Прогулка заграницей.
Часть вторая.
Глава X.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Прогулка заграницей. Часть вторая. Глава X. (старая орфография)

ГЛАВА X.

Теперь я не такой невежда но части движения ледника, каким я был в то время, когда совершал экскурсию на Горнеровский ледник. С той поры я успел прочитать кое-что. Я знаю, что эти громадные массы льда не всегда двигаются с одинаковою скоростью: тогда как Горнеровский ледник проходит в день несколько менее дюйма, Унтераарский ледник делает за то же время целых восемь дюймов, а скорость некоторых других ледников доходит до 12, 16 и даже 20 дюймов в день. Какой-то из наблюдателей говорит, что самый медленный из ледников проходит 25 футов в год, а самый быстрый 400 футов.

Что такое ледник? Часто говорят, что он походит на замерзшую реку, прорывшую себе русло на дне извилистого ущелья между горами. Но такое определение не дает никакого понятия о его мощности, так как толщина ледников достигает иногда 600 футов, а мы совсем не привыкли к таким рекам, которые бы имели 600 футовую глубину; глубина наших рек бывает от 20 до 50 футов; мы совсем неспособны представить себе ледяную реку в 600 футов глубины.

Поверхность ледника никогда не бывает гладкая и ровная, а представляет ряд глубоких впадин, перемежающихся с высокими выпуклостями, подобно рядам волн; иногда же вся поверхность кажется каким-то сильно взволнованным морем, волны которого замерзли в момент наибольшей ярости; кроме того, ледник не представляет из себя одной сплошной массы льда: это река, на поверхности которой находится множество трещин и разселин, иногда узких, иногда чрезвычайно широких, где нашло себе могилу немало путников, которые имели несчастие поскользнуться или сделать один неверный шаг. Бывали случаи, что таких провалившихся в трещину вытаскивали живыми, но это случалось только тогда, когда провалявшийся почему-либо задерживался невдалеке от поверхности и не попадал в самые недра; в противном случае холод этой громадной массы льда быстро производил какое-то онемение, безразлично был ли человек ранен или нет. Трещины эти не идут отвесно вниз; редко когда глаз может проникнуть в нее более, как на глубину 20--40 футов; поэтому при всяком несчастии всегда есть надежда, что упавший, быть может, задержался где-нибудь недалеко от поверхности; однако же, в большинстве случаев разсчеты эти не оправдываются.

В 1864 г. одна партия туристов, спускаясь с Монблана и проходя по самому значительному леднику этой области, связалась друг с другом, как это принято, общею веревкою; один из носильщиков, молодой человек, отвязался от веревки и хотел перейти через снеговой мост, перекинутый над трещиной. Мост этот с треском подломился и носильщик исчез. Спутники его не могли знать, как далеко он провалился; оставалась надежда на возможность спасти несчастного. Один из проводников, храбрый юноша, по имени Мишель Пано, вызвался помочь товарищу.

К кожаному поясу его привязали две веревки, за которые и начали его спускать в трещину. В руках у него находился конец третьей веревки, которая предназначалась для того, чтобы с ней привязать упавшого в случае, если он будет найден. Спускаясь все ниже и ниже между двумя чистыми голубыми стенами плотного льда, он доcтиг закривления трещины и исчез за ним. Опускание продолжалось; спустившись в эту бездонную могилу на глубину 80 футов, он прошел через другое закругление, после чего спускался на протяжении следующих 80-ти фут между почти отвесными стенками. Будучи, таким образок, на глубине 160 футов под поверхностью ледника, сквозь глубокий сумрак, он успел разсмотреть, что трещина делает опять поворот и крутым склоном уходит в неведомую глубину и теряется во мраке. Что, если бы лопнул его кожаный пояс, в какую бы бездну свалился бы он! Между тем пояс так сильно сдавливал неустрашимого юношу, что он почти задыхался; он стал кричать своим друзьям, чтобы его тащили наверх, но те его не могли слышать и опускали все глубже и глубже. Тогда с силою, на какую он только был способен, принялся он дергать за веревку, конец которой у него был в руках; тогда сигнал его был понят, и товарищи вытащили его из ледяных объятий смерти.

Затем они привязали бичевку к бутылке и спустили ее на глубину 200 футов, но дна не достигли. Бутылка вернулась покрытая льдом - очевидное доказательство, что если даже несчастный носильщик и достиг дна, не переломав себе костей, то тем не менее его должна постигнуть быстрая смерть от холода.

Каждый ледник есть не что иное, как громадный безостановочно двигающийся вперед рубанок. Он толкает перед собой громадную массу обломков, которые громоздятся друг на друга и располагаются поперек устья ледника подобно длинной могиле или длинной остроконечной кровли. Эти скопления осколков называются мореною. Кроме этой, конечной морены, ледник имеет еще боковые, которые тянутся по обе стороны его.

Как ни внушительны современные ледники, но они ничто в сравнении с теми, какие существовали в прежния времена. М-р Вайнер говорит, например:

"Некогда в весьма отдаленные времена долина Аоста была занята громадным ледником, который наполнял ее из конца в конец, от Монблана до равнины Пьемонта, где находилось его устье, которое почти не передвигалось в течение нескольких веков и оставило после себя громадные массы всяких обломков. Длина этого ледника превышала 80 миль, а ложе его имело в ширину от 25 до 35 миль и было округлено наивысшими горами Альпов. Громадные пики, на много тысяч футов поднимавшиеся над уровнем ледника, разрушаясь постепенно, от действия солнечной теплоты и мороза, покрыли его поверхность множеством угловатых обломков, из которых и состоят в настоящее время громадные скопления щебня Иврийских морен.

"Морены около Иврии достигают чрезвычайных размеров. Так бывшая некогда у левого берега ледника имеет около тринадцати миль длины и в некоторых местах поднимается на высоту двух тысяч ста тридцати футов над поверхностью долины. Конечные морены (те, которые ледник толкает перед собой) занимают собою что~то около 20 квадратных миль. При устье долины Аоста толщина ледника должна была быть, по крайней мере, в две тысячи футов, а ширина его в том же месте пять с четвертью миль".

Трудно даже представить себе подобную массу льда. Если бы отколоть конец такого ледника - продолговатый кусок в 3 мили ширины, пять с четвертью длины и 2.000 футов толщины - то под ним легко спрятался бы наш Нью-Иорк, а колокольня св. Троицы была бы по сравнению с ним тем же, что и простой гонтовый гвоздь, по отношению к Саратогскому сундуку.

"Глыбы скал Монблана, разсеянные по равнине пониже Иврии, доказывают, что ледник, принесший их сюда, существовал в течение весьма продолжительного времени. Разстояние, в котором в настоящее время эти обломки находятся от тех скал, от которых они были когда-то оторваны, доcтигает приблизительно 420.000 футов; принимая среднюю скорость передвижения их, равною 400 футов в год, найдем, что для всего путешествия им потребовалось не менее 1.055 лет! А между тем все данные говорят за то, что скорость их не была так велика.

Бывают случаи, когда ледники отступают от обычной своей скорости - скорости улитки, и передвигаются весьма быстро. Подобное явление представляет великолепное зрелище. Мистер Вайнер так описывает подобный случай, имевший место в Исландии в 1721 году:

"Повидимому, значительное количество воды, скопившееся внутри ледника или внизу, на дне его (вследствие внутренняго жара земли или же по другим каким-либо причинам), по соседству с горою Котлугия, оказало в конце концов такое громадное давление, что ледник сорвался с мертвых якорей, на которых он стоял и, несмотря на многочисленные преграды, которые стояли на пути его, был снесен в море. В течение немногих часов чудовищная масса льда передвинулась по земле на протяжение почти 10 миль; объем её был так велик, что море было совершенно заполнено льдом на целых семь миль от берега и на глубине 600 футов образовались заторы льда, ставшие на мель! Опустошение всей местности было полнейшее. Весь поверхностный слой почвы был сорван до самой материковой скалы. В описаниях весьма картинно было сказано, что вся поверхность казалась как бы выструганною рубанком, так правильно были сглажены все возвышения и углубления почвы на протяжении многих миль".

Один отчет, переведенный с исландского языка, говорит, что громадные, как горы, остатки этого величественного ледника покрывали все море на такое пространство, что даже с самых высоких гор нельзя было увидеть свободную воду. Чудовищная ледяная стена или барьер, протянувшийся на большую длину, остался как памятник этого удивительного явления.

"Чтобы дать некоторое понятие о высоте этого барьера из льда, достаточно сказать, что из фермы Hofdabrekka, расположенной высоко на fjeld'е, нельзя было видеть противоположной Hjorleifshofdi, стоящей на холме в 640 футов высоты; чтобы увидать эту последнюю, надо было влезть по горному склону на восток от Hofdabrekka на высоту 1.200 футов".

Из всего сказанного читатель легко поймет, почему люди, обреченные на постоянную жизнь в соседстве с ледниками, в конце концов приходят к убеждению в полном своем ничтожестве. Альпы и ледники, действуя за одно, способны сбить любое высокомерие и довести самомнение до нуля, если только человек, пробудет в сфере их влияния достаточно долго.

Итак, альпийские ледники двигаются: теперь это известно всем и каждому. Но было время, когда люди смеялись над этим; они говорили, что если допустить, что целые мили плотного льда могут передвигаться, то возможность такого движения надо допустить и для целой скалы. Но доказательство следовало за доказательством, и, наконец, мир уверовал.

столько-то лет пройдет такое-то разстояние. Вот пример той поразительной точноcти, с какою делаются эти предсказания.

собою большую часть партии, при чем пять человек (все проводники), скользнув по крутому склону в 200 футов длиною, провалились в одну из трещин ледника. Один из них спасся, благодаря длинному барометру, висевшему у него за спиной: барометр лег поперек трещины и задержал провалившагося пока не подоспела помощь. Жизнь другого была спасена альпенштоком или палкою подобным же образом. Трое же погибли - Пьер Бальмот, Пьер Каррьер и Август Террас. Они провалились в бездонную пучину трещины.

Д-р Форбс, английский геолог, часто посещал область Монблана и очень интересовался спорным вопросом о движении ледников. Во время одного из своих посещений он вычислил скорость движения того ледника, который поглотил трех проводников, и предсказал, что лет через 35, а может быть, через сорок ледник возвратит останки поглощенных им жертв и выбросит их где-нибудь у подножия горы.

Скучная и медленная прогулка - движение незаметное для глаза, хотя постоянное и безостановочное. Место, где произошла катастрофа, видимо из деревни, лежащей в долине, и если бы оттуда сорвался камень, то, чтобы достигнуть подножия горы, ему потребовалось бы всего несколько секунд.

Предсказание оправдалось с чрезвычайною точностью: сорок один год спустя после катастрофы останки были извергнуты ледником у его подножия.

"Истории Монблана" у Стефана д'Арк. Привожу его здесь в сокращении.

"12-го августа 1861 г., в то время, когда кончалась обедня, в мерию Шамоня прибежал запыхашийся проводник, принесший на своих плечах весьма печальную ношу. Это был мешок с человеческими останками, которые он собрал у отверстия трещины Боссонского ледника. Он догадывался, что останки эти принадлежат жертвам катастрофы 1820 года; непродолжительное исследование, немедленно произведенное местными властями, подтвердило справедливость его предположения. Содержание мешка было высыпано на длинный стол и подвергнуто оффициальному осмотру, при чем найдено следующее: части трех человеческих черепов; большое количество клочков черных и белокурых волос; человеческая челюсть с прекрасными белыми зубами; предплечье и кисть руки, все пальцы которой оказались совершенно целыми; мясо было бело и свежо, и обе части руки сохранили до некоторой степени гибкость в своих суставах, на безъимянном пальце была найдена ссадина, и кровяное пятно от нея, повидимому, нисколько не изменилось в течение 41 года и было хорошо заметно. Левая нога - мясо бело и свежо.

"Вместе с этими останками были найдены многочисленные обрывки жилетов, шляп, грубых сапог, подбитых гвоздями, и другой одежды; голубиное крыло с черными перьями, куски альпенштока, оловянный фонарь и, наконец, вареная баранья нога - единственное мясо изо всех этих останков, издававшее неприятный запах. Проводник говорит, что баранина не имела еще запаха, когда он достал ее из ледника; одного часа, проведенного на солнце, оказалось достаточно, чтобы началось разложение.

"Чтобы окончательно установить происхождение этих печальных останков, были приглашены многия лица, при чем произошла весьма трогательная сцена. Из свидетелей ужасной катастрофы, случившейся почти за полстолетия, двое были еще живы: Мори Кутет (спасенный своею палкою) и Жульен Давуссо (спасенный барометром). Старики эти вошли и приблизились к столу. Давуссо имел уже более 80-ти лет и безучастными глазами молча смотрел на грустные останки, так как память и умственные способности его ослабли от старости, но Кутету было всего 72 года и он вполне еще сохранил бодрость.

" - Пьер Бальмот, - сказал он, - был блондин; он носил соломенную шляпу. Этот кусок черепа с клочком белокурых волос принадлежит ему, а это его шляпа. Пьер Каррьер был сильный брюнет; этот череп и войлочная шляпа принадлежат ему. Вот это рука Бальмота, как хорошо я ее помню! - При этом старик нагнулся и благоговейно поцеловал руку, затем, взяв ее в свою, воскликнул, сердечно пожав ее: - Никогда не осмеливался я думать, что, прежде чем покинуть этот мир, мне доведется еще раз пожать руку одного из моих храбрых товарищей, руку моего доброго друга Бальмота!"

"Трогательно было смотреть на этого седовласого ветерана, любовно пожимающого руку своего приятеля, умершого 40 лет назад. Тогда обе руки эти были одинаковы по мягкости и свежести кожи, присущей юности; теперь одна была бурая, сморщенная и загрубелая от старости, другая осталась такою же молодою, нежною и цветущею, как если бы эти сорок лет были бы одним мгновением, не оставившим по себе никакого следа. Время шло для одной и остановилось для другой. Человек, не видавший своего друга долгое время, всегда представляет его себе таким, каким видел его в последний раз, и, свидевшись с ним опять бывает чрезвычайно удивлен и поражен переменою, произведенной в нем временем. Случай, что Мари Кутет нашел руку своего друга такою же самою, как она запечатлелась в его памяти сорок лет назад, быть может, единственный в истории человечества.

"Кутен признал и остальные останки".

" - Эта шляпа принадлежит Августу Террасу. Он нес клетку с голубями, которых мы предполагали выпустить на вершине. Вот это крыло одного из тех голубей. А вот кусок моей сломанной палки, благодаря которой я спасся. Кто мог бы сказать мне, что придет день, который доставит мне удовольствие снова увидеть тот кусок дерева, который поддержал меня над могилой, поглотившей моих несчастных товарищей!"

Не было найдено ни одной части тела, принадлежащей Террасу. Самые тщательные поиски оказались безуспешными. Однако же, год спустя, поиски были возобновлены ни на этот раз не напрасно. Было найдено много обрывков платья погибших проводников, затем часть фонаря и зеленая вуаль с кровяными пятнами. Но самая интересная находка состояла в следующем: Один из искавших нечаянно натолкнулся на руку с рукавом, торчавшую из трещины в ледяной стенке, причем кисть руки была вытянута как бы для рукопожатия.

Ногти этой белой руки до сей поры сохранили еще свой розовый цвет, а вытянутые пальцы, казалось, выражают серьезное приветствие дневному свету после долгой разлуки.

Это была третья правая рука, так что все трое погибших были узнаны и факт перенесения их ледником был вне всяких сомнений.

Русский, принадлежавший к той партии, во время восхождения которой совершилось вышеописанное несчастие, был доктор по фамилии Хамель. Вернувшись с экскурсии, он оставил Шамони при первой возможности; так как он выказал полнейшее равнодушие к случившемуся несчастию, не говоря уже о том, что даже и не подумал о какой-либо помощи оставшимся вдовам и сиротам, то и унес с собой сердечное проклятие целой общины. За четыре месяца до нахождения первых останков один из шамуньских проводников, по имени Бальмот, родственник погибшого, был в Лондоне и однажды встретил в Британском музее здорового старого джентльмена, который обратился к нему со словами:

- Я услышал ваше имя. Не из Шамони ли вы, мосье Бальмот?

- Да, сэр.

- Что, не найдены еще тела трех моих проводников? Я доктор Хамель.

- Ничего, рано или поздно их все-таки найдут.

- Без сомнения, без сомнения. И это будет для Шамони весьма важно, как средство для привлечения туристов. Вы можете устроить музей, куда и поместите все то, что будет найдено.

Дикая идея эта, понятно, никоим образом не могла способствовать прославлению имени д-ра Хамеля в Шамони. Однако же, видно, что говоривший хорошо знал человеческое сердце. Его мысль была подхвачена общественною властью Шамони, и чиновники пресерьезно разсуждали на эту тему в своих заседаниях. Если они и отказались от её выполнения, то только вследствие решительного сопротивления со стороны друзей и потомков погибших проводников, настоявших на том, чтобы останки были преданы христианскому погребению.

за ярд, кусок фонаря и две или три другия мелочи доставили золота почти столько же, сколько весили они сами. Какой-то англичанин заплатил фунт стерлингов за одну пуговицу от штанов.