Прогулка заграницей.
Часть первая.
Глава XXX.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Прогулка заграницей. Часть первая. Глава XXX. (старая орфография)

ГЛАВА XXX.

Еще час езды на пароходе, и мы опять в Люцерне. Полагая, что человек, предпринявший по Европе прогулку пешком, должен прежде всего заботиться о своих силах, я счел за лучшее сейчас же лечь в постель и отдыхать, по крайней мере, в течение нескольких дней.

Просматривая по карте предполагаемый дальнейший маршрут, я заметил, что он не захватывает ни проходы Фурка, ни Ронского ледника, ни Финстерааргорна, ни Веттергорна, ни многих других пунктов. Я немедленно справился с путеводителем о степени их достопримечательности; оказалось, что все они замечательны, и даже очень. И в самом деле, без них прогулка по Европе не была бы полною, законченной. Обстоятельство это заставило меня принять решение ознакомиться с ними; я ничего не позволяю себе делать наполовину, чтобы только сбыть с рук.

Пригласив своего агента, я приказал ему тотчас же отправиться и произвести тщательное исследование всех вышеозначенных пунктов и доставить мне письменный отчет о всем виденном, отчет, который бы я мог поместить в свою книгу. Я предложил ему ехать не медля в Госпенталь и сделать это местечко операционным базисом для пешеходных экскурсий, доводя эти последния до водопада Гисбаха, откуда ему можно будет вернуться обратно в дилижансе или же на мулах. Я сказал, чтобы он не забыл взять с собой курьера.

На последнее он не соглашался и, говоря правду, имел полное основание, так как готовился ехать в места дикия и неизследованные. Но я, полагая, что если не теперь, то впоследствии, ему придется путешествовать и с курьером и что гораздо лучше, если он познакомится заблаговременно со всеми заботами и неприятностями путешествий с курьером, настаивал на своем желании. Я утешал его, говоря, что все хлопоты, задержки и неприятности, какие ему доставит присутствие курьера, с избытком будут вознаграждены тем видом порядочности, который придается курьером, и что я хочу, чтобы мое путешествие было как можно солиднее.

Курьер был нанят, костюмы для путешествия по горам куплены, и экспедиция пустилась в путь. Неделю спустя, издержав кучу денег, они вернулись, и Гаррис вручил мне следующий оффициальный отчет

О путешествии в область Фурка г. агента Гарриса.

Около семи часов утра при вполне благоприятной погоде мы выступили из Госпенталя и часа через четыре были уже около maison'а на Фурке. Недостаток разнообразия в пейзаже от самого Госпенталя делал наше kahkanponeeka несколько утомительным, но мы не теряли мужества: всякий, кто в первый раз в жизни готовится увидеть царя Оберланда, ужасного Финстерааргорна, должен считать себя вполне recompensé за свою усталость. Еще одно усилие, еще одно последнее pas, и мы стоим на высшей точке Фурка; как раз перед нами, в hapow не более 15-ти миль, смело рисовался этот горный великан, далеко к голубому небу простирающий свою изсеченную пропастями и занесенную снегом вершину. Горы, стоящия по обеим сторонам прохода, образуют что-то вроде рамы для своего могучого властелина; оне расположились таким образом, что с этого bong-а-bong'а ничего другого не видно; ничто постороннее не отвлекает вашего внимания от величавого Финстерааргорна и подчиненных ему горных масс, образующих как бы фундамент для главного пика.

В сопровождении еще нескольких туристов, тоже направлявшихся к Гримзелю, образовав большую xhvloj, мы спускались по steg'у, которая змеилась по склону горы в направлении к Ронскому леднику. Скоро, однако же, мы оставили тропу и перешли на лед. Поблуждав un peu среди расщелин, насладившись сказочною красотою этих глубоких голубых ледяных пещер и наслушавшись шума, который производит вода, бегущая по каналам, проточенным ею в массе ледника, мы направились de l'autre coté и благополучно перешли поперек всего ледника немного повыше той пещеры, из которой новорожденная Рона впервые выбегает на свет Божий из под ледяных сводов. Пройдя вниз около полмили, мы принялись карабкаться по цветущим склонам Мейенванда. Кто-то из нашей маленькой партии предложил совершить весь подъем за-раз, не отдыхая, но die Hitze была так велика, что мы были совершенно измучены и в изнеможении опустились на землю и растянулись во всю длину под тенью громадного Gestein.

Отдохнув, мы тронулись дальше, но подъем по этим чрезвычайно крупным bolwoggoly был так утомителен, что заставлял нас часто останавливаться для отдыха. Наконец мы достигли озера Мертвеца, лежащого у подножия Зидельгорна. Пустынный и тихий уголок этот послужил местом успокоения воинов, погибших в кровавой battue французов с австрийцами; единственно, что напоминало здесь о человеке, это длинная линия белых, изъеденных непогодою каменных столбов, поставленных для обозначения направления прохода во время зимних owdawakk. Недалеко от этого пункта узкая тропинка, по которой мы шли, выходит на более широкую дорогу, соединяющую Гримасель с главным Ронским schnawp'ом, дорога эта довольно хороша, хотя и проложена чрез ужасные les pierres, и спускается вниз на самый берег маленького swosh-swosh, почти омывающого стены Гримсельской гостинницы. Прибыв сюда почти в четыре часа дня, мы решили посвятить остаток дня отдыху; чтобы освежиться после понесенных трудов, большинство de notre partie выкупалось в кристальных водах озера, питаемого холодною водою ледниковых источников.

На другой день после полудня мы снова тронулись в путь и стали подниматься вверх по Унтераарскому леднику, намереваясь во что бы то ни стало дойти до той Hutte, которая обыкновенно, служит местом ночлега всем туристам, направляющимся в Гриндельнальд через Штралекский проход. С трудом подвигались мы по ужасным грудам камня и всякого débris, которые обыкновенно покрывают le pied каждого Gletscher'а; будучи почти в трех часах пути от Грилцеля, мы собирались уже повернуть вправо, чтобы начат восхождение на те скалы, на вершине которых стоит упомянутая выше хижина, как вдруг, облака, давно уже имевшия весьма подозрительный вид, внезапно спустились и, подвигаясь со стороны Финстерааргорна, окутали нас со всех сторон и разрешилась целым потоком haboolong'а и града. К счастию, мы находились по близости чудовищного ледникового стола; это была громадная каменная глыба, лежащая на ледяном пьедестале; под этим столом оказалось достаточно места, чтобы заползти туда нам вместе и найти gowkarak от непогоды. Ручей puckittypakk проложил себе ложе как раз у самого подножия, так что обе наши Fusse не помещались между пьедесталом стола и ручьем, вследствие чего нам пришлось стоять, разставивши ноги. Так как Wasser быстро прибывала, то, чтобы взобраться повыше, мы стали выдалбливать в отвесной стене пьедестала ступени для ног; к тому же работа эта помогала нам согреться. Буря сопровождалась чрезвычайно холодным bzzzzzzzz-eeeee, что делало наше положение еще более неприятным; в довершение всего раздался ужасный удар yokky, точно под самым нашим ухом выстрелило громкое орудие, а die Blitze сверкнула, казалось, как раз посреди нас; эффект был поразителен; но тотчас же внимание наше было отвлечено оглушительным эхо, которое точно перекатывалось из стороны в сторону среди ужасных гор, окружавших нас со всех сторон. Последовало еще несколько ударов, но ни один не был так силен и не разразился так близко от нас, как первый. Просидев еще demi-час в своей ледяной тюрьме, мы рискнули, наконец, выползти на вольный воздух и пустились дальше, несмотря на haboolong, который хотя и уменьшился, но все-таки успел промочить нас до нитки, пока мы добрались до гостинницы.

Гримзель поистине замечательное местечко; расположенный как бы на дне громадного кратера, стены которого составляют чрезвычайно дикого вида Gebierge - голые скалы, на которых не растет даже сосна, где жалкое стадечко gmwkwllolp с трудом отыскивает себе пропитание, он кажется неминуемо должен быть не отваживаются посещать ее в это время года, снег ударяет с такою силою в стены, что, по словам двух сторожей, живущих здесь постоянно, все здание сотрясается иногда до самого фундамента, несмотря на то, что стены его имеют толщину в четыре фута и снаружи защищены еще чем-то вроде железных снеголомов.

На следующее утро, несмотря на плохую hogglebumgullup, мы выступили в путь. Мы шли не более получаса, как der Regen до того усилился, что нам пришлось искать защиты под выступом скалы. Однако же, мы были мокрые, и стоять в каком виде нам показалось то же не особенно-то agréable, так что скоро мы двинулись дальше по направлению к Гондеку, утешая себя тем, что вследствие высокой воды в шумевшем около нас Ааре мы увидим знаменитый Wasserfall en grande perfection, и мы не были nappersocket в своих ожиданиях; громадная масса вод с яростным ревом низвергалась в бездну глубиною около 250 футов, деревья, цепляющияся по крутизне обрыва, сгибались под напором урагана, возбужденного падением воды; небольшая в обыкновенное время струйка, текущая отдельно от главного водопада и сливающаяся с ним под прямым углом, обратилась теперь в стремительный и свирепый поток. Сила, с ücklicheweise солнце выглянуло из-за туч и осветило всю картину, внезапно появилась роскошная радуга и перекинулась с берега на берег через все ущелье.

Зайдя в châlet, стоящее несколько выше водопада, мы узнали, что die Brücke около Гуттанена снесен водою и сообщение на некоторое время прекращено. Die ganze Stunde сидели мы здесь, пока несколько voyageurs'ов, шедших из Мейрингена, не сказали нам, что мост хотя и поврежден немного, aber, что при проходе по нем, затруднения мы не встретили. Прибывпий на место, мы увидели, что все повреждение состоит только в том, что вода сорвала и унесла несколько досок; быть может, это причинило бы затруднения для прохода мулов, но никак не могло остановить mmbglx, как как незамощенное место настолько узко, что его легко перескочить. Я подозреваю, что вся эта история о снесенном мосте не что иное, как обман, с целью заставлть нас slouwwk и пить в Гандекской таверне. Когда мы были вблизи Гуттанена, haboolong, к великому нашему удовольствию прекратилась, и мы успели даже немного просохнуть, пока добрались до Рейхенбаха, wo и остались ночевать и подкрепили свои силы хорошим dоner в Hôtel des Alpes.

На следующее утро мы отправились в Розенгау, в этот beau idéal швейцарской природы, где и провели всю середину дня в экскурсиях по леднику. Невозможно описать красоту пещер, которые образуются вследствие непрерывного движения ледникового льда мимо выступов и углублений скалистых берегов; пещеры эти освещены каким-то голубым светом, проникающим в них снаружи сквозь толщу льда. Несколько ступеней, вырубленных в whoopjamboreehoo позволили нам довольно удобно спуститься в одну из таких пустот, где мы не могли оторвать глаз от одного из прекраснейших явлений в природе. Вся поверхность ледника покрыта безчисленным множеством трещин того же самого интенсивно-голубого цвета. По берегам ледника, в разстоянии всего нескольких ярдов от льда, роскошно и в изобилии росли Erdbeeren.

Гостинница стояла в charmante place, почти у самого coté de la rivière, той самой, которая немного ниже образует водопад Рейхенбах; прекрасные сосны и стройный силуэт отдаленного Вельгорна дополняют величественную bopple. После полудня мы направились в Гриндельвальд через Большой Шейдок, а по дороге заодно уже сделали визит Верхнему леднику; скоро, однако же, нас захватила снова hogglebum gallup, так что в гостинницу мы явились in solche положении, что потребовалось пустить в ход весь запасный гардероб хозяина.

но мы разсчитывали найти в верхних областях das gute Wetter; однако же, дождь, почти прекратившийся, начался снова, при чем и температура по мере восхождения все падала и падала. Мы сделали уже две трети дороги, как дождь сменился gnillic, а туман сгустился настолько, что мы едва могли различать друг друга на разстоянии каких-нибудь двадцати роороо; к тому же мы с большим трудом находили дорогу среди неровной пересеченной местности, покрытой толстым слоем снега. Дрожа от холода, мы воротились назад и переменили мокрое насквозь платье; скоро мы отправились по своим постелям и сладко заснули под вой ветра, свирепствовавшого autourde la maison; проснувшись, я увидел, что в комнате совершенно темно и даже в окнах не видно свету; поэтому я снова заснул, но через час или два я проснулся опять и встал с постели, несмотря на то, что в окнах еле-еле брежжил свет.

Подойдя к окну, я отворил его, что удалось мне с трудом, так, как оно сильно промерзло и было завалено массой gnillic'а.

С крыши свешивались громадные ледяные сосульки и все вокруг выглядело совершенно по зимнему, вид на окружающия горы был так хорош, что я не чувствовал ни малейшого желания вернуться в постель. Снег, скопившийся sur la fenêtre, производил в комнате такую Finsterniss oder der Dunkelheit, что, отворив окно, я был очень удивлен, увидав, что на дворе достаточно уже светло и что balragoomah, очевидно, скоро взойдет. На небе виднелись еще только самые яркия из les étoiles; над ними не было ни одной тучи, и только в долине, лежащей на несколько тысяч фут ниже, клубился легкий туман, окутывавший подошву гор и делавший картину еще более очаровательною. Быстро одевшись, мы вышли из домика и, в ожидании разсвета, погрузились в созерцание грандиозной панорамы Оберланда, которой мы любовались в первый раз, так как накануне вечером она была скрыта от нас непроницаемой завесой тумана и мрака. "Kapangwakko songwashee Kum Wetterhoru snawpo!" вскричал кто-то из нас в тот момент, когда вершина этого великана загорелась под первым лучем восходящого солнца; прошло еще несколько мгновений и вспыхнула двойная вершина Шрекгорна, за ней еще и еще; горы, казалось, оживали, и скоро от Веттергорна на востоке и до Вильдштрубеля на западе длинным рядом горели огни на этих величественных алтарях. Было очень wlgw; хижина, в которой мы ночевали, была едва distinguée из сугробов снега, выпавшого на глубину около flirk в течение вчерашняго вечера; поэтому мы были даже очень рады, когда оказалось, что путь en bas к водопаду Гнебаху чрезвычайно тяжел: это помогло нам согреться; около водопада мы нашли климат более теплый. В Гриндельнальде накануне термометр в полдень показывал на солнце не менее 100° Фаренгейта, а вечером, судя по образовавшимся ледяным сосулькам и состоянию окон, было не менее двенадцати dingblatter морозу; следовательно, колебание температуры за короткий промежуток времени в несколько часов достигает 80°.

* * *

Я сказал:

- Отлично, Гаррис; отчет ваш чрезвычайно сжат, краток, выразителен и написан весьма хорошим языком; описания ваши живы и безъискусственны; отчет ваш, можно сказать, бьет прямо в-точку, и вообще, это превосходнейший документ во многих отношениях. Но у него есть один недостаток: это его научность; он черезчур уже научен. Что значит "dingblatter"?

"градус" на языке Фиджи.

- Стало быть, вы знаете и соответственное английское слово?

- Конечно.

- Что значит gnillic?

- По-эскимосски это значит "снег".

- Конечно; что за вопрос?

- А это что за "mmbglx" такой?

- Пешеход - по-зулусски.

- Стройный силуэт отдаленного Вельгорна дополняет величественную bopple. Что значит "bopple"?

- Schnawp?

- Долина. Тоже чоктавское слово.

- Что значиг, bolwoggoly?

- Холм - по-китайски.

- Восхождение, подъем, по-чоктавски.

- Скоро, однако же, нас снова захватила hogglebumgullup. Что это за hogglebnmgullup?

- Китайское слово; значит "погода".

- Но разве hogglebumgullup лучше соответственного английского слова? Быть может, оно более выразительно?

- А dingbeatter и gnillic, а bopple, а schnawp - они чем-нибудь лучше английских слов того же значения?

- Нет, значение их то же, что и соответственных английских.

- Так зачем же вы употребили их? Зачем же вы поместили всю эту китайскую, чоктовскую, зулусскую и прочую ерунду?

- Потому что по-французски я знаю всего какую-нибудь пару, другую слов, а по-латыни и гречески я и совсем ничего не знаю.

- А чтобы скрасить отчет. Все так делают.

- Кто эти "все"?

- Да всякий, кто пишет красиво.

- По моему, вы ошибаетесь. Когда настоящий ученый, - продолжал я поучать своего агента, - пишет для других таких же ученых, то он может употреблять столько ученых слов и выражений, сколько ему заблагоразсудится - его читатели поймут их; но когда человек пишет для простых смертных, то он не имеет права испещрять свою книгу иностранными словами, не прилагая при том их перевода. По отношению к большинству читателей это не что иное, как наглость, это все равно, что грубо сказать ему: "делайте перевод сами, если можете: книга эта не для невежд писана". Правда, есть люди, которые настолько хорошо знакомы с иностранными языками и так привыкли употреблять их в повседневной жизни, что совершенно безсознательно пользуются ими и при своих работах на английском языке, и в таком случае они по большей части забывают объяснит их значение. Такое поведение является жестокостью по отношению к девяти десятым из общого числа читателей подобного писателя. Какое же писатель может представить для себя извинение? Если он скажет, что прибегает к помощи иностранного языка только в тех случаях, когда не в состоянии выразить по-английски какого-нибудь тонкого, неуловимого оттенка, то надо заключить, что наилучшия места в его сочинении понятны только какой-нибудь одной десятой его читателей; тогда пусть же он и предупредит остальную публику, чтобы она не покупала его книги. Какое бы ни было это оправдание, но все-таки оно оправдание. Но есть и другой сорт людей, как "вы", например: люди эти знают на иностранном языке какую-нибудь пару, другую слов или несколько несчастных отрывков фраз, понадерганных ими с грехом пополам из словаря, и тем не менее претендуют на знание этого языка и испещряют свои писания различными иностранными словечками, какое же оправдание могут найти эти-то люди? Все иностранные слова и "украшают свои страницы", если вместо улицы скажут die Strasse, а вместо железнодорожная станция - Bahnhof и тому подобное; вы хотите щегольнуть этими лохмотьями перед своим читателем, воображая, что он настолько глуп, что так сейчас и поверит вашей учености. Я напечатаю вам отчет так, как он есть, потому что и вы имеете, конечно, такое же право "украшать свои страницы" всеми этими зулусскими, китайскими, чоктавскими словечками и прочею ерундою, как и остальная ваша братия, пользующаяся целой дюжиной иностранных языков, из которых они едва ли знают азбуку.

Когда зазевавшийся паук попадет на раскаленную до красна плиту, то сначала он выказывает дикое изумление, а потом скорчивается. То же самое случилось и с ничего не подозревавшим агентом под действием моих резких слов. Когда меня разсердят, то и я могу быть достаточно грубым.