Янки при дворе короля Артура.
Часть первая.
Глава XI. Янки в поисках за приключениями.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Янки при дворе короля Артура. Часть первая. Глава XI. Янки в поисках за приключениями. (старая орфография)

ГЛАВА XI.
Янки в поисках за приключениями.

Казалось, не существовало ни одной страны в свете, в которой было бы так много бродяг, как здесь; эти бродяги были обоего пола; не проходило месяца, чтобы не являлся кто-нибудь из них; они обыкновенно придумывали целые сказки о своих похождениях; рассказывали о разных принцессах, которых они будто бы освобождали из далеких замков, где оне томились в неволе у какого-либо беззаконника, большею частью, какого-нибудь исполина. Вы, конечно, думаете, что король, услыша такия небылицы, спросит, в какой именно стране находится этот далекий замок и как туда проехать. Но никто даже и не думал никогда о такой простой и естественной вещи. Никто и не думал проверять наглой лжи этого народа, и ни разу не предлагал какого-либо вопроса по этому поводу. Однажды, когда я оставался дома, пришла одна из таких бродяг и рассказала целую историю со всевозможными прикрасами. Её госпожа находилась невольницей в одном большом и мрачном замке, вместе с сорока четырьмя другими молодыми и красивыми девушками, - принцесса, однако, была красивее всех; оне изнывали в этой неволе в течение двадцати четырех лет; хозяевами этого замка были три брата-исполина, у которых было по четыре руки и по одному глазу во лбу; - этот глаз был так велик, как какой-нибудь плод. А какой именно плод, об этом умалчивалось. Подобные победы часто встречаются в статистике бродяг.

Можно-ли было этому поверить? А между тем король и весь Круглый Стол были в восторге от этого нелепого случая погнаться за приключениями. Каждый рыцарь Круглого Стола чуть не прыгал от восторга, надеясь на успех, и просил короля поручить ему это дело; но, к их величайшему прискорбию, король задумал поручить это мне, который вовсе и не желал об этом просить.

Я сделал усилие над собою, чтобы не выказать моей радости, когда Кларенс пришел мне сообщить об этом. Но он, - он не мог сдержать своей радости. Из его уст потоком текла речь, исполненная радости и благодарности; радости - за мою счастливую судьбу и благодарности королю, за то, что он осыпал меня своими милостями. Он не мог спокойно стоять на месте и в экстазе своего счастья выделывал пируэты ногами, как любая балерина девятнадцатого столетия.

С своей стороны я должен был бы проклинать оказанное мне предпочтение, но я сорвал свою досаду из политических видов и сказал Кларенсу, что в данном случае ничто не препятствует мне быть довольным. Действительно, я сказал выше, что был доволен; и в некоторой степени это была правда; я был счастлив, как бывают счастливы люди, когда им вынимают внутренности.

Конечно, каждый делает то, что в его силах; не следует терять времени в безполезном волнении и безпокойстве, но необходимо прямо приняться за работу и посмотреть, что можно сделать. Во всякой лжи бывает и пшеница между плевелами; и вот я должен был отъискать эту пшеницу и потому послал за девушкой; она скоро явилась; это было смазливенькое создание, кроткое и скромное; но если ее спрашивали о том, чего она не знает, то она показывала так, как показывают дамские часы. Я спросил:

- Послушайте, моя милая, вас допрашивали отдельно?

Она ответила, что нет.

- Хорошо, - заметил я, - я вовсе и не ожидал, что вас будут допрашивать; но я сделаю вам допрос, чтобы быть уверенным в истине того, что вы говорили. Вы не должны обижаться на это; мы совершенно вас не знаем. Может быть, вы и правы, - я надеюсь на это, но все же нельзя вам верить безусловно. Вы понимаете это. Я обязан предложить вам несколько вопросов; отвечайте мне прямо и откровению и не бойтесь ничего. Где вы жили, когда были дома?

- В стране Модерэ, милостивый сэр.

- В стране Модерэ? Я не помню, чтобы слышал когда-либо такое название. Ваши родители живы?

- Что касается до этого, то я не знаю, живы-ли они, или нет; я несколько лет была заключена в замке.

- Как ваше имя?

- Меня зовут девица Алезандела Картелуаз, к вашим услугам.

- Знаете-ли вы кого-нибудь здесь, кто бы мог засвидетельствовать это?

- Здесь никто меня не знает, милостивый сэр, я пришла сюда в первый раз.

- Принесли-ли вы с собою письма, или какие-либо документы, наконец, какие-нибудь доказательства, что вы вполне честны и искренни?

- О, конечно, нет! и к чему мне это? Разве у меня нет языка, чтобы рассказать о себе самой?

- Да, вы говорите, это я знаю; но большая разница, если ваши слова подтвердит кто-нибудь другой.

- Разница? Какая же тут разница? Я боюсь, что не понимаю вас.

- Вы не понимаете? Страна... вы видите... вы видите... почему вы не понимаете таких обыкновенных вещей, как это? Неужели вы не понимаете разницы между вашим... Отчего вы это смотрите так наивно и так простодушно?

- Я? Право, не знаю; вероятно, такова воля Божия.

- Да, да; но вы не думайте, что я раздражен. Нисколько. Переменим тему разговора. Займемся этим замком, в котором томятся сорок пять принцесс, а хозяева там три людоеда; объясните мне, где находится этот гарем?

- Замок; вы прекрасно понимаете; где находится этот замок?

- О, что касается до этого, то он очень обширен, крепок, весьма приличен и находится в далекой стране. Да, нужно пройти очень много миль.

- А сколько?

- О, милостивый сэр, это очень трудно сказать; их так много и оне на таком большом разстоянии одна от другой; все эти столбы, помечающие мили, сделаны одинаково и окрашены одинаковою краскою; нельзя различить одного столба от другого; да и как их сосчитать; разве брать каждый отдельно; притом это выше способностей человека, потому что, если вы отметите...

- Остановитесь, остановитесь, не будем говорить о разстоянии; но где собственно лежит этот замок? В каком направлении отсюда?

- А отсюда туда, милостивый сэр, нет никакого направления по той причине, что дорога не идет прямо, а постоянно сворачивает в сторону; поэтому-то и нет настоящого направления к этому месту; то вы идете под одним небом, то под другим; вы думаете, что идете, как говорится, на восток, а очутитесь с другой стороны; кроме того, вы замечаете, что дорога опять поворачивает назад на пространстве полукруга; такое чудо встречается не один раз, а еще раз, и опять, и еще, и еще; вы будете жестоко наказаны за то, если в вашем суетном уме вздумаете сделать вопреки воле Того, Который не дает определенного направления замку от известного места, а только оттуда, откуда Ему будет угодно; а если Ему не угодно, то Он сотрет с лица земли все замки и все направления, предостерегая, таким образом, Свои создания, что там, где Ему что угодно, то так и будет, а что Ему не угодно, то и...

- О, это совершенно верно, совершенно верно, отдохнем немножко; оставим эти направления; чорт с ними с этими направлениями... Прошу извинения, прошу тысячу извинений, я сегодня не совсем здоров; не обращайте внимания на мои монологи, это старая привычка, старая и дурная привычка, от которой трудно отвязаться, в особенности, когда испорчено пищеварение тем, что ем такую пищу, которая была изъята навеки из употребления прежде чем я родился; хороша страна! человек не может правильно отправлять функции, как весенний цыпленок, когда ему тысяча триста лет. Но все равно... не думайте никогда об этом; но вернемся к нашему разговору. Нет-ли у вас плана той местности, где находится этот замок? Теперь хороший план...

- Что, план? Что вы такое говорите от этом? Это вовсе не то; не объясняйте мне; я терпеть не могу никаких объяснений; ваши объяснения только затемняют самый смысл, так что вы ничего не можете сказать. Уходите, моя милая; прощайте. Кларенс, проводите ее.

О, теперь для меня совершенно ясно, почему эти ослы не допытывались у этих лгунов разных подробностей. Эта девушка была себе на уме, и вы не могли бы вырвать у ней истины никакими способами. Это была вполне невежда; а между тем, король и его рыцари слушали ее, как будто бы она была листком из Евангелия. Вот какова была простота тогдашняго Двора: эти бродяги без всякого смущения проникали к королю в его дворец, точно как будто они входили в бедный дом в мое время. Фактически король был доволен видеть эту девушку, услышать её повествование: она была такою же желанною гостьею как труп для коронера {Так называются в Англии особые следователи о скоропостижно умерших.}.

Лишь только я кончил эти размышления, как вернулся Кларенс. Я заметил, что все мои усилия не привели ни к чему; я никак не мог добиться от девушки, где именно находится этот замок. Юноша посмотрел на меня не то с удивлением, не то с недоумением и заметил, что его крайне удивило, к чему я предлагал девушке все эти вопросы.

- Почему? - в свою очередь спросил я, - каким образом я могу найти замок? Как я доберусь туда?

- Поедет со мною? Вот глупости!

- Но поверь мне, что она поедет. Она хочет ехать с тобою. Вот ты увидишь!

- Как? Она будет питаться листьями и травами по холмам и в чаще лесов... одна... со мною вдвоем... А я все равно, что помолвлен. Ведь это настоящий скандал. Подумай только, на что это будет похоже?

И в моем воображении мелькнуло розовое личико! Юноша захотел узнать все подробности этого сердечного дела. Я заставил его поклясться, что он сохранит все это в тайне и прошептал её имя: "Пусс Фламиган". Он посмотрел с видом отчаяния и сказал, что не знает графини. Как было естественно со стороны этого маленького придворного дать ей титул. Он спросил меня также, где она живет.

Но тут я пришел в себя, и остановился сконфуженный; потом продолжал:

- Ничего, не обращайте на это внимания; когда-нибудь я тебе разскажу об этом.

Но он стал разспрашивать меня: может-ли он когда-нибудь ее увидеть? Позволю-ли я ему когда-нибудь ее увидеть?

Но не безделица была обещать ему это... еще до этого было тысячу триста лет, или что-то в отчета в наших чувствах, а между тем, мы все же чувствуем.

О моей экспедиции говорили целый день и целую ночь; все эти люди были очень добры ко мне и, казалось, забыли и свое оскорбление и свою печаль; они очень тревожились, каким образом мне удастся одолеть этих людоедов и освободить этих старых девственниц, точно им самим нужно было совершить этот подвиг. Да, это были славные дети... но только дети не более; они давали мне советы, каким образом разведать об этих исполинах и как на них напасть; затем они рассказали мне различные заклинания против чар, дали мне мази и другия снадобья для моих ран. Но они вовсе не подумали о том, что если я был таким хорошим некромантиком, каким заявлял себя, то мне вовсе не было никакой нужды в их мазях и наставлениях относительно заклинаний против чар и всех этих огненных драконов.

Мне приготовили завтрак пораньше; я должен был встать с разсветом, таков был там обычай; но я прокопался с своим одеваньем и это отняло у меня немало времени. Облачиться во все доспехи представляло некоторое затруднение; сначала вы обертываете в один или два ряда шерстяное одеяло вокруг вашего тела, чтобы не чувствовать прикосновения холодного железа; затем вы надеваете кольчугу, состоящую из мелких стальных звеньев, сплетенных вместе; эта кольчуга очень гибка; но в то же время она очень тяжела и представляет весьма неудобную одежду; далее вы надеваете башмаки, покрытые сверху переплетающимися полосками стали и привинчиваете к пяткам ваши неуклюжия шпоры. После этого пристегиваются к ногам пряжкою ножные латы, а потом и набедренник; затем идут латы на спину и латы на грудь и начинаешь чувствовать себя несколько стесненным; далее на грудные латы надевается нечто в роде полуюбки, состоящей из широких переплетенных между собою стальных полосок, это одеяние спускается вниз, но сзади сделан вырез, так что можно былобы сесть; к этому еще добавляется меч, которым вас опоясывают; потом идут нарукавники в виде труб, далее надевают железные перчатки на руки, а на голову нечто в роде железной крысоловки с стальным пучком сзади, который доходит до самого затылка; тогда вы имеете вид свечки, отлитой в форму. В таком одеянии не затанцуешь! Человек, закованный таким способом, представляет орех, который даже не стоит того, чтобы его раскололи, потому что тут вы найдете слишком мало мякоти в сравнении с навьюченною на нее шелухою.

для такого далекого путешествия. Какой статный вид был у рыцаря! Он был высокого роста и широкого телосложения. У него на голове была коническая стальная каска, закрывавшая ему уши, а забралом ему служила узкая полоса стали, доходившая ему до верхней губы и предохранявшая его нос; все его остальное одеяние от затылка до пят состояло из гибкой кольчуги; но лучше всего было его верхнее платье, которое также состояло из кольчуги, как я уже сказал, и спускалось прямо от его плеч до бедер; затем другая кольчуга от тальи до ног, обе эти кольчуги были разделены разрезом так, что он мог ездить верхом, а края этой кольчуги спускались по обеим сторонам. Он отправлялся к гробу Господню и такое одеяние было вполне приспособлено к такому дальнему путешествию. Я дорого дал бы за такое одеяние, но теперь было слишком поздно переодеваться. Солнце уже встало; король и весь двор были в сборе, хотели меня видеть и пожелать мне успеха; я не мог медлит, так как это не согласовалось с этикетом. В таком одеянии даже нельзя было сесть самому на лошадь, а если бы вы захотели попробовать это, только пришли бы в отчаяние. Они подняли меня, именно так поднимают человека в аптеку, пораженного солнечным ударом; меня усадили на лошадь, дали в руки узду, вложили ноги в стремена; я чувствовал себя так же неловко, так же странно, как человек, неожиданно вступивший в брак, или ослепленный молнией, или что-нибудь в роде этого; человек в таком одеянии даже не может повернуться кругом, он точно цепенеет и не в состоянии сделать никакого движения; затем мне дали нечто в роде мачты, что у них называлось пикою и я взял ее рукою; потом мне надели на шею щит и я был совершенно готов сняться с якоря и пуститься в море. Все были очень внимательны ко мне, как это и должно было быть, и одна почетная девушка подарила мне на прощанье свой собственный кубок. Теперь уже ничего не оставалось более делать, как-только ехать, да посадить еще сзади меня на седло эту девушку, которая сообщила нам о таинственном замке; я должен был держать ее рукою вокруг талии.

мальчишек, которые кричали нам вслед:

- О, что за чучелы! - и бросали в нас комками земли.

Я по своему опыту знаю, что мальчишки всегда одни и те же во все времена и во всех странах; они ни к кому и ни к чему не питают уважения. Они говорили: - "Проваливай, лысый!" древнему пророку, который, никого не трогая, шел своей дорогой; они делали то же самое и в средние века. У пророка были в распоряжении медведи, которые расправились за него с мальчишками. Я же проехал мимо, не отвечая, потому что я их здесь более не найду.