Прогулка заграницей.
Часть первая.
Глава XII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Прогулка заграницей. Часть первая. Глава XII. (старая орфография)

ГЛАВА XII.

Rathhaus или ратуша оказалась одним из своеобразнейших и живописнейших образчиков средневековой архитектуры. Вход в нее устроен в виде обширного портика, в который ведет каменная лестница, обнесенная массивными перилами и украшенная заржавевшими железными натуральной величины фигурами рыцарей в полном вооружении. Часы, помещающиеся на фронтоне здания, весьма замечательны и занимают немало места. Каждый час на них отбивается позолоченным ангелом на большом колоколе при помощи молота, по окончании боя большая в рост человека фигура Времени поднимает песочные часы и перевертывает их; затем выступают два золотых барана и начинают бодаться, а золоченый петух размахивает крыльями. Но главными фигурами являются два больших ангела, стоящие по обе стороны циферблата с длинными трубами у рта; хотя нам говорили, что из этих труб они издают мелодические звуки по истечении каждого часа, но для нас они не трубили. Позднее мы слышали, что они трубят только ночью, когда город затихает.

В самой ратуше вдоль стен висит множество громадных кабаньих голов, препарированных и утвержденных в медальоны, под каждою головою помещена надпись, гласящая об имени охотника, убившого кабана и о том, сколько столетий прошло со времени этого события. Одно из помещений здания посвящено древним архивам. Здесь нам показали массу весьма древних документов, некоторые из них были подписаны папою, иные Тилли и другими знаменитыми полководцами, а одно письмо было даже подписано самим Гётц фон-Берлихингеном и помечено 1519 годом в Гейльбронне, т. е. относится к тому времени, когда он только-что вышел из своего заключения в Квадратной Башне.

Этот знаменитый рыцарь-разбойник, как оказывается, был искренно и глубоко религиозным человеком, он был гостеприимен, сострадателен к бедным, безстрашен в бою, предприимчив, - словом, представлял энергичный и великодушный характер. Мелкими обидами и оскорблениями он пренебрегал, а большие скоро забывал и прощал, конечно, отколотив предварительно на славу своего обидчика, что рисует его, как человека не злопамятного, качество редкое в те грубые времена. Он всегда был готов вступиться за бедняка и рисковать из-за него своей шеей. Простой народ говорит о нем с любовью и в многочисленных балладах и легендах до сего времени чтит его память. Гётц имел обыкновение выходить по временам на большую дорогу и грабить богатых путников, иногда же из своего укрепленного замка, стоящого на холме на берегу Неккара, он делал набеги на транспорты и проезжающих с товарами купцов. В своих мемуарах он набожно воздает хвалу Подателю всех благ за то, что Он не забывает его в нуждах и предает ему в руки именно те товары, какие ему в данный момент более всего требуются. Он был завзятый рубака и в сражении находил высшее удовольствие. При штурме одной из крепостей Баварии ему оторвало ядром правую руку, когда ему было едва 23 года; при этом он был так увлечен боем, что не сразу заметил свою потерю. Он говорил потом, что железная рука, которую ему сделали взамен оторванной, и с которой он жил еще целых 50 лет, служит ему в битве так же хорошо, как и природная. Я был очень доволен увидеть факсимиле письма, написанного этим славным, старым немецким Робин-Гудом, хотя и не мог прочитать его. Гётц искуснее владел своим мечем, нежели пером.

Мы прошли вниз по течению реки, чтобы взглянуть на Квадратную Башню. Это весьма почтенная и солидная постройка без всяких украшений. Вблизи земли в ней незаметно никаких отверстий. Вероятно, в нее входили при помощи каких-нибудь лестниц.

Затем мы посетили еще главную церковь, любопытное старинное здание с колокольней, имеющей вид башни, и украшенной различными причудливыми фигурами. Внутренность стен церкви была увешана большими медными досками с выгравированными надписями, прославляющими заслуги знаменитых мужей Гейльбронна, живших за два или за три столетия до нашего времени. На тех же досках довольно грубо были изображены портреты как самих знаменитостей, так и всех членов их семейств, разодетых в причудливые костюмы того времени. На всех этих картинах глава семейства сидит на первом плане, а над ним вытягивается целый ряд постепенно уменьшающихся по величине сыновей его; напротив сидят супруга, а над нею соответственный ряд пропорционально уменьшающихся дочерей. Все семейства очень велики, но перспектива плоха.

Затем мы наняли шарабан с лошадью, которая, повидимому, служила еще Гётцу фон-Берлихингену и отправились за несколько миль за город, чтобы посетить место, известное под именем Weibertreu, что, как я полагаю, значит "Верность Жен". Там стоят развалины средневекового феодального замка. Приехавши на место, мы увидели, что замок расположен на вершине круглого холма, высотою около 200 футов и довольно крутого. Солнце пекло невыносимо, и поэтому, несмотря на то, что местоположение было красивое и сильно понравилось нам, мы все-таки решили не взлезать наверх, а, принявши все рассказы на веру, ограничиться осмотром его издалека, пользуясь временем, пока привязанная к ограде лошадь немного отдохнет. К тому же самое место и не имело для нас особого интереса; нас больше привлекала связанная с ним легенда, которая очень нам понравилась; вот она:

"Однажды в средние века два молодых герцога, братья, в одной из войн оказались в противоположных лагерях; один дрался за императора, другой против него. Замок и деревня на вершине холма, о которых я только-что говорил, принадлежали одному из братьев. Во время его отсутствия пришел с своими рыцарями и солдатами другой брат и осадил замок. Осада тянулась долго и была трудная, потому что осажденные защищались упорно и отчаянно. Наконец, запасы у них истощились, и в крепости начал свирепствовать голод, от которого они терпели больше, нежели от снарядов врага. Наконец, осажденные начали поддаваться и изъявили согласие на сдачу, если условия не будут жестоки. Но герцог-начальник был сильно озлоблен долгим сопротивлением противника, и объявил, что пощадит только женщин и детей. Мужчины же все, без исключения, должны погибнуть от меча, а имущество разграблено и уничтожено. Тогда к нему явилась из замка какая-то женщина и умоляла пощадить жизнь её мужа.

" - Нет, - отвечал герцог, - ни один из них не выйдет отсюда живым; вы сами с своими детьми отправитесь в изгнание, но чтобы вы не умерли с голоду, я окажу вам милость и позволю каждой из вас взять столько наиболее для вас драгоценного, сколько вы в состоянии будете снести на себе".

"Когда отворились ворота крепоcти, то из них показалась целая процессия женщин, несших на плечах своих мужей. Осаждающие, пришедшие в ярость от такой штуки, хотели сейчас же умертвить всех мужчин, но им помешал сам герцог, который сказал:

" - Нет, спрячьте свои мечи, слово герцога не может быть нарушено".

Когда мы возвратились в гостинницу, то круглый стол короля Артура был уже готов и накрыт белою скатертью, а старший лакей с своим помощником, одетые во фраки с белыми галстухами, тотчас же подали суп и горячее блюдо.

Мистер X. сам заказывал обед и, когда на стол появилось вино, он взял бутылку, посмотрел на этикет и, повернувшись к важному, меланхолического и, если можно так выразиться, похоронно-торжественного вида, главному лакею, заметил, что это совсем не то вино, какого он требовал. Главный лакей в свою очередь взял бутылку, окинул ее своим грустным взглядом, и ответил:

- Правда; прошу извинить меня. - Затем, повернувшись в своему подчиненному, он тихо сказал:

- Принеси другую этикетку.

лакей тотчас же его и наклеил на прежнюю бутылку; таким образом французское вино претворилось, согласно нашему желанию, в немецкое, а главный лакей, поставив бутылку на стол, спокойно занялся другим делом с таким видом, который ясно показывал, что совершонное им перед нашими глазами чудо не составляет для него ничего особенного.

Мистер X. сознался, что хотя он и раньше знал, что из Европы вывозятся каждый год целые тысячи ярлыков в Америку, где продавцы легко и без особых издержек приготовляют с их помощью для своих потребителей самые разнообразные сорта иностранных вин, но что здешний народ до того честен, что производит этого рода чудеса на глазах публики - этого он не мог и подозревать.

После обеда мы отправились погулять по городу и нашли, что он одинаково интересен как днем, так и при лунном освещении. Улицы очень узки, очень плохо вымощены и без всякого следа тротуаров и настолько велики, что каждый годится под гостинницу; каждый следующий этаж выступает со всех сторон над нижележащим, так что дома постоянно расширяются кверху. Длинные ряды освещенных окон с очень мелким переплетом, за которым виднеются занавесы из тюля с вытканными узорами, и стоящие снаружи вазы с комнатными растениями составляют довольно приятную картину. Луна светила ярко и тени ложились очень резко. Ничего не может быть живописнее этих кривых улиц с их двумя рядами высоких и острых кровельных шпицов, далеко выступающих над зданиями, и как будто вступивших в дружескую между собою беседу, и этой толпы народа, то исчезающого в тени, то появляющагося в полосе лунного света. Все население городка было на улице; все болтали, пели, резвились или же в самых разнообразных, ленивых позах сидели группами у дверей домов.

месте сделана из тяжелых каменных плит. Ватага босоногих ребятишек, освещенных ярким светом луны, весело и шумно качалась на этой даровой качели. Они были не первыми, которые развлекались на этом месте; даже пра-пра-деды их, играя на этих цепях мальчишками, не были первыми. Босые ноги, бегая по каменным плитам, вытерли их на глубину нескольких дюймов, для чего было необходимо, чтобы на этих заржавленных цепях качалось в свое время не мало поколений. В городе везде вы найдете мох и плесень, указывающие на древность этого города, но ничто другое, по моему мнению, не дает вам такого наглядного, осязательного понятия о возрасте Гейльбронна, как эти углубления, выдолбленные ногами на камнях мостовой.