Похождения Тома Соуэра.
Глава VII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Похождения Тома Соуэра. Глава VII. (старая орфография)

ГЛАВА VII.

И чем старательнее усиливался Том не думать ни о чем, кроме своего учебника, тем более разсеевались его мысли, так что, наконец, вздохнув и зевнув, он перестал и стараться. Ему казалось, что полуденный перерыв никогда не настанет. В воздухе все как бы замерло; казалось, ничто и не дышет. Это был самый дремотный из дремотных дней. Усыпительное бормотанье двадцати пяти школьников убаюкивало душу, подобно чародейственному гудению пчел. Склоны Кардифского холма зеленели под палящими солнечными лучами, подергиваясь дымкой раскаленного воздуха, отливавшого багрянцем вдали. Несколько птиц парило лениво в высоте; не виднелось более ни одного живого существа, кроме кое-каких коров, - и те спали.

Том рвался всем сердцем на свободу или к чему-либо, что помогло бы ему пережить это скучное время. Он опустил себе руку в карман, и лицо его озарилось признательностью, равносильною молитве, хотя он и не сознавал этого. Он вытащил потихоньку свою коробку от хлопушки и выпустил оттуда клеща на ровную поверхность стола. Насекомое почувствовало, вероятно, в эту минуту тоже прилив молитвенной благодарности, но это было с его стороны преждевременно, потому что лишь только оно пустилось радостно прочь, Том повернул его булавкою и заставил идти по новому направлению.

Рядом с Томом сидел закадычный друг его, изнывавший тоже и теперь глубоко признательный ему за доставляемое развлечение. Звали этого закадычного друга: Джо Гарпер. Они были неразлучными приятелями в течение недели, превращаясь по субботам в предводителей двух вражеских станов. Джо вытащил булавку из полы своей куртки и стал гонят пленника. Увлечение мальчиков этой игрою возростало с каждой минутой, но Том нашел скоро, что они друг другу мешают, потому что ни один из них не пользовался клещем вполне. Он положил аспидную доску Джо на стол, провел по середине её черту сверху до низу и сказал:

- Вот, пока он будет на твоей стороне, ты можешь дразнить его, как хочешь, и я вмешиваться не буду; но лишь только он ко мне перейдет, ты должен будешь оставить его в покое до тех пор, пока он снова не переползет за черту, к тебе.

- Ладно, начинай... Выпусти его.

Клещ убежал скоро от Тома и перебрался за экватор. Джо гонял его долго, пока он не улизнул от него снова назад. Поле менялось, таким образом, несколько раз. И в то время, когда один из мальчиков усердно гонял клеща, другой следил за действиями с неменьшим вниманием. Головы их обоих тесно наклонялись над аспидною доскою и души обоих были нечувствительны ко всему остальному. Наконец, счастье как бы перевалило к Джо. Клещ метался туда и сюда, волнуясь и заботясь не менее самих мальчиков, но лишь только он, так сказать, хотел уже праздновать победу, а у Тома руки чесались, чтобы заняться им, булавка Джо поворачивала ловко клеща назад и удерживала его в том же поле. Тому стало, наконец, не втерпеж. Искушение было слишком сильно. Он потянулся и помог клещу своею булавкой. Джо разозлился и сказал:

- Том, оставь его!

- Мне только немного погонять его, Джо!

- Нет, сэр, это нечестно. Оставьте его!

- Да я недолго буду возиться с ним.

- Говорят: оставь!

- Не оставлю!

- Ты должен; он на моей стороне.

- Послушай-ка, Джо Гарпер, чей это клещ?

- Дела мне нет до того, чей он... Он на моей стороне и ты его трогать не смей.

- Так нет же, знай это! Мой клещ и я буду делать с ним, что хочу, умереть мне!

На плечи Тома обрушился здоровенный удар; тоже досталось и Джо, и в течение двух минут пыль не переставала лететь из обеих курток к вящему удовольствию всей школы. Оба мальчика были так поглощены своим занятием, что не заметили тишины, наступившей перед тем в комнате, в то время как учитель подкрадывался к ним на цыпочках и остановился позади их. Он довольно долго смотрел на представление, пока не внес в него разнообразия с своей стороны.

- Наденьте свою шляпку и представьтесь, что идете домой, а за углом отстаньте от других, спуститесь через луг и воротитесь назад. Я пойду другою дорогой, обгоню всех и тоже ворочусь.

Она пошла с одною частью учеников, он с другою. Скоро они встретились в конце луга и когда воротились в школу, то были в ней совершенно одни. Они уселись рядом, с аспидной доской перед ними, Том дал Бекки грифель и стал водить её рукою, причем создал новый дом еще удивительнее прежнего. Когда их увлечение искусством немного ослабело, они принялись беседовать. Том утопал в блаженстве. Он спросил:

- Любите вы крыс?

- Я их терпеть не могу!

- И я тоже... то есть живых. Но я спрашиваю о дохлых, которых можно привязать на веревку и размахивать ими вокруг головы.

- Нет, я не расположена к крысам, вообще... А что я люблю, так это жевать резинку.

- О, и я тоже! Мне так хотелось бы добыть кусочек!

- Хотите? У меня есть. Вы можете пожевать немножко, но только отдайте опять мне.

Это было очень занимательно и они жевали поочереди, болтая ногами по скамейке от избытка удовольствия.

- Бывали вы в цирке? - спросил Тон.

- Да, и папаша обещал взять меня опять, если я буду умница.

- Я бывал в цирке раза три или четыре... очень много раз. Церковь нельзя сравнить с цирком. В цирке представление идет все время. Когда я выросту, то поступлю в клоуны.

- В самом деле? Вот славно будет! Они всегда такие пестрые, это мило!

- Да, точно. И как они деньги загребают... по доллару в день, Бен Роджерс рассказывает... А что, Бекки, вы бывали помолвлены?

- Это что же?..

- Помолвлены, чтобы жениться.

- Нет.

- А хотелось бы?

- Пожалуй... Не знаю, впрочем. На что оно походит?

- Поцеловать... Зачем надо поцеловать?..

- Да за тем, что... Словом, всегда так делают.

- Все?

- Все, которые влюблены друг в друга. Вы помните, что я написал на доске?

- Да... да.

- Что же там было?

- Я не могу сказать...

- Хотите, я скажу?

- Хо... хочу... но в другой раз.

- Нет, теперь.

- Нет, нет, не теперь... завтра.

- О, нет, теперь, прошу вас, Бекки. Я только шепну это, шепну тихонько.

Бекки колебалась, Том принял молчание за согласие, обвил рукою её талию и нежно шепнул ей на ухо, приложив рот к самому её уху; потом он прибавил:

- А теперь шепните вы мне то же самое.

Она не соглашалась сначала, потом сказала:

- Только вы отвернитесь так, чтобы не видать меня, и тогда я скажу. Но вы не должны рассказывать никому, слышите, Том? Вы дадите мне слово?

- Никому не скажу; право, право, не скажу. Ну, Бекки!

Он отвернулся, она робко нагнулась к нему так, что её дыхание шевельнуло ему кудри, и прошептала:

- Я... вас... люблю!

- Ну, Бекки, теперь уже все покончено... только еще поцеловать. Ты не бойся этого... Это уже пустяки. Прошу тебя, Бекки!

Он дергал ее за передник и за руки; она сдавалась мало по малу и опустила руки. Личико её, раскрасневшееся от борьбы, выглянуло и не сопротивлялось более. Том поцеловал ее в алые губки и сказал:

- Теперь все, Бетти, но после этого, ты знаешь, ты уже никогда не должна любить никого, кроме меня, и ни за кого другого не выходить замуж, никогда, никогда, никогда. Ты готова на это?...

- Никогда не буду любить никого, кроме тебя, Том, и ни за кого другого не пойду. Но и ты не должен жениться ни на ком, кроме меня.

- Разумеется. Самой собой. Это уже обоюдно. И всегда, когда мы будем идти в школу или домой, ты пойдешь со мной, если на нас никто не смотрит... И в играх ты выбирай меня, а я тебя. Которые помолвлены, всегда так делают.

- Как это весело! А я и не слыхивала об этом.

- Да, это очень весело. Мы с Эми Лауренс...

Взгляд больших глазок сказал ему тотчас, что он дал маху, и он запнулся в смущении.

- О, Том, Том! Я уже не первая, которой ты даешь слово!

Девочка начала плакать; Том говорил:

- О, Бекки, не плачь! Я и знать ее более не хочу!

- Нет, Том, нет... Ты ее любишь...

Том хотел обвить рукой её шейку, но она оттолкнула его, отвернулась к стене и продолжала плакать. Том повторил свою попытку, произнося всякия утешительные слова, но был снова отвергнут. Тогда гордость его проснулась, он отступил и вышел на улицу, постоял тут в безпокойстве, недовольный собой, и поглядывал временами назад, на дверь, надеясь, что Бекки раскается и выйдет к нему. Но она не являлась. Ему стало совсем не по себе; он стал думать, что был виноват только он. Трудно было ему побороть себя и пойти снова упрашивать, но он решился и пошел. Она все стояла в углу и рыдала, лицом к стене. У Тома защемило сердце. Он подошел к ней и простоял с минутку, не зная, как приступиться. Потом сказал нерешительно:

- Бекки, я... я никого не люблю, кроме тебя.

Нет ответа; одни только рыдания.

- Бекки... - жалким голосом.

- Бекки... скажи словечко!

Рыдания усиливаются.

Том вытащил свою главную драгоценность, медную кнопку с каминной решетки и просунул ее так, что Бекки могла видеть ее.

Она швырнула кнопку на пол. Тогда Том вышел вон и отправился далеко, за холмы, с тем, чтобы не возвращаться уже в школу в этот день. Бекки догадалась, что дело плохо. Она бросилась к дверям, Тома не было видно, побежала на рекреационный двор, и там нет! Она стала звать:

- Том!.. Вернись, Том!

Но как она ни прислушивалась, ответа не было. Ее окружали только одиночество и безмолвие, она присела и снова расплакалась, упрекая себя; между тем школьники опять уже собирались и ей надо было скрыть свое горе, усмирить свое разбитое сердце и нести свой крест в продолжении всех послеполуденных, медленно тянувшихся, тоскливых часов, и не имея никого среди этих чужих, с кем бы разделить свое огорчение.