Прогулка заграницей.
Часть первая.
Глава XXVII.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Прогулка заграницей. Часть первая. Глава XXVII. (старая орфография)

ГЛАВА XXVII.

Вблизи Люцернского Льва находится единственное в своем роде местечко, которое называют здесь "Ледниковым садом"; расположено оно на возвышенности. Четыре или пять лет тому назад работники, копавшие здесь рвы для фундамента какого-то здания, случайно натолкнулись на эти любопытные остатки давно минувших лет. Ученые нашли в них подтверждение своих гипотез относительно ледникового периода, и по настояниям их этот маленький кусочек земли был куплен и навсегда сохранен от возможности быть застроенным. Со всего участка был снят верхний слой почвы, под которым были погребены все следы в виде царапин и рытвин, оставленных когда-то существовавшим на этом месте ледником при медленном, но неудержимом движении его вниз. На протяжении всего этого участка в материковой скале оказались громадные ямы, имеющия форму котла, и образованные вследствие вращения на одном месте больших камней; силою, вращающею эти камни, являются те стремительные потоки, которые существуют в глубине каждого ледника. Камни эти и по сие время лежат в своих котлах, стенки которых, равно как и сами камни, отполированы, как нельзя быть лучше, вследствие долговременного шлифования друг о друга, которому они подвергались в ту отдаленную от наших дней эпоху. Не малая нужна сила для того, чтобы вращать таким образом эти громадные глыбы камня. Вся окрестность в то время имела, вероятно, совершенно иную форму, чем теперь: долины поднялись и сделались холмами, а из холмов образовались долины. Камни, найденные в котлах, несомненно совершили большое путешествие, так как скал подобного рода ближе весьма отдаленного Ронского ледника в окружающей местности не найдено.

В течение нескольких дней мы довольствовались тем, что любовались на голубое Люцернское озеро и на обступившия его со всех сторон горные вершины, покрытые вечным снегом; и нельзя не сознаться, что зрелище этих исполинов безразлично были ли они освещены ярким солнцем или мягким светом луны, одинаково имело в себе какую-то необъяснимую и чарующую прелесть. Наконец, мы порешили, что не дурно бы было прокатиться нам по озеру на пароходе, а затем сделать пешую прогулку на вершину Риги. Поездка на пароходе до Флюслена была восхитительна, чему много способствовала ясная солнечная погода с легким ветерком. Все пассажиры без исключения сидели на скамейках верхней палубы под растянутым тентом; все болтали, смеялись; отовсюду слышались восторженные восклицания по поводу прелестных пейзажей. Поистине прогулка по этому озеру может доставить громадное удовольствие! Горы развертывали пред нами свои нескончаемые красоты. Местами оне поднимались точно прямо из вод озера и своею ужасною массою подавляли наш крошечный пароходик. Горы эти, хотя и не достигали границы вечного снега, однако же, были достаточно высоки и своими вершинами заходили за облака, которые окутывали их как бы покрывалом; горы эти состояли на из голой и безжизненной скалы, но были покрыты зеленью и производили на зрителя приятное и веселое впечатление. Местами оне были настолько круты и обрывисты, что трудно было себе представить, чтобы человек мог ходить по ним, а между тем и на них есть тропинка и швейцарцы ходят каждый день.

Нижняя часть некоторых из гор имеет довольно пологий наклон, подобно громадной крыше над кораблем, стоящем в доке; подъем верхней части гораздо круче и делает впечатление чего-то в роде мансардной кровли. Хороший глаз может иногда различить на такой мансарде какие-то крошечные постройки в роде западни для куниц; и только, хорошо присмотревшись, можно разобрать, что это стоят крестьянския жилища; вот уж, поистине, можно сказать про такое место, что оно на вольном воздухе. А что если крестьянин, расхаживая так, задремлет или ребенок его выскочит как-нибудь за калитку? Не легкую прогулку придется совершить его друзьям с этих заоблачных высот вниз, чтобы разыскать его останки. А все-таки, как привлекательно выглядывают эти воздушные домики! Они так удалены от всех забот и тревог света, и как бы погружены в атмосферу мира и дремоты, что, пожив в них, вряд ли кто захочет перейти на жительство снова на наши равнины.

Мы плыли по одному из красивейших маленьких рукавов озера среди колоссальных зеленых стен, наслаждаясь все новыми и новыми красотами по мере того, как панорама обоих берегов постепенно как бы развертывалась перед ними и исчезала, вследствие кривизны рукава, позади; временами, в виде сюрприза, горы раздавались и перед нами появлялась чудовищная белая громада снеговой горы, как например, отдаленная, но все же доминирующая над всем, Юнгфрау, или другой из гигантов, на целую голову превышавший всю остальную массу не меньших гор. В одну из таких минут, когда я всецело быль погружен в созерцание подобного сюрприза, стараясь навеки запечатлеть его в своей памяти, пока он не исчез еще за поворотом, какой-то молодой, беззаботный голос внезапно оторвал меня от волшебной картины.

- Вы, кажется, американец? Я тоже американец.

Передо мной стоял юноша лет около восемнадцати или девятнадцати, средняго роста, и довольно стройный; лицо его сияло довольством и прямодушием; глаза быстро перебегали с предмета на предмет, но смотрели довольно смело; вздернутый кверху нос как будто бы сторонился от шелковистых небольших усиков, с которыми, верно, он не успел еще познакомиться. Сильно развитые челюсти говорили о хорошем аппетите. На голове у него была соломенная с узкими полями шляпа, с низкой тульею, вокруг которой была обвита широкая голубая лента с вышитым спереди якорем; сюртук с короткой тальей, панталоны, жилет, все было изящно, опрятно и по самой последней моде; на ногах были одеты чулки с красными полосками и кожаные патентованные с низкими задниками башмаки, зашнурованные черною тесьмою; воротничек рубашки сильно открывал шею, повязанную голубой ленточкой; дорогая булавка с бриллиантом, совершенно новые перчатки, длинные рукавчики, зашпиленные большими из оксидированного серебра запонками с изображением головы английского мопса довершали его костюм. В руках у него была элегантная тросточка с набалдашником в виде головы бульдога с красными стеклянными глазами. Под мышкой он держал немецкую грамматику Отто. Волосы были коротко острижены, а по затылку, как я успел заметить, когда он повернулся шел тщательно разобранный пробор. Вынув из щегольского портсигара сигаретку, он вставил ее в мундштук из морской пенки, который он носил при себе в сафьянном футляре, и потянулся за моей сигарой. Когда он закурил, я ответил:

- Да, я американец.

- Я так и

- На "Голсатии".

- А мы на "Батавии Кюнэрд", знаете? Как удалась ваша поездка?

- Погода была порядочно бурная.

- Такая же была и во время нашего перехода. Капитан говорил, что ему редко встречалось видеть более бурную погоду. Вы откуда?

- Из Новой Англии.

- И я также. Я из Нью-Блюмфильда. Вы не один путешествуете?

- Нет, с приятелем.

- А мы так всем семейством. Ужасная скука разъезжать одному, неправда ли?

- Да, довольно скучно.

- Бывали вы здесь раньше?

- Да.

- А я не был еще. Это мое первое путешествие по здешним местам. Но зато мы были повсюду, между прочим, в Париже. Я поступаю в следующем году в Гарвард и теперь все свое время посвящаю изучению немецкого языка. Без него я не могу и поступить. Французский язык я знаю порядочно и не встречал в этом отношении никаких затруднений ни в Париже, ни в других местах, где говорят по-французски.

- В какой гостиннице вы остановились?

- В "Швейцергофе".

- Разве! Но я никогда не встречал вас в приемной. Я, знаете, большую часть времени провожу в приемных, потому что там очень много американцев. Я завел массу знакомств. Я узнаю американца с первого взгляда, сейчас же заговариваю с ним и тут же завожу знакомство. Я очень люблю заводить новые знакошетва, а вы?

- О, без сомнения.

- Они, знаете, вносят разнообразие в такия путешествия. Я никогда не соскучусь в таком путешествии, если есть возможность завести знакомых и поговорить. Но я думаю, что в этих путешествиях очень легко соскучиться, если нельзя завести знакомства и поболтать. Я большой любитель поговорит, а вы?

- Ужасный.

- Не совсем, хотя временами и бывает скучно.

- Вот то-то и есть, вы видите, что необходимо иметь как можно больше знакомых и больше говорить. Это мое правило, которому я всегда и следую; я бываю везде, завожу знакомство со всяким и говорю, говорю без конца и никогда не соскучусь. Были вы уже на Риги?

- Нет.

- Пойдете?

- Думаю, что пойду.

- В какой гостиннице вы остановитесь там?

- Не знаю еще. Разве их несколько?

- Три. Останавливайтесь у Шрейбера. Вы найдете у ними массу американцев. На каком судне переплыли вы через океан?

- "Антверпен".

- Немецкий, вероятно. Будете вы в Женеве?

- Да.

- В какой гостиннице думаете там остановиться.

- В гостинице "l'Ecu de Genève".

- Ни под каким видом. Там ни одного американца! Остановитесь в одной из тех больших гостинниц, что за мостом, оне полны американцами.

- Но я хочу практиковаться в арабском языке.

- Боже правый! Вы говорите по-арабски?

- Да, в достаточной степени, чтобы объясняться.

- Но, чорт возьми, для чего же вам ехать тогда в Женеву, там никто не говорит по-арабски, там все говорят по-французски. В какой гостиннице вы здесь остановились?

- В гостиннице "Pension-Beaurivage".

- Э, вам следовало бы остановиться в "Швейцергофе." Разве вы не знаете, что "Швейцергоф" лучшая гостинница во всей Швейцарии? Загляните-ка в свой Бедекер.

- Знаю, но я полагал, что там, быть может, мало американцев.

"Швейцергоф" просто кишит ими. Я все время провожу там в большой приемной. Я завел там массу знакомых. Не так, впрочем, много, как прежде, теперь там остались одни новички, прежние же почти все повыехали. Вы из какой местности?

- Из Арканзаса.

- Вот как! А я из Новой Англии; Нью-Бляшфильд мой родной город. Я теперь великолепно провожу время, а вы?

- Восхитительно.

- Именно так. Я люблю такое блужданье без определенной цели, обильное новыми знакомствами, когда можно вдоволь поболтать. Я сразу узнаю американца, сейчас же подхожу к нему, заговариваю и завожу знакомство. И мне никогда не надоест такое путешествие, если я могу делать знакомства и поговорить. Я ужасный любитель поговорить, если попадется подходящий человек, а вы?

- А я предпочитаю болтовню всем другим развлечениям.

- Точь в точь, как я. Другие любят взять книгу, усесться с ней и читать, и читать, и читать без конца, или же скитаться повсюду и зевать на все эти озера, горы и тожу подобные вещи, но это не в моем вкусе; нет, сэр, если это им нравится, то и пусть они так поступают; не буду им мешать; но что касается меня, то я люблю поболтать. Были вы на Риги?

- Был.

- В какой гостиннице вы там останавливались?

- У Шрейбера.

- Прекрасная гостинница, я тоже у него останавливался. Полна американцами, не правда ли? И это всегда так, всегда так! Это всем известно. На каком судне перешли вы через океан?

- На пароходе "Париж".

- Французская компания, вероятно! Какая погода... Виноват, на одну только минуту - вон стоят еще американцы, которых я еще ни разу не видел.

И он ушел. Ушел совершенно невредим. Меня ужасно подмывало загарпунить его в спину своим альпенштоком и я уже поднял оружие, но потом раздумал; я почувствовал, что у меня не хватает духу убить такого жизнерадостного, невинного и добродушного болвана.

Полчаса спустя, я вдел на скамейке и с живейшим интересом разсматривал громадную глыбу, мимо которой мы плыли - глыбу, в виде чудовищной пирамиды в восемьдесят футов величиною, оформленную не человеком, а великою, свободною рукою природы, десятки миллионов лет назад заготовившею этот монолит для человека, который окажется достойным этого памятника. Такой избранник, наконец, найден, и на скале на передней её поверхности громадными буквами начертано имя Шиллера. Весьма замечательно, что памятник этот ничем еще не осквернен и не поруган. Разсказывают, что года два тому назад нашелся какой-то чужестранец, который помощью веревок и доски спустился с вершины скалы и по всей лицевой её стороне буквами еще большими тех, которыми написано имя Шиллера, вывел синею краскою следующия слова:

"Испробуйте Созодонть".

"Покупайте Солнечный Печной Лак".

"Испытайте Бензалин".

Он был арестован и оказался американцем. Во время разбирательства дела судья сказал ему:

самого Творца её, если только это может прибавить хоть одну копейку в его кармане. Но здесь на такие поступки смотрят иначе. Так как вы иностранец, и кроме того невежественны, то я налагаю на вас легкое взыскание; если бы вы были здешним уроженцем, то я поступил бы с вами гораздо строже. Слушайте же и повинуйтесь. Немедленно вы должны уничтожить на памятнике Шиллера все следы вашего оскорбительного поступка; вы заплатите десять тысяч франков штрафу; на два года вы будете отданы в принудительные работы; затем вас следовало бы наказать плетью, осмолить и посыпать перьями, отрезать вам уши, и, выведя на границу кантона, изгнать навсегда из его пределов. Последния тяжкия наказания не будут применены к вам, не из снисхождения лично к вам, но к той великой республике, которая имеет несчастие быть вашим отечеством.

Пароходные скамейки были составлены в два ряда спинками друг к другу так близко, что волосы на моем затылке почти касались волос двух дам, сидевших сзади меня. Вдруг я услышал, что с ними заговорил кто-то из подошедших, при чем я подслушал следующий разговор:

- Вы, кажется, американки? - Я тоже американец.

- Да, мы американки.

- Я так и знал, - я всегда узнаю американцев. На каком судне прибыли вы в Европу?

- На "Честере".

- А, знаю. А мы приехали на "Батавии Кюнэрд"; знаете? Благополучно ли совершили свой переезд?

- Вполне благополучно.

- Как вы счастливы! Во время нашего перехода погода была очень бурная. Капитан говорил, что никогда еще не видал более скверной погоды. Вы из какой местности?

- Нью-Джерси.

- И я также. Впрочем, нет, я не то хотел сказать; я из Новой Англии. Моя родина Нью-Блюмфильд. Это ваши дети? - Принадлежат они вам обеим?

- Нет, только одной из нас; это мои дети; моя приятельница не замужем.

- Девица, значит? Я тоже не женат. Вы путешествуете одне?

- Нет, с нами едет мой муж.

- А мы путешествуем всем семейством. Ужасная скука ездить одному - не правда ли?

- Полагаю, что да.

- А вон опять показалась гора Пилата. Она названа по Понтию Пилату, который, знаете, стрелял в яблоко, положенное на голове и Вильгельма Теля. В путеводителях все об этом сказано. Сам-то я не читал, но мне рассказывал один американец. Я никогда не читаю в таких путешествиях, когда можно и без того приятно провести время. Видели вы когда-нибудь ту часовню, где Вильгельм Тель обыкновенно проповедывал?

- Я даже и не знала, что он когда-либо проповедывал здесь.

- О какже, проповедывал. Тот же американец мне и говорил. Он ни на минуту не закрывает своего путеводителя. Об этом озере он больше знает, чем сами рыбы, которые живут в нем. Часовня эта так и называется, часовнею Теля - вы можете спросить у кого угодно. Бывали вы когда-нибудь здесь прежде?

- Да.

- А я не был. Это моя первая поездка. Но зато мы бывали в Париже и в других местах. В будущем году я поступаю в Гарвард, а теперь все время изучаю немецкий язык. Пока не изучу его, нельзя и поступить. Это у меня грамматика Отто; лучшая книга, чтобы изучить все эти "ich habe gehabt haben". Но, правду говоря, я совсем не могу заниматься во время таких шатаний с места на место. Если мне и придет охота позаняться, то и то я больше старое повторяю: ich habe gehabt, du hast gehabt, er hat gehabt, wir haben gehabt, ihr habet gehabt, sie haben gehabt, что сейчас же подействует на меня, знаете, усыпительно, и я опять дня три не беру книги в руки. Этот немецкий язык ужасно скверно действует на мозг; необходимо заниматься им понемногу, иначе голова пойдет кругом и все в ней так спутается, точно там масло сбивали. Вот французский язык совершенно другое; при изучении его не может быть ничего подобного; с ним у меня не больше хлопот, чем у гуляющого с попавшейся ему сорокой. Все эти j'ai, tuas, на и так далее, я также легко запоминаю, как a, b, c. Я отлично обходился и

- В "Швейцергофе".

- Быть не может! Я ни разу не видал вас в большой гостиной. а я провожу в ней большую часть времени, так как там можно встретить очень много американцев. Я делал массу знакомств... Были вы уже на Риги?

- Нет.

- Пойдете?

- Думаем идти.

- В какой гостиннице думаете вы там остановиться.

- Не знаю еще.

- Остановитесь у Шрейбера, там масса американцев. На каком корабле перешли вы через океан?

- На "Честере".

- Да.

- Где вы там остановитесь?

- Мы думаем остановиться в пансионе.

- Не думаю, чтобы вам там понравилось; в пансионе весьма мало американцев. А здесь где вы остановились?

- В "Швейцергофе."

развлечения в подобной поездке; вы согласны со мной?

- Да, иногда.

- Пока я могу говорить, я никогда не соскучусь, вероятно тo же самое применимо и к вам?

- Вообще говоря, да. Но бывают и исключения из этого правила.

- Ну, понятно. Я и сам не со всяким в состоянии говорить. Чуть кто начнет бесконечную рацею о видах, истории или живописи или о других подобных-же скучных вещах, я сейчас же навостряю лыжи. "До свидания, говорю, мне надо идти, надеюсь еще увидеться с вами", - и сейчас же ухожу. Вы из какой меетноcти?

- Нет еще.

- И я также. Но тот же американец, который рассказывал мне о горе Пилата, говорил, что этот лев замечательнейшая вещь. Длина его целых 28 фут. Это кажется невероятным, но, тем не менее, он это утверждает. Он видел его вчера и говорит, что он тогда умирал; полагаю, что теперь он уже умер. Но это ничему не мешает, вероятно, из него сделают чучелу. Это ваши дети, или же вашей спутницы?

- Мои.

о том. В какой гостиннице вы... нет, вы уже говорили мне. Позвольте спросить... э... а, какая погода... нет, мы уже говорили поэтому поводу. Э, э... кажется, мы говорили уже обо всем. Bonjour - весьма счастлив познакомиться с вами, mesdames. Guten Tag.