвение!

Патрик догадался, что в жизни монаха имеется своя тайна. - Да, это правда, он тоже был мирянином и бежал из мира, к сожалению, не так рано, как его молодой собеседник. После легкого раздумья, Патрик попросил у него позволения рассказать ему свою историю, потому что душа его мятется, а отец Хризостом может успокоить его. Монах согласился выслушать его, прося только не называть имен, потому что он давно забыл всякия имена, как и все мирское.

- У меня есть друг, человек знаменитый, заменивший мне рано умершую мать. Он воспитал меня как сына, я всем обязан ему; много лет я ел его хлеб и спал под его кровом. Мы были счастливы, но между нами стала женщина; он женился и...

- И вы побоялись отплатить ему предательством. Как много историй началось так же, и я знаю, что не раз все это кончалось позором и кровью. Оставайтесь здесь, сын мой!..

- Таково мое намерение, но вы еще не все знаете. Вы не знаете, что эта женщина и я любили и еще любим друг друга. Увы! мне кажется, что мы будем любить друг друга вечно. Но чтобы она досталась моему другу, я солгал, притворился равнодушным к ней; она плакала у моих ног, и я не поднял её. Сердце мое болит еще и теперь при воспоминании о взгляде, брошенном ею на меня, в мэрии, из-под свадебного вуаля перед тем, как связать себя словом с моим другом. И вот я спрашиваю себя, хорошо ли я поступил?

- Зачем такая жертва? Мог ли ваш друг требовать её?

- Не женись он на этой женщине, он застрелился бы, проклиная меня. Есть одно слово, отец мой, которое люди часто употребляют, не понимая его значения: это - страсть! Впервые понял я его смысл, когда увидал, как для этого человека, почти уже седого, вдруг рушилось все: здоровье, любовь к искусству, честолюбие, даже дружба! Господи! Какая ревность! Какое низкое мнение обо мне! Какое внезапное равнодушие к моей будущности! Какая плохо скрытая радость при известии о моем отъезде! Еслибы вы видели его больным, осунувшимся, всецело охваченным одной властной мыслью! Еслибы вы слышали его тон, когда он, не верящий в загробную жизнь, сказал, что он убьет себя, вы ужаснулись бы, как и я. Кровь друга, или хотя его разбитое сердце, это - несмываемое пятно.

- Простите, я сейчас кончу. Теперь вы знаете, как я поступил. К тому же, друг мой богат, а я беден; это было для меня тоже поводом уступить ему любимую женщину. А теперь, когда уже поздно, меня терзают сожаление и неуверенность в счастии моего друга. Не разбил ли я сразу три жизни?

- Как знать! - отвечал монах. - Порицать вас нельзя; быть может, своим самоотвержением вы предупредили какое-нибудь преступление. Для спасения жизни друга нельзя отступать ни перед какой жертвой. Все ваши сомнения исчезли бы, сын мой, если бы вы видели то, что довелось видеть мне. Не сомневайтесь, верьте слову старого монаха, бедного грешника! Будьте спокойны, мужайтесь, благодарите небо за ниспосланную им вам редкую силу. Вы прекрасно поступили.

- Господи, я начинал обретать забвение! Ты покарал меня за это, ибо Ты хочешь, чтобы я всегда помнил. Отныне я буду встречать здесь свою живую кару. Как силен был этот человек, и как слаб был я!..

спрашивал:

- Счастливы ли вы теперь? - и неизменно Патрик отвечал ему: - Нет!