Похождения Тома Соуэра.
Глава XIII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Похождения Тома Соуэра. Глава XIII. (старая орфография)

ГЛАВА XIII.

Том решился теперь. Он был доведен до уныния и отчаяния. Бедный он, оставленный всеми мальчик, которого никто не любил! Впоследствии, когда они узнают, до чего они его довели, они пожалеют, быть может; он хотел идти правильно, выбиться в люди, но его не допустили; если им хочется только отвязаться от него, пусть так и будет, и пусть они его же винят за все... Отчего не винить? Какое право на жалобу у отверженца?.. Да, они принуждают его вступить на этот путь: он станет преступником. Выбора больше не было... Во время этих размышлений он находился далеко, в "Лугах", и школьный колокольчик, призывавший "к сбору", доносился до него слабым отзвуком. Том заплакал, подумав о том, что уже никогда, никогда более не услышит этого знакомого звона... Грустно было это, но его вынуждали к тому; если его гнали в суровый мир, надо было покориться... Но он прощал им... И он зарыдал пуще прежнего.

В эту самую минуту ему попался навстречу его закадычный друг, Джо Гарпер. Взгляд у Джо был свирепый, выдававший какую-то великую и отчаянную решимость. В сущности, были тут "две души, но питавшия одну мысль". Том, утирая себе слезы рукавом, начал мямлить что-то о своем намерении бежать от гонений и недостатка сочувствия, пойти бродить по белому свету и никогда уже не возвращаться назад. Он закончил речь выражением надежды на то, что Джо его не забудет.

Но оказалось, что Джо хотел просить Тома об этом самом и отправился искать его именно с этою целью. Мать только что выдрала его за то, что он будто бы выпил сливки, до которых он вовсе и не дотрогивался, даже не знал, где они. Было ясно, что он ей надоел и она хотела избавиться от него. Если же она пришла к этому, то ему не оставалось более ничего, как исполнить такое желание. Он надеялся, что она проживет счастливо и не раскается никогда в том, что выгнала бедного мальчика в безчувственный мир, на страдания и смерть!

Они стали ходить, поведывая друг другу свои печали и заключая новый договор стоять друг за друга, быть братьями и не разлучаться до тех пор, пока смерть не положит конец всем их мукам. Потом они принялись излагать свои планы. Джо полагал сделаться отшельником, питаться кореньями в какой-нибудь глухой пещере, умирая, пожалуй, от холода, нужды и горя; но, выслушав Тома, он нашел, что вести преступную жизнь несравненно выгоднее, и согласился быть морским разбойником.

В трех милях ниже Сент-Питерсборга, там, где Миссиссипи не многим шире одной мили, находятся длинный и узкий лесистый остров с песчаною отмелью у своего верховья. Это было отличное место для притона: остров был необитаем, тянулся далеко к противоположному берегу, лежал рядом с густым, почти девственным лесом. По всему этому выбор остановился на острове Джэксоне. Кто должен был подвергаться нападениям морских разбойников, об этом мальчики не думали;они только завербовали к себе Гекльберри Финн, который изъявил полную готовность к новому роду жизни: все карьеры были для него безразличны. После этого они разстались, условившись встретиться в пустынном месте на берегу реки, в двух милях от поселка и в излюбленный час: полночь. Они подметили уже небольшой брусчатый плот, которым намеревались овладеть. Каждый соучастник должен был принести удочек и крючков, и столько продовольственных припасов, сколько съумеет добыть самым злодейским и таинственным способом, - как подобало разбойникам. И прежде чем истек вечер, все они насладились удовольствием распространить весть о том, что вскоре жители услышат "кое-что". При этом все те, которым был заброшен этот намек, приглашались "молчать и ждать".

Около полуночи Том явился с вареною ветчиной и еще некоторою мелочью и залез в глухую заросль на небольшим косогоре, возвышавшемся над условленным местом. Была звездная, тихая ночь. Широкая река разстилалась, как дремлющий океан. Том прислушался с минуту, но тишина не нарушалась никаким звуком. Тогда он свистнул протяжно и громко. Ему ответили тем же из под косогора. Он свистнул еще два раза, и на эти сигналы последовал подобный же ответ. Потом тихий голос окликнул:

- Кто идет?

- Том Соуер, Черный мститель за испанскую рать. Ваши имена!

- Гек Финн "Красная рука" и Джо Гарпер "Гроза морей". - Названия были почерпнуты Томом из его любимой литературы.

- Хорошо. Теперь пароль!

Два хриплые голоса произнесли разом среди осенявшей их ночи одно страшное слово:

- Кровь!

После этого Том швырнул свою ветчину вниз с косогора и скатился с него сам, причем пострадали и его платье, и кожа на окороке. Можно было сойти с пригорка очень удобной тропинкой, но такой путь не представлял трудностей и опасностей, столь дорогих всякому пирату.

Гроза морей принес с собой целый бок от провесной свиной туши, который едва дотащил до места. Финн Красная рука успел стянуть где-то котелок и пучек полувысохших табачных листьев, присоединив к этому несколько тростинок для превращения их в трубки. Но, кроме его, никто из пиратов не курил и не умел жевать табак. Черный мститель за испанскую рать заявил, что нельзя было отплыть вовсе без огня. Это была дельная мысль. В те времена спички еще были мало известны, но в ста ярдах ниже, на большой речной гонке, светилась гниль; пираты отправились за нею и добрались, крадучись, до желаемого куска дерева. Они придали внушительный характер этой экспедиции, произнося: "тише!", по временам прикладывали палец к губам, дотрогиваясь руками до воображаемых ножей, и отдавали вполголоса приказания "вонзить эти ножи по самую рукоять в грудь "врагов", если они только шелохнутся, потому что "мертвый не донесет". Они знали отлично, что гоньщики были все в это время в поселке, где складывали лес в штабели, или погуливали, но это не могло служить извинением тому, чтобы не соблюсти всех разбойничьих приемов.

Наконец, они отплыли; Том командовал, Гек греб на корме, Джо на носу. Том стоял посередине плота, нахмурив брови и скрестив руки. Он отдавал приказания тихим, суровым шепотом:

- Вперед... По ветру!

- Есть, сэр!

- Прямо держи... Пр...я...мо!

- Прямо, сэр!

- Отпусти немного!

- Есть, сэр!

Так как мальчики гребли не переставая и не изменяя направления к середине реки, то было очевидно, что все эти команды отдавались лишь "для эффекта" и не означали в частности решительно ничего.

- Какие подняты паруса?

- Марсель и фок-зейль, сэр!

- Все на аврал!... Берись сюда, гей! Полдюжины молодцов на фор-бом-брамсель!... Живо!

- Есть, сэр!

- Есть, сэр!

- Держи к ветру... На бакборд!... Гляди в оба на повороте!.. Бакборд! Бери на бакборд!.. Ну, ребята! Разом! Пр...я...мо!

- Есть, сэр!

Плот был уже в самой струе; мальчики выпрямились и положили весла. Вода была невысока и течение не превышало двух-трех миль в час. В продолжении следующих трех четвертей часа не было произнесено почти ни одного слова. Плот плыл уже мимо поселка, лежавшого в отдалении. Три или четыре мерцавшие огонька указывали, где он находится, покоясь в мирном сне, опоясанный мглистою водною ширью с отражавшимися в ней звездами, и не ведая ничего о совершающемся роковом деле... Черный мститель все еще стоял с скрещеными руками, "бросая последний взгляд" на места своих первых упоений и последних терзаний и желая, чтобы "она" могла видеть его, плывущого прочь от нея по бурным волнам, презирающого опасности и самую смерть, идущого к гибели с одною горькою усмешкою на устах! Ему ничего не стоило вообразить, что остров Джэксон лежит вне видимого горизонта, и потому он бросал на поселок свой "последний взгляд" с вполне сокрушенным и удовлетворенным тоже сердцем. Другие два пирата взирали тоже "в последний раз" и так зазевались, что их едва не пронесло мимо острова. Но они заметили опасность во время и успели принять свои меры. В два часа по полуночи плот врезался в мель, ярдах в двух стах выше самого матерого острова, и им пришлось переходить в брод туда и обратно, пока они не перетащили весь свой груз. В числе разных принадлежностей, найденных ими на плоте, был старый парус; они натянули его между кустами для защиты своих припасов; сами они решили спать в хорошую погоду на открытом воздухе, как следовало разбойникам.

Они развели костер у большого павшого дерева в мрачной глубине леса, то есть в двадцати или тридцати шагах от его опушки, и поджарили в своем котелке часть свинины себе на ужин, за которым съели тоже почти половину взятых про запас булок. Было восхитительно трапезовать так, подобно свободным дикарям, в девственном лесу, на неизследованном, необитаемом острове, вдали от людских жилищ, и они говорили, что никогда не вернутся в цивилизованное общество. Вспыхивавший огонь озарял их лица и бросал красноватый отблеск на древесные стволы, - колонны их лесного храма, - на блестящую листву и на вьющияся лозы. Когда исчез последний ломтик поджаренного мяса и была проглочена последняя булочная порция, мальчики растянулись на траве, испытывая полнейшее удовольствие. Они могли бы найти местечко попрохладнее, но они не хотели лишить себя такой романтической обстановки, как походный костер.

- Просто, сласть! - ответил Том.

- Что сказали бы мальчики, если бы могли видеть нас?

- Что сказали бы? Да им смерть как хотелось бы быть с нами. Не так-ли, Гекки?

- Полагаю, - сказал Гекльберри. - во всяком случае, я очень доволен. Ничего лучшого не желаю. Мне редко достается есть до-сыта... сюда не придет никто, чтобы меня колотить, издеваясь всячески.

когда он на суше; а отшельник обязан молиться, и подолгу; а потом, во всяком случае, ему должно быть невесело, так как он вечно один.

- Это верно, - сказал Джо. - Правду сказать, я вовсе не обсудил хорошенько этого дела! Теперь, испытав уже на себе, как живут морские разбойники, я, разумеется, не хочу быть ничем другим.

- И ты можешь заметить, - продолжал Том, - что отшельники теперь уже вовсе не в таком почете, как бывали в старину, между тем как пирата всякий уважает. И еще: отшельнику надо спать, на чем он только пожестче найдет, одеваться в рубище, посыпать голову пеплом, становиться под дождь и...

- Зачем это ему надо одеваться в рубище и посыпать голову пеплом? - перебил Гек.

- Я не знаю. Но только они должны. Отшельник иначе не делает, и ты должен был бы делать, если бы стал отшельником.

- Что же ты делал бы?

- Почем я знаю! Только не это.

- Нет, Гек, это ужь обязанность. Как же ты мог бы не исполнить её?

- Да просто не хочу себя мучить. И убежал бы.

Красная рука не ответил ничего, занимаясь лучшим делом. Он выдолбил что-то вроде чашечки, насадил на нее тростинку, набил это подобие трубки табаком, на который положил уголок, и выпустил целое облако благовонного дыма. Наслаждение его было до того очевидно, что остальные два пирата почувствовали завистливое желание усвоить себе его величественную порочную наклонность, - и в возможно скорейшем времени, как они втайне решили. Гек спросил между тем:

- А какие занятия у пиратов?

- О, всякия страшные, - сказал Том. - Они ловят суда, жгут их, грабят деньги, которые зарывают потом в самых глухих местах у себя на острове, где привидения и разные другия штуки их должны охранять. Они убивают тоже всех людей на тех судах. Заставляют прыгать через борт.

- И утаскивают женщин к себе на остров, - прибавил Джо. - Только их не убивают.

- И что у них за одежда! - воскликнул Джо с восторгом. - Одно золото, серебро, бриллианты...

- У кого это? - спросил Гек.

Гек посмотрел грустно на свою собственную одежду.

Товарищи стали его утешать тем, что у него будет скоро чудный наряд: только бы им начать свои похождения. А для начала, толковали они ему, очень хорошо можно ходить и в лохмотьях, хотя, разумеется, богатые пираты пускаются в поход с надлежащим гардеробом.

Мало по малу говор между ними затих. Дремота начинала смыкать глаза маленьких беглецов. Трубка выскользнула из пальцев Красной руки, и он заснул сном праведного и усталого человека. Гроза морей и Черный мститель успокоились не так легко. Они прочитали свои молитвы про себя и лежа, потому что не было возле них никого, кто заставил бы их встать на колени и читать вслух; у них было даже поползновение и вовсе не прочесть, но они боялись шагнуть так далеко сразу и вызвать тем особенный внезапный громовой удар с неба. Потом, когда они начали уже совсем впадать в забытье, что-то стало подниматься в их душе и не хотело улечься. Это была совесть. Им начало смутно казаться, что, может быть, они поступили нехорошо, убежав из дома; потом они вспомнили об украденных съестных припасах, и тогда уже началось истинное мученье. Они старались подкупить эту совесть, напоминая ей, что ведь и прежде же они воровали лакомства и яблоки десятки раз; но совесть не подкупается такими увертками. Наконец, они пришли к сознанию непреложного факта: брать лакомства, значило только "стащить", не более; но взять ветчину или вяленую свинину и тому подобные ценности было прямое, неоспоримое воровство, - а против него говорится из заповеди. Вследствие этого, они решили в душе, что пока они будут пиратами, они не осквернят своего занятия воровством. С совестью было заключено таким образом перемирие, и замечательно непоследовательные морские разбойники спокойно уснули.