| Автор: | Твен М., год: 1872 |
| Категории: | Повесть, Юмор и сатира |
Оригинал этого текста в старой орфографии. Ниже предоставлен автоматический перевод текста в новую орфографию. Оригинал можно посмотреть по ссылке: Выдержал, или Попривык и вынес. Глава VI. (старая орфография)
ГЛАВА VI.
Наш новый кондуктор не спал двадцать четыре часа, что случалось очень часто. От Сент-Жозеф на Миссури до Сакраменто в Калифорнии сухим путем было приблизительно 1.900 миль и проезд этот делали в пятнадцать дней (теперь по железной дороге это пространство проезжают в четыре с половиною дня), но, по почтовому контракту, этот проезд по росписанию обозначался, как мне помнится, в восемнадцать или в девятнадцать дней. Лишние дни эти давались на случай зимних вьюг, снегов или других каких-нибудь непредвиденных случаев. У почтового ведомства все было в строгом порядке и хорошо устроено. На каждые 250 миль был агент или надзиратель, снабженный большими полномочиями. Его законный участок в 250 миль назывался "округом", он закупал лошадей, мулов, сбрую, провизию людям и скотине и распределял все это, по мере надобности, между своими станциями по собственному усмотрению. Он воздвигал станционные постройки и рыл колодцы. Он выдавал жалованье смотрителям станций, конюхам, кучерам и кузнецам и увольнял их, когда хотел. Он был весьма и весьма важная особа в своем округе, вроде великого Могога или султана, в присутствии которого простые смертные были скромны в речах и манерах; своим величием он затмевал даже всеобщого кумира - кучера. Всех окружных надзирателей было восемь.
Второе лицо после надзирателя был кондуктор; его деятельность простиралась, как и надзирательская, тоже на целый округ в 250 миль. Он сидел с кучером и, когда являлась необходимость, проезжал это огромное пространство без отдыха и без сна, день и ночь, позволяя себе изредка вздремнуть на крыше кареты. Каково! Я уже говорил раньше, что его обязанность была заботиться о почте, о всех непредвиденных случайностях, о пассажирах и об экипаже, пока он все это не передавал под росписку следующему кондуктору. В виду этого кондуктор должен быть человеком не глупым, решительным и весьма исполнительным. Это были большею частию люди смирные, приятные, относящиеся внимательно к своему долгу и вполне джентльмэны. Не было особенной надобности окружному надзирателю быть джентльмэном, между ними были и простые. Но он всегда обязан быть грозным начальником в своей административной деятельности и обладать большою смелостью и решимостью, иначе управление этими необузданными подчиненными было бы в тягость. Всех кондукторов было около 16-ти или 18-ти, так как со всех пунктов должна была ежедневно отправляться почта, а с каждою почтою должен был ехать кондуктор.
Следующее значительное лицо за кондуктором был, моя утеха и отрада, кучер, я говорю в настоящем смысле значительное лицо, а не в кажущемся, потому что нам известно, что в глазах простого народа кучер стоял в отношении кондуктора, как адмирал относительно капитана на флангманском судне. Его обязанность была совершать довольно длинный путь и потому весьма мало спать; и еслиб не высокое положение, занимаемое им, по его понятиям, то доля его была бы печальная, тяжелая и утомительная. Кучера менялись каждый день или каждую ночь (они обязаны были ездить взад и вперед по одному и тому же пути) и потому нам никогда не удавалось свести с ними такого близкого знакомства, как с кондукторами; да кроме того они, пожалуй, сочли бы за унижение дружить с пассажиром, таким ничтожеством в их глазах. Несмотря на это, нас всегда интересовал каждый новый кучер, или мы радовались отделаться от прежнего, неприятного, или сожалели разставаться с тем, с которым свыклись и который оказывался обходительным и уживчивым; и потому при каждой перемене кучера мы обращались к кондуктору с вопросом: который из них? Приходилось весьма плохо и кучеру, когда внезапно заболевал один из его товарищей; почту останавливать нельзя, она должна продолжать свой путь и вот, эта важная особа, ожидавшая с наслаждением сойти с козел, чтоб приятно заснуть и отдохнуть от долгой ночной поездки в темноте, под дождем и ветром, должна была оставаться где находилась и справлять обязанности большого. Однажды в Скалистых Горах, когда я увидел спящого на козлах ямщика, при бешеной езде на мулах, кондуктор сказал, махнув рукой: "Ничего, он исполняет двойную обязанность, - сделавши только-что 75 миль, теперь обращается обратно по тому же пути, не успев отдохнуть". В продолжение 150 миль все время сдерживать упорных животных от какого-нибудь бешеного порыва! Оно положительно кажется неправдоподобным, но я хорошо помню все рассказы об этом.
преступниками, которых лучшая защита была находиться в стране, где не было законов и где даже претензия на это не высказывалась. Когда надзиратель округа давал какие-нибудь приказания этому народу, то вполне сознавал, что, пожалуй, придется стрелять в них из своей морской шестистволки, чтоб заставить слушать себя; сознание такого права и было причиною, что дела шли всегда тихо и гладко. Иногда, однако жь, надзиратель убивал конюха, при обучении его какому-нибудь делу, когда мог бы только пригрозить ему палкой, если бы обстоятельства и окружающие его были другие. Надзиратели сами были люди всегда сварливые, вполне сознающие свою силу, и когда они брались учить одного из своих подчиненных, то сему последнему приходилось весьма плохо.
Большая часть этого обширного дела, все эти сотни людей и карет, тысяча мул и лошадей находились в руках некоего Бен Голлидэй, а на западе так ровно половина принадлежала ему. Мне вспомнился один случай во время путешествия по Палестине, весьма подходящий к моему рассказу и потому передаю его так, как он записан в моей памятной книжке.
Без сомнения, всякий слышал о Бен Голлидэй, человеке с большою энергией, который содержал почту и возил в своих каретах пассажиров по континенту с неимоверной быстротой: две тысячи миль в 15 с половиною дней, с часами в руках! Но содержание этого отрывка не рассказ о Бен Голлидэй, но о молодом человеке из Нью-Иорка, по имени Джэк, который путешествовал вместе с нашим маленьким обществом богомольцев на Святые места (и который три года тому назад ездил в Калифорнию в почтовых каретах мистера Голлидэй и, как видно, твердо их помнил так же, как и личность самого хозяина). Ему было 19 лет. Джэк был хороший малый, добрый и всегда благонамеренный; он получил образование в Нью-Иорке и хотя знал очень много полезных вещей, но по Священному Писанию был слаб до того, что все рассказы о Библии были для него тайною, никогда прежде не касавшеюся его девственных ушей.
К нашем обществе находился и пожилой господин, тоже богомолец, который как раз в этом отношении был противоположностью Джэку, он чуть ли не наизусть знал Св. Писание и был поклонником его. Он изображал ходячую энциклопедию, мы охотно слушали его рассказы, и он охотно нам их передавал. Никакая местность, чем либо известная, от Башен до Вифлеема, не оставалась им на замеченной, и на всякую из них был у него готовый рассказ. Однажды, когда мы находились недалеко от развалин Иерихона, он воскликнул: - "Джэк, видите ли вы ряд гор вон там, дальше, оне граничат с долиною Иордана? Это горы Моавския, Джэк! Подумайте только об этом, милый мой, мы видим в действительности горы Моавския, известные в Св. Писании! Мы стоим лицом к лицу с этими знаменитыми скалами и вершинами и, кто знает (он понизил голос от волнения), глаза наши, может быть, в эту самую минуту устремлены как раз на то место, где находится таинственная могила Моисея! Подумайте об этом, Джэк!"
- Моисей, да кто же он?
Джэк, от этого самого места, где мы находимся, до Египта простирается огромная пустыня, три тысячи миль в протяжении, и через эту пустыню, этот великий человек провел детей Израиля, руководя ими с непреложной разсудительностью в продолжение сорока лет в этих песчаных степях, где постоянные препятствия, горы и скалы затрудняли путь и, наконец, привел их здоровыми и живыми на это самое место, где мы теперь стоим; отсюда они вошли в Обетованную землю, воспевая и хваля Всевышняго! Вникните, Джэк, какое чудо совершил этот человек! Понимаете ли вы это?
- Сорок лет, и только три тысячи миль? Пфу, Бен Голлидэй провез бы их в тридцать шесть часов.
Джэк не хотел сказать ничего дурного, он никак не понимал всего неблагоговейного и неуважительного смысла своих речей. Итак, никто не стал его бранить, разве только такия личности, которые безпощадно относятся к необдуманным ошибкам молодости.
На пятый день мы прибыли в полдень на "Переезд южной Платты", иначе называемой "Жюлесбург"или "Оверлэнд-Сити", четыреста семьдесят миль от Сент-Жозефа, причудливее, оригинальнее и удивительнее этого пограничного города наши глаза никогда не видывали.