Печать молчания.
Глава VIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Печать молчания. Глава VIII. (старая орфография)

VIII.

Десять месяцев спустя, парижская квартира Женни вновь имела свой обычный вид, только рояль не открывался, и молодая хозяйка, одетая в глубокий траур, никогда не пела.

Патрик уехал обратно немедленно после похорон. Странное дело! за все время печальной церемонии, г-жа Соваль, отличавшаяся обыкновенно весьма крепкими нервами, привлекала всеобщее внимание своим растерянным видом. Она точно боялась подойти к гробу, точно опасалась, что оттуда послышится грозный голос. В Париже она вновь обрела свое душевное равновесие. Теперь у нея не было иной заботы, кроме отрезывания купонов с процентных бумаг, доставшихся её дочери, и получения по ним денег. Блаженство её омрачалось только мыслью, что бумаги эти могут перейти, в один прекрасный день, в другия руки! Но тогда Женни будет княгиней, или... Решительно, иметь два выхода на выбор - вещь прекрасная!

Но, несмотря ни на какие старания, Женни до сих пор ни разу не приняла князя и просила только одного: чтобы ее оставили в покое. В душе своей она носила траур не только по тому человеку, что покоился на кладбище Ломераса, но и по тому, что скрывался в алжирских лесах. Она первая написала ему, и он ответил ей, но потом письма его стали все реже и реже. Женни начинала думать, что он никогда не любил её, и его настоящее, непонятное ей, равнодушие страшною тяжестью ложилось на её душу. Молодой женщине было теперь 27 лет, и красота её была в полном расцвете; но к чему были ей в эти минуты её красота и богатство? За несколько дней до первой годовщины смерти Годфруа, мать заметила ей, что им следует съездить в Померас для панихиды. Удивленная в душе таким вниманием к памяти покойного, Женни согласилась, и оне уехали. Когда дамы вышли из церкви после окончания службы, в Женни подошел Кеменев, почтительно поздоровался с нею и тотчас же уехал обратно в Биарриц. Это почтительное внимание искренно ее тронуло, а потому, когда на следующий день князь явился в Померас и совершенно просто, но с глубоким уважением, предложил ей свое имя, богатство и сердце, она почти не удивилась. Она сказала, что очень тронута, потом на мгновение призадумалась и продолжала:

- Я слишком уважаю вас, дорогой князь, чтобы не открыться вам вполне. Окончательное решение зависит не от меня. Клянусь вам, я сделала все, что могла, для счастия моего мужа, а между тем меня мучит мысль, что он умер несчастным. Однако, во мне никогда не было и тени преступной мысли. Между нами стояло только одно воспоминание, один образ, владевший моей душой. Это как будто не много, - не так ли? Но я не отступлю ни перед какой жертвой, чтобы избавить впредь другого и себя от одного года подобной пытки.

- Я вижу, что не ошибся в вас, и люблю вас теперь еще сильнее. Я давно угадал вашу тайну, а потому поговоримте откровенно. Убеждены ли вы, что Патрик О'Фаррель думает о вас?

Но это безразлично, раз она о нем думает. Ничто не заставит ее позабыть его. Напрасно предлагает он ей роскошь и блеск, - ничто не помешает ей быть несчастной, пока она не потеряет иллюзии. И вот что она ответит ему: согласен ли он ждать ее год? - Она выйдет за него через год, если убедится, что тот её не любит? - Да если она убедится, что и сам князь все еще ее любит. - Князь принял её условия, а Женни, в тот же вечер, отправила Патрику длинное письмо, оканчивавшееся так:

"Я передала вам подлинные, буквальные слова князя Кеменева. Что же касается моего ответа, то знайте, что я попросила год на размышление, а также для того, - и не скрываю от вас, что князь догадался, в чем дело, - чтобы узнать ваше мнение обо всем этом. Я не могу обойтись без того, потому что, несмотря на ваше теперешнее безучастие в моей судьбе, я не могу забыть, какую значительную роль вы играли однажды в подобном же случае. Что мне отвечать? Вы в этом деле судья вполне компетентный. Вы знаете и князя, и меня. Прибавлю, что я не изменилась ничуть. Повторяю вам сегодня все то, что уже говорила вам, хотя ваше теперешнее равнодушие ко мне подает мне мало надежды. Итак, если вы посоветуете мне выйти за князя, я последую вашему совету, ибо теперь над вами не тяготеет никакой долг. Не думаю, чтобы у князя могли быть притязания на вашу дружбу, - вы ничем ему не обязаны, и я могу вам поручиться, что он не застрелится от моего отказа. Словом, у вас нет поводов приносить меня вторично в жертву, если только вы не питаете особого пристрастия в роли жертвоприносителя. Ответьте мне только по зрелом размышлении, - время терпит. Вы вторично держите в своих руках судьбу и счастие бедной женщины. Конечно, это вещь маловажная, но не можете же вы смотреть на эту женщину как на первую встречную, если только вы не забыли её совсем".

Письмо это подняло целую бурю в сердце Патрика. Он любил ее по прежнему, но до того ушел весь в работу, что достиг если не забвения, то какого-то душевного оцепенения. Письмо Женни вновь разбередило его рану. Она вторично звала его, вторично отдавалась ему. Что ему отвечать? Он чуть не написал ей, что она должна выйти не за князя, которого она не любит, а за него, любимого ею и любящого ее с самой первой встречи. В самом деле, что разделяло их теперь? только его клятва... Но разве смерть не освобождала его от нея? Разве мертвый, которому там ничего не нужно, может сохранять какие-то права на волю живого существа? - Патрик провел лихорадочную, безсонную ночь, взывая к умершему другу...

заговорил. В первое свое знакомство с ним, он поверял ему свою тайну, и если не возвращался более в ней, так потому, что думал ценою молчания купить забвение. Но напрасно... А теперь вот что случилось. Год тому нагадь муж её умер. Отец Хризостом помнить, что в то время Патрик отлучался во Францию... И вот перед самым концом умирающий друг его разгадал его тайну...

Миссионер вздохнул и сказал, печально опуская глаза:

- Как, должно быть, сладко было убедиться перед смертью в великодушии друга! Значит, теперь вы будете вознаграждены, сын мой?

- Да, отныне любимая им женщина свободна. За нее сватается знатный миллионер, но она зовет его, Патрика, она любит его и обрекает себя на бедность, чтобы стать его женой... Но на его горе, в одну роковую минуту, вне себя от одного жестокого упрека друга, обвинявшого его в гнусном разсчете, он поклялся никогда не жениться на этой женщине, даже если смерть её мужа освободит ее.

Значит, отец Хризостом полагает, что Патрик связан навсегда своей клятвой? - Разумеется, ибо всякая клятва священна. - Но ведь это разбивает два сердца?.. Поступил ли бы он сам так же? Наконец, имел ли он, Патрик, право давать подобную клятву?

- Нет, ибо Господь повелевает клясться Ему одному. Посоветуйтесь вы со мною, когда было еще время, я сказал бы вам: "не клянитесь"!.. А поступил ли бы я сам так же?.. Я сделал больше... Вы клялись живому, а я дал клятву перед распростертым у моих ног, бездыханным телом друга. Погиб он из-за моего вероломства и проклял меня перед смертью! Жалость, угрызения совести и ужас охватили мою душу. И я тоже дал клятву, и если теперь я тут, в бедном монашеском платье, вдали от всех, кого я знал... и любил... так это потому, что я сдержал обет, данный мертвому. Сомневаетесь ли вы еще, сын мой?

Патрик схватил монаха за руку: он еще не знает всего. За час до смерти, его несчастный друг, очевидно, раскаялся во всем. Он хотел изменить свои распоряжения, возвратить ему данное слово, - Патрик прочел это в его глазах. Но увы! смерть помешала ему!.. - Монах протестовал: кому может быть ведома его предсмертная воля?.. Состаревшись, он сам будет удивляться тому, что так мучился из-за такой мимолетной вещи, как женская красота! Как! он добровольно пожертвовал своей любовью, чтобы не видеть мучений живого человека, а теперь хочет обречь на вечную муку душу умершого!.. - И в тот же вечер Патрик отвечал Женни:

"Советую вам принять предложение князя. Можно ли тут колебаться? Кто может дать вам то, что предлагает князь? Вы будете счастливы с ним. Он доказал вам свою любовь, и я глубоко его уважаю. Будьте же счастливы, - таково пожелание вашего преданного друга".

Соваль, попала в газету и дошла до Парижа, где она стала событием дня. Газеты же принесли эту весть Патрику, и он печально улыбнулся при мысли, что она даже не известила его сама. Очевидно, она употребляла все усилия, чтобы возненавидеть его... Но что случилось бы, - явись он вдруг в ней и предложи ей бросить князя и его миллионы, чтобы следовать за ним в пустыню!..

Между тем, князь до того торопился, что скоро наступил день подписания брачного контракта. Было чудное апрельское утро. Женни задумчиво слушала чтение контракта; а когда пришла её очередь подписаться под ним, Кеменев перехватил у нотариуса перо и сам обмакнул его в чернильницу. При этом он нечаянно выпачкал себе палец в чернилах, а когда он протянул перо Женни, то это свежее чернильное пятно внезапно бросилось ей в глаза, и она вздрогнула, глухо вскрикнула и снова упала в свое кресло, близкая в обмороку. И странное дело! - вид этого чернильного пятна привел г-жу Соваль в ужас. Пока князь, изумленный произведенным впечатлением, вытирал себе палец, Женни встала и направилась нетвердой походкой в двери, прося мать последовать за нею. Женни прошла прямо в бывшую спальню Годфруа, заперла за собою дверь и спросила с ледяным спокойствием:

- Помните вы его смерть? У него тоже было на пальце чернильное пятно... Разве он

- Разумеется, - отвечала её мать, и веки её дрогнули. - Но что же из этого?

- Право, не знаю, - отвечала г-жа Соваль- самым естественным тоном, но Жении настаивала. Она напомнила, что мать её была при Годфруа, когда тот писал свои последния строки, и потребовала у нея объяснения. Г-жа Соваль сразу решилась.

- Вот в чем дело, - сказала она совершенно спокойно: - за час до смерти твой муж захотел повидаться со своим нотариусом и послал за ним в По графа О'Фарреля. Должно быть, он хотел смягчить свое завещание, но ты помнишь, что, к несчастию, смерть поразила его очень быстро. Очевидно, он выпачкал себе палец, когда писал нотариусу.

ли она теперь, в чем дело, она возразила, что поняла: - покойный муж только-что выразил ей свою волю! Он не желал, чтобы она подписывала брачный контракт теперь и в том самом доме, где он скончался... И она настояла на своем, сама переговорила с князем, заставила его согласиться на трехмесячную отсрочку, и на другой же день выехала с матерью в Париж.