Похождения Тома Соуэра.
Глава XXXII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Похождения Тома Соуэра. Глава XXXII. (старая орфография)

ГЛАВА XXXII.

Нам надо вернуться к участию Тома и Бекки в пикнике. Они расхаживали вместе с остальным обществом по мрачным галлереям пещеры, оглядывая уже знакомые части её, носившия слишком высокопарные названия: "Приемная зала", "Собор", "Дворец Аладина" и т. п. Потом началась общая игра в прятки и Том с Бекки приняли в ней самое живое участие, пока это им не прискучило; тогда они пошли вдоль извилистой галлереи, держа высоко свечи, чтобы прочитывать всевозможные имена, числа, почтовые адресы и прибаутки, которыми были исписаны скалистые стены (сажею от свеч). Все идя далее и болтая между собою, они не заметили, как очутились уже в такой части пещеры, в которой не было более надписей нигде. Тогда они написали свои имена, тоже сажей, под нависшей скалою, и пошли опять; наконец, они добрались до такого места, где небольшая струйка воды, падая на плиту и оставляя на ней известковый осадок, образовала, с течением веков, блестящее и незыблемое каменное подобие извилистой, бушующей Ниагары. Том просунулся за нее своим маленьким тельцем, с целью осветить картину для удовольствия Бекки. Он увидел, что Ниагара заслоняла собой род естественной, опускавшейся, крутой лестницы, спертой двумя тесными стенками, и им тотчас же овладела жажда открытий. Бекки откликнулась на его призыв; они сделали тут сажею знак для своего позднейшого руководства и отправились на розыски. Они стали спускаться, следуя разными направлениями, углубляясь все более в недра пещеры, делая, по временам, знаки на скалах и ища чего-нибудь нового, о чем стоило бы потом рассказать внешнему миру. В одном месте им попалась обширная пещера, с сводов которой свешивались блестящие сталактиты, длиною с человеческую ногу; Том и Бекки обошли ее кругом, дивясь и любуясь, и вышли из нея опять одним из примыкавших к ней переходов. Он скоро привел их к очаровательному озерку, окруженному как бы хрустальною решеткою из блестящих льдинок и находившемуся по середине подземелья, стены которого поддерживались фантастическими колоннами, - созданием соединившихся сталактитов и сталагмитов, созданных, в свою очередь, вековым просачиванием воды. Но под сводами этой залы гнездились летучия мыши, тысячами слепившияся в одну кучу. Появившийся свет спугнул их и оне принялись метаться целыми сотнями, пища и налетая на свечи. Том знал их обычай и понимал, чем все это грозить. Он схватил Бекки за руку и втолкнул ее в первый попавшийся проход и сделал это едва во время, потому что одна мышь погасила своим крылом свечу Бекки, уже переступавшей за порог пещеры. Летучия мыши гнались за детьми еще несколько времени, но те поворачивали из прохода в проход и, наконец, отвязались от опасного преследования. Том скоро нашел другое подземное озеро, которое тянулось куда-то далеко, теряясь во мраке. Ему очень хотелось изследовать его берега, но надо было отдохнуть сначала. Они присели и глубокая тишина, господствовавшая в подземельи, наложила только теперь свою тяжелую руку на их настроение. Бекки проговорила:

- Я не приметила хорошенько, но, мне кажется, что мы уже давно не слышим других.

- Понятно, Бекки: мы далеко под ними внизу... и я не знаю, к северу от них, югу, востоку или западу, мы отдалились... Слышать их нам невозможно.

Бекки стало немного жутко.

- И неизвестно, Том, сколько времени мы уже здесь... На пойти-ли назад?

- Я сам думаю, что лучше воротиться.

- А ты найдешь дорогу, Том? Для меня, все это такая путаница...

- Я нашел бы, наверное, только эти летучия мыши! Если оне загасят обе наши свечи... беда! Попытаемся лучше воротиться другим путем, так, чтобы уже не проходить более там..

- Хорошо... Я надеюсь, что мы не заблудимся... Это было бы ужасно!..

И девочка содрогнулась при одной мысли о подобной возможности.

Они завернули в какой-то проход и шли молча некоторое время, заглядывая в каждое новое отверстие, в надежде встретить что-либо уже знакомое; но все было ново для них. И всякий раз, когда Том разсматривал окружающее, Бекки вглядывалась ему в лицо, ища на нем ободрительного признака, а он говорил безпечно:

- О, все отлично... Это еще не тот поворот, но мы дойдем тотчас...

Но он сам терял надежду более и более, и стал ужь идти без всякого соображения, просто на удачу, в отчаянном разсчете на то, что попадет таки на правильную дорогу. Он все еще повторял: "Отлично!" но на сердце у него был такой свинцовый гнет, что слова его звучали странно, как будто выражая; "Все кончено!" Бекки прижалась к нему в смертельном страхе, удерживаясь от слез из всех сил, но чувствуя, что оне тотчас польются. Она сказала, наконец:

- О, Том, не будем заботиться о летучих мышах, воротимся назад! Мне кажется, что мы заходим все дальше и дальше!

Том остановился.

- Слышишь? - проговорил он.

Полная тишина кругом; такая тишина, что их собственное дыхание становилось слышным среди нея. Том крикул. Эхо понесло этот звук по пустым переходам и он замер вдали дробью, похожею на насмешливый хохот.

- О, Том, не повторяй этого! Слишком ужасно! - сказала Бекни.

Это "могут" заключало в себе еще нечто более ужасное, нежели тот странный хохот: оно указывало на исчезающую надежду. Дети стояли, не шевелясь, и прислушивались, но это было тщетно. Том повернул назад и пошел быстрее, но скоро в его движениях обнаружилась какая-то нерешительность, слишком ясно открывшая перед Бекки грозную истину: он не мог найти прежней дороги!

- О, Том, ты не поставил никаких знаков!

- Я был глуп, Бекки!.. Так глуп!.. Я не думал, что нам придется возвращаться назад!.. Нет, я не могу найти дороги. Все у меня перепуталось.

- Том, Том, мы погибли!.. Мы погибли!.. Нам не выбраться никогда из этого ужасного места!.. О, зачем мы отстали от других!

Она упала на землю и принялась так рыдать, что Том стал бояться, что она умрет или сойдет съума. Он сел возле нея, обнял ее; она спрятала свое лицо у него на груди, прижалась к нему, начала выражать весь свой страх, свои безплодные сожаления, а отдаленное эхо отвечало обидным смехом на эти громкия жалобы. Том умолял ее не терять надежды, она отвечала, что не может уже... Он стал ругать себя, обвинять, за то что вовлек ее в такое бедственное положение, - и это подействовало лучше. Она сказала, что попытается опять не терять надежды, встанет и пойдет, куда он захочет, лишь бы только он прекратил подобные речи. Он был виноват не более, чем она сама, уверяла она.

И они пошли снова, безцельно, на-угад; им нечего было более делать: они могли только ходить, потому и ходили. Надежда воскресла в них вновь на несколько времени, без всякого основания на то, впрочем, а единственно в силу того, что она способна оживать, когда источник её не изсяк еще под влиянием лет и знакомства с неудачами.

Вскоре, Том взял у Бекки свечу и задул ее. Это бережливое соображение было очень знаменательно. Оно не нуждалось в объяснении. Бекки поняла, что это могло значить, и её надежда снова исчезла. Она знала, что у Тома еще в запасе целая свеча и три или четыре огарка... и, однако, он считал нужным приберегать...

Мало по малу, усталость начала брать свое; они старались ее превозмочь, потому что было страшно сидеть и отдыхать, когда время было так драгоценно... Двигаться, в каком-нибудь направлении, хотя бы даже во всех направлениях, значило, все же, делать что-то, способное принести плоды. Но сидеть, оставаться на месте, значило призывать смерть и ускорить её появление.

Однако, слабые ножки Бекки отказались идти далее. Том сел рядом с нею и они стали говорить о доме, о своих родных, об удобной постели и, главное, о дневном свете. Бекки плакала, Том придумывал, чем бы ее успокоить, но все его утешения поизносились и походили на насмешку. Наконец, Бекки задремала от усталости; Том обрадовался этому. Он сидел, глядя на её поникшее личико и видел, как оно смягчалось и принимало обычное выражение под влиянием приятных сновидений; на нем появилась улыбка и уже не сходила с него. Одушевленные миром черты навевали целительный покой и на душу мальчика; он унесся в своих мечтах к прошлому, полузабытому... Он сидел, погрузясь в эти думы, когда Бекки проснулась, весело посмеиваясь, но этот смех замер на её губах и сменился стоном.

- О, как могла я заснуть!.. И лучше бы мне уже вовсе не просыпаться!.. Нет, нет, Том! Не смотри так на меня! Я не стану более говорить этого!

- Я был рад, что ты уснула, Бекки. Ты отдохнула теперь и мы можем отыскать дорогу.

- Попытаемся, Том. Но что за чудную страну видела я во сне!.. Мы туда попадем.

- Может быть; может быть, и нет! Ободрись, Бекки, и пойдем искать снова.

Они встали и начали бродить, взявшись за руки; надежды у них было мало. Сколько времени уже были они здесь? Они не могли этого разсчитать; им казалось, что протекли уже дни и недели, но этого не могло быть, потому что свечи их еще не сгорели.

Спустя долго после этого, - как долго? они не знали, - Том сказал, что им надо идти не стуча, и прислушиваться к журчанью воды; было необходимо отыскать ключ. Это им посчастливилось и Том решил, что тут надо опять отдохнуть. Оба они страшно устали, но Бекки была готова идти еще немного далее и удивилась, когда Том не согласился на это! Она не понимала, что с ним. Он прилепил свечу к стене глиной, потом оня сели и замолчали; только думали. Наконец, Бекки прервала молчание:

- Том, я так голодна!

Том вынул что-то у себя из кармана.

- Помнишь это? - спросил он.

Бекки почти засмеялась: - Это наш свадебный пирог, Том!

- Да... и я жалею, что он величиною не с бочку, потому что у нас нет ничего более с собой.

Она не договорила. Том разделил кусок на две части и Бекки принялась есть свою половину с большим аппетитом, пока Том грыз тоже свою. Холодной воды, чтобы запить эту трапезу, было вдоволь. Бекки стала опять предлагать Тому пойти далее. Он помолчал с минуту, потом сказал:

- Бекки, в состоянии ты вынести то, что я скажу?

Она побледнела, но уверила его, что перенесет все.

- Так, вот что, Бекки: мы должны остаться тут, где есть вода для питья... У нас нет более свечей, кроме этого огарочка!

Бекки разразилась слезами и жалобами. Том всячески старался ее утешить, но почти безуспешно. Вдруг, она проговорила:

- Том!

- Что, Бекки?

- Должны же заметить наше отсутствие и искать нас!

- Заметят, разумеется, и будут искать!

- Может быть, уже и ищут, Том?

- Очень может быть. Я надеюсь, что так,

- А когда они могли схватиться нас, Том?

- Я думаю, когда садились на паром.

- Но, Том, тогда могло быть уже темно... могли и не заметить, тут-ли мы.

- Не знаю... Но, во всяком случае, твоя мама хватится же тебя, если ты не вернешься.

Испуганный взгляд Бекки заставил его опомниться. Мать не ожидала ее домой в эту ночь!.. Они умолкли и задумались. Через минуту, новый взрыв плача у Бекки доказал Тому, что и ее поразила та же мысль, что мучила и его: половина утра в воскресенье могла пройти, прежде чем мистрисс Татшер узнала бы о том, что её дочь не ночевала у мистрисс Гарпер. Дети устремили глаза на свой свечной огарок, наблюдая за его тихим, безжалостным таянием; они увидали, как от него осталась уже только одна светильня; потом слабый огонек стал вспыхивать порывами, взлез на вершину тонкой дымной спирали, сверкнул тут на мгновение... и потом наступила грозная тьма..

Через сколько времени Бекки пришла, мало по малу, в себя и поняла, что плачет на руках у Тома, этого никто из обоих не умел бы сказать. Они знали только, что после какого-то промежутка времени, - должно быть очень долгого, - оба они очнулись, выйдя из тяжелого сонного оцепенения, и тотчас же сознали весь ужас своего положения здесь. Том говорил, что могло быть еще воскресенье... но мог наступить уже и понедельник. Он старался разговорить Бекки, но она была в слишком угнетенном состоянии, утратив всякую надежду. Том уверял ее, что теперь должны были знать все, что их нет, и пустились уже на розыски, без всякого сомнения. Он принялся кричать, надеясь, что кто-нибудь услышит, но эхо отвечало так страшно среди темноты, что он прекратил эти попытки.

только расшевелил их аппетит. По временам Том говорил:

- Шш! Слышишь?

Оба затаивали свое дыхание и прислушивались.. И, вот, вдали раздался возглас, как будто... Том крикнул в свою очередь, в ту же минуту, взял Бекки за руку и стал пробираться по направлению звука. Послышался еще возглас и уже немного ближе, казалось...

Они почти изнемогали от радости. Однако, идти можно было лишь очень медленно, остерегаясь провалов, которые попадались нередко. У одного из них им пришлось остановиться: он мог быть глубиной в три фута, - может быть, и в сто футов. Том решился спуститься в него немного ползком... Дна не ощупывалась. Надо было обождать тут, пока не придут те, которые их отыскивают... Они снова стали слушать... Сомнения не было: отдаленные возгласы становились еще отдаленнее! Еще минута или две и они умолкли совсем... Ужас, сжимающий сердце!.. Том кричал из всех сил, пока не охрип, но все было напрасно. Он старался обнадеживать Бекки, но прошла целая вечность в томительном ожидании, а никакого отклика не было.

Ему пришло на мысль, что лучше было бы заняться исследованием боковых проходов, которые были тут, по сторонам, чем сидеть праздно, под гнетом медленно проходящого времени. Он вытащил у себя из кармана веревку от бумажного змея, привязал ее к выступу и пошел, ведя за собою Бекки и развивая, понемногу, веревку. Шагов через двадцать проход заканчивался крутым подъемом; Том встал на колени, принялся ощупывать землю руками, насколько мог безопасно, потом попытался вытянуться еще немного правее и, в эту самую минуту, в менее нежели двадцати ярдах перед ним, высунулась, из-за выступа, чья-то рука со свечею! Том вскрикнул громко от радости, но за рукою последовала вся человеческая фигура... и это был Инджэн Джо!.. Том окаменел на месте; он не мог двинуться и пришел в себя лишь увидя что "испанец" бросился, в то же мгновение, прочь и исчез вовсе из глаз. Том дивился тому, что Джо не узнал его по голосу и не кинулся на него, чтобы убить его за показание на суде. Вероятно, эхо искажало голос, думал он, но так ослабел от испуга, что решил, если только хватит ему еще силы добраться назад, к ключу, не трогаться оттуда уже никуда более, чтобы не встретиться с метисом. Он скрыл от Бекки то, что видел, говоря, что закричал только "на счастье".

Но голод и сознание гибели преодолели самый его страх с течением времени. Новое томительное выжидание у ключа и новый продолжительный сон произвели перемену в настроении Тома. Проснувшись, он почувствовал, как и Бекки, страшные мучения голода, думал, что наступила уже среда или четверг, даже пятница или суббота, вследствие чего, розыски были уже прекращены, и решил идти снова на удачу, хотя бы рискуя встречею с Инджэном Джо и всеми другими ужасами... Но Бекки была очень слаба; она впала в страшную апатию и ничто не могло ее расшевелить. Она говорила, что не двинется с места, будет ждать и умрет... до этого уже не долго. Том мог пойти с веревкою от змея и искать дороги, если ему хотелось; она только просила его возвращаться по временам, чтобы перекинуться с ней словечком. А он должен был пообещать ей еще одно: когда наступит страшная минута, он будет стоять возле своей Бекки и держать ее за руку, пока все не кончится. Том поцеловал ее, чувствуя, что что-то подступает ему к горлу, постарался казаться уверенным в том, что встретится с посланными на их поиски, или найдет сам выход из пещеры, взял конец веревки себе в руки и пополз на четвереньках по одному из переходов, изнемогая от голода и ожидания страшной участи.