Похождения Тома Соуэра.
Глава XXX.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Похождения Тома Соуэра. Глава XXX. (старая орфография)

ГЛАВА XXX.

Первою новостью, долетевшею до Тома в пятницу утром, было нечто очень приятное: семья судьи Татшера воротилась в местечко накануне вечером. В первую минуту Инджэн Джо с его сокровищами отодвинулся для Тома на второй план и Бекки заняла главное место в его помыслах. Он повидался с нею и потом провел время в неописанном удовольствии, играя с нею и с целою ватагою других детей в "прятки" и в "пятнашки". День завершился и увенчался особенным счастьем Бекки приставала к своей матери, прося ее устроить на завтрашний же день давно обещанный и все откладываемый пикник, и мистрисс Татшер согласилась. Восторг Бекки был безграничен; Том не отставал от нея в этом случае. Приглашения были разосланы еще до захода солнца, и вся местная детвора погрузилась тотчас же в лихорадочные приготовления, предвкушая будущее удовольствие. Возбуждение Тома помогло ему не засыпать до поздняго часа и он очень надеялся, что заслышит мяуканье Гека, добудет шкатулку, а завтра поразит Бекки и прочих участников пикника видом своих сокровищ. Но ожидания его не сбылись. Никакого сигнала не было подано в эту ночь.

Утро наступило в свое время и, часу в одиннадцатом, в доме судьи Татшера собралось веселое шумное общество, готовое в путь. Пожилые люди, по обычаю, никогда не портили пикников своим присутствием. Дети считались вполне безопасными под крылышками нескольких молодых восемнадцатилетних особ и молодых джентльменов лет двадцати трех или около того. Для переправы всех был нанят старый паровой паром и скоро оживленная толпа двинулась по улице, неся с собою корзиночки с провизией. Сид был болен и не мог участвовать в удовольствии; Мэри осталась дома, чтобы ухаживать за ним.

На прощанье мистрисс Татшер сказала Бекки:

- Вам придется возвращаться уже поздно, не лучше-ли тебе, дитя мое, остаться переночевать у кого-нибудь из живущих близь паромной пристани?

- Я могу остаться у Сюзи Гарпер, мама.

- И хорошо. Смотри же, веди себя, как следует, не шали.

Лишь только все пошли, Том сказал Бекки:

- Знаете, что надо сделать? Вместо того, чтобы вам идти к Гарперам, мы взберемся на холм и зайдем к вдове Дуглас. У нея сливочное мороженое!.. Всякий день это мороженое... и сколько, целые груды!.. А она будет очень рада нам.

- Что же, это превосходно!

Потом Бекки подумала с минуту и проговорила:

- А что скажет мама?

- Как же она узнает?

Девочка призадумалась опять и произнесла нерешительно:

- Оно не хорошо... хотя...

- О, вздор все! Если мать ваша ничего не будет знать, то в чем же горе? Заботится она только о том, чтобы с вами не случилось худого, и я уверен, что если бы ей самой только пришла в голову мистрисс Дуглас, она посоветовала бы вам идти к ней. Я знаю, что так!

Роскошное гостеприимство мистрисс Дуглас было соблазнительною приманкой, которая, вместе с уговорами Тома, взяла верх над всем прочим. Но было решено не говорить никому о ночной затее.

Но Тому пришло на мысль, что именно в эту ночь Гек мог явиться и подать сигнал. Это весьма расхолаживало его ожидания, но он все же не мог отказаться от удовольствия побывать у вдовы Дуглас. "И зачем лишать себя этого?" - разсуждал он. - В эту ночь сигнала не было, почему же будет непременно теперь? Задуманная проделка не подлежала сомнению; зачем было жертвовать ею ради неверной надежды на клад? Подобно всякому мальчику, он решил дело в пользу большого соблазна, отложив на этот день всякую дальнейшую думу о шкатулке с деньгами.

Паровой паром остановился в трех милях ниже от поселка, у входа в лесистую долину, и причалил здесь. Веселая толпа высыпала на берег и скоро вся лесная чаща и все обрывистые высоты огласились криком и хохотом. Были переиспытаны всевозможные способы раскраснеться и добегаться до устали, но мало по малу все резвившиеся стали возвращаться к месту стоянки, вооружась страшным аппетитом. Началось истребление вкусных яств, затем последовал приятный отдых и болтовня под тенью развесистых дубов. Наконец, кто-то крикнул:

- Кто хочет в пещеру?

Все хотели. Тотчас вынута была пачка свечей и началось общее карабканье в гору. Вход в пещеру находился на вершине холма, образуя отверстие в виде буквы А. Дубовая дверь в него была не заперта. За нею находилось небольшое помещение, холодное, как ледник, и выложенное самою природой крепким известняком, с которого сочилась сырость. Было что-то романтическое и таинственное в противуположности глубокого мрака, окружавшого находившихся здесь, и зеленой долины, разстилавшейся под ними и позлащенной солнечными лучами. Но впечатление от этой картины было непродолжительно и возня началась снова. Лишь только кто-нибудь зажигал свечу, все кидались на него, аттака и оборона продолжались несколько времени, скоро свеча задувалась или вырывалась из рук, и тогда поднимался хохот и новая охота за одержавшим победу. Но всему наступает конец. Все двинулись теперь вниз по лестнице в главную галлерею и мерцающий ряд свечей тускло осветил высокие скалистые своды, почти вплоть до самой вершины их в шестидееяти футах от пола. Эта главная галлерея была шириною не более, как в восемь-десять футов. Через каждые несколько шагов по обеим её сторонам виднелись тоже высокие, но съуживающиеся переходы. Вся эта Мак-Дугласовская пещера была не что иное, как громадный лабиринт извивающихся переходов, которые переплетались между собою и не приводили никуда. Говорили, что человек мог плутать здесь целые дни и ночи среди этой перепутанной сети расщелин и провалов и все же не найти конца этому подземелью; можно было спускаться ниже и ниже, совсем под землю, но находить все то же, один лабиринт под другим и ни одного из них с выходом. Не было никого, кто знал бы вполне это подземелье. Это была невозможная вещь. Большинство молодых людей изучило часть его, но редко кто решался переступить за это изследованное пространство. Том Соуер знал не больше других.

Общество прошло около трех четвертей мили по главной галлерее, потом несколько пар и групп ускользнули в боковые проходы, пробегая по мрачным расщелинам и нагоняя врасплох товарищей в тех местах, где проходы перекрещивались. Можно было прятаться тут друг от друга в течение получаса, не выходя из "известной" части пещеры.

никто не заметил, как пролетело время: уже совершенно смеркалос, паромный колокол звонил уже с полчаса, призывая к отъезду. Но такой конец дневных похождений был очень романичен и понравился, так что, когда паром отчалил, унося с собою веселый груз, никто, кроме шкипера, не сожалел ни крошки о потерянном времени.

Гек стоял "на часах", когда паромные фонари промелькнули мимо пристани. Шума на борте вовсе не было, потому что молодежь сидела смирно, как сидит обыкновенно всякий утомившийся до смерти. Гек не мог угадать, что это за судно прошло и почему оно не остановилось у общей пристани, но скоро перестал думать об этом, сосредоточив внимание на своем собственном деле. Ночь была темная, небо заволакивалось тучами. Пробило десять часов, шум от повозок стих, мелькавшие огоньки стали гаснуть, бродившие пешеходы скрылись, весь поселок погрузился в сон, предоставляя одному сторожившему мальчугану ведаться с безмолвием и призраками. Пробило и одиннадцать; огни погасли и в харчевне; наступила полная темнота. Гек ждал... и это ожидание казалось ему очень долгим, очень томительным. Ничего не происходило. Он начинал колебаться. Стоило-ли ждать?.. Был-ли какой-нибудь толк в этом?... Не бросить-ли все и уйти?

Раздался какой-то шорох. Он насторожился в тоже мгновение. Дверь, выходившая в закоулок, отворилась тихонько. Гек кинулся тотчас за-угол кирпичного склада. Через минуту двое каких-то людей прошмыгнули мимо него и один из них, как будто нес что-то под мышкой. Это была шкатулка, наверное! Так они уносили сокровища! Звать теперь Тома? Эта было бы нелепо: пока сбегаешь за ним, они уйдут уже далеко и их никогда не найдешь. Нет, лучше не отставать от них, идти за ними следом; благодаря темноте, они ничего не заметят... Разсудив таким образом, Гек вышел из своего уголка и пустился за уходившими. Он крался босыми ногами тихо, как кошка, выпуская "тех" вперед лишь настолько, чтобы не потерять их из вида.

"Те" прошли вдоль реки на протяжении трех кварталов, потом повернули влево, на поперечную улицу, и пустились прямо по ней, вплоть до дорожки, поднимавшейся по Кардифскому холму. Вступив на нее, они миновали домик старого валлийца, стоявший на полдороге, и стали, не колеблясь, подниматься все выше. "Вот оно что, - думал Гек. - они хотять зарыть шкатулку в старой каменоломне". Но они миновали и каменоломню, добрались до самой вершины холма, юркнули тут в кусты кожевенного дерева и исчезли в темноте. Гек последовал за ними, сокращая свое разстояние от них, в надежде на то, что теперь его не увидят. Он сделал так несколько шагов, потом приостановился немного, боясь, что зашел уже слишком далеко; двинулся снова, снова остановился... прислушался... ни звука... только, казалось ему, слышит он биение своего собственного сердца... Из-за холма раздалось гуканье филина... худое предзнаменование!.. Господи, неужели все было потеряно?.. Он хотел уже бежать прочь очертя голову; вдруг, шагах в четырех от него, кто-то прокашлялся. Сердце у Гека чуть не выпрыгнуло, но он проглотил его назад, только трясся так, как будто его схватила разом дюжина лихорадок, и ослабел почти до невозможности держаться на ногах. Он знал, где находится: в пяти шагах от лестницы, которая вела во двор дома мистрисс Дуглас.

- Хорошо, - подумал он, - пусть они зароют здесь, не трудно будет найти.

Раздался тихий голос, очень тихий голос, голос Инджэна Джо.

- Чтоб ее дьявол взял! У нея гости, должно быть... видишь огни, хотя уже и поздно.

- Я не вижу.

Это был голос незнакомца того, который был с Джо в заколдованном доме. Смертельный ужас сжал сердце Геку; так вот куда было направлено "мщение!" Он хотел бежать, но ему вспомнилось, что вдова Дуглас оказывала ему добро не один раз, а эти люди собирались ее убить, может быть! Он желал, чтобы ему хватило смелости пойти предостеречь ее, но он знал, что не хватит: они могли подметить его и придушить. Все это и еще многое пронеслось у него в уме в течение той минуты, которая протекла между замечанием незнакомца и возражением Джо:

- Не видишь, потому что тебе куст заслоняет... Становись сюда... Видишь теперь?

- Вижу... Да, там кто-то в гостях... Лучше бросим дело.

- Бросить, когда я навсегда ухожу из этих мест! Бросить... он был тем судьею, который осудил меня за бродяжничество. И это еще не все! Это только миллионная часть обиды! Он выпорол меня... выпорол на глазах у всей тюрьмы, как какого-нибудь негра!.. И весь город мог смотреть на это! Выпорол!.. понимаешь ты это?.. Он натешился надо мною, но умер. Я отплачу теперь ей.

- О, не убивай ее!.. Не делай ты этого!

- Убивать?.. Кто тебе говорит об убийстве?... Его я убил бы, будь он тут. Но если хочешь мстить женщине, убивать ее не зачем... это вздор! Надо только попортить ей личико: вырвать ноздри или оторвать уши, как свинье!

- Послушай, это...

- Свое мнение оставь при себе! Это и для тебя будет побезопаснее. Если она изойдет кровью при этом, так уже не моя вина. И плакать я тоже не буду. И ты, любезный, поможешь мне... из дружбы... для этого ты и здесь; один я не справлюсь. А если ты вздумаешь вилять... я тебя убью! Понял?.. А если тебя убью, то и ее вслед за тобой... и тогда уже некому будет рассказывать, кто тут орудовал.

- Разве можно тотчас, когда там гости? Но ты смотри у меня! Я за тобой наблюдаю... А торопиться нечего; обождем, пока потушат огни.

Гек знал, что теперь наступит молчание... более ужасное, чем всякие разбойничьи толки. Он затаил дыхание и стал отступать осторожно назад: упирался твердо и осмотрительно всей ступенью, качаясь сперва долго, из стороны в сторону, на одной ноге и чуть не падая туда или сюда; потом повторял тоже упражнение на другой ноге, чтобы отступит еще на шаг. Вдруг, под ним хрустнула какая-то ветка. Он замер на мест и стал прислушиваться, но ничто не шелохнулось; господствовала прежняя тишина. Он был бесконечно благодарен судьбе и добрался так, пятясь, до кустов кожевенного дерева. Здесь он повернулся с такими же предосторожностями, как при повороте корабля, и тут уже пошел скорым шагом, хотя все еще с опаской. Только у каменоломни уже, перестав бояться, он пустился во всю свою молодецкую прыть вниз с холма, к домику валлийца, и принялся колотить к нему в дверь. Из окон высунулись головы старика и его двух дюжих сыновей.

- Что за шум?.. Кто стучит?.. Чего надо?

- Впустите скорее!.. Я должен сказать...

- Гекльберри Финн, вот тебе раз! Имячко-то не такое, перед которым отворяются все двери!.. Но впустите его, ребята... Пусть скажет, что там такое.

- Прошу вас только, не сказывайте никому, что это я донес вам... - проговорил Гек прежде всего, вступив в комнату. - Прошу вас, не сказывайте... не то, меня убьют... Но вдова была ласкова ко мне, и не раз... и я хочу вам сообщить... Только вы ни слова обо мне... Я все скажу, если вы пообещаете не упоминать, что это я...

- Клянусь св. Георгием! У него что-то важное, иначе он не посмел бы так явиться! - воскликнул старик. - Говори же, малый, мы тебя не выдадим.

притаился тут за большим камнем и стал прислушиваться. Прошло несколько времени в томительной, полной ужаса, тишине; потом, внезапно, раздались выстрелы, крик... Гек не стал дожидаться разъяснений, вскочил на ноги и пустился вниз с холма, сломя голову.