Прогулка заграницей.
Часть вторая.
Глава XVI.

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Твен М., год: 1880
Категория:Роман

Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Прогулка заграницей. Часть вторая. Глава XVI. (старая орфография)



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

ГЛАВА XVI.

Наняв нескольких проводников и носильщиков. мы совершили с Гаррисом восхождение к "Hôtel des Pyramides", построенному на самом верху морены, которая окружает ледник

Боссон. Дорога, текшая все время круто в гору, пролегала по лесам и лугам, покрытым роскошною травою и цветами, так что, если не считать утомления, то прогулка вышла восхитительная. Из окон гостинницы мы любовались громадным ледником, лежавшим прямо перед нами. После отдыха мы спустились по тропинке, проложенной по крутому внутреннему откосу морены, и выступили на самый ледник. Одною из достопримечательностей этого места была пещера, что-то вроде туннеля, вырубленная в толще ледника. Хозяин пещеры взял свечи и повел нас осматривать. Ширина пещеры равнялась 3--4 футам, а вышина около 6-ти. Стены её из чистого плотного льда испускали нежный, но сильный голубоватый свет, что производило весьма приятный эффект и наводило на мысль о волшебных пещерах и о прочих тому подобных вещах. Пройдя несколько шагов и очутившись в темноте, мы обернулись и остановились, очарованные прелестною картиною; пред нами сквозь голубоватую дымку сумрака пещеры рисовались залитые солнечным светом отдаленные леса и горные вершины, как бы вставленные в темную рамку входной арки пещеры.

Длина туннеля оказалась около 100 ярдов. Дойдя до конца, проводник наш скрылся со своей свечкой где-то в боковом проходе, оставив нас в недрах ледника одних посреди полнейшей темноты. Нимало не сомневаясь, что он задумал убить и ограбить нас, мы вынули спички и приготовились продать свою жизнь как можно дороже и в худшем случае даже зажечь весь ледник, но вскоре человек этот, очевидно, изменил свое намерение; он начал петь низким приятным голосом и пробудил этим весьма интересное эхо.

Вернувшись, наконец, к нам, он принялся объяснять, что он и уходил именно с этою целью. Мы сделали вид, что верим ему. Таким образом, жизнь наша снова была в страшной опасности, и только мудрой осмотрительности и хладнокровному мужеству, которые и раньше уже не раз выручали нас из беды, мы можем приписать наше спасение. Тем не менее, пещеру эту следует посетить каждому туристу, это стоит хлопот. Только я советовал бы идти туда, хорошо вооружившись. Я не скажу, что для этого безусловно необходима артиллерия, но если больших затруднений в этом не предвидится, то не буду и отсоветывать брать ее. Вся прогулка туда и назад составляет около 3 1/2 миль, из которых три идут по ровному грунту. Мы совершили ее менее, чем в один день, но неопытному, если позволяет время, я посоветовал бы пожертвовать за нее два дня. В Альпах ничего нельзя выиграть поспешностию переутомлением, да и что толку, если работа, требующая двух дней, будет скомкана в один ради возможности хвастаться впоследствии таким подвигом. Гораздо лучше сделать ту же работу в два дня, а потом, в своем отчете и рассказах об одном дне умолчать. Это сохранит силы и не повредит отчету. Наиболее разсудительные из альпийских туристов так и поступают.

Затем, мы пригласили к себе начальника проводников и потребовали у него отряд проводников и носильщиков, чтобы совершить восхождение на Монтаверт. Идиот этот вытаращил на нас глаза и сказал:

- Чтобы идти на Монтаверт, вам не требуется ни проводников, ни носильщиков.

- Что же нам требуется, в таком случае?

- Вам? Больница!

Грубость эта так меня поразила, что расположение духа было испорчено на долго.

На следующий день, рано утром, мы достигли высоты 5.000 фут над уровнем моря, где и позавтракали, ставши лагерем. Место это называлось Caillet. Там стояла хижина, и протекал ручей с холодною, как лед, водою. На дверях хижины находилась следующая надпись на французском языке: "Здесь за 50 сантимов можно видеть живую серну". Мы не любопытствовали. Наоборот, нам хотелось видеть мертвую серну.

Вскоре после полудня мы закончили восхождение и прибыли в новую гостинницу, построенную на Монтаверте. С этого пункта мы любовались видом на Mer de Glace, вверх по склону которого глаз проникает на целые шесть миль. Отсюда этот громадный ледник кажется каким то морем, высокия гряды волн которого внезапно застыли во время бури, далее же вверх поверхность ледника представляет уже настоящий хаос нагроможденных друг на друга ледяных валов.

По головоломной тропинке крутого склона морены мы спустились на самый ледник. Там и сям виднелись группы туристов обоего пола, что производило впечатление какого-то громадного ледяного катка.

а, быть может, даже устилала ее ковром. За этой армией под попечением 68 проводников следовала уже сама императрица.

Несколько позднее преемница её тоже посетила Шамони, но уже при совершенно иной обстановке. Это было 7 недель спустя после падения империи, когда несчастная экс-императрица, Мария-Луиза, явилась сюда в качестве беглеца. В бурную ночь, с двумя всего провожатыми стояла она у дверей крестьянской хижины, измученная, иззмокшая от дождя, при чем "красный след от утерянной короны все еще опоясывал чело её", и просила убежища, но получила отказ. Всего несколько дней перед этим лесть и поклонение народа ласкали её слух, теперь же до чего она дожила!

Мы благополучно перешли Mer de Glace, хотя и претерпели не мало страху. Ледниковые трещины были так глубоки, так сини и высматривали так таинственно, что, перебираясь через них, мы чувствовали себя не совсем хорошо; громадные округленные волны льда были так скользки и представляли столько затруднений для взлезания на них, что шансы поскользнуться и затем свалиться в трещину, были столь велики, что нисколько не способствовали уменьшению этого чувства неловкости.

На дне углубления между двумя самыми высокими из вышеупомянутых ледяных волн, мы нашли какого-то проказника, который занимался якобы тем, что вырубал во льду ступени для более безопасного спуска туристов. Подойдя к нему, мы застали его сидящим, но он тотчас же вскочил и вырубив во льду пару ступеней, годящихся разве для кошки, потребовал за это франк, или даже два. Затем, он снова уселся дремать, пока его не разбудит следующая партия. Таким образом, за один этот день он уже успел получить контрибуцию не менее как с трехсот человек, льду же нарубил там мало, что даже не испортил вида. Приходилось мне и раньше слышать о недурных синекурах, но собирать мостовую пошлину на леднике, мне кажется, это такая приятная синекура, о возможности которой я даже и не подозревал.

День был до чрезвычайности жаркий, так что мы просто изнемогали от жажды. Что за невыразимая роскошь припасть в такую минуту к чистой и прозрачной, холодной ледниковой воде! В каждой ложбине между этими громадными ледяными хребтами журчала прозрачная струйка, протачивая себе русло во льду собственным движением; кроме того, в этих местах каждый осколок скалы образует углубления во льду, чего-то вроде чаши с гладкими белыми стенками и дном из чистейшого льда, чаши, наполненной до самых краев водою такой безусловной чистоты и прозрачности, что невнимательный наблюдатель может вовсе не заметить её и думать, что чаша эта пуста. Бассейны эти так привлекательны, что я то и дело припадал к ним, даже когда и не чувствовал особой жажды, и погрузив в них свое лицо, пил эту воду, пока не начинали болеть зубы. Нигде в целой Европе, за исключением швейцарских гор, мы не могли пользоваться одним из величайших наслаждений, состоящим в том, чтобы утолять жажду холодною, как лед водою; здесь же, на этих высотах, на каждом шагу текут безчисленные, как бы танцующия струйки восхитительной воды, которую мы с товарищем постоянно пили, выражая ей за то нашу глубочайшую признательность.

только мыться; удивляюсь, что большинству здешних жителей мысль эта как-то не приходит в голову. В Европе вы каждую минуту услышите, как кто-нибудь со страхом говорит: "Никто не пьет этой воды", и действительно, они имеют вполне основательные причины так говорить. Мало того, в некоторых местах они находят нужным даже запрещать пить иную воду. В Париже и Мюнхене, например, часто говорят: "Не пейте этой воды, она настоящий яд".

Одно из двух: или Америка вообще здоровее Европы, несмотря на свою "упорную" склонность к ледяной воде, или же она не с такой точностью, как Европа, ведет у себя статистику смертных случаев. С своей стороны, я стою за точность нашей статистики; а если это так, то города наши здоровее, чем города европейские. Германское правительство каждый месяц печатает сравнительную таблицу смертности различных местностей. Просматривая за много месяцев эти таблицы, я открыл тот интересный факт, что каждый город имеет свою определенную цифру смертности, которая регулярно повторяется из месяца в месяц. Таблицы эти, которые могли бы печататься стереотипным способом, так оне мало меняются, составляются на основании недельных отчетов, дающих средния числа смертности, приходящияся на каждую тысячу населения в год. В них против Мюнхена всегда стоит число 33 (годовое среднее на 1000 человек населения), против Чикого 15 или 17, Дублина - 48 и так далее.

Из американских городов только немногие появляются на этих таблицах, но за то те, которые там попадаются, взяты из весьма различных мест этой страны и поэтому могут служить хорошим мерилом здоровья в больших городах Соединенных Штатов; числа эти, кроме того, ясно говорят, что наши деревни или небольшие города гораздо здоровее, чем большие.

Вот средния числа для некоторых из американских городов, взятые из таблиц германского правительства:

Чикого, на 1000 человек населения ежегодно смертей 16; Филадельфия 18; Ст. Луи 18; Сан-Франциско 19; Нью-Иорк (Дублин Америки) 23.

Париж 27; Глазгов 27; Лондон 28; Вена 28; Аугсбург 28; Брауншвейг 28; Кенигсберг 29; Кельн 29; Дрезден 29; Гамбург 29; Берлин 30; Бомбей 30; Варшава 31; Бреславль 31; Одесса 32; Мюнхен 33; Страсбург 33; Пест 35; Кассель 35; Лиссабон 36; Ливерпуль 36; Прага 37; Мадрас 37; Бухарест 39; С.-Петербург 40; Триест 40; Александрия (Египет) 43; Дублин 48; Калькута 55.

Эдинбург, по смертности, равен Нью-Иорку - 23; все остальные города списка, если не считать Франкфурта-на-Майне, для которого цифра смертности равна 20, показывают смертность еще большую; но и Франкфурт-на-Майне, и тот имеет большую смертность, чем Чикого, С.-Франциско, С.-Луи, или Филадельфия.

Быть может, точные данные о средней смертности во всем мире раскрыли бы тот факт, что на один смертный случай на 1000 человек населения Америки приходится два случая на то же количество населения в других странах.

Я не люблю инсинуировать, но думаю, что приведенные выше статистическия данные сильно говорят за то, что население пьет здесь повсюду отвратительную воду.

более 100 футов, но так как результат для меня получился бы один и тот же, как и при падении с высоты 1000 футов, то я и к стофутовой дистанции отнесся бы с большим уважением и весьма обрадовался, когда путешествие это окончилось. Морена представляет позицию, весьма неудобную для штурма. С некоторого отдаления она кажется какой-то бесконечной могилой из мелкого песка, очень ровной и гладкой, на самом же деле она состоит из груды обломков всевозможной величины, от кулака до доброго коттеджа. Вскоре мы достигли места, именуемого "Mauvais Pas", что значит Скверный шаг. Это была головоломнейшая тропинка, извивающаяся по обрывам в сорок или 50 футов высоты, только в немногих местах огражденная железными перилами. Подвигаясь медленно и осторожно, с неприятным ощущением на сердце, я, наконец добрался до половины пути. Надежда стала расцветать уже в моем сердце, но, увы, ей пришлось тотчас же увянуть; передо мною внезапно предстала свинья, длинномордая, покрытая щетиною; она подняла свое рыло и вопросительно поводила на меня ноздрями. Свинья на partie de plaisir в Швейцарии - подумайте только! Поразительно и неправдоподобно; можно поэму написать по этому поводу! Отступить она не могла, еслиб даже и хотела. Было бы неблагоразумно отстаивать свое достоинство там, где едва хватает места; чтобы встать на ноги, мы даже и не пробовали. За нами было человек до двадцати или тридцати дам и мужчин; все мы повернули и пошли назад, а за ними следом шла свинья. Животное казалось не особенно смущенным тем, что оно наделало; вероятно, это ей не впервые.

"Château". Здесь была целая фабрика сувениров с весьма большим и разнообразным запасом. На память об этом месте я купил простой нож для разрезания бумаги, а на своем альпенштоке приказал выжечь имена Монблана, Mauvais Pas и разных других местностей. Затем мы спустились в долину и отправились домой, не связываясь друг с другом веревкою. Опасности тут не было, так как долина совершенно горизонтальна и имеет 5 миль ширины.

В гостинницу мы вернулись, когда еще не было 9-ти часов. На следующее утро мы выехали в Женеву, взяв места на верху дилижанса. Мы сидели под навесом, в обществе, если не ошибаюсь, более двадцати других путешественников. Верх находился на такой высоте, что влезать туда пришлось с помощью лестницы. Громоздкий экипаж был набит битком как внутри, так и наверху. Одновременно с нашим отошли другие пять дилижансов, точно также переполненных. Для большей уверенности мы взяли билеты за два дня вперед до поездки, заплатив установленную цену, т. е. пять долларов с человека; но остальная публика оказалась умнее; она верила Бедекеру и ожидала; поэтому некоторые купили себе билеты за один или два доллара. Бедекер знает все касающееся компаний, содержащих гостинницы, железные дороги и дилижансы и смело выражает свой мнения. Это лучший друг и советник каждого путешественника.

Никогда раньше не приходилось нам видеть Монблан в полном его величии и красоте, как теперь, когда мы отъехали от него уже немало миль. Грандиозный контур его поднимался высоко в небеса и казался таким белым, холодным и торжественным, что весь остальной мир выглядел перед ним чем-то грубым и тривиальным. Когда он, наконец, скрылся из вида, один старый англичанин уселся на место и сказал:

- Ну, я удовлетворен, я видел важнейшия достопримечательности Швейцарии - Монблан и зоб - теперь домой!



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница