Прогулка заграницей.
Часть первая.
Глава XV. Вниз по реке.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Прогулка заграницей. Часть первая. Глава XV. Вниз по реке. (старая орфография)

ГЛАВА XV.
Вниз по реке.

И мужчины, и женщины, и животные были уже на работе на покрытых росою полях. Нередко, когда наш плот проходил вблизи покрытых травою берегов, к нам перескакивали посетители; они плыли с плотом сотню, другую футов и, поболтав с нами и экипажем, снова переходили на берег, освеженные прогулкой.

Впрочем, к нам являлись только мужчины, женщины были слишком заняты для этого. На континенте женщина исполняет всевозможную работу. Она копает, пашет, жнет и сеет, она носит на своей спине чудовищные тяжести или перевозит их на большое разстояние в тачке; она запрягается в тележку за неимением собаки или коровы и помогает им, если таковые имеются. Возраст не играет здесь никакой роли; наоборот, повидимому, чем женщина старее, тем она сильнее. Обязанности женщин на фермах неисчислимы; она занимается понемногу всем; в городах же, наоборот, женщина имеет более ограниченный круг деятельности - все остальное исполняется мужчинами. Так, в гостинницах на обязанности горничных лежит исключительно приготовление постелей, топка печей в пятидесяти или шестидесяти номерах, заготовление топлива и свечей и таскание безчисленного количества тонн воды во все этажи, в громадных металлических кувшинах, вмещающих фунтов по сту воды за-раз. При этом оне работают не более 18--20 часов в сутки, а если почувствуют необходимость в отдыхе, то всегда могут заняться чисткою полов в комнатах и клозетах, ползая по ним на коленях с тряпкою в руке.

Когда время стало приближаться к полудню и сделалось очень жарко, мы сняли верхнее платье и уселись вряд на краю плота, распустили над головами зонтики и, болтая в воде голыми ногами, продолжали наслаждаться прекрасным пейзажем. Время от времени мы раздевались и, бросившись в воду, плавали около плота. В воде у всякого выдающагося зеленого мыска резвились группы голых детей - мальчики особо от девочек; при чем эти последния всегда находились под материнским надзором какой-нибудь женщины, сидящей в тени под деревом с работою в руках. Мальчики нередко перепылывали к нам на плот, девочки же прерывали свои игры и, стоя по колено в воде, только провожали нас своими невинными глазками. Как-то раз мы внезапно завернули за один из мысов и застали врасплох стройную девочку, лет двенадцати, или около того, только-что вошедшую в воду. Не имея времени, чтобы скрыться, она, тем не менее, не потерялась; схватив ветку от молодой ивы, она пригнула ее к себе и, прикрывая ею свое белое тело, она с невозмутимым спокойствием и большим интересом продолжала в тоже время смотреть на нас. Так простояла она все время, пока плот не унесло течением. Эта девочка была очень мила и со своею веткой так и просилась на картину, которая к тому же не оскорбила бы и скромности самого взыскательного моралиста. Её белое тело эффектно выделялось на фоне яркой зелени ивы (она стояла как раз перед кустом), из-за которой выглядывали любопытные личики и белые плечи двух меньших девочек.

Около полудня мы услышали ожививший нас крик.

- Судно в виду!

- Где судно? - кричит наш капитан.

- На ветре, три румба от носу!

Мы все кинулись в этом направлении, чтобы посмотреть на судно. Оно оказалось винтовым буксирным пароходом, которые впервые были пущены по Неккару в мае. Судно это имело довольно своеобразное устройство. Я часто наблюдал за ним из окон гостинницы и недоумевал, каким образом приводятся оно в движение, не имея, повидимому, ни весел, ни колес. Теперь оно шло мимо нас, взбивая пену, производя самый разнообразный шум и время от времени испуская протяжные, хриплые свистки; на буксире за собой оно вело девять килевых барж, длинною, узкою лентою тянувшихся за ним следом. Мы встретились с ним в узком месте фарватера, в канале между скалистыми дамбами, где едва-едва хватило места, чтобы благополучно разойтись. В то время, как пароход, скрипя и дребезжа, проходил мимо нас, мы открыли секрет его движущей силы. Не винтом и не колесами приводился он в движение против быстрого течения Неккара, но вследствие наматывания длинной цепи. Цепь эта проложена по дну всей реки и закреплена своими концами. Длина её семьдесят миль. Проходя через нос парохода, она обегает через барабан, составляющий часть судового механизма и через отверстие в корме спускается обратно на дно реки. При вращении барабана один конец цени набегает на него, а другой сбегает, и таким образом судно передвигается вдоль цепи. На таких пароходах нет ни носа, ни кормы в обыкновенном значении этого слова и на каждом из концов имеется по рулю с весьма длинным пером. Судно никогда не оборачивается и управляется одновременно обоими рулями, которые сообщают ему вполне достаточную поворотливость при проходе через нескончаемые закругления, несмотря на значительное сопротивление цепи. Я, право, не поверил бы на слово в возможность подобного удивительного устройства; но я видел его в действии и потому знаю, что и такия невероятные вещи могут быть выполнены. Какого еще чуда должны мы теперь ожидать?

Кроме того, мы встречали много барж вверх по реке или на парусах, или же влекомых мулами под аккомпанимент всевозможного сквернословия; последний способ представляет весьма кропотливую и тяжелую работу. Проволочный канат, одним концом закрепленный за верх мачты, другим концом соединяется со сбруей целой вереницы мулов, идущих гусем по бичевнику футах во ста впереди судна. Целому отряду погонщиков при помощи понуканий, ударов и града проклятий с трудом удавалось сообщить судну скорость в две-три мили в час против сильного течения. Неккар с давних времен служил путем сообщения, и это доставляло занятие многим тысячам людей и животных; теперь же, когда встреченный нами буксир при затрате какого-нибудь бушеля угля и при экипаже, состоящем всего из нескольких человек, ведет за собою вверх по течению целых девять барж и при том со скоростью, по крайней мере, вдвое превышающей ту, которая достигается соединенными усилиями целых тридцати человек и того же числа животных, несомненно, что этот старинный промысел быстро придет в упадок. Второй пароход был спущен на Неккаре всего три месяца спустя после первого.

В полдень мы вышли на берег и, купив несколько бутылок пива, заказали себе цыплят, а плот между тем ожидал нас. Когда цыплята поспели, мы тотчас же двинулись в дальнейший путь и поспешили приняться за обед, пока цыплята еще не простыли, а пиво не согрелось. Нет места, более приятного для подобного обеда, как плот, плавно скользящий вниз по извилинам Неккара мимо зеленых лугов и лесистых холмов, мимо дремлющих деревушек и скалистых утесов, увенчанных развалинами башен и зубчатых стен.

эскиз. Капитан утешил меня, сказав, что господин этот несомненно обманщик, имеющий очки, но держащий их в кармане с целью выделиться.

Ниже Гассмерсгейма мы проходили мимо развалин Горнберга, старинного замка, принадлежавшого некогда Гётцу фон-Берлихингену. Замок стоит на очень живописном холме, поднимающемся футов на 200 над уровнем реки, и имеет башню около 75 ф. высоты. Полуразрушенные зубчатые стены замка обвиты виноградом, а внутри ограждаемого ими пространства растут деревья. Крутой склон от подножия стен замка спускается к воде террасами и сплошь покрыт виноградниками, что делает его весьма похожим на обсаженную виноградом мансардную кровлю. Все склоны по обоим берегам реки в этой местности заняты виноградниками, и вся эта область является главною производительницею рейнских вин. Немцы питают особое пристрастие к рейнским винам, которые они разливают в большие, изящные бутылки и считают одним из наилучших напитков. На самом же деле от уксуса оне отличаются только своими этикетками. Холм Горнберга прорезан туннелем и под им будет проходить новая железнодорожная линия.

Пещера привидений.

Милях в двух пониже замка Горнберг, в невысокой скале, находится пещера, в которой, по рассказам нашего капитана, некогда обитала прекрасная наследница Горнберга, фрау Гертруда. Дело происходило около 700 лет тому назад. У нея была масса богатых и благородных ухаживателей, но с обычным для всех героинь романов безразсудством она предпочла незнатного и небогатого юношу, Венцеля фон-Лобенфельд. Тогдашний владелец Горнберга с обычной разсудительностью отцов героинь заточил свою непокорную дочь в одну из своих темниц, или подземелий или кюлверин, вообще в одно из подобных мест, и сказал, что будет ее там держать, пока она не изберет себе мужа из сражался в Святой Земле. Наконец, в одну бурную ночь, не будучи в состоянии выдерживать долее преследований своих богатых искателей, она бежала из темницы, переправилась через реку и скрылась в пещере, лежащей вниз по реке от замка. В поисках за нею отец её обшарил всю соседнюю местность, но не мог открыть даже следов беглянки. Прошло несколько времени, а девушка не находилась; тогда совесть начала мучить старика, и он приказал вывесить везде объявления о том, что если дочь его находится еще в живых, то она может возвратиться в свой дом, так как он, отец её, не будет насиловать её волю и позволяет ей выдти замуж, за кого она сама пожелает. Прошли месяцы и всякая надежда отыскать девушку была потеряна. Тогда старик отказался от обычных прежних развлечений и, посвятив все свое время религиозным упражнениям, стал молить о смерти, как о благодеянии.

Тем временем каждую ночь исчезнувшая девушка ровно в полночь появлялась у входа своей пещеры и, одетая в белое платье, распевала одну и ту же балладу, которую когда-то сочинил для нея крестоносец. Она разсчитывала, что если он вернется когда-нибудь домой, то суеверные крестьяне непременно разскажут ему о привидении, которое поет по ночам в пещере, а когда ему разскажут содержание баллады, то он тотчас догадается, что она еще жива, так как никто кроме них вдвоем, не знает этой песни. Время шло, а вместе с тем рос страх, возбуждаемый привидением пещеры в жителях окрестных местностей. Разсказывали, что всякого кто только имел несчастие услышать это таинственное пение, в скором времени постигало какое-нибудь несчастие, и, наконец все что только ни случалось в окрестности злого, начали приписывать привидению, вследствие чего ни один судовщик не соглашался проплыть ночью мимо этой пещеры, а крестьяне избегали этого места даже и днем.

Тем временем верная своему рыцарю девушка каждую ночь, месяц за месяцем, распевала свою песню и терпеливо ждала избавителя. Прошло пять долгих лет, а жалобные звуки попрежнему разносились каждую полночь над заснувшей землей и заставляли путников покрепче затыкать себе уши и дрожащим голосом читать молитву.

Наконец крестоносец вернулся домой с лицом, загоревшим от солнца и покрытым рубцами, но с громкою славою, которую он собирался сложить к ногам своей возлюбленной. Старый владелец Горнберга принял его, как заслуженный отдых; он сказал, что сердце его разбито навеки и поэтому остаток своей жизни он хочет посвятить на служение человечеству, где и надеется скоро найти смерть и желанное соединение с той, любовь которой приносит ему более чести, чем все его победы на войне.

времени не нашлось еще рыцаря, который отважился бы сразиться с ним, стали просить, чтобы он освободил страну от чудовища. Рыцарь согласился. Между прочим, жители рассказали ему и о пении, но когда он попросил их сообщить ему содержание песни, то они отвечали, что слова этой песни забыты, так как вот уже более четырех лет, как не находится нигде смельчака, который осмелился бы послушать эту песню.

Около полуночи крестоносец сел в лодку и поплыл по течению, взяв с собою свой верный арбалет. Тихо скользит он мимо подернутых туманом деревьев и скал, а глаза его пристально устремлены на группу низких утесов, к которой он приближается. Вот он уже близко и может разсмотреть черное устье пещеры. Что это, не белая ли фигура? Да, это она. Вот зазвучала и разлилась над рекой и лугами обычная грустная песнь. Медленно. поднимает рыцарь свой арбалет, прицеливается и спускает тетиву; с силою несется стрела - фигура, продолжая петь, падает на землю; рыцарь вынимает из своих ушей комки шерсти и узнает свою когда-то сочиненную им балладу но - слишком поздно! О, если бы он только не затыкал ушей шерстью!

Крестоносец снова ушел на войну и вскоре нашел смерть, сражаясь за Крест. Предание гласит, что в течение многих столетий дух несчастной девушки продолжал распевать по ночам у входа пещеры ту же самую балладу, но песня эта не влекла уже за собой проклятия, и что, хотя много являлось охотников услышать эти таинственные звуки, но только немногие успевали в том, потому что песня эта могла быть услышана только тем, кто никогда не изменял. Уверяют, что песня и теперь звучит по ночам попрежнему, хотя в настоящем столетии никто еще не мог похвастаться, что слышал ее.