Янки при дворе короля Артура.
Часть вторая.
Глава X. Янки и король проданные в рабство.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Янки при дворе короля Артура. Часть вторая. Глава X. Янки и король проданные в рабство. (старая орфография)

ГЛАВА X.
Янки и король проданные в рабство.

Но что мне было делать? Спешить было невозможно. Необходимо придумать какое-либо развлечение, так чтобы эти бедняги могли придти в себя. Тут сидел Марко, занятый открыванием своей трубочки-портмонэ, но он никак не мог этого сделать своими не искусными пальцами. Я взял от него эту вещь и предложил объяснить всем эту тайну. Тайну! Такая простая и обыкновенная вещь! но это действительно составляло тайну для таких людей и для того времени.

Я еще никогда не видел таких неловких людей по отношению ко всякому роду механизмов; у них это вовсе не употреблялось. Такое портмонэ было не более как две соединенных трубки из твердого стекла, снабженные машинкою; и если прижать эту машинку, то дно выскакивало. Но дно не выпадало, а соскальзывало в вашу руку. В трубке было две стороны, - маленькая для самых мелких монет и другая в несколько раз шире, для более крупных. Узкое отверстие было для милльрэй, а более широкое для миллэй. Таким образом, эта трубка служила кошельком; это составляло большое удобство, можно было расплачиваться и в темноте, не опасаясь обсчитаться; ее можно было носить в кармане жилета, у кого он только был. Я сделал эти трубки различной ширины, некоторые так были велики, что туда входили доллары. Употреблять такия мелкия деньги вместо более крупных было очень удобно для правительства; металл ничего не стоит и монеты не могли быть поддельны; я был единственное лицо в государстве, которое знало, как чеканятся монеты. "Платить мелочью" скоро сделалось общеупотребительною фразою. Я знаю, что это перешло, по устному преданию, и в девятнадцатое столетие, но никто не подозревал, откуда это произошло.

В это время к нам присоединился и король, достаточно освежившийся после сна и чувствовавший себя совершенно хорошо. Я был в крайне нервном состоянии, зная, что нашим жизням угрожает опасность; кроме того, я прочитал в глазах короля намерение привести что-то такое в исполнение, тем или другим способом. Но что именно он выберет в такое время?

Я был совершенно прав. Он заговорил тотчас же и заговорил самым простодушным тоном о земледелии. У меня выступил на лбу холодный пот. Я готов был шепнуть ему на ухо: "Человек, мы в большой опасности! Каждая минута стоит целого государства до тех пор, пока мы не вернем доверия этих людей; не теряйте золотого времени!" Но я не смел этого сделать! Шептаться с ним значило бы показать вид, что мы с ним в заговоре. И вот мне пришлось сидеть здесь и весело улыбаться, в то время, как король положительно стоял над динамитною миною и разсуждал об этом проклятом луке и о других тому подобных вещах. Сначала наплыв моих собственных мыслей относительно того, как нам избавиться от угрожающей нам опасности, мешал мне вслушиваться в слова короля, но когда мои мысли стали кристаллизироваиться и я решился предпринять или отступление или же вступить в открытый бой, то слова короля дошли до меня, поразив меня как громом:

" - это не может считаться наилучшим способом, хотя нельзя отрицать и того, что между авторитетами происходит разногласие по этому пункту: некоторые находят, что лук вредная ягода, если ее срывают с дерева неспелою"...

Слушатели выказали признаки жизни и посмотрели друг на друга с крайне удивленным и смущенным видом.

" - тогда как другие подтверждают, и весьма благоразумно, что это не составляет необходимости, указывая на то, что сливы и другие злаки всегда собираются в незрелом состоянии"...

Слушатели выразили явное недоумение и даже страх.

" - и что они совершенно безвредны, по чтобы несколько смягчить их природную едкость, к ним прибавляют в примесь успокоительный сок капусты"...

Дикий огонь ужаса заблистал в глазах этих людей и один из них пробормотал:

- Это ужасно! Верно Господь Бог отнял разсудок у этого фермера.

Я был в ужасном положении и точно сидел на горячих угольях.

" - и далее относительно животных высказывается та истина, что молодые животные, которые называются великим плодом творения, самые лучшия, как это все заявляют, но когда козел достигает зрелости, то его шерсть производит в нем жар и портит его мясо, а если взять все вместе, включая сюда прогорклый запах его шерсти, прожорливый аппетит, безбожное состояние ума и желчные нравственные качества...

Присутствующие вскочили с своих мест и бросились к нему, закричав неистово: - Один намерен нас выдать, а другой сумасшедший. Убить их! Убить их!

О, какая радость сверкнула в глазах короля! Он хромал по части агрикультуры, но битва была совершенно по его вкусу! Он долго постился и жаждал боя. Король так сильно ударил кузнеца в ухо, что тот потерял равновесие, свалился с ног и растянулся на земле. Тоже он сделал и с колесником. Каменщик хотя был толст и силен, но мне удалось также и его сбить с ног. Однако, скоро все трое поднялись и снова подступили к нам; но опять были сбиты с ног; но они не унимались и все нападали на нас с своим британским упрямством, пока окончательно не выбились из сил; наконец, они ушли, грозя нам, кто чем только мог и что у кого осталось в целости. Они толкали и били друг друга, так как мы стояли в стороне и смотрели, как они делали всевозможные усилия, терли себе глаза, и стонали, и охали, и кусались, не произнося ни слова, как любые бульдоги. Мы смотрели на них совершенно спокойно, они положительно были не в состоянии позвать кого-нибудь на помощь, потому что арена действия была слишком далеко от большой дороги и нам нечего было бояться посторонняго вмешательства.

их не было. Тогда я предложил королю скорее бежать, сказав, что объясню ему потом в чем дело. Мы долго бежали по открытой местности и когда достигли опушки леса, я оглянулся назад и увидел, что за нами гонится вслед целая толпа крестьян с Марко и его женою во главе. Они страшно шумели, но вряд-ли бы им удалось поймать нас; лес был очень густ и мы легко могли бы в нем укрыться. Но вот послышались еще и другие звуки - лай собак. О, тогда дело принимало совершенно иной оборот. Нам необходимо было найти текущую воду.

Мы бежали довольно долго по тропинке и скоро оставили далеко за собою шум и звуки, которые превратились уже в какое-то жужжание.

Мы добежали до реки, бросились в нее и проплыли по ней около трехъсот ярдов при мрачном полусвете леса; затем мы вышли у ветвистого громадного дуба, листы которого спускалась до самой воды; мы взобрались на это дерево и тут опять звуки стали слышаться яснее; толпа бежала по нашим следам. Звуки то приближались, то удалялись. Вероятно, собаки нашли место, где мы спустились в воду; теперь оне бегали и нюхали, желая снова найти наш след.

Когда мы хорошо поместились на дереве и были достаточно прикрыты листвою, то король совершенно успокоился, я же находил наше положение крайне сомнительным. Я полагал, что нам лучше всего перебраться по ветвям на другое дерево. Мы это попробовали и имели успех, хотя король и поскользнулся было, но все же мы перебрались благополучно, устроились под прикрытием листвы, и нам оставалось только прислушиваться к погоне за нами.

Но вот мы услышали опять их приближение, казалось, что толпа разделилась и шла по обеим сторонам реки; опять шум стал приближаться, послышались резкие крики, лай собак, топот, треск, точно бушевал циклон.

- Я опасаюсь, - начал я, - что отвисшая ветка послужит им указанием на нашу засаду; но я вовсе еще не отчаяваюсь; самое лучшее - употребить время с пользою. Теперь скоро станет смеркаться. Если бы мы могли переплыть реку и опередить их, наняв на несколько часов лошадей с какого-либо пастбища, то мы были бы спасены.

Мы стали спускаться и уже были почти внизу, как нам показалось, что шум погони снова приближается. Мы стали прислушиваться.

- Да. - сказал я, несколько минут спустя, - они возвращаются; но не направляются по пути к дому. Мы опять взберемся на прежнее место и пусть они пройдут мимо нас.

И так, мы взобрались снова на дерево; король прислушивался несколько минут и затем сказал:

- Они нас ищут, я знаю это. Нам лучше всего остаться пока здесь.

Король был прав. Шум, между тем, приближался и король заметил.

- Они разсудили, что мы, не слыша более погони, отправились далее и так как шли пешком, то не могли быть далеко от того места, где мы спрыгнули в воду.

- Да, государь, пожалуй, что это так; я в сильном страхе, а между тем, надеялся на лучший исход.

Шум приближался все более и более и уже передовая часть толпы была под нами по обеим сторонам воды. Голос с другого берега громко скомандовал остановиться и сказал:

- Вероятно, они вскарабкались на дерево с вашей стороны, судя по его отвисшей ветке и не спускались вниз. Пошлите кого нибудь туда.

- Хорошо, пошлем!

Я был крайне доволен своею проницательностью, что мы перешли на другое дерево. Но вы разве не знаете, что есть такия вещи, который побеждают и силу и проницательность. Это может сделать и неловкость и глупость. Самому лучшему борцу в мире нечего бояться другого хорошого бойца; нет, таким людям следует скорее бояться невежд, у которых никогда не было меча в руках; такой невежда не сделает того, что следовало бы сделать; так что сведущий человек не может быть подготовлен ни к чему; невежда сделает именно то, чего не следует делать; часто это сбивает с толку сведущого человека и он погибает на месте. Как я могу со всеми своими дарованиями быть подготовленным к действиям какого-нибудь недальновидного, близорукого клоуна, который взберется к нам на дерево? Действительно, он взобрался на то дерево, на котором мы укрывались преаде и с которого мы перебрались на другое.

Но все же дела приняли серьезный оборот. Мы сидели и ждали, что будет. Поселянин, наконец, с большим трудом влез на дерево, король встал на ноги и совершенно приготовился к обороне; когда показалась голова поселянина, то раздался удар ему по yxy и он полетел вниз. В толпе поднялся шум и крик, она окружила деревья и загородила нам всякое отступление, так что мы очутились пленниками. Тогда был послан другой; наш соединительный мост из ветвей был открыт; охотник взобрался на дерево, которое служило мостом. Король приказал мне разыграть роль Горация и отстоять мост. Враг уже был очень близко от нас; но и его постигла такая же участь, как и первого: взбиравшийся на дерево получал такой удар, что тотчас валился вниз, лишь только достигал цели. Король был в восторге и его радость не имела границ. Он находил, что если нам ничто не воспрепятствует, то мы проведем покойную ночь, так как, придерживаясь такой тактики, мы можем отбиться от всех поселян.

было никакой обороны; во вряд-ли какой-либо из камней мог нас задеть; мы были хорошо прикрыты ветвями и листвою и нас не было видно с такого пункта, откуда можно было бы удобнее прицелиться. Если в течение получаса будут бросать камни, то к нам на помощь явятся сумерки. Мы чувствовали себя вполне удовлетворительно и готовы были улыбаться, даже смеяться.

Но нам этого не удалось; прежде чем они стали бросать камни, которые в течение четверти часа только отскакивали от ветвей, мы почувствовали какой-то запах. Вдохнув его в себя, мы тотчас узнали, что это дым! Наша партия была проиграна! Мы это вполне сознавали. Если дым вас приглашает выйти, то вы непременно это сделаете. Они зажгли сухой хворост и дым поднимался все выше и выше; когда они увидели что густое облако дыма покрыло все дерево, то пришли в неистовый восторг. У меня, однако, хватило силы выговорить:

- Спускайтесь, государь, я последую за вами.

- Следуй за мною, прислонись к одной стороне ствола, а мне оставь другую; мы будем отбиваться до последней крайности.

С этими словами он спустился, а я последовал за ним. Я спустился на землю тотчас после короля; мы соскочили на назначенные места и стали отбиваться изо всех сил; поднялся страшный шум и гвалт; это был настоящий бунт; мы бились в рукопашную как разъяренные звери. Вдруг в толпу въехало несколько всадников и один голос закричал:

- Остановитесь! Или вам не сдобровать!

О, как это приятно было слышать! Тот, кому принадлежал этот голос, был, судя по его одежде, дворянином; он держал себя гордо и видно было, что привык командовать. Толпа отступила назад. Всадник посмотрел на нас критическим взглядом и сердито сказал поселянам:

- Что вам сделали эти люди?

- Это сумасшедшие, милостивый сэр, они явились неизвестно откуда, и...

- Вы не знаете откуда? Вы говорите, что их вовсе не знаете?

- Милостивый сэр, мы говорим сущую правду. Это чужеземцы и их никто не знает в нашем округе; это самые буйные и кровожадные сумасшедшие, каких...

- Молчите! Вы сами не знаете, что говорите. Они вовсе не сумасшсдшие. Кто вы такие? - обратился он п нам. - Откуда вы? Объясните.

- Мы мирные чужеземцы, сэр, - сказал я, - и путешествуем по нашим личным делам. Мы из далекой страны и нас никто здесь не знает. Мы вовсе не имели намерения причинить кому-либо зло; теперь, благодаря вашему вмешательству и заступничеству, мы остались в живых, иначе этот народ убил бы нас. Как вы догадались, сэр, мы вовсе не сумасшедшие, не буйные и не кровожадные.

Благородный всадник обратился к своей свите и сказал совершенно спокойно:

- Загоните этих животных бичем в их конуры.

Толпа мигом разсеялась, а всадники били бичем всех тех, которые направлялись по дороге, вместо того, чтобы прятаться в кусты. Крики, вопли и мольбы мало по малу затихли в отдалении и всадники вернулись обратно. В это время благородный всадник стал разспрашивать нас о разных подробностях, но он ничего не узнал от нас, кроме только того, что мы чужестранцы из далекой земли; конечно, мы разсыпались перед ним в благодарностях за его великодушное заступничество. Когда вернулась вся свита, то благородный всадник сказал одному из своих слуг:

- Приведите вьючных лошадей и посадите на них обоих чужестранцев.

- Слушаю, милорд.

заказав себе ужин, тотчас отправился в свою комнату и мы его больше не видали.

На следующий день утром, во время нашего завтрака, к нам явился главный управляющий милорда и заявил:

- Вы сказали, что вам нужно ехать по той же дороге, как и нам; в виду этого милорд, граф Грип, сделал распоряжение, чтобы вам дать лошадей и вы на них поедете; некоторые из нас будут вас сопровождать до небольшого города Кэмбенет, где уже вы будете вне всякой опасности.

Нам ничего не оставалось более делать, как выразить нашу благодарность и принять предложение. И вот мы ехали по удобной тропинке по шести в партии; из разговоров мы узнали, что лорд Грип был важным лицом в своем округе, лежавшем на разстоянии дневного пути от Кэмбенета. Мы ехали довольно быстро, так что еще до полудня были уже на рыночной площади Кэмбенета. Мы спешились, затем попросили слуг передать от нас благодарность лорду и подошли к собравшейся толпе народа, чтобы посмотреть поближе, чем тут так интересовался народ. Это была остальная партия рабов, тех самых, которых я когда-то встретил по дороге в долину Голинесс. Бедный муж, которого разлучили с молодой женой, умер, точно так же, как и некоторые другие; но к этой партии было прибавлено еще несколько новых рабов. Король нисколько этим не интересовался и стал прогуливаться по площади, а я был совершенно поглощен этим и исполнен сострадания к этим несчастным подонкам человечества. И вот они сидели тут, ли земле, молчаливые, хмурые, с опущенными головами и с страдальческим взглядом. Какой-то болтливый оратор говорил речь другой кучке, собравшейся около него, на разстоянии каких нибудь тридцати шагов от рабов, и восхвалял "нашу славную британскую свободу!"

Я вспылил, совершенно забыв, что был плебей; я помнил только, что был человек. Чего бы это ни стоило, но я также взойду на эстраду и...

Но, ох! Меня и короля сковали вместе по рукам. Это сделали наши спутники, слуги лорда; граф Грип стоял тут же и смотрел на всю эту процедуру. Король пришел в ярость и сказал:

- Что значит такое ужасное обращение?

- Возьмите рабов и продайте их.

Рабов! Это слово звучало как-то ужасно странно. Король встряхнул своими ручными кандалами и силою сломал их; лорд ужасно разгневался на это. На нас наскочило с дюжину слуг и минуту спустя мы стали совершенно безпомощными: нам завязали назад руки. Мы так настойчиво и так серьезно объявляли себя свободными людьми, что возбудили внимание в либеральном ораторе и в окружавшей его толпе; они подошли к нам и оратор сказал:

- Если вы действительно свободные люди, вам нечего бояться - данная Богом свобода в Британии да послужит вам щитом и охраною! (Рукоплескания!) Вы это скоро увидите. Принесите скорее доказательства.

- Какие доказательства?

Ах, тут я только вспомнил! Я пришел в себя, я ничего не сказал. Но король опять разразился сильным гневом:

- Вы полуумные люди. Было бы лучше и справедливее, если бы этот вор и негодяй доказал, что мы не свободные люди!

Как видите, он знал свои собственные законы так же, как знают их другие люди: на словах, но не на деле. Такие люди обыкновенно хватаются за какую-нибудь мысль из этого закона и бывают крайне настойчивы, если это касается их самих. Некоторые поникли головами с видом отчаяния, другие отошли прочь, так как их уже ничего более не интересовало. Оратор же сказал деловым тоном, в котором незаметно было ни малейшого сочувствия:

быть и рабами. Закон говорит совершенно ясно: не нужно доказывать, что вы рабы, но нужно доказать, что вы не рабы.

Но я сказал:

- Дайте нам только время послать в Астолат; или дайте нам послать в Валлэй Голинесс...

- Замолчите, добрый человек, это слишком необычайные требования и вы не можете надеяться, что для вас это сделают. Это займет слишком много времени и будет неудобно для вашего господина...

Я успел во время остановить короля. У нас и без того было много горя; если сказать этим людям наше настоящее звание, то они нас примут за сумасшедших. Нам нельзя было вдаваться в подробности. Граф взял нас и продал на аукционе. Такой же точно адский закон существовал и на нашем юге, более чем тринадцать столетий позднее; в силу такого закона около ста свободных людей, которые не могли доказать, что они свободные люди, были проданы в вечное рабство; но тогда это не произвело на меня особенного впечатления; но когда мне пришлось лично на себе испытать этот закон, то он показался мне положительно адским.

И так, нас продали с аукциона, как обыкновенно продают свиней. В большом городе и на бойком рынке нас продали бы за хорошую цену; но в этом городке был застой торговли и нас продали за такую цену, что я без стыда не могу вспомнить об этом. Король Англии стоил всего семь долларов, а его первый министр - девять; между тем как за короля можно было вполне дать двенадцать долларов, а за меня пятнадцать. Но это всегда так бывает на всяком рынке.

Торговец рабами купил нас обоих, включил в общую цепь рабов, и мы шли позади всех; мы вышли из Кэмбенета в полдень; мне казалось очень странным, что король Англии и его первый министр шли в кандалах, закованные в цепи и порабощенные между такими же рабами и на них, на короля и на его министра, никто не обращал внимания; у отворенных окон сидели праздные мужчины и женщины и никто из них не обратил внимания на короля и даже не сделал ни малейшого замечания.