Янки при дворе короля Артура.
Часть первая.
Глава XIII. Свободные люди.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Янки при дворе короля Артура. Часть первая. Глава XIII. Свободные люди. (старая орфография)

ГЛАВА XIII.
Свободные люди.

Право, странно, человек может быть доволен весьма короткое время. Еще незадолго перед этим я ехал верхом и сильно страдал; но как я был доволен этою прохладною тенью, как приятно освежала меня и выпитая вода и вылитая на меня; как хорошо веяло от близости этой чистой прозрачной реки; но теперь вдруг опять появилось неудовольствие; отчасти потому, что я не мог зажечь моей трубки, - правда, я уже давно устроил спичечную фабрику, но я забыл захватить с собою спички - частью же потому, что нам нечего было есть. Тут явилась еще новая иллюстрация ребяческой беззаботности этого времени и этих людей. Вооруженный человек всегда может достать себе пищу и он крайне был бы скандализирован, если бы ему пришлось подвесить к седлу корзинку с сандвичами. Каждый из рыцарей Круглого Стола лучше согласился бы умереть, чем допустить такую вещь. Я имел намерение спрятать сандвичи в мой шлем, но был пойман на самом месте преступления и мне пришлось только извиниться и отложить их в сторону, так что оне достались собаке.

Наступила ночь, а вместе с нею начиналась и гроза. Стало совершенно темно. Нам пришлось остановиться на ночь. Для девушки я нашел хорошее убежище под скалою, а потом вскоре приискал место и для себя. По мне пришлось остаться в моих доспехах, так как я не мог снять их сам, помощи же Ализанды я допустить не мог; нельзя же мне было показаться неодетым перед нею. Правда, я не был совершенно раздетым, потому что у меня было еще нижнее одеяние, но все же я был бы крайне смущен, если бы мне пришлось снять мою кольчугу.

забирались под мою кольчугу; чтобы согреться; но хорошо было бы, если бы все эти паразиты спокойно лежали под моей одеждой, а то им непременно нужно было ползать, скакать и неизвестно зачем гоняться по всему моему телу; а в особенности мне надоедали эти клопы; они целыми процессиями ползли по моему телу, кусая и безпокоя меня; это были такого рода созданья, с которыми я ни за что ни согласился бы вместе спать в другой раз. Но мой совет всем лицам, которым доведется стать в такое положение, как мое, не поворачиваться с боку на бок и не тереться о землю, потому что это возбуждает сильное любопытство в этих крошечных животных, которым непременно хочется узнать, что такое происходит особенное и сверхъестественное и они опять начинают копошиться и ползать по вашему телу, а это еще более ухудшает дело, так что вы готовы браниться еще хуже, чем прежде. Но опять с другой стороны, если будешь лежать спокойно, то положительно готов умереть от раздражения; так что, пожалуй, все равно употреблять-ли тот или иной способ; тут выбора нет. Наконец только, когда я достаточно озяб, то покусыванье этих насекомых напоминало мне лечение электричеством. Я дал себе слово, что после этого путешествия ни за что не надену лат.

В течение всех этих часов горького испытания, я то дрожал от холода, то меня бросало в жар от этой массы просителей, ползавших по моему телу; а между тем, в моей усталой голове все возникали одни и те же вопросы: Каким образом люди выносят это негодное вооружение? Как это они так устроили, что целые поколения выносят это? Как они могли спать ночью, чтобы переносить на следующий день все мучения?

Когда наступило утро, я был точно в тисках; я чувствовал утомление, тяжесть от недостатка сна, усталость, что безпрестанно поворачивался с боку на бок, голод от слишком продолжительного поста; кроме того, меня корчило от ревматизма, я жаждал ванны, чтобы избавиться от насекомых. Но как чувствовала себя высокорожденная титулованная аристократка девица Алезанда де-Куртелуаз? О, она была свежа, как белка; она спала, как убитая; что же касается до ванны, то она, как и все благородные этой страны, никогда и не пользовалась ею, а потому и не могла иметь этого желания. Если этих людей смерить на особый аршин, то это были видоизмененные дикари, никак не более. Эта благородная леди не выказывала ни малейшого нетерпения скорее позавтракать, а это также напоминает дикарей. Во время своих путешествий эти Бритты привыкают к продолжительному голоданию и умеют его переносить; следовательно, они прежде чем пуститься в путь, обыкновенно наедаются, сколько возможно, по примеру индейцев и иноконды. Так или иначе, но Сэнди наверно наелась заранее на три дня.

Мы встали ранее восхождения солнца, Сэнди ехала на лошади, а я плелся, прихрамывая сзади. Полчаса спустя, мы доехали до группы оборванных несчастных созданий, которые собрались починять такую вещь, которую они почему-то называют дорогой. Они отнеслись ко мне с таким покорным видом, как животные; когда же я предложил им, что позавтракаю вместе с ними, то они были до такой степени польщены моим снисхождением и до такой степени удивлены, что не знали, серьезно-ли я это говорю или нет; но тут моя леди открыла свои речеобильные уста и сказала громко, так что люди ее слышали, что она всегда хочет есть, когда видит, как ест скот - замечание, смутившее этих бедняков потому только, что оно относилось к ним, но не потому, чтобы это их оскорбило или обидело. А между тем, они не были ни рабами, ни движимою собственностью. Но какому-то сарказму закона и наименования, это были свободные люди. Семнадцатая часть свободного населения страны именно принадлежала к этому классу; это были мелкие фермеры, ремесленники и пр., которые и составляли нацию, действительную нацию; они группировались именно около всего того, что было полезно или что было достойно спасения или действительно достойно уважения и если бы их уничтожит, то было бы все равно, что уничтожить нацию, оставив вместо нея знать и дворян, ленивых и непроизводительных, знакомых только с искусством опустошения и грабежа, которые не приносили никакой пользы и не имели никакой цены в рационально-благоустроенной стране. И вдруг по какому-то странному противоречию это меньшинство вместо того, чтобы стоять во главе того кортежа, к которому оно принадлежало, шло на другом конце от него с поникшими головами и с опущенными знаменами; оно избрало самого себя нациею, а многочисленные крикуны оттесняли его так долго, что, наконец, оно приняло это, как истину; и не только это меньшинство приняло, а даже было убеждено, что это совершенно справедливо и иначе не может быть. Патеры говорили их отцам и им самим, что такое ироническое положение вещей предписано свыше; они поверили этому на слово и оставались совершенно спокойными.

Разговор этого миролюбивого народа как-то странно звучал для современного американского уха. Они считались свободными людьми, а между тем, они не имели права без позволения оставить владения своего лорда или своего епископа; они не имели права печь дома своего собственного хлеба, но им дозволялось только сеять хлеб, жать его, молотить, а зерна нести на мельницу лорда и молоть там, а хлеб печь в его пекарнях и за все платить. Они не имели права продать ни одной собственной вещи, не заплатив своему лорду хорошого процента за такую сделку, точно также они не имели права и купить какой-нибудь вещи, не вспомнив о его кассе; они обязаны были безвозмездно собрать его жатву и должны были являться по первому приказанию на работу, оставляя свои собственные жатвы на добычу опустошительной бури; они должны были садить для него фруктовые деревья на своих полях и негодовать на самих себя, если его безголовые собиратели плодов будут топтать зерна под деревьями; они должны с терпением выносить причуды своего лорда; так, например, если ему вздумается, во время охоты, пронестись галопом по их полям вместе с своими гостями и уничтожить результат их терпеливого труда; им не дозволялось разводить самим голубей, а если целая стая этих птиц прилетала из голубятни лорда и клевала их хлеб на корню, то эти свободные люди не должны были давать волю своему гневу и не смели убить ни одной птицы, так как за это последовало бы строгое наказание; лишь только их жатва была собрана, как являлся целый кортеж грабителей, которые брали с них дань; во-первых церковь брала десятую часть, затем королевские коммисары - двадцатую, потом люди лорда производили. опустошение в остальном; после всех этих поборов свободным людям предоставлялась свобода убирать в если какой-нибудь барон желал спать спокойно, то свободный человек, после тяжелой дневной работы, должен сидеть и пугать прутьями лягушек, чтобы те не квакали; если дочь свободного человека... нет, эта последняя низость вне всяких описаний, наконец, если свободный человек приходит в отчаяние от испытываемых им мучений и жертвует жизнью, прибегая к смерти, как к единственному спасению, то церковь осуждает его на вечный огонь, закон сожигает его труп в полночь на перекрестке, а его господин, барон или епископ конфискует все его имущество и его вдову и сирот выгоняют за дверь.

И вот тут собрались эти свободные люди ранним утром исправлять дорогу для своего лорда-епископа и работать на него три дня безплатно; каждая глава семьи и каждый старший сын в семье должны работать по три дня даром и, кроме того, прибавлялся еще один день для их слуг.

Эти-то бедные, мнимо-свободные люди ели свой скромный завтрак и разговаривали со мною; все они с большим смирением и с самым искренним уважением относились к своему королю, к церкви, к вельможам и вообще к благородным, так что лучшого нельзя было и желать; было что-то жалкое и вместе с тем комичное в этих людях. Один только из всех этих работников, сидевших со мною и жевавших черный хлеб, показался мне смышленнее других; я отвел его в сторону и разговорился с ним. Когда наш разговор был кончен, то я попросил его дать мне каплю чернил из его жил и затем с помощью тонкого прутика, сорванного с дерева, я написал на кусочке коры: "Поместите его в мужскую факторию", затем, передавая ему этот кусочек коры, сказал:

- Значит, он патер? - спросил этот человек и с его лица исчез восторг.

- Как, патер? Разве я не говорил вам, что патеры и вообще духовные лица не имеют доступа в мою факторию. Вы и сами вступите туда только под тем условием, что ваша религия, какая бы она ни была, составляет вашу совершенно свободную собственность?

- А вот как это будет, тогда я очень доволен; сначала же меня взяло было сомнение, когда я узнал, что там находится этот патер.

- Но я говорю вам, что это вовсе не патер.

- Как же он не патер, а умеет читать?

- Он не патер, а умеет читать и писать также; я сам его выучил.

- И первое, чему вас будут учить в этой фактории, это читать и писать...

- Нет, вам не нужно быть ничьим рабом; берите вашу семью и ступайте. Ваш лорд-епископ конфискует ваше небольшое имущество; но это не беда. Кларенс устроит вас хорошо.