Прогулка заграницей.
Часть вторая.
Глава XIV.

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Прогулка заграницей. Часть вторая. Глава XIV. (старая орфография)

ГЛАВА XIV.

На следующее утро нашего пребывания в Шамони после завтрака мы вышли на двор и занялись наблюдением над суетой туристов, из которых одни в сопровождении целого отряда мулов, проводников и носильщиков отправлялись в горы, другие же возвращались оттуда. Затем, мы смотрели в телескоп на снежную вершину Монблана, которая под солнечными лучами сверкала как бы осыпанная бриллиантами, и, казалось, лежала от нас в разстоянии каких-нибудь пяти сотен ярдов. Невооруженным глазом мы с трудом могли разсмотреть на Pierre Pointue, около большого ледника, на высоте около 3.000 футов над уровнем долины, маленький домик, но в телескоп мы легко различали малейшия мелочи. В то время, когда я смотрел в телескоп, мимо домика ехала на муле какая-то женщина, и я разглядел ее до того подробно, что мог бы описать, как была она одета. Я видел, как она кивала головой людям, бывшим в долине, как она понукала поводьями своего мула, как защищала рукою от солнца свои глаза. Мне редко приходилось иметь дело с телескопом, а в хороший телескоп раньше и совсем не приходилось смотреть; мне казалось просто невероятным, чтобы эта женщина находилась так далеко от меня, и я был убежден, что разсмотрю все эти подробности невооруженным глазом. Но как только я пробовал это, как и мул и все люди, которые там находились, исчезли, и самый домик сделался крошечным и едва заметным. Я приложился к телескопу и снова все ожило. На стене дома появилась резкая тень мула с сидящей на нем женщиной, и мало того, я видел, как тень мула хлопала своими длинными ушами.

Телескопулист или телескопулярат - не знаю, как будет правильнее, - сказал, что одна партия туристов как раз совершает в настоящее время восхождение на Монблан и с минуты на минуту должна появиться на самой вершине горы. Мы порешили дожидаться её появления.

Внезапно у меня мелькнула великолепная мысль. Я захотел побывать вместе с этой партией на самой вершине Монблана, единственно с тою целью, чтобы иметь право говорить, что и я был там с ними. Я даже надеялся, что, при помощи телескопа, мне удастся взобраться на целые семь футов выше самого высокого человека. Хозяин телескопа подтвердил, что кто вполне возможно. "Сколько же будет стоить исполнение моего желания?" спросил я его. Он отвечал, что это обойдется мне один франк. "А сколько же стоит полное восхождение?" - "Три франка".

Тогда я сейчас же решил совершить полное восхождение, но предварительно я спросил, не предвидится ли какой опасности? Он отвечал, что ни малейшей - не для телескопа, конечно; по его словам, он сводил так уже очень многих, и ни один человек не погиб. Тогда я спросил, сколько будет стоить, если я возьму в это путешествие и своего компаниона. а равно и столько носильщиков и проводников, сколько окажется необходимым. Он ответил, что Гаррис может сопровождать меня за два франка, что же касается до проводников и носильщиков, то, если мы не очень уже робки, то он считает их даже лишними, так как в восхождениях, предпринимаемых при помощи телескопа, от них можно ожидать скорее затруднений, чем помощи. Он прибавил, что вышеупомянутая партия приближается в настоящее время к самому трудному месту пути, и что если мы поторопимся, то минут через десять мы ее догоним и, соединясь с нею, безвозмездно воспользуемся её проводниками и носильщиками, о чем они даже не будут и знать.

Я отвечал, что мы отправляемся немедленно. Я уверен, что сказал это спокойно, хотя и чувствовал, что щеки у меня побледнели и по телу пробегает дрожь при мысли об опасностях того предприятия, на которое я так необдуманно пускался. Но старинный бес авантюризма словно подталкивал меня, и я сказал, что раз я что-нибудь решил, то назад ужь не пойду; я взойду на Монблан, хоть бы это стоило мне жизни. Я обратился к телескописту и приказал ему наставить свою машину в должном направлении и отправить нас в путь.

Гаррис испугался было и не хотел идти, но мне удалось ободрить его, сказав, что всю дорогу я буду держать его за руку; тогда только он согласился, но и то вначале немного дрожал от страха. Бросив последний прощальный взор на окружающий роскошный летний пейзаж, я смело и решительно приложился глазом к стеклышку трубы и приготовился карабкаться по вечному снегу угрюмого ледника.

С большими предосторожностями мы направились поперек большого Боссонского ледника, перебираясь через ужасные, зияющия разселины и лавируя среди величественных утесов и ледяных башен, с карнизов которых свешивались гигантския ледяные сосульки. Снежная пустыня, разстилавшаяся вокруг нас во все стороны, была дика и угрюма выше всякого описания, а окружавшия нас опасности были так велики, что временами я думал о возвращении. Однако, собрав все свое мужество, я решил идти вперед.

Пересекши благополучно весь ледник, мы с величайшею поспешностью начали карабкаться по крутизне, которая за ним начиналась. Минут через семь после выступления, мы доcтигли пункта, в котором характер местности радикально изменялся, перед нашими глазами разстилалась и уходила к небу, повидимому безпредельная покатость, покрытая сверкающим снегом. Глядя на эту чудовищную наклонную плоскость, при чем глаза мои упирались в отдаленное небо, я чувствовал, что в сравнении с этим все великое, все грандиозное, что приходилось мне видеть раньше, превращается в ничтожное, микроскопическое.

длинному снеговому гребню. Туристы, в числе двенадцати человек, были связаны одною общею веревкою и, сохраняя разстояние друг от друга около пятнадцати футов, шли следом в одну линию, резко выделяясь на чистой синеве неба. В числе их была одна женщина. Мы видели, как ноги их подымались и опускались; мы видели, как разом заносили они свои альпенштоки, казавшиеся какими-то маятниками, и с силою упирались на них; мы видели, как дама махала платком. Подъем совершался медленно и с большим трудом; с трех часов утра от самого Grands Mulets, что на Боссонском леднике, начался этот ужасный подъем, а теперь было уже одиннадцать часов. Мы видели, как они сели отдыхать на снег и пили что-то из бутылки. Минуту спустя они поднялись, чтобы совершить последний переход; тогда двинулись и мы и скоро соединились с ними.

Наконец, мы все вместе стоим на вершине! Какая картина разстилается под нами внизу! Далеко на северо-запад текут и волнуются молчаливые волны Фарнезского Оберланда, снежные вершины которого вследствие значительного разстояния мерцают нежным мягким светом; на севере поднимаются гигантския формы Боббельгорна, задрапированного сверху до половины высоты серым грозовым облаком, за ним, направо, тянется громадная цепь Цизальпийских Кордильеров, потонувших в каком-то тумане; на востоке поднимаются колоссальные массы Зодельгорна, Фуддельгорна и Диннергорна, вершины которых свободны от облаков и сверкают на солнце белым холодным блеском; за ними едва виднеется линия Гатских гор и Аллеганских; на юге вздымается дымящийся пик Понокатепетла и недоступная вершина Скраббльгорна, на западе-юго-западе протянулся величественный хребет Гималаев, точно дремлющих в пурпуровом зареве; а за ними весь видимый горизонт занимало взволнованное, залитое солнцем море Альпов, среди общей массы которых то там, то здесь поднимались могущественные, как бы парящие, куполы отдельных великанов; вон Ботльгорн, вон Садльгорп, Шовельгорн и Нудергорн.

Пораженные таким зрелищем, мы оба разом издали оглушительный, восторженный крик. Удивленный человек, стоявший по близости, не выдержал.

- Стыдитесь, - сказал он, - чего это вы так орете, да еще на улице.

что мы совершенно очарованы своим путешествием и остаемся здесь, не желая снова подниматься на гору, откуда ему пришлось бы добывать нас помощию телескопа. Слова эти, конечно, ужасно его обрадовали, так как мы могли бы ведь опять отправиться в прерванное путешествие, а это не мало прибавило бы ему хлопот.

Я полагал, что теперь-то мы ужь неоспоримо имеем право на диплом; поэтому я снова отправился к начальнику проводников, но тот под разными предлогами отказывал нам, и кончилось тем, что мы так и уехали из Шанони, не получив дипломов. Вот какое сильное предубеждение имеет этот человек против нашей национальноcти! Мы утешались тем, что порядочно таки надоели ему, так что не скоро он забудет нас и наше восхождение. Однажды, он даже сказал, что ужасно сожалеет, что в Шамони нет убежища для умалишенных, из чего мы поняли, что он, действительно, опасался, что мы доведем его до умопомешательства. Не буду скрывать, что таково и было наше намерение, выполнить которое помешал нам только недостаток времени.

Не смею советовать читателю тот или другой способ восхождения на Монблан. Скажу только следующее: человеку слабому, робкому такое путешествие вряд ли доставит удовольствие по причине трудностей и даже страданий с ним сопряженных. Человеку же молодому, с хорошими нервами и здоровьем, со смелым и твердым характером, имеющему к тому же возможность хорошо обезпечит свое семейство на случай какого-нибудь несчастия, такому, повторяю я, человеку эта прогулка может доставить громадное наслаждение, а картина, которая откроется его глазам, далеко превзойдет все виденное им и не изгладится у него в памяти во всю его жизнь.

Но если я не берусь советовать человеку первой категории предпринимать подобную экскурсию, то в то же время, я и не отговариваю его. Во всяком случае, если он решится идти, то я посоветовал бы ему две вещи: во-первых, выбрать тихий и ясный день, а во-вторых, не платить хозяину телескопа денег вперед. Последнее необходимо потому, что известно много печальных случаев, когда люди эти, получив вперед деньги, заводили несчастного туриста в снеговую пустыню и оставляли его там на погибель.

Однажды при помощи шамонийских телескопов нескольким лицам пришлось быть очевидцами ужасной трагедии. Представьте, что на следствии вы слышите следующие вопросы и ответы:

Свидетель. Да, присутствовал.

Следователь. Где же он в это время находился?

Свидетель. Почти на самой вершине Монблана.

Свидетель. На главной улице Шамони.

Следователь. В каком же разстояний вы были друг от друга?

Свидетель. Несколько более пяти миль, если мерить, как птица летает.

Несчастие случилось в 1866 году, год и один месяц спустя после несчастия на Маттергорне. Трое отважных и опытных в лазании по горам англичан {Сэр Георг Юнг и его братья Джемс и Альберт.} вздумали подняться на Монблан без помощи проводников и носильщиков. Обе попытки отговорить их были неудачны. В Шамони очень много сильных телескопов. Громадные медные трубы эти, стоящия на высоких подмостках чуть не на каждом шагу, и жерлами своими устремленные к небу, имеют вид какой-то ужасной артиллерии, помощию которой деревенька собирается отразить готовящееся нападение ангелов. Читатель легко поверит, что в это августовское утро 1866 г. около этих телескопов просто отбою не было от любопытных, так как все знали, что опасное предприятие уже начато, и все боялись несчастия. Все утро телескопы были направлены на гору и окружены встревоженными группами зрителей; но белые пустыни были безжизнены.

"Вот они!" и действительно, далеко, далеко, на самой верхней террасе Grand Plateau появились три пигмея, карабкавшихся с замечательной быстротой и ловкостью. Они вошли в "Корридор" и пропали из виду на целый час. Затем они появились снова, и скоро их увидели всех троих, стоящих на самой вершине Монблана. До сих пор все шло хорошо. Несколько минут они оставались на этой самой высокой точке земли в Европе, служа целью для всех телескопов, а потом начали спускаться. Вдруг все трое исчезли, но мгновение спустя появились вновь двумя тысячами фут ниже!

Очевидно, они поскользнулись и полетели вниз по почти отвесному склону льда, пока не задержались в том пункте, где склон этот упирается в верхний ледник. Вполне понятно, что далекие свидетели этой катастрофы были твердо убеждены, что видят перед собой только трупы несчастных; они с трудом верили своим глазам, увидев, как двое из этих людей поднялись на ноги и склонились над третьим. В течение двух с половиною часов можно было наблюдать, как эти двое трудились над распростертым телом брата, которое казалось совершенно неподвижным. Дела в Шамони совершенно остановились, все население толпилось на улице; весь интерес сосредоточился на том, что происходило там, на этой возвышенной и пустынной сцене, удаленной на разстояние пяти миль от зрителей. Наконец, было замечено, что оставшиеся в живых покинули третьяго, который, без сомнения, был уже мертв, и начали спускаться, при чем один из них, повидимому, мог двигаться только с большим трудом. Движение их было прослежено шаг за шагом, пока они не достигли "Корридора" и не скрылись за его стеною. Сумерки спустились, прежде чем они могли пройти "Корридор" и появиться на виду снова, так что телескопы сделались безполезны.

В надвигающейся темноте перед путниками лежала самая опасная часть пути, так как, чтобы найти такое место, куда можно бы было спокойно и безопасно поставить ногу, им необходимо было добраться до самого Grands Mulets - длинный и тяжелый спуск, очень опасный даже и днем. Самые старые и опытные проводники выражали мнение, что все шансы за то, что спуск будет неудачен и они должны погибнуть.

И все-таки смельчаки эти не погибли и благополучно достигли Grands Mulets. Недостаточно было даже того ужасного потрясения, какое перенесла их нервная система, чтобы поколебать их мужество и хладнокровие.

Из оффициального отчета видно, что этот опасный спуск продолжался от начала сумерек и до двух часов утра, или даже более, так как вспомогательная партия из Шамони достигла Grands Mulets около трех часов утра и выступила оттуда к месту несчастия под предводительством сэра Георга Юнга, "который только что вернулся".

своего брата. Поступок этот был новым безразсудством, так как партия оказалась черезчур слабою для выполнения задуманного. Вскоре в Grands Mulets прибыла вторая вспомогательная партия и остановилась там в ожидании дальнейших событий. Прошло десять часов с того времени, как сэр Георг отправился на вершину во второй раз, а отряд этот, затерянный среди ледяной пустыни на высоте десяти тысяч футов над уровнем моря, тщетно напрягал свое зрение, оглядывая снеговые вершины над своими головами; наступил полдень, а вершины были попрежнему пустынны и безжизненны.

Партия встревожилась. Сейчас после полудня шестеро из нея выступили на поиски и помощь сэру Георгу и его проводникам. После проводов этого отряда наступило снова тревожное ожидание. Прошло четыре часа, а известий нет. Тогда в пять часов из хижины вышел новый отряд, состоявший из трех проводников. Они понесли пищу и укрепляющие напитки для ушедших раньше и, кроме того, фонарь; приближалась ночь, а что еще хуже, начался мелкий, холодный дождь.

В то самое время, когда трое проводников пустились в опасное восхождение, начальник бюро проводников области Монблана решился на не менее опасный спуск в Шамони с целью привести подкрепление, что и исполнил в одиночку и благополучно. Однако же, часа два спустя, а именно в семь часов пополудни, тревожное ожидание разрешилось, наконец, благополучно. Послышался звук рога, и на снегу, в верхней области горы, появилась группа черных точек. Оставшиеся с тревожною жадностью принялись считать эти точки: четырнадцать - значит, все целы. Через полтора часа они были уже в безопасности под кровлей хижины. Они принесли с собой и тело. Сэр Георг Юнг пробыл здесь всего лишь несколько часов и сейчас же пустился в длинный и тяжелый путь от хижины в Шамони, куда благополучно прибыл в два или три часа ночи, проведя на ногах среди скал и ледников два дня и две ночи. Его выносливость равняется его смелости.

Причина необъяснимого промедления сэра Георга и его партии среди пустынь, где произошла катастрофа, заключалась в густом тумане, отчасти же в тех трудностях, какие встретились при спуске тела по этим опасным крутизнам.

другой же не получил даже и царапинки. Как могли остаться в живых эти люди, свалившиеся почти перпендикулярно с высоты 2.000 футов, остается необъяснимым.

На Монблан поднималось немало и женщин. Одна англичанка, мисс Страттон, два или три года тому назад возъимела дерзкую мысль предпринять восхождение среди зимы. Она попробовала и достигла цели. Мало того, по дороге вверх она отморозила себе два пальца, влюбилась в своего проводника на вершине и вышла за него замуж по возвращении в долину. Даже в романе не найдется ничего такого, что бы по части "ситуации" превосходило эту любовную сцену, происходившую чуть не под самыми небесами на пустынном ледяном холме при температуре нуль в то время, как кругом свирепствовала арктическая буря.

Первою женщиною, взошедшею на Монблан, была двадцатидвухлетняя девушка, m-lle Мария Паради в 1809 г. С ней был только её возлюбленный, который, однако же, не был проводником. Затем прекрасный пол не возобновлял попытки в течение почти тридцати лет, пока в 1838 году не совершила восхождения m-lle д'Анжевиль. В Шанони мне пришлось натолкнуться на грубую старую литографию того времени, изображающую ее в один из моментов восхождения. Впрочем, литографию эту я ценю не как произведение искусства, а как документ. Мисс д'Анжевиль надела мужския панталоны, чтобы удобнее было лазить - это очень умно; но всю пользу этого костюма она уничтожила, прибавив к нему еще свою юбку, что совсем уже глупо. Одно из самых печальных событий, имевших причиною безразсудную страсть человечества лазить по опасным горам, случилось на Монблане в сентябре 1870 года. Мистер д'Арк рассказывает о нем вкратце в своей "Истории Монблана". В следующей главе я привожу наиболее существенное из этого рассказа.