Похождения Тома Соуэра.
Глава XII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Похождения Тома Соуэра. Глава XII. (старая орфография)

ГЛАВА XII.

Одною из причин, заглушивших в душе Тома его тайные мучения, было то, что у него явилась новая забота: Бекки Татшер перестала ходить в школу. Том боролся с своим чувством несколько дней, гордо надеясь "завить горе веревочкой". Но это ему не удалось, и он невольно стал бродить по вечерам около дома Татшеров, чувствуя себя несчастным до крайности. Она была больна. Что, если она умрет? Можно было лишиться разсудка от этой мысли. Ни сражения, мы даже корсарство не занимали более мальчика. Он забросил свой обруч, свою летучую мышь. Вся отрада жизни померкла; кругом - одна тоска. Тетка начала безпокоиться и принялась испытывать над ним всякия леченья. Она принадлежала к числу тех людей, которые увлекаются патентованными средствами и всеми вновь изобретаемыми способами для создания или возстановления здоровья, и неуклонно применяла их к делу. Едва только появлялась какая-нибудь новинка в этом роде, она лихорадочно стремилась проверить её чудодейственную силу, - не на себе, потому что никогда не хворала, но на всяком, кто случался у нея под рукою. Она подписывалась на всевозможные "Будьте здоровы!" и френологическия ловушки, и выспреннее невежество, которым были пропитаны эти издания, насыщало ее, как вдыхаемый воздух. Весь вздор, который проповедывался тут относительно вентиляции, правил при укладывании в постель и при вставании с нея, или насчет того, что надо есть и что надо пить, сколько делать движения, какое расположение духа поддерживать и во что одеваться, - все это было свято для нея, как Библия, и она не замечала, что её журналы, посвященные "здравию", обыкновенно опровергали в текущем месяце то, что советовали в прошедшем. Она была простодушна и чиста во всю свою жизнь, почему легко становилась жертвой. Собрав свои щарлатанския издания и шарлатанския средства, она мчалась с этим смертоносным оружием на своем призрачном коне, выражаясь метафорически, и "в сопровождении самих адских сил". Ей и в голову не приходило, что она не олицетворяет собою ангела-целителя, снисшедшого в образе человеческом для врачевания страдающих обывателей бальзамом гилейским.

В то время было совершенно внове лечение водою, и нездоровье Тома было ей как раз на руку. Она выводила его ежедневно на разсвете в дровяной сарайчик, окачивала его целым потоком холодной воды, терла его полотенцами, жесткими, как скребница, приводила его этим в себя, потом завертывала в мокрую простыню и зарывала в постель под множество одеял, выдерживая до тех пор, пока он не потел "всею душою", причем, как рассказывал Том, "душа выходила у него желтыми капельками из всех пор".

дроги. Тетя Полли попробовала усилить лечение легкой овсяной диэтой и нарывным пластырем. Она смотрела на Тома в отношении его емкости, как на какой-нибудь кувшин, и наполняла его ежедневно своими универсальными средствами.

Он стал уже совершенно равнодушен к этим пыткам с течением времени, и такое состояние духа приводило ее в отчаяние. надо было сломить это безучастие ко всему. Именно в эту пору она услышала в первый раз о "Отныне нет боли". Она тотчас же выписала себе целую провизию этого зелья, попробовала его и преисполнилась благодарности. Это был, можно сказать, огонь, только в жидком образе. Она тотчас же бросила водяное лечение, равно как и всякое другое, и возложила все свое упование на "Отныне нет боли". Заставив Тома выпить чайную ложечку этого лекарства, она стала ждать с глубочайшей тревогой его действия и успокоилась разом; душа её обрела снова мир, потому что "безучастие" как рукой сняло: мальчик не оказал бы более сердечного, порывистого участия к эксперименту, если бы под ним разложили огонь.

Том почувствовал действительно необходимость очнуться. Вести подобную жизнь могло быть достаточно романтичным при его сокрушенных надеждах, но она начинала лишаться всякой мягкости и приобретала слишком угрожающее разнообразие. Он стал придумывать разные выходы из такого положения и решил, что лучше всего будет представиться охотником до "Отныне". Он просил этого снадобья так часто, что надоедал, и тетка его кончила тем, что велела ему принимать самому, а ее оставить в покое. Если бы дело касалось Сида, восторг её был бы без всякой примеси подозрения, но Том заставлял ее наблюдать тайком за стклянкой. Количество снадобья действительно уменьшалось, но она не догадывалась, что мальчик лечил им щель в полу гостиной.

Однажды, когда Том был занят именно отмериванием приема для щели, в комнату вошел тетин рыжий кот. Мурлыкая и поглядывая жадно на ложечку, он точно просил попробовать. Том сказал ему:

- Не проси, если не хочешь в самом деле, Питер. Но Питер выразил, что хочет в самом деле.

Питер знал, что надо.

- Если ты так просишь, я дам тебе, потому что я не скряга, но если тебе не понравится, пеняй только на себя.

Питер соглашался на все. Тогда Том открыл ему рот и влил туда "Отныне нет боли". Питер подпрыгнул на два ярда от пола, испустил воинственный вопль и стал метаться вокруг комнаты, колотясь о мебель, опрокидывая цветочные горшки и производя общее разрушение. Наконец, поднявшись на задния лапы, он стал плясать в видимом упоении, закинув голову назад и выражая громогласно свое неисчерпаемое блаженство. Потом он принялся снова кидаться по комнате, водворяя хаос и запустение на своем пути. Тетя Полли вошла как раз в ту минуту, когда он, совершив двойное сальто-мортале, провозгласил громкое: "Ура!" и вылетел в открытое окно, увлекая за собою остальные цветочные горшки. Старушка стояла, окаменев от изумления и смотря поверх своих очков; Том валялся по-полу, задыхаясь от хохота.

- Том, что приключилось такое с котом?

- Помилуй, я его никогда таким не видала. С чего это он?

- Право, не понимаю, тетя. Кажется, что коты всегда поступают так, если они довольны...

- Да?.. Именно так? - В голосе её было что-то неутешительное для Тома.

- Да, тетя... По крайней мере, я так думаю.

- Д... да.

Старушка нагнулась; Том следил за её движениями с любопытством, подстрекаемым страхом. Он догадался слишком поздно о том, что она "пронюхала". Обличительная ручка чайной ложки торчала из под подзора у кровати. Тетя Полли взяла ложку, подняла ее кверху. Том смутился и потупил глаза. Тетя Полли заставила его встать своим обычным способом, - взяв за ухо, - и сильно застучала по его голове наперстком.

- Отвечай теперь, за что ты поступил так с бедным безсловесным животным?

- Да мне жаль его было... У него тетки нет.

- Очень большое. Будь у него тетка, она сама выжгла бы ему все внутренности... не чувствуя к нему никакого сострадания, как не чувствуют его к человеку!

Тетя Полли ощутила внезапно угрызения совести. Дело получало новое освещение: то, что было жестокостью в отношении кота, могло быть жестоким и в отношении к мальчику. Она стала смягчаться; ей было жаль его, на глазах её мелькнули даже слезы, она погладила Тома по голове и сказала мягко:

- Том, я старалась к лучшему... И ведь лекарство приносило тебе пользу.

Том взглянул ей в лицо с самым серьезным видом, сквозь который едва светилась насмешка.

- О, Том, перестань, не огорчай меня снова! Попытайся лучше стать, однажды и навсегда, добрым мальчиком, и тебе не придется более принимать никакого лекарства!

Том пришел в школу еще задолго до времени. Все замечали за ним эту странность за последние дни. И тоже, как это стало у него привычным теперь, он торчал у калитки, которая вела на школьный дворик, вместо того, чтобы играть с товарищами. Он отговаривался тем, что ему нездоровится, да оно и было похоже на то. Он притворялся, что смотрит в разные стороны, кроме той, в которую он действительно смотрел: вдоль улицы. Наконец, он завидел Джэффа Татшера, и лицо у него просветлело. Когда тот подошел, Том заговорил с ним, искусно "наводя" его на возможность сказать что-нибудь о Бекки, но безтолковый мальчишка пропускал все мимо ушей. Том продолжал поджидать, воспрядывая духом каждый раз, когда вдали начинало мелькать какое-нибудь платьице, и чувствуя ненависть к каждой, наряженной в него, если она была не тою, которую он ожидал. Наконец, платьица перестали показываться, и он снова погрузился в безнадежные думы, вошел в пустую классную комнату и опустился на свое место, страдая. Вдруг еще одно платьице промелькнуло через калитку, и сердце у Тома так и екнуло. Через мгновение он был уже на дворе и "расходился", как настоящий индеец: визжал, хохотал, гонялся за другими мальчиками, прыгал через забор, рискуя искалечить себя и лишиться самой жизни, ходил колесом, стоял на голове, - словом, проделывал всякие геройские подвиги, наблюдая тоже втайне за тем, видит-ли все это Бекки Татшер. Но она казалась совершенно безучастною, не обращала на него никакого внимания. Возможно-ли было, чтобы она не замечала его присутствия?.. Он стал действовать в непосредственном соседстве от нея, стал бегать кругом, испуская боевой клич, сорвал шапку с одного школьника и забросил ее на крышу школы, вторгся в кучку мальчиков, расшвыривая их во все стороны, и покатился сам на землю под самым носом у Бекки, чуть не свалив ее с ног. Она отвернулась, вздернув носик, и он разслышал, как она произнесла: "Фф! Иные думают, что очень милы... Все выставляются!"

Щеки у Тома так и вспыхнули. Он поднялся и ускользнул прочь, униженный и оскорбленный.